Исход Авроры

Зила снова смотрит на лейтенанта, кивая в сторону дверей воздушного шлюза:

– Ваш истребитель. Это старая модель «Пегас». Марк III, верно?

– Старая? – усмехается пилотесса. – Милая, она такая новая, что краска на ней еще не высохла.

Зила кивает:

– Нигде…

– Почему ты продолжаешь это повторять?

– Никто и нигде этого не делает, – тихо говорит Зила. – Но терране какое-то время занимались попытками извлечения энергии из темной материи. Вообще-то, это происходило во времена их войны с бетрасканцами. В первые дни выхода в Складку.

Я наконец понимаю, на что намекает Зила, и мой мозг замирает.

Она же несерьезно?

Это невозможно.

Только если…

– Я не узнаю ее форму, – шепчу я. – И станция такая старомодная.

Этого. Не. Может. Быть.

– Не где, – кивает Зила. – А когда.

– Дыхание Творца, – шепчет Скарлетт.

Лейтенант Ким, очевидно, сыта по горло нашей болтовней и поднимает пистолет.

– Сейчас же объясняй, что имеешь в виду. Или я начну стрелять.

– Вы мне не поверите, – уверяет ее Зила.

– А ты попробуй.

– Какой сейчас год?

Лейтенант Ким усмехается:

– Ты серьезно?

– Пожалуйста, – говорит Зила. – Скажите.

– Сейчас 2177 год.

– Мы из 2380 года.

Пауза.

– Ты права. Я и правда тебе не верю.

– Я же предупреждала, – пожимает плечами Зила.

Мозг начинает кипеть. «Это просто невозможно» борется с «офигеть, как круто». А где-то за всем этим балаганом крутится мысль: выжить в том взрыве было невозможно. Так же, как и быть взорванными восемь раз подряд. Так же, как и перенестись в мгновение ока туда, где мы, черт подери, оказались.

Я вижу точный момент, когда лейтенант Ким принимает решение.

– Ладно, это выше моих полномочий. Я забираю вас.

– Очевидно, вы тоже испытываете временное искажение, лейтенант, – настаивает Зила.

Ким игнорирует ее, постукивая по микрофону на горле.

– Стеклянная туфелька, это Ким, прием.

– Вы повторяете эту встречу, как и мы, – говорит Зила.

– Туфелька, это Ким, слышишь меня?

Ответа по-прежнему нет. Лейтенант тихо чертыхается.

– Если сейчас действительно 2177 год, – настаивает Зила, – то Терра в самом разгаре войны с Траском. Ваша станция, похоже, серьезно повреждена. У нас нет документов, удостоверяющих нашу личность. Если вы в военное время приведете нас на территорию, которая явно является экспериментальной военной базой, это плохо кончится.

– Вашего мнения никто не спрашивал, – огрызается Ким, размахивая пистолетом. – Пошли.

• • • • •

Лейтенант Ким под дулом пистолета загоняет нас в кабину пилотов и, управляя своим истребителем с помощью какой-то дистанционной консоли на запястье, начинает буксировать наш поврежденный корабль к станции. Работа медленная, кропотливая – Ким, кажется, знает, что делает, но не похоже, что истребители созданы для такой работы.

Зила, Скар и я стоим на коленях в центре кабины, сцепив пальцы за головой. Ким маячит у нас за спиной. Время от времени она пытается установить контакт со станцией связи. Плохая новость в том, что она злится все больше с каждой неудачной попыткой, а она и без того нас сегодня уже много раз прикончила. Но и хорошая новость есть – пока она яростно ходит туда-сюда и ругается, мы можем шептаться.

– Зила говорила серьезно? – шепчет Скар, наклоняясь ближе. (Как же она приятно пахнет, неужто вообще не потеет?) – Мы переместились во времени?

Я легонько пожимаю плечами и бросаю взгляд на наш Мозг, которая снова погрузилась в свои мысли.

– Не знаю. Звучит безумно. Но другого объяснения, которое соответствовало бы фактам, у меня нет.

Она кусает губу, глаза широко раскрыты и встревожены.

Это плохо, очень-очень, крайне плохо.

Если год, указанный нашей злющей дикаркой, правильный (чего не может быть, поскольку тогда мы точно путешествуем во времени), терране и бетрасканцы находятся в состоянии войны. И так будет еще два десятилетия. А меня перевозят на какую-то засекреченную военную базу, дрейфующую на краю бури темной материи в эпицентре катастрофы, охватившей всю станцию. Обещание Зилы, что это «плохо кончится», может оказаться просто преуменьшением века.

Какой бы век сейчас ни был…

Я не произношу ничего из этого вслух, но мне и не нужно. Скар молча наклоняется, прижимаясь своим плечом к моему.

– Я очень обаятельный, – бормочу я. – Может, они меня не тронут.

Лейтенант Ким поднимает пистолет.

– Ты. Заткнись.

Я замолкаю. И прижимаюсь плечом к плечу Скарлетт, стараясь найти в этом прикосновении как можно больше утешения.

Кэт больше нет. Тайлер пропал без вести. Аври и Кэл неизвестно где.

После стольких лет одиночества мой экипаж стал моим кланом. Тысячи невидимых нитей связывают меня с каждым из них способом, который терране, возможно, не в состоянии понять. Я всегда на связи с ними, всегда слежу за тем, где они находятся, за тем, как они двигаются вокруг меня. Это инстинкт. Бетрасканец, не имеющий клана, каждое мгновение осознает, что он – крошечная частичка в огромной вселенной и что он не связан ни с кем.

Я испытал эту боль, когда родители отправили меня жить с бабушкой и дедушкой за пределы планеты, подальше от всей остальной семьи, поскольку мне было бы легче в условиях невесомости. С дедом и бабкой все было в порядке – они сами выбрали место, где жить, и могли вернуться домой в любое время. А я? Моя связь была разорвана, и не важно, говорили они об этом вслух или нет.

Я испытывал ту же боль каждый день, пока учился в академии. Всегда был окружен людьми, но ни к кому не привязан.

Но боль от потери членов команды, одного за другим, еще сильнее. Я не хочу потерять еще и Скар с Зилой.

Нам требуется почти тридцать минут, чтобы добраться до станции, и по пути мы впервые по-настоящему хорошо рассматриваем бурю темной материи. Она поражает своими масштабами – триллионы километров в поперечнике. Размер бури заставляет меня почувствовать себя насекомым, смотрящим в лицо Творцу.

Буря полностью черная, такая глубокая и всепоглощающая, что глазам больно на нее смотреть. Но время от времени она вспыхивает, испуская прерывистые импульсы квантовой энергии – темно-лиловый цвет становится кроваво-черным. Края бури извиваются, скручиваются и обвиваются вокруг себя, словно змеи размером с солнечную систему, сотканные из дыма. Но через несколько мгновений цвета гаснут, и тотальная чернота снова занимает свое законное место.

Отрезок огромного металлического кабеля тянется от станции на сотни тысяч километров в пульсирующую темноту. Когда мы подплываем ближе, я могу более отчетливо разглядеть, где он заканчивается – в колоссальных размеров сооружении в невидимом хаосе. Поверхность его плоская, металлическая, подернутая рябью, точно масло на воде. Тысячекилометровое свидетельство абсолютно невероятного безумия наших похитителей.

Квантовый парус.

Эта станция – не что иное, как буровая установка, которая наверняка обошлась в целое состояние. И фокус в том, что если заставить подобную штуковину действительно работать, то источник энергии будет просто невообразимым. Однако реальность такова, что установить квантовый парус в буре темной материи и привязать его к станции, на которой вы же и живете, – это все равно что обмазать свою любимую часть тела (или части) фрейяном и отправиться прямиком в логово каладианцев. То есть вы абсолютно точно напрашиваетесь, – нет, прямо-таки рассчитываете – на крайне неприятный и весьма вероятный смертельный опыт.

– Эти люди ненормальные, – шепчу я.

Мы приближаемся к заброшенной станции, все еще извергающей пар в темноту, ее корпус покрыт отметинами и весь почернел. Она настолько уродлива, будто ее построил кто-то очень злой. Не знаю уж, что такое с терранами и их чувством стиля.

Мы заходим в небольшой посадочный отсек, и хотя лейтенанту Ким все еще не удалось связаться со своим командованием, автоматические стыковочные устройства все же защелкиваются на обоих кораблях. И когда нас опускают на палубу, по всему шаттлу проходится дрожь от столкновения.

Как только двери отсека за нами закрываются, лейтенант Ким приказывает подняться на ноги. У меня сердце уходит в пятки, когда она ведет нас к воздушному шлюзу шаттла. И пусть меня сегодня уже девять раз убивали, тело все еще переполнено адреналином, а в голове звенят мысли о том, что я не хочу умирать.

Я не хочу умирать.

Дверь нашего шлюза с лязгом открывается, и мы входим во второй шлюз, соединенный с главным ангаром. Он залит мигающим красным светом. Направив на нас пистолет, Ким набирает код доступа, двери главного ангара открываются, и мы внезапно оказываемся в полнейшем хаосе.

Десятки людей в военной форме бегают вокруг, топоча ногами по металлическому полу. Из вентиляционных отверстий в потолке валит густой дым. Половина ангара погружена в темноту, другая – освещена аварийными огнями. Эскадрилья таких же истребителей, как у Ким, купается в мерцающем кроваво-красном сиянии. Терране снуют туда-сюда, на лицах респираторы для защиты от испарений. Скар начинает кашлять, Зила тоже. Вонь напоминает запах паленых волос и пластика.

В стене слева от нас длинное окно из плексигласа, и я вижу далекий парус, танцующий, словно воздушный змей во время шторма, а за ним бушует буря. Было бы почти красиво, если бы…

– Внимание, персонал «Стеклянной туфельки». Пробоина в корпусе с 13-й по 17-ю палубы.

Громкоговоритель временно заглушает все остальное, а когда он отключается, вместо него начинает выть надоедливая сирена.

– Пошел, – говорит лейтенант позади нас, тыча пистолетом мне между лопаток.

– Не очень-то хочется, – говорю я.

– Ага, то, что он сказал, – соглашается Скарлетт.

– Внимание, персонал «Стеклянной туфельки». Всему инженерному составу немедленно прибыть в секцию Гамма, палуба 12.

– Это плохо кончится, – снова предсказывает Зила.

– Ким! – раздается ревущий голос. – Где, черт возьми, тебя носило?

Мы неуклюже останавливаемся, а Ким вытягивается по стойке смирно. Говорящий надвигается на нас из тумана красного света и дыма. Огромный, широкоплечий мужчина без волос на голове, но с теми странными усишками, которые будто бы пытаются выползти из ноздрей. Когда он замечает меня, его глаза широко распахиваются, и у меня внутри тут же все сжимается.

– Что за чертовщина? – рявкает он. – Это что, проклятый бетрасканец? Отчет, солдат!

– Прошу прощения, сэр! – Ким отдает честь. – Я пыталась связаться с командованием, но ответа не получила! Эти трое нарушили запретную зону, сэр!

– Так пристрели их! – рычит он.

БУМ.

Все помещение содрогается, когда что-то где-то взрывается.

– ВНИМАНИЕ: нарушение герметичности. Немедленно эвакуируйте людей с палуб с 5-й по 6-ю. Повторяю: нарушение герметичности…

Ким повышает голос, пытаясь перекричать шум.

– Сэр, я думаю, аномалии, связанные с их прибытием, заслуживают внимания научного отдела. Если бы это не было срочно…

– Я скажу вам, что срочно, лейтенант, – рычит он. – Защитное поле вокруг ядра прорвано, половина верхних палуб заблокирована, а тридцать шесть человек, включая доктора Пинкертона, мертвы! Вся эта чертова станция разваливается на куски, а вы решили привести бетрасканских шпионов на засекреченный объект? Вы совсем ума лишились?

ШАРАХ.

Там, в глубине бури, тьма озаряется черной, а затем бурлящей лиловой вспышкой, когда импульс темной энергии ударяет прямо в парус. Энергетический всплеск настолько силен, что, даже мимолетно словив его взглядом через линзы, я на мгновение теряю зрение. Яростно моргаю, а затем вижу, как импульс со скоростью света пробегает по кабелю и попадает в саму станцию. Группа компьютеров справа от нас взрывается снопом искр. Из динамиков раздается новый, более громкий и раздражающий сигнал тревоги. Я почти пропускаю мимо ушей слова Зилы – она что-то бормочет себе под нос рядом со мной.

– Квантовый импульс, через сорок четыре минуты после прибытия.

Командир экипажа прищуривается.

– Что это, черт возьми, такое?

Мужчина поднимает пистолет, и у меня сердце екает, когда он направляет его прямо на Скарлетт. Она поднимает руки выше, делает шаг назад, и сквозь дым, хаос и горящие искры я вижу, что ее медальон…

Дыхание Творца, ее медальон светится.

Осколок эшварского кристалла, который Адамс и де Стой оставили для нас в Изумрудном городе, яростно пылает у нее на груди. Свет черный, на него больно смотреть, как на пульсацию во время бури.

– ВНИМАНИЕ: критическое нарушение системы обслуживания. Эвакуировать палубы со 2-й по 10-ю немедленно. Повторяю: критическое нарушение системы обслуживания.

– Ким, вы что, не проверили их на наличие оружия? – ревет командир-терранин.

– Проверила, сэр…

– Тогда что это, черт подери, такое?

– Я не знаю! – Скарлетт плачет, отступая назад. – Прошу вас, я правда не знаю!

– ВНИМАНИЕ: нарушение герметичности, задействуйте аварийные меры на палубе 11.

Зила обращается непосредственно к Ким, игнорируя все, что нас окружает:

– Я же говорила, что ничего не выйдет.

Терранин поднимает оружие, направляя его на Зилу.

– Сэр, – встревает Ким, уже отчаявшись. – Они…

– Ты за это головой заплатишь, Ким! – рычит он, снимая пистолет с предохранителя.

– Эй!

Ох, проклятье, это мой голос.

Когда мужчина разворачивает оружие в мою сторону, и я вижу, как он хочет нажать на спуск, время замедляется. И хотя кажется, будто это длится целую вечность, у меня есть время только на одну мысль.

Я не смогу смотреть, как он стреляет в них.

И рад, что умру первым.

БАБАХ.

6 | Аври

Я прихожу в себя в окружении мертвецов. Вокруг меня море застывших лиц, Путеходцев, застигнутых страхом, болью, отрицанием в последнюю секунду своей жизни – рты разинуты, глаза широко раскрыты. Взрослые, дети, все вместе свалены грудой внизу, больше не пригвожденные к стенам из кристаллов силой воли Звездного Убийцы.

Я лежу среди них на полу, усеянном осколками кристаллов, и сквозь ресницы бросаю косые взгляды на тела, заставляя свои многострадальные глаза открыться, затем все же проигрываю битву и снова закрываю их.

Я не чувствую разум Кэла.

Все болит – каждая мышца в теле ноет, в голове стучит. Но сквозь пульсирующую боль я слышу отголоски силы, которую призвала, – мощный поток энергии, проходящий сквозь меня в Оружие и обратно, пробегающий по позвоночнику и достигающий кончиков пальцев. И это воспоминание пробуждает что-то похожее на… приятное возбуждение.

Я не обращаю внимания на боль, сосредотачиваю мысли, посылая темно-синие щупальца сквозь последние обрывки предсмертных криков Путеходцев. Это все равно что искать одно конкретное дерево в густом, заросшем лесу. Но даже самые слабые намеки на те крики теперь затихают, и моя полуночная синева не находит ничего.

Наверное, он слишком далеко.

Наверное, я слишком слаба.

Последнее, что я помню, это выстрел из Оружия – колоссальный выброс энергии, который должен был уничтожить Солнце, Землю и всех, кто на ней. Я не смогла остановить это, но попыталась обратить его энергию вовнутрь, чтобы спасти флот, защитить планету, ее солнце, остановить…

…Каэрсана.

Звездного Убийцу.

Я встаю на четвереньки, сердце бешено колотится, голова кружится от одного этого усилия, дыхание отдается где-то в ушах, пока я пытаюсь удержаться на ногах.

Человек, виновный в смертях, окружающих меня, совсем рядом – лежит у подножия своего кристального трона, красный плащ раскинулся вокруг него. Он неуверенно шевелится, косы откинуты назад, открывая взору изуродованную половину лица. Сияние его глаз просвечивает сквозь паутину шрамов на виске и щеке, будто он сияет изнутри. Свет мягко пульсирует, может, в такт биению его сердца. Я сажусь на корточки, поднося руку к правой стороне лица. Кожа под моими пальцами кажется шершавой.

Я не чувствую Кэла нигде.

Затем разум его отца соприкасается с моим, бордовый, точно засохшая кровь, и одновременно золотистый, слишком похожий на разум Кэла. Затем его глаза резко открываются, фокусируясь на мне.

Это его рук дело. Он ответственен за каждую каплю крови, за разрушение, за боль.

И когда наши взгляды встречаются, он улыбается.

Я двигаюсь быстрее, чем успеваю подумать, – хватаю острый осколок кристалла и подрываюсь, словно бегун, преодолевающий препятствия, бросаясь на него, как если бы собиралась пронзить колом вампира.

Он поднимается на одно колено, чтобы встретить меня, и с силой отбрасывает на трон. Мир кружится перед глазами. Я хватаюсь за трон, пытаясь удержаться на ногах, Каэрсан тоже покачивается, темно-фиолетовая кровь капает у него из носа, губы растянуты в оскале.

Это все его вина.

Мертвые Путеходцы. Некоторые из них – дети.

Его собственный народ.

Пустое место там, где должен быть Кэл.

Я прикончу его.

Откуда-то – отовсюду – доносится звон Оружия. Остывая, кристалл гудит, поет. Я слышу свое хриплое дыхание. Мы двое стоим, пытаясь собраться с силами.

Затем наши взгляды встречаются, и я снова бросаюсь на Звездного Убийцу, вслепую швыряя его на землю. Мой крик – эхо со всех сторон. У Каэрсана перехватывает дыхание, когда я вгоняю колено ему в грудную клетку.

Он перекатывается, и его руки оказываются на моем горле, сдавливают. Я инстинктивно сжимаю кулаки и ударяю по месту между его предплечьями, разводя их в стороны и ослабляя хватку Каэрсана.

Я прикончу ублюдка. Только это и осталось.

Вслепую нащупываю другой осколок кристалла, сжимаю его пальцами и вгоняю Звездному Убийце в бок. Осколок срезает с него броню. Он уворачивается, и я выкатываюсь из-под него.

Мы оба поднимаемся на ноги, отступаем на несколько шагов. Я сжимаю в руке кристальный нож. Каэрсан огромен и двигается как воин даже сейчас, будучи раненым. Этот человек научил драться Кэла.

Но мой разум словно губка, из которой выжали всю воду, – я никак не могу использовать против него свою силу, так что кристалл – это все, что у меня осталось. Его собственный разум, должно быть, так же слаб, иначе он бы уже раздавил меня, как букашку.

Нужен всего один удачный удар.

Вот чем я займусь в оставшееся у меня время.

Он реагирует первым, бросаясь вперед с невероятной скоростью, пытаясь вцепиться мне в горло. Я отскакиваю назад, наступаю на что-то мягкое, спотыкаюсь, делаю выпад вперед, чтобы ударить врага по ребрам, пока он рядом.

Каэрсан рычит от ярости, но ни у одного из нас нет настроения болтать. Я следую за ним, танцуя вокруг в ожидании нового удара, но он слишком быстр, чтобы можно было уследить. Внезапно хватает меня за руку, подбрасывая в воздух, будто я ничего не вешу. Ноги отрываются от земли, и на секунду все замирает, а после я врезаюсь в основание кристального трона. В ушах звенит, а перед глазами темнеет.

Мертвая женщина-Путеходец уставилась прямо на меня, и там, где должны быть мысли, нет ничего, кроме тишины. Ее косички растрепались, и мне хочется их пригладить, а еще сказать ей, что мне жаль, мне так жаль. Мой разум беспомощно тянется к Кэлу. И снова отчаянная полуночная синева пытается найти…

…это?..

…едва заметное мерцание фиолетового и золотого.

Внутри меня взрывается радость, и я оборачиваюсь, чтобы поискать его на месте побоища, потому что он здесь, он жив, он…

– Подожди! – Я вскидываю руку, и Каэрсан замирает, скривив губы и глядя на меня так, словно я – грязь на подошве его ботинка.

– Слабачка, – усмехается он. – Теперь ты просишь пощады? Поздновато, твоя храбрость подвела тебя, девочка.

– Нет, я… – Мне не хватает слов, и я поднимаю руку, показывая жестом на наше окружение. Ища Кэла, я открыла свой разум и внезапно поняла: что-то изменилось. – Ты что, не слышишь?

Он хмурится.

– Я ничего не слышу.

– Именно.

Каэрсан наклоняет голову, и где-то на задворках своего сознания я ощущаю его осторожный поиск. Он принюхивается из-за баррикад, за которыми спрятался, не желая становиться уязвимым.

Я ничего не улавливаю снаружи. Когда мы с ним бились во время атаки, пространство вокруг Оружия было охвачено вихрем битвы, разумами людей, бетрасканцев, экипажей сильдратийцев – их страхом, гневом, намерениями. Где-то среди них я осознавала присутствие Финиана, Скарлетт и Зилы, моей команды, моей семьи.

Но теперь… ничего нет. Или, скорее, не ничего – не полное отсутствие, словно они все просто умерли. Что-то еще. Странная тишина, будто проснулся снежным днем, а мир вокруг приглушен.

– Куда делся флот? – тихо спрашиваю я. – Где битва?

Он хмурится, а я приподнимаюсь на четвереньки и наконец вижу Кэла, скорчившегося по другую сторону трона.

Не сводя глаз с Каэрсана, я подползаю к его сыну – Звездный Убийца замечает это движение и не обращает на него внимания, возвращаясь к созерцанию странной тишины снаружи.

Кэл свернулся калачиком на боку, выражение его лица такое же умиротворенное, как когда он спит. Я почти каждое утро просыпалась раньше его, пока мы были в Эхо. Целых полгода я видела его таким каждый день.

Я обхватываю его руку своей и, хотя вся дрожу от усталости, черпаю необходимую энергию из самых глубин своей души, делая ментальное прикосновение таким невесомым, что едва касаюсь его израненного разума.

Нежно дышу на эти фиолетово-золотые угольки, наполняя их силой, стараясь не потушить и не подавить. И постепенно, очень медленно, они разгораются чуть ярче. И наконец пальцы Кэла сжимаются вокруг моих.

Я не могу сдержать слез, наворачивающихся на глаза. Внутри меня что-то вспыхивает. Вот он лежит, весь одетый в черное, Несломленный воин. Но он никогда не был одним из них. Он пришел сюда ради нас, даже после того, как мы его изгнали.

Ради меня.

– Там… есть что-то. – Голос Каэрсана прерывает мои размышления, и я поднимаю взгляд. Он хмурится, почти неуверенно – то есть это лишь легкое подергивание бровью, но, по его меркам, он выглядит совершенно ошарашенным. – В той стороне.

Он указывает за кристальные стенки Оружия, в пространство за ними. Возможно, в сторону Солнца или Земли – все мое чувство направления сгинуло. Я с опаской отношусь к Звездному Убийце и не хочу, чтобы мой разум оказался уязвим, но правда в том, что он архонт клики фанатичных воинов. Пусть я и устроила ему неплохое шоу, но если бы он захотел разорвать меня надвое, то смог бы.

Однако теперь, когда Кэл держит меня за руку, мне есть ради чего жить.

Так что я действую осторожно, погружаясь в собственные ощущения, мысленно прослеживая указанное направление. Я настороже, готова в любую секунду отскочить в безопасное место, если Звездный Убийца попытается нанести удар. Но Каэрсан не делает этого. Он просто наблюдает за мной, склонив голову набок. А мои глаза вдруг широко распахиваются от ужаса.

Ведь где-то там, совсем рядом, я чувствую его. Мир, из которого пришло человечество. Колыбель, породившую всю нашу цивилизацию. Планету, на которой я родилась и готова была умереть, лишь бы защитить ее.

Земля.

Она висит во тьме, бледно-голубая точка, питаемая солнечным лучиком, и всего на секунду я чувствую себя как дома. Но потом ощущаю – он ползет, карабкается, накрывая собой весь мой мир. Нечто серебристо-зелено-сине-серое, нечто кишащее, извивающееся, клубящееся, растущее. Нечто, полное отвратительной жизни.

Ра'хаам.

Вот же кошкин хвост…

Ра'хаам захватил Землю.

7 | Кэл

Мой разум – это тысячи осколков, мгновений, воспоминаний.

Я – зеркало, и все во мне разбито.

– Кэл?

…Мне пять лет. Я в наших апартаментах на борту «Андараэля», старого корабля отца. Это мое первое воспоминание. И оно о ссоре моих родителей.

Мама рассказывала мне, что когда-то они были так близки, что казалось, будто они – один дух в двух телах. Когда они впервые встретились, Лаэлет и Каэрсан были железом и магнетитом, порохом и пламенем. И мама думала, что того обожания, которое она испытывала к отцу, будет достаточно, чтобы изменить его душу.

Моя мать красивая. Храбрая. Но она – щит, а не клинок. Они стоят и кричат друг на друга, и когда я смотрю на них, на мои юные глаза наворачиваются слезы. Моя сестра Саэдии молча стоит рядом. Наблюдая и учась. Рев родителей становится громче, лицо матери искажается, а рука отца поднимается к небесам и опускается со скоростью грома.