Братья Лэнгстром. Падение Эрин

– Почему ты сама ему не расскажешь? Нет ничего плохого в вождении мотоцикла.

– Во многих вещах нет ничего плохого, – возражаю я, – но это не значит, что ими нужно делиться со всем миром.

– Но Роб – не весь мир. – Брендан бросает взгляд на меня. – Он твой жених, и это неправильно, если ты чувствуешь, что должна скрывать от него нечто подобное.

На это я ничего не отвечаю. Дело в том, что Роб – значительная часть моего мира, и он бы этого не принял, как и многих других вещей, если бы о них узнал.

Остаток пути проходит в молчании. Мы добираемся до Денвера меньше чем за час, после чего я, сгорая от стыда, прошу его свернуть в один особенно запущенный район, куда при обычных обстоятельствах не сунулся бы ни один из нас.

– Давай для начала проверим бар «У Слейни», – предлагаю я. К сожалению, я произношу это тоном человека, который раньше уже совершал подобные отчаянные поиски. – Подожди меня здесь, а я забегу внутрь.

– Ты что, обкурилась? Я не позволю тебе пойти туда одной в такое время, – заявляет Брендан, нахмурившись.

Я делаю попытку с ним спорить и говорю, что со мной все будет в порядке, но, естественно, он оставляет мои слова без внимания. Едва мы заходим внутрь, бармен приветственно машет мне рукой, как старый знакомый.

– Сегодня у нас его не было, прости, – говорит тот.

– Будешь и дальше утверждать, что такое нечасто случается? – вполголоса интересуется Брендан, когда мы выходим из бара.

– Ты ведь все расскажешь Робу, да? Ты точил на меня зуб, с тех пор как…

Он склоняет голову набок:

– С тех пор как?..

«С тех пор как поцеловал меня на свадьбе».

– С тех пор как мы с Робом стали встречаться, – отвечаю я.

Брендан проводит рукой по волосам.

– Я уже сказал, что не выдам тебя, и я свое слово сдержу. Но всетаки это довольно большой секрет, чтобы скрывать его от человека, которому полагается знать тебя лучше всех.

Двадцать минут – и три бара спустя мы все же находим моего отца. Он развалился за столиком в углу, пока персонал вокруг него убирает зал.

– Тебя ведь зовут Эрин, так? – спрашивает менеджер. Я старательно избегаю взгляда Брендана.

– Да. Извините за все это…

– Оставь нам свой номер, – предлагает он, – чтобы мы могли связаться с тобой в следующий раз.

Я киваю, чувствуя, как у меня внутри все переворачивается.

Иногда мне кажется, будто я мешок с песком, в котором образовался крошечный прокол. Всю свою жизнь я пыталась стереть изобличительный след, который тянется за мной, куда бы я ни пошла. Этой ночью еле заметный прокол превратился в полноценную дыру, и теперь у меня такое ощущение, что я истекаю кровью. Сколько еще моих секретов всплывет на поверхность?..

После того как мы не без труда усадили отца на пассажирское сиденье, я объясняю Брендану, как проехать к дому моих родителей. Их уровень жизни значительно снизился с тех пор, как папа потерял работу в НьюДжерси. Не то чтобы Брендан вырос с кучей денег, но мне все равно стыдно за то, в каких условиях они живут, за слезы моей матери и за ее реакцию, когда она понимает, что я приехала не одна.

– Не думала, что ты приведешь компанию, – говорит мама, как будто это какойто светский визит, и вытирает лицо обратной стороной своего халата. – Могла бы меня предупредить, я ведь даже не одета.

Я нарушила главное семейное правило Дойлов: не позволяй посторонним увидеть неприглядную правду, которую скрывает фасад. Те, кто встречал моих родителей, как правило, вспоминали о них с восторгом. Когда дела отца шли хорошо, родители прилетали ко мне на соревнования по кроссу, приглашали моих друзей поужинать с нами, а папа всегда был душой компании. «Тебе так повезло,– говорили мне наши гости.– Твой папа действительно классный». Они даже не догадывались, что я прерывала вечер, едва заметив, что отец на грани и готов в любой момент превратиться из веселого и саркастичного главы семейства в неуклюжего и безрассудного человека.

– Это не компания, мам, – сквозь зубы отвечаю я. – Мы не останемся.

Брендан помогает уложить отца на кровать, а затем, заметив напряжение между мной и моей мамой, деликатно удаляется со словами, что подождет снаружи.

– Как ужасно показывать такое чужому человеку!.. – говорит мне мать, когда мы остаемся наедине. – Что он о нас подумает?

Я знаю, что она делает. Она хочет извинений и признания, что во всем произошедшем сегодня виновата я. Это должна быть моя вина, потому что если не моя, то тогда моего отца, а такого нельзя допустить. Вот только сейчас у меня нет сил подыгрывать ей или извиняться… В моей жизни слишком много притворства, слишком много вранья, которое этой ночью изобличали снова и снова. Я просто слишком устала, чтобы продолжать лгать и реставрировать фасад нашего благополучия ради нее или ради себя самой.

– Вероятно, он подумает, что папа болен, а мы с тобой жалкие и сломленные. Но я не собираюсь извиняться, потому что все это правда.

Я выхожу из квартиры, хлопнув дверью. Мне еще придется заплатить за эти слова, но в настоящий момент мне все равно.

– Все в порядке? – спрашивает Брендан.

Я лишь киваю, чувствуя, как горло сдавливают слезы. В этом нет ничего необычного: когда очередной семейный кризис подходит к концу, я зачастую обнаруживаю, что сдерживаю свое горе в ожидании подходящего времени и места, где я смогу дать ему волю. Однако мне кажется, что сейчас дело не только в этом, но и в Брендане. Красивый, безответственный, безрассудный и желчный Брендан, которого я так давно презирала, этой ночью был ко мне добрее, чем ктолибо еще в моей жизни.

Сегодня я открыла ему свои тайны, в которые прежде не посвящала никого другого, и, хотя мне не хочется этого признавать, я уверена, что он будет хранить их, как свои собственные. Брендан, которого я хотела считать жестоким, на деле оказался добрым. Брендан, которому, как я думала, нельзя доверять, оказался тем, кому я доверяю безоговорочно.

Я хочу продолжать его ненавидеть, и меня до ужаса пугает тот факт, что я больше не способна на это.

Брендан паркуется, и мы вместе идем к дому.

– Я ничего не скажу Робу, но у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы ты звонила мне всякий раз, когда тебе придется искать своего папу.

– Я уже давно совершаю подобные поездки, Брендан. – Больше нет смысла притворяться, что сегодняшняя ночь была исключением. – Со мной все будет хорошо.

– Знаешь, кто еще говорил, что все будет хорошо? Каждый, кто утверждал, что не слишком устал и готов сесть за руль, после чего его машину наматывало на столб. Каждая женщина, которая решила, что ничего не случится, если она пройдется до дома одна, а потом становилась жертвой насильника. Твоя уверенность в том, что с тобой все будет хорошо, бессмысленна.

Еще вчера меня бы изрядно удивило его беспокойство и даже гнев изза того, что я могу пострадать. Я вновь испытываю неловкость от осознания, что так ошибалась в нем, а больше всего меня смущает то, что я могла делать это намеренно.

– Как ты себе это представляешь? – спрашиваю я. – Ты же почти не бываешь дома.

– Просто напиши мне.

Ну конечно. Как будто я стану выдергивать его из постели очередной незнакомки всякий раз, когда мне придется ехать в Денвер! Мне и без того очень неловко изза всей этой истории.

– Я ценю твое предложение, но… – начинаю я.

– Возможно, я недостаточно ясно выразился,– прерывает меня Брендан, а его взгляд при этом темнеет.– Ты напишешь мне в следующий раз, когда соберешься ночью в Денвер, или я расскажу Робу.

У меня отвисает челюсть.

– Только ты мог превратить предложение помощи в шантаж! – Во мне поднимается волна негодования, а он тем временем открывает входную дверь и заталкивает меня в дом.

– Сочту это за комплимент.

– Никакой это не комплимент! – выкрикиваю я, но он уже закрыл дверь у меня перед носом.

Глава 13

Эрин

На следующий день я звоню Оливии по дороге с работы домой. Несмотря на мой недосып, вопрос, что делать с Бренданом, стоит для меня на первом месте. Не знаю, с чего он решил мне помочь прошлой ночью, но мне не нравится чувствовать себя обязанной ему.

– Мне нужно сделать Брендану подарок в знак благодарности. Что бы его порадовало?

– Благодарности за что? Ты же его ненавидишь, забыла? К тому же вы ведь и так позволяете ему жить у вас бесплатно.

Меня в очередной раз посещает странное чувство дискомфорта от осознания, что я годами поливала когото грязью, и, возможно, совершенно незаслуженно. Причем большая часть меня хочет продолжать в том же духе.

– Он просто мне помогал кое с чем по дому. Так ты знаешь, чего бы он хотел?

– Брендан обожает те кокосовоминдальные батончики, которые ты печешь. Когда он приезжал к нам в последний раз, то забрал целый контейнер, засранец.

– Наверняка он не знал, что это я их приготовила. – Я закатываю глаза, но Оливия цокает языком.

– Разумеется, знал! Эрин, хоть ты и не веришь, он не испытывает к тебе ненависти.

Я вздыхаю, потирая глаза:

– Конечно. Он всего лишь считает, что я недостаточно хороша для Роба.

– Тебе не приходило в голову, что все может быть с точностью до наоборот? Возможно, он считает, что это Роб недостаточно хорош для тебя?

Я пропускаю ее слова мимо ушей. Оливия так говорит, потому что не знает про наш поцелуй на свадьбе, не знает, что у Брендана есть неопровержимое свидетельство того, что Роб во мне ошибался. И с каждым днем он получает все больше таких свидетельств…

В итоге я все же решаю испечь Брендану эти батончики и даже наслаждаюсь процессом готовки. Раньше я пекла постоянно, и сегодня это занятие приносит мне такое умиротворение, какого я не испытывала уже долгое время. Оставляя коробку с угощением у него под дверью, я чувствую странное удовлетворение, которое длится лишь до тех пор, пока я не делюсь этим с Робом.

– Зачем ты это сделала?

Мое сердцебиение учащается. Почему я вообще подняла эту тему?

– Оо, – запинаясь, отвечаю я, – он… помогал мне. Аэрировал газон.

– Сахар, жир и мука – белая смерть. Ты точно не пытаешься его убить?

Раньше мне уже приходилось слышать от Роба подобное. Причем я бы и хотела сказать, что до сих пор меня это не беспокоило, но боюсь, это не так. Свербящее чувство раздражения, которое во мне просыпается при его словах, ощущается слишком знакомо. Думаю, именно поэтому я и перестала печь, хотя раньше это было одним из моих любимых занятий.

– Ты только что ликвидировал компанию и оставил без работы тридцать процентов ее персонала, но недоволен тем, что я испекла комуто десерт?

– Господи, Эрин, это была шутка. В последнее время у тебя совсем нет чувства юмора.

Когда мы заканчиваем разговор, я еще какоето время сижу, уставившись на телефон. Внезапно ко мне приходит осознание, что я перестала печь именно для того, чтобы избежать ссор. По этой же причине я отказалась от многого… И вряд ли Роб может сказать о себе то же самое.

Глава 14

Эрин

– Я за тебя волнуюсь, – говорит Харпер, усаживаясь на мой картотечный шкаф. – Когда у тебя в последний раз был секс?

Я посмеиваюсь, качая головой:

– Для остальных людей секс не настолько важен, как для тебя.

– Пошли со мной куданибудь на выходных!

Она зовет меня уже не в первый раз, но я чаще всего отказываюсь, поскольку Харпер, как правило, выбирает случайного парня и уходит с ним уже через двадцать минут после того, как мы оплатим счет. Вот только, если честно, в данный момент я почти в отчаянии. Я не уверена, что смогу провести очередные выходные дома за телевизором, и уже в шаге от того, чтобы нарядить мистера Тибблза в миниатюрную одежду и повести его на ужин.

– Я не собираюсь ни с кем спать, но составлю тебе компанию, – отвечаю я. Она хлопает в ладоши и спрыгивает с картотечного шкафа.

– И сделай мне одолжение, – бросает она на ходу, – не одевайся так, будто мы идем на чаепитие или вечеринку для кукол, ладно? – Я показываю в ее сторону средний палец, хотя Харпер уже ушла из моего кубикла.

– И нечего в меня тыкать своими пальцами!

* * *

В пятницу вечером мы с Харпер встречаемся в баре, где играет какаято группа, которую она любит. На мне облегающие джинсы и майка, которые выглядят скромновато в сравнении с ее ультракороткой миниюбкой и ботфортами до середины бедра, но, похоже, в целом приемлемы.

Пока мы ждем свои напитки, Харпер оценивает окружающих нас мужчин.

– Сколько у меня еще минут, прежде чем ты затащишь в туалет какогото парня? – осведомляюсь я.

– Я не настолько плоха! – возражает Харпер, чем вызывает у меня смех.

– В прошлый раз ты так и поступила.

– Ну, сегодня я этого делать не собираюсь, но… Ого…– Она замолкает на полуслове, и, проследовав за ее взглядом, я вижу парня в дальнем конце зала: очень высокий, широкие плечи, классная задница. Он повернут к нам спиной, но я узнаю эти плечи где угодно.

– Черт, – вздыхаю я, – это Брендан.

И хотя он слишком далеко и не мог нас услышать, в следующее мгновение он оборачивается, и его взгляд, скользнув по Харпер, останавливается на мне. Тем временем Харпер уже достает свой блеск для губ.

– Я буду делать с этим парнем такие вещи, о которых ты даже не слышала, – бормочет она себе под нос.

Меня охватывает странное паническое чувство, чтото трепещущее и отчаянное. Мне хочется быстро ее отвлечь, как ребенка, предложить ей конфету или воздушный шарик вместо него.

– Не стоит этого делать, – произношу я.

Уголки ее губ ползут вверх:

– Почему? Хочешь оставить его себе?

– Нет, конечно же, нет!

Он кладет кий на бильярдный стол и направляется к нам. Я помолвлена – я не хочу оставлять его себе!.. Просто я также не хочу, чтобы его заполучила Харпер… Что сейчас и произойдет, потому что все мужчины любят Харпер.

– Ты в этом уверена? – ухмыляется она. – У тебя последний шанс признаться, прежде чем я сделаю свой ход.

Кажется, я даже задерживаю дыхание, пока он подходит к нам, подготавливая себя к тому, как он на нее посмотрит, как заблестят его глаза и дерзко изогнутся губы, когда они заговорят.

Вот только Брендан словно вообще не замечает ее.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спрашивает он, глядя лишь на меня. – Ты же никогда никуда не выходишь. – Он даже не пытается скрыть недовольство в своем тоне.

– Я тебя не преследую, придурок. Мы пришли послушать группу.

Его взгляд перемещается к еле заметной ложбинке, виднеющейся изпод моей майки.

– И почему ты так одета?

Я издаю раздраженный стон. Неужто он вообразил себя моим надзирателем на время отсутствия Роба?

– А что? Недотягиваю до твоих стандартов?

Он слегка качает головой – создается впечатление, что этот жест предназначался не мне:

– Просто… обычно ты одеваешься закрыто, в свитера и прочую ерунду.

– Брендан, это первый теплый вечер за девять месяцев, я не буду ходить в свитере.

– Да, я заметил, – говорит он, немного вздрогнув, и проводит ладонью по своей коротко остриженной голове. – Все в порядке. Просто… будь осторожна.

У меня отвисает челюсть. На Харпер на три четверти меньше одежды, чем на мне! Как и у большинства присутствующих девушек.

– Чего мне бояться?

На мгновение его глаза встречаются с моими. Я чувствую, что он хочет чтото сказать, но вместо этого сжимает челюсти и со стуком ставит свой пустой стакан на барную стойку.

– Не бери в голову. Делай что хочешь.

Он уходит, причем даже не взглянув на Харпер, чего с ней наверняка не случалось со времен пубертата.

– Ты с ним спишь? – В ее голосе нет осуждения, лишь любопытство.

– Нет! Мы ненавидим друг друга.

Ее губы дергаются, будто она вотвот улыбнется:

– Как скажешь.

* * *

Когда группа начинает играть, я тащу Харпер к сцене. Они хороши, но я это делаю в первую очередь для того, чтобы спрятаться от Брендана и его пристального, негодующего взгляда. С тех пор как он отошел от нас двадцать минут назад, он то и дело поглядывает в мою сторону, словно не сомневается, что я запрыгну на первого встречного.

Но в конце концов мне удается выкинуть его из головы. В основном группа исполняет каверы, а я подпеваю, танцую… и чувствую себя счастливой.

Что меня поражает больше всего, так это то, насколько я отвыкла от этого ощущения. Наверное, в последнее время я нечасто испытываю счастье, хотя так было не всегда.

– Спасибо, что убедила меня прийти, – говорю я Харпер, когда группа заканчивает выступление. – Это было здорово!

– Твоему телохранителю, похоже, оно не очень понравилось, – отмечает она, кивая за спину. Проследив за ее взглядом, я замечаю Брендана в десяти футах от нас: он смотрит на меня сердито, скрестив руки на груди.

– Он был там все это время? – ошеломленно спрашиваю я.

– Да, все время, – подтверждает она. – Ты точно не спишь с ним?

– Что?! Нет! Я же помолвлена, помнишь?

Она бросает на него еще один взгляд:

– Ято помню. Но не уверена, что он не забыл.

* * *

Я как раз захожу домой, когда мне звонит Роб, и я рада, что впервые за долгое время у меня произошло чтото стоящее, чем можно поделиться.

– Хорошо, что я тебя застал. Я опасался, что ты, возможно, уже спишь.

– Я только зашла, я была на концерте с Харпер.

– На концерте? – переспрашивает он.

Голос Роба звучит сухо. Я не виню его за удивление, но меня беспокоит недовольство в его тоне.

– Где? – А вот теперь в его голосе появляется обвинительная нотка, как будто перед его отъездом я дала клятву сидеть дома и тосковать по нему, но не сдержала своего слова.

– Чтото не так? – уточняю я.

Он отвечает «нет» таким тоном, который подразумевает обратное, и я не могу придумать, как сгладить этот момент и хочу ли я вообще это делать. Три недели я слушала о его походах в рестораны и клубы, но когда сама в които веки вышла в свет и нашла чтото, что мне понравилось, то он не может хотя бы притвориться заинтересованным?

Он отстраненно рассказывает мне какуюто историю с работы, а я без энтузиазма ее слушаю и в какойто момент даже ставлю телефон на громкую связь, чтобы достать пижаму из шкафа. Все чаще и чаще наши звонки выглядят вот так: ктото из нас или мы оба раздражены, но вынуждены поддерживать разговор, который никому из нас не интересен.

– Итак, раз ты ходишь развлекаться с Харпер, полагаю, у тебя не осталось времени, чтобы поискать места для бракосочетания… – наконец произносит Роб. Его голос звучит совершенно монотонно, безэмоционально.

Я знала, что в конце концов он все сведет к этому.

– Серьезно, Роб?!– взрываюсь я.– Стоило мне один раз кудато выбраться, как ты стал меня этим попрекать?

– Просто больше не надо рассказывать, будто ты слишком занята, договорились? – резко отвечает он. – Давай будем честны, ты не заинтересована в браке.

– А ты, очевидно, не заинтересован ни в одной части моей жизни, которая не включает тебя. Рада, что мы это выяснили.

Не уверена, кто из нас первым бросает трубку. Я лишь знаю, что мы не из тех, кто ссорится, и не из тех, кто бросает трубку в разговоре друг с другом. Однако в последнее время мы только это и делаем.

Глава 15

БренданЧетыре года назад

К середине лета в Эрин все становится золотистым – ее кожа, ее волосы… А ее губы такие розовые, словно распустившаяся роза. Иногда я ловлю себя на том, что просто пялюсь на ее лицо.

Для меня эта метаморфоза та еще головная боль. Теперь стоит ей зайти в бар, как она тут же притягивает мужские взгляды, и в конце каждого вечера, едва она отходит от нашего столика, ктонибудь останавливает ее и под самым нелепым предлогом пытается завязать разговор. Вот и сейчас какойто парень подходит к ней возле уборной.

Моя потребность вмешиваться в подобные ситуации не осталась незамеченной. Как только я вскакиваю со стула, вокруг меня раздаются смешки.

– Дайка угадаю, – произносит Кирк с самодовольной улыбочкой. – Ты люто ненавидишь Эрин, но всетаки пойдешь и скажешь тому парню, чтобы он убрался отсюда.

Я прищуриваюсь:

– Ктото же должен! Чтото я не вижу, чтобы ктото из вас, придурков, об этом побеспокоился.

– Да, потому что нормальные люди так не поступают! Ей двадцать два, а не двенадцать! Ей уже можно разговаривать с мальчиками. Почему бы тебе просто не признать, что она тебе нравится?

– Она мне не нравится, – говорю я с отвращением. – Но она практически член моей семьи.

– Круто. – Кирк мерит меня пристальным взглядом. – Значит, ты не будешь против, если я приглашу ее на свидание?

Все, кому слышен наш разговор, наблюдают за нами, как будто это теннисный матч. Я взволнованно сглатываю. Какое мне дело, если она пойдет на свидание с Кирком? Никакого. И вообще, она не примет его приглашение, я в этом уверен – по непонятной причине Эрин все еще нравлюсь я. Всякий раз, когда она заходит туда, где есть я, это заметно по ее лицу, хотя она быстро прячет свою реакцию. Как будто она на мгновение забывает, каким козлом я был каждую минуту этого лета…

Эрин благополучно возвращается к нашему столику без моей помощи, и весь следующий час мы с ней препираемся. Как и всегда, она меня невероятно раздражает, но, когда она собирается уходить, я ловлю себя на мысли, что мне бы хотелось, чтобы она осталась.

Я жду, пока она не выходит из бара, прежде чем последовать за ней. КолорадоСпрингс до сих пор считают маленьким городком, но неприятности происходят повсюду, особенно с женщинами. Эрин стоит возле своей развалюхи, которой давно пора на свалку, и роется в сумочке в поисках ключей. И тут я замечаю парня, который разговаривал с ней ранее, а теперь пересекает парковку в ее направлении. Эрин его даже не видит, и, как по мне, пусть так оно и останется. Я встаю у него на пути, скрестив руки на груди.

– Привет, приятель.

– Я тебе не приятель. Уйди с дороги!

Его поспешность только подтверждает мое подозрение, что он направлялся к ней, чтобы поговорить… или еще чего похуже.

– Кудато спешишь?

Он бросает взгляд в сторону Эрин поверх моего плеча и делает попытку меня обойти, но я снова преграждаю ему путь. Тогда он заносит кулак, что делает мой вечер незабываемым… Потому что я буквально умирал от желания врезать этому ублюдку с того самого момента, как он заговорил с ней, а теперь он наконецто развязал мне руки.

Глава 16

Эрин

Десятимильные забеги – отстой. Интервальный бег – тоже отстой. А если их сочетать, это открывает совершенно новый уровень отстоя.

Если бы не Оливия и ее просьба пробежать вместе небольшую часть ее стомильного марафона (до которого остались считаные недели), я бы ни за что не стала этим заниматься. Даже в университетские времена, когда мы занимались кроссом и дважды в день выкладывались на изнурительных тренировках, она была настолько быстрее меня, что по сравнению с ней я словно неторопливо прогуливалась. А за годы, прошедшие с выпуска, ее тренировки стали лишь интенсивнее, в то время как мои сократились до нескольких легких пробежек в неделю. Я бы и рада отказаться, но ведь невозможно ответить только что родившей женщине, что я не способна пробежать и десятой доли ее маршрута. Моя гордость бы этого не позволила.

К тому времени, как я возвращаюсь с пробежки, успевает стемнеть. Я настолько выжата, что у меня едва хватает сил взобраться по ступенькам к моему дому. Я наскоро принимаю душ и залезаю в джакузи; мои мышцы такие деревянные, что я не знаю, как буду вылезать отсюда.

Я закрываю глаза и откидываюсь на подголовник. Мы с Робом практически жили в джакузи, когда только переехали в этот дом, но сомневаюсь, что он бывал здесь хоть раз за последний год. Я относилась к этому с пониманием, ведь у него было так мало свободного времени, однако сейчас, похоже, у Роба его предостаточно. Буквально на прошлых выходных он ездил в Брюссель с парой коллег, а вот когда он в последний раз не работал в выходные до командировки, я уже и не вспомню. Это не должно меня так раздражать…

Я выкидываю его из головы и начинаю погружаться в дремоту. Я могу ненавидеть длинные пробежки, но сейчас как раз один из моих любимых моментов – когда горячая вода и изнурение постепенно меня убаюкивают.

– Привет, соседка. – Я резко распахиваю глаза, и мой взгляд падает на татуировку на правом плече Брендана, а также отмечает очертания его груди, прежде чем я отвожу его.

– Разве ты не должен был уже уйти?

– Еще только девять вечера. Это рано для большинства людей нашего возраста. Но, разумеется, не для тебя. Я даже шокирован. Мне казалось, в это время тебе положено быть в пижаме и общаться с мистером Тибблзом.

На секунду я замираю и задаюсь вопросом, не подглядывал ли он за мной через окно. Я и впрямь довольно часто разговариваю с мистером Тибблзом.

– Я только вернулась с долгой пробежки. Оливия хочет, чтобы я пробежала с ней часть марафона.