Сделка

Найдя в книге нужные главы, я снова повернулся к классу. Ученицы тоже зашуршали страницами учебника.

– Есть желающие рассказать пройденный материал? Ну же, смелее, я не кусаюсь.

Улыбнулся и получил в ответ двенадцать женских улыбок и очередную порцию хихиканья. Катерина даже головы не повернула, так и сидела, занавесившись волосами. Нераскрытый учебник сиротливо лежал на краю стола, к нему девушка не прикоснулась.

Да уж, мы вряд ли сойдемся с ней на общей любви к истории.

– Я могу рассказать, – снова подняла руку Анна и, получив мой кивок, прошла к меловой доске и принялась говорить.

Рассказывала она довольно интересно, вот уж кто точно увлекается предметом. Заложив руки за спину, я неспешно двинулся вдоль парт. Добрава в углу клевала носом и лениво отмахивалась от летающей рядом мухи. Я пересек класс и остановился за спиной Катерины. Девушка сделала вид, что меня не замечает, даже головы не повернула. Верхушки сосен, виднеющиеся за строениями, занимали ее куда больше происходящего в ученической.

Я постоял, размышляя.

Нет, так дело не пойдет. Как там написано в «Искусстве войны и мира»? «Правильное объявление войны можно приравнять к первому этапу успешного завоевания».

Но что можно считать правильным в моем случае? Если Катерина весь месяц будет таращиться в окно, война окажется проигранной. Может, вызвать ее к доске? Но вдруг девушка не знает материал? Судя по всему, она не слишком усердная ученица. Однако привлечь ее внимание – необходимо. И расположить к себе. Значит, нужно то-то такое, с чем справится любая девушка.

– Довольно, Анна. Благодарю за рассказ. А сейчас откройте учебники на… двенадцатой главе. Давайте посмотрим, какие постулаты сформулировал император Петр Благодетель и с чего началось его правление. Катерина, будь добра, прочти вслух этот параграф. Для всех нас.

Я открыл учебник на ее столе, нашел нужные страницы. Девушка не пошевелилась.

– Катерина, тебе совсем не интересна эта эпоха?

Она дернула плечом, по-прежнему не поворачивая ко мне головы.

– Может, ты предпочитаешь читать о других временах?

Девушка втянула воздух, словно от боли. Мотнула головой, и я увидел ее синие глаза, которые сейчас казались почти черными. В распахнутом вороте коричневой формы скользнула по шее веревочка с какой-то подвеской.

– Издеваетесь, да? – Катерина вскочила.

Издеваюсь? Да я всего лишь пытаюсь наладить хоть какое-то общение! Что я такого сказал?

– А я на миг подумала, что новый преподаватель хоть в чем-то… другой. Пропустите!

Она довольно ощутимо отпихнула меня в сторону, схватила со стола свою шапку и вылетела за дверь. Учебник свалился с края стола. Добрава вскочила, осоловело хлопая глазами, Анна замерла у доски с открытым ртом. Остальные девушки загомонили, напоминая потревоженных сорок.

Я с трудом удержал рвущееся с языка ругательство. Да какого демона?

– Кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит?!

– Зря вы сказали ей про учебник, господин учитель, теперь проблем не оберетесь. Дикарка может и ножом пырнуть, мы-то уже привычные… Чего только не повидали с этой… ненормальной, – сладко улыбнулась белокурая Лидия Жерябкина. В ее светло-голубых глазах плескалось злорадство. Пелагея зашикала на подругу, пряча усмешку.

– Катя не ненормальная! – возмутилась Добрава, но прислужницу никто не слушал.

– Ее за глаза называют ведьмой!

– Перестаньте! – попыталась вступиться толстушка Анна.

– Ой, все знают, что Катька – ведьмин подкидыш! – снова вступила Лидия.

– Вы все врете!

– Анька, вот получишь ножом по горлу, будешь знать! А то и вовсе… наведет на тебя злые чары! И превратит в жабу!

– Никто не умеет превращать людей в жабу, это все сказки!

– Молчать! – рявкнул я. Осмотрел притихших девушек. Некоторые стыдливо отводили глаза, другие смотрели воинственно.

– Почему я не должен был говорить Катерине про учебник? – потребовал я ответа.

– Так ведь дикарка не умеет читать и писать, господин преподаватель. Все это знают.

Все-то все. Кроме меня! Вот же засада. Но почему? Стряпчий сказал, что девушка проживает в пансионате почти всю жизнь, почему ее не обучили простейшим навыкам?

– Катерина слаба умом, – хмыкнув, поведала Лидия. – Сколько ни пытались ее учить, все бесполезно. Она не способна складывать буквы в слова. Слаба разумом, все это знают! Даже жалко бедняжку.

Пелагея и Лидия обменялись довольными усмешками.

– Видимо, от того, что ущербная, Катерина и стала такой злой! И мстительной. Лучше держитесь от нее подальше, господин учитель.

– Прекратите говорить гадости! – возмутилась Добрава.

– Мы всего лишь пытаемся предупредить Дмитрия Александровича. Все знают, что случилось с прежним учителем. Как бы не вышло… чего.

На Лидию шикнули, и она замолчала. Но на лице проказницы застыло довольное выражение, она уже сказала то, что хотела.

Я задумчиво поднял с пола учебник и вернул его на стол. Однако… Слабоумие? Вот уж вряд ли. Я видел ее лицо и глаза, слабым разумом там и не пахнет. Но почему тогда девушка не умеет читать и писать? Странно все это.

– Займите свои места. – Я вернул голосу положенную преподавателю строгость. – А сейчас откройте учебники, возьмите перья и выпишите основные постулаты этой эпохи…

К чести предыдущих преподавателей и Печорской, ученицы были отлично воспитаны, так что мне не пришлось повторять дважды. Гвалт смолк, и девушки снова погрузились в эпоху правления давно почившего монарха. Я же присел на край стола, размышляя об увиденном. И чем больше думал, тем меньше мне все это нравилось.

Глава 4

С горем пополам урок закончился. Место у преподавательского стола занял Орест Еропкин. Я же поспешил за удаляющейся Добравой – по всей видимости, наблюдать за пыхтящим и потеющим учителем искусств нужды не было.

Догнал служанку возле лестницы.

– Добрава Никитична, постой!

Женщина вытаращила глаза и выпалила скороговоркой:

– Ничего не знаю, ничего не ведаю, господин наставник!

Я хмыкнул.

– Совсем ничего? Антипка тебе случайно не родственник?

– Сын, – подтвердила мои догадки женщина. И тут же подозрительно прищурилась: – Если он чего натворил, то это он сам! А я знать – не знаю!

Я удержал улыбку. Отличное, однако, семейство.

– Не натворил, я просто так спросил. И хотел задать другой вопрос! О Катерине, – и поднял руку, обрывая очередной поток этих «ничего-не-знаю». – Добрава, ты ведь была на уроке, сама все видела. Некрасиво получилось. Мне никто не сказал об особенностях этой ученицы. И я ее обидел. Знаешь, мне хочется извиниться, но сделать это лучше без свидетелей. Девушка и так напугана и обижена. Ты знаешь, где Катерину можно найти? Куда она пошла?

Служанка скомкала фартук и засопела.

Я мягко улыбнулся, всем своим видом демонстрируя раскаяние.

И женщина не выдержала, сдалась. Ее лицо дрогнуло, а губы растянулись в сочувствующей улыбке.

– Ох, господин учитель, и правда вышла гадость! Но вы не со зла, я это сразу поняла! Хорошего человека заметно-то издалека! Вы ж как из экипажа вылезли, я так сразу и подумала – хороший человек!

Это когда я ругался сквозь зубы и пытался оттереть с подошвы навоз? Какое интересное у Добравы представление о хороших людях! С таким представлением держаться бы ей подальше от незнакомцев. И меня.

Но вслух я этого, конечно, не сказал.

– Так ты знаешь, где мне найти девушку?

– Да откуда… разве что… Денек-то сегодня жаркий будет, уже сейчас парит! Может, Катя побежала на Ивовое озеро? Это если по правильному, а по-простому все кличут Медяжкой, потому что круглое как монетка. Наши туда не ходят, лес вокруг, да и вода больно темная… А девочка любит. Эх, бедушка-лебедушка, что ж за напасть такая…

– Так где мне найти это озеро? – пытаясь не потерять жалкие остатки терпения, произнес я.

Добрава вытаращила и без того круглые глаза.

– Так за конюшней же тропинка! Стена там обрушилась. Все это знают!

Ну да, особенно приезжие столичные наставники.

Я махнул рукой, побоявшись, что не удержу на лице доброжелательную улыбку, и быстро двинулся к выходу. За каменными стенами бастиона разливалась тягучая летняя жара. Даже в лесу, под деревьями, воздух казался густым и плотным, он обволакивал пуховым одеялом, заставляя мечтать о прохладе. Пока я шел, проклятый белый воротничок преподавательской мантии окончательно натер шею, спина взмокла. Не выдержав, я сдернул тяжелую ткань, перекинул через плечо. И кто только придумал эту форму для наставников? Что за изощренная пытка?

Я шел и думал о Катерине. Ведь я и правда обидел девушку. И уж точно не хотел этого. Вместо расположения и уважения я получил ее гнев и ярость. Просто фееричный провал, Мирт! Но откуда я мог знать о ее особенностях? И почему девушка не умеет читать? Она всю жизнь провела в пансионате, так почему не научилась грамоте?

Перед глазами как наяву встало лицо девушки и ее сжатые в бессильной ярости кулаки. Я ощутил во рту горечь. Надеюсь, она примет мои извинения, ведь они вполне искренние.

Теперь наверняка найду Катерину рыдающей под каким-нибудь кустом. Женские слезы повергают меня в уныние, но с другой стороны… с другой стороны, я смогу ее утешить. И, возможно, провал обернется выигрышем?

Хотя утешать плачущую страдалицу, которая подвывает и размазывает по лицу слюни, – то еще развлечение. Я скривился, предчувствуя эту ужасную сцену. Придется изобразить внимание и сочувствие, что делать…

Указанная Добравой тропинка оказалась совсем узкой, похоже, ею редко пользовались. За мшистыми валунами в глубине леса она и вовсе оборвалась, но я уже услышал плеск воды. Обогнув камни и деревья, я вышел к Ивовому озеру. Правда, ива на его берегу оказалась всего одна – огромная, старая и кряжистая. Она нависала над темной водой, узкие серебристые листья юркими мальками плескались в озере.

И никакой девчонки здесь не было.

Я повертел головой, размышляя, что делать. Выходит, служанка ошиблась, Катерина отправилась в другое место. И где ее теперь искать? В лесу? Изначально провальная идея. Придется возвращаться и ловить девушку в пансионате. Надо бы разузнать точнее, где ученицы обедают и ужинают. Может, удастся подкараулить Катерину за углом столовой?

Я хмыкнул. Подкараулить, надо же… словно незадачливый ухажер. Или – наемный убийца. По правде, я бы предпочел второй вариант.

Проклятое задание по-прежнему вызывало лишь раздражение и с трудом сдерживаемую злость.

Да еще и эта жара, чтоб ее!

Может, искупаться?

Темная вода манила благословенной прохладой. Я оглянулся – никого. Все-таки я успел уйти довольно далеко от стен бастиона. И решил, что если быстро освежусь в озере, хуже не будет. Раз уж все равно пришел.

Снова внимательно осмотрел затихшие вокруг Медяжки деревья. Тишина. Лишь где-то в чаще стучит по дереву дятел и тихо перекликаются сойки. Да и Добрава сказала, что местные сюда не ходят.

Здесь только я и манящая темная вода. Интересно, насколько она глубока?

Приняв решение, я бросил на траву мантию и стал торопливо раздеваться. Сложил рубашку и жилет, рядом штаны и исподнее, поставил у камня туфли. Повел плечами, радуясь ощущению воздуха на голой коже. Давно я не плавал… Может, уже разучился? На миг застыл на берегу, всматриваясь в воду. Темная… Примерился и прыгнул в озеро. Густая прохлада затянула к самому дну, туда, где сплетались водоросли и корни ивы. Скользнув вдоль них, я оттолкнулся и выплыл, глотнул воздух, показавшийся сладким. От удовольствия губы сами собой сложились в улыбку. Я поплыл, сильно загребая воду и пугая мелких рыбёшек. Усталость, злость и раздражение смыла темная вода. Достигнув середины озера, я повернул обратно. А потом лег на спину, прикрыл глаза. Сквозь листву и ветви лился солнечный свет, свивался под древесным куполом золотой паутиной. Остаться бы здесь до ночи и не думать ни о каких рыдающих девчонках и мерзких заданиях!

Эх, зря вспомнил. Потому что благостное настроение испортилось. Надо возвращаться.

Еще раз окунувшись, я выплыл и фыркая выбрался на берег.

Одежды не было.

Я моргнул, осматриваясь. Какого черта? Я же положил ее здесь, возле коряги! Коряга была на месте, а вот моя одежда – нет.

Не доверяя собственному зрению, я несколько раз обошел кусты и заросли. И выругался уже в голос. Одежда пропала. И рубашка с брюками, и обувь, и проклятая мантия. Все!

Пока я как дурак плескался в озере, кто-то утащил мои вещи!

Я снова выругался, не понимая, что теперь делать. И услышал из-за дикого шиповника тихий смешок. Словно кто-то зажимал себе рот, чтобы не расхохотаться на весь лес!

Не собираясь церемониться с наглым воришкой, я ломанулся через кусты.

– А ну стоять, гаденыш!

Мелькнули каштановые кудри, блеснули глаза, и на берег выскочила… Катерина! Я моргнул, уставившись на девушку. Да какого… И вспомнил, что на мне нет ни клочка ткани! Едва не зарычав, дернул лист лопуха и прикрыл им самое важное. И зубами заскрипел, понимая, насколько глупо теперь выгляжу. Как можно кого-то соблазнить, прикрываясь лопухом?

– А ругаться нехорошо, господин учитель! – звонко произнесла негодяйка. – Вы же наставник, а такие слова. Стыдно должно быть! А вид, вид какой! У нас тут не принято разгуливать голышом, знаете ли, господин наставник!

Я снова выругался. Но на этот раз – про себя. На миг показалось, что Катерина говорит серьезно, но тут же девушка сама и развеяла это обманчивое впечатление. Не выдержав, бестия откинула голову и звонко расхохоталась.

Не веря своим глазам, я уставился на ее смеющееся лицо. И эту заразу я собирался утешать? Слезы вытирать? Да она не пролила ни единой слезинки! Бесовка! Стащила одежду, а теперь насмехается! Веселится!

– Немедленно верни мои вещи! – пытаясь оставаться спокойным, приказал я.

– Какие вещи? – совершенно неправдоподобно удивилась девушка. Но тут же снова рассмеялась.

Синий взгляд прошелся по моему телу – сверху вниз. И снова вспомнились таинственные огни, заманивающие в топь…

Стало жарко.

– Ах, ваши вещи? Ой, кажется, они упали в озеро. Ветром сдуло!

– Ветром?

На полуденном зное не шевелился ни один лист.

– Ну да. У нас тут знаете какие ветра? Все сдувает. И одежду, и разных столичных учителей… все! Фью-ю-ю!

Девчонка демонстративно подула и развела руками. От злости у меня потемнело в глазах. Совершенно забыв свои намерения просить прощения и очаровывать, я отшвырнул лопух и бросился к насмешнице. Извиняться? Сейчас! Вот только поймаю заразу, возьму ивовый прут погибче и всыплю девчонке розог! Чтобы знала, как воровать вещи у тех самых столичных учителей. Даже если они вовсе не учителя!

Не ожидая от меня нападения, Катерина охнула и шарахнулась в сторону, когда я вмиг оказался рядом и дернул ее за рукав. От рывка ткань треснула, а девушка рыбкой выскользнула из моей хватки, отбежала, подпрыгнула, ухватилась за ветку ближайшего дерева, прокрутилась и взлетела, хватаясь за следующую ветку. Если бы не мое желание прибить воровку, я бы восхитился ее ловкостью.

Едва не рыча от злости, я полез следом. Вряд ли столь же грациозно, как Катерина Лепницкая, но вполне успешно, а главное – быстро. Я даже на время забыл, что боюсь высоты. Все прошлые страхи напрочь смело лишь одним горячим желанием – поймать воровку и задать ей хорошую трепку! Исключительно в воспитательных целях, конечно. Так что на дерево я залез мигом, чего наглая девица точно не ожидала! Потому что, когда я схватил девчонку за ногу, сверху долетел изумленный и испуганный вопль. Брыкнувшись, воровка сбросила легкую замшевую туфлю, и та стукнула меня по лбу. Я отшвырнул ее в сторону, подтянулся и оказался на той же ветке, что и девушка. Катерина больше не смеялась. Не улыбалась даже. Возможно, она была шокирована. Наверное, не каждый день она видит голого и злого мужика, карабкающегося за ней на дерево. Ну что ж, сама виновата.

– Уже не так смешно? – поинтересовался я, подбираясь ближе. За ветку пришлось держаться руками и ногами, подобно загадочному зверю – ленивцу. Катерина таращила синие глазищи и молчала, медленно отползая все дальше. Ветка затрещала. Еще немного – и обломится… – Немедленно говори, куда дела мои вещи! Ну?!

Девушка мотнула головой и снова отползла. Я скрипнул зубами. Куда эта ненормальная двигается? Она же не белка, чтобы прыгать по самому краю веток! Темная озерная вода внизу плескалась мелкой волной. Но я смотрел лишь в лицо воровки.

– Отвечай!

– А то что?! – звонко сказала Катерина.

– Выпорю, вот что!

– Сначала поймайте, господин учитель! – выдохнула она, сделала еще шаг – на самый край уже пригибающейся ветки и… изогнувшись, прыгнула в озеро. Вода разошлась кругами, без всплеска принимая тонкое тело.

И не выпуская обратно.

Страх вдруг сдавил мне горло. Почему она не выплывает?

Я прополз по ветке, трещавшей под моим весом, и тоже прыгнул вниз. Темная глубина снова спеленала, утягивая ко дну. Где же девчонка? Где?

И вдруг я ее увидел – совсем, совсем близко. Она висела в темной озерной глубине. Длинные кудри разметались вокруг головы, и мне вдруг показалось, что никакие они не каштановые. Синие. Синие-синие, как и глаза этой дикарки. Девчонка открыла рот, шевельнулись пухлые губы. И совершенно понятно даже под водой произнесли:

– Убирайтесь отсюда!

Миг – и Катерина уплыла. В воде она чувствовала себя так же вольготно, как и на ветках дерева. Зря я за нее переживал, идиот.

Когда я выбрался на берег, девушки там уже не было. И моей одежды тоже, воровка и не подумала ее вернуть.

Так что мне предстояло решить, как теперь пробраться в свою комнату и не распугать голым задом всех местных жителей.

Начало моей преподавательской деятельности оказалось на редкость провальным.

Глава 5

– Отвратительный гадкий мужлан! Страшное чудовище! – поведала я своему собеседнику. Тот глянул неодобрительно и продолжил свое важное занятие – разыскивать в илистом дне мелких лягушек и червяков. Ну а что еще делать еноту? Уж точно не утешать незваную гостью, притащившуюся на его полянку.

Я сбросила на землю ворованные вещи. Подумала. По правде, я бы с удовольствием растянулась прямо на чуть влажной траве, но из вредности решила подстелить преподавательскую мантию. Серая ткань неприятно царапала кожу, и на миг я даже посочувствовала учителю, вынужденному в ней ходить.

Но лишь на миг. Сочувствовать этому чужаку? Да чтоб он провалился!

– Гадкий и отвратительный! – повторила я, но на этот раз енот даже не посмотрел в мою сторону. – Да я чуть не поседела, когда он полез на дерево! Нет, ну какой нормальный наставник полезет на дерево? Да еще и голышом? А этот – полез! Я думала, грохнусь с ветки, когда увидела. Мог бы как порядочный человек спрятаться в кустах и оттуда читать мне нотации. Так нет же… И вообще… странный он, этот учитель. Не похож на учителя. Странный и страшный! Глаза, словно горящие головешки, так и зыркает ими!

Енот зарылся лапами в ил. Содержимое озерного дна интересовало его куда больше моих причитаний.

Я сжала кулаки, снова переживая произошедшее. Поежилась. Темно-зелёные, как мох, глаза пришлого учителя виделись будто наяву. А еще – широкие плечи, сильные руки, четко выраженный рельеф мышц живота и крепкие длинные ноги. И лопух где-то посередине.

Не выдержав, я рассмеялась, пытаясь не хохотать на весь лес. Однако к веселью явно примешивалось какое-то иное чувство. Может, смущение? Хотя с чего бы мне смущаться? Голых мужчин я уже видела. Вот хотя бы дядьку Степана. Он как-то перебрал браги и носился голышом по двору, пугая кур и служанок.

Или Федьку, сына кухарки. Правда, ему тогда едва исполнилось семнадцать, и за любопытство матушка-настоятельница едва не оторвала мне уши.

Но мужчин без одежды я видела и даже выгодно продавала тайные сведения другим ученицам. А что? Мне нужны были монеты для покупки нового ножа, старый по моей глупости утонул в озере. А кухонные ножи совершенно не подходят для охоты, да и стыдно порядочному лесничему таскаться с поварским тесаком! А я лесничий и есть, Хизер говорила, что – лучший из всех на ее веку…

Вспомнив Хизер, я привычно сглотнула ком в горле. Но тут же встряхнулась. Она не хотела, чтобы я огорчалась. И я не буду.

Так что мне нужен был нож, а глупым девчонкам – детальное описание мужского устройства. Вот и пришлось подкараулить Федьку во время купания и все хорошенько рассмотреть. Правда, сам парень, заметив меня, покраснел как девица, и пока я деловито изучала особенности его организма, бормотал что-то о моих глазах и губах, а потом попытался меня поцеловать! Я вытерпела и это испытание, решив, что будет неплохо изучить мужскую особь и на ощупь. Чтобы, так сказать, предоставить ученицам полный отчет. Ну и стрясти с них побольше монет, все-таки хороший нож не отдают за бесценок! Жаль, что в момент изучения появилась Добрава и начала голосить на весь пансионат…

Я потрогала уши и поморщилась. Вот стоит вспомнить – и горят, как в тот день, когда все это случилось. Ох и досталось же мне тогда… Заперли почти на месяц.

А Федьку и вовсе сослали из пансионата, а ведь он и так был единственным молодым мужчиной в «Золотом Лугу». Зато мои тайные знания сразу выросли в цене! И нож я тогда все-таки купила. Отличный нож из белой стали, который привезли на осеннюю ярмарку торговцы.

Так что голого мужчину я видела и даже… ощущала в непосредственной близости!

Правда, было это давно. И объекты для изучения попались не лучшие… Дядьке Степану на тот момент стукнуло лет восемьдесят, смотреть на него совершенно не хотелось. Его тело покрывали седые-седые волосы, словно шерсть старого волка. А Федька без одежды оказался тощим, с длинными руками-ногами и светлым пушком ниже живота. Совершенно не страшным и даже каким-то трогательным. Словно цыпленок в загоне с курочками!

Назвать трогательным злого Дмитрия Волковского было совершенно невозможно. От одного лишь воспоминания мне становилось не по себе! Он был… яростным. Сильным. Слишком сильным для учителя. Быстрым. И… пугающим? Пожалуй. Даже от его имени внутри становилось темно. И хотелось оглянуться через плечо, чтобы убедиться, что новый наставник не крадется из-за деревьев.

Я и обернулась. На всякий случай. Хотя и знала, что тихо пробраться на огороженную терновником полянку совершенно невозможно!

Задумавшись, я сунула в рот сочную травинку, сжала зубами. Увидь это матушка-настоятельница или Ядвига – не избежать мне очередного наказания. Но к счастью, здесь только я и енот!

Последний зарылся в траву почти целиком, показав мне мокрый полосатый хвост.

Я бы тоже хотела куда-нибудь зарыться и ни о чем не думать. Особенно о новом преподавателе истории.

– Будет же теперь в кошмарных снах сниться! – поворчала я, доставая привязанный к ноге нож. Подбросила его и ловко поймала за лезвие. И передернула плечами, вспомнив, как Волковский полез за мной на дерево. Жуть какая! Да когда за мной медведь гнался, я и то не испугалась. А тут подумаешь – человек… Всего лишь человек. Ни когтей, ни клыков. Еще и эти, как их… моральные принципы! У всех учителей, которых я знала, они были. Такие огромные и тяжелые моральные принципы и всяческие глупые правила, которые сильно мешают и осложняют жизнь. Мне тоже с раннего детства пытались их внушить, но я оказалась плохо восприимчивой ко всяким глупостям. Слабый разум – он такой. Мораленевосприимчивый. Аморальный, одним словом. Мой оказался не способен уразуметь ценное множество этих правил. Вот например – нельзя жевать травинки. Почему? Потому что нельзя. Нельзя валяться на берегу озера. В одежде и тем более – без нее. Нельзя носиться по лесу и с визгом нырять в воду.

Нельзя любить ножи и мастерить самострелы. Нельзя прыгать по веткам дерева и скакать по крышам. Нельзя носить штаны вместо платья. Нельзя болтать с енотами. Нельзя иметь хороший аппетит и петрушке предпочитать мясо с кровью. Нельзя хохотать. Нельзя ругаться. Нельзя колотить других учениц, даже если они достали своими насмешками! Нельзя, нельзя, нельзя!

Я расстроенно почесала макушку, в которой застряли листья.

Кстати, чесаться тоже нельзя. Даже если тебя покусала стая слепней! Надо терпеть!

Стоило подумать о слепнях, и зачесалось все тело. Их я терпеть не могу. Даже сильнее, чем кошек.

А самое главное – нельзя глазеть на мужчин. Нельзя с ними разговаривать. И тем более – приближаться. Как я приблизилась к прежнему наставнику, господину Морозову…

Спине и плечам стало холодно, и я обхватила себя руками.

А еще нельзя говорить об отношениях мужчины и женщины, это и вовсе – ужасное, жуткое табу! А если на крыше сарая, что как раз напротив ученической, облезлый кот делает свое грязное дело с местной кошкой, надо отвернуться и прочесть молитву. Два раза!