Сделка

Снова хмыкнув, я вытащил из саквояжа чистые вещи. Под ними лежал фамильный перстень, который я не решился оставить Косте, газета, купленная от скуки на железнодорожной станции, и книга – «Искусство войны и мира». Ее я доставать не стал, лишь тронул прохладную обложку, провел пальцами по серебряному тиснению на черном срезе. Потом взял из шкафа свежее, пахнущее травами полотенце и отправился искать уборную.

Горячая вода, к счастью и удивлению, все же была. Да и вся умывальня производила приятное впечатление. В ней стояла глубокая ванна на чугунных ножках, в углу – раковина, а за отдельной ширмой имелся клозет. На полке нашлись зубные порошки и несколько кусков мыла. Так что я с удовольствием смыл дорожную пыль и переоделся в чистые брюки и свежую рубашку. Последняя оказалась слегка помятой после дороги, но я решил, что этот недостаток удачно скроет преподавательская мантия.

Когда я вернулся в комнату, у двери уже топтался тощий глазастый мальчишка лет десяти.

– Я Антипка, господин учитель! Матушка-настоятельница велела проводить вас в зеленую гостиную! – отрапортовал прислужник, хлопая неожиданно длинными ресницами. И глядя на эти ресницы, я почему-то подумал о ловкаче, прыгающем по веткам и крышам.

– Слушай, я встретил в лесу одного парня… вот такого роста, – подумав, указал себе по плечо. – Лет восемнадцати на вид… в замшевой коричневой куртке. Не знаешь его? Может, видел в пансионате? Он из прислуги? Может, помощник конюха или лесничего?

Антипка заморгал часто-часто и выпалил скороговоркой:

– Знать не знаю, ничего не ведаю, никого никогда не видел, господин учитель! Зуб даю!

Я поморщился и махнул рукой. Похоже, мальчишка врал. Или нет? Кто его разберет… Допытываться не стал.

– Ладно, веди в эту гостиную. Зеленую.

Настоятельница уже ждала – восседала за столом, попивая чай из тонкой чашечки. Я коротко осмотрел комнату. Никакой роскоши, но чисто и светло. Пышнотелая прислужница ловко сервировала обед: тарелка с запеченным кроликом и фасолью, свежий хлеб, масло и ледяной квас.

– У нас здесь простая еда и простая жизнь, Дмитрий Александрович, – строго сказала госпожа настоятельница, поглядывая поверх чашечки. – Столичного меню нет, как видите.

– Благодарю за гостеприимство, – произнес я, надеясь, что еда не отравлена. А то с княгини станется. – О, это невероятно вкусно!

Блюдо действительно порадовало. Впрочем, я давно уже не привередлив в еде. Мне случалось есть и гнилую чечевицу, и почти протухшее мясо, так что местное кушанье показалось поистине великолепным. Когда я насытился и приступил к холодному квасу, настоятельница в своей сухой манере ввела меня в курс дела. Я слушал молча, потягивая кисловатый напиток и размышляя.

Итак, в пансионате постоянно проживало несколько наставников. Уже знакомый мне Орест Еропкин, супруги Глафира и Модест Давыдовы, обучающие географии и арифметике, Елена Мещерская – учитель домоводства. Еще был отец Серафим, отвечающий за церквушку в углу бастиона и божье слово. Шестым теперь был я – преподаватель истории. Сама настоятельница заменяла заболевших преподавателей, если возникала такая необходимость, но ее основная обязанность была руководить жизнью пансионата и решать все бытовые вопросы. В общем, обычная школа для небогатых девушек, которые после выхода за стены пансиона станут гувернантками, домоправительницами и экономками при богатых хозяевах.

Учениц было тринадцать.

– Обычно у нас обучаются до трех десятков девушек, но в начале лета большинство из них сдали предварительный экзамен и разъехались по домам. Сейчас остались те, кому некуда возвращаться, или девушки, заканчивающие в этом году обучение.

Переварив обед и информацию, я откинулся на спинку стула. Значит, стряпчий не соврал, и Катерина действительно не имеет родственников. Или лишь думает, что не имеет? Может, нашелся предок, пожелавший оставить девице состояние? Ведь для чего-то нужно неведомую девицу скомпрометировать?

Нет, не сходится. Я нахмурился. Дав клятву, я никому не смогу рассказать о том, зачем приехал в «Золотой Луг», не смогу рассказать о Катерине. Но и стряпчий дал такую же, а значит, задание навсегда останется между нами и никогда не выплывет наружу. Нарушитель клятвы обязуется выплатить столь внушительную сумму золотом, что даже самый богатый стряпчий мира на это не согласится.

Так зачем все это нужно?

Сколько я ни думал, ответ так и не нашел.

– К своим обязанностям приступите завтра, занятия у нас начинаются в восемь. – Елизавета Андреевна постучала пальцем по столешнице, прерывая мои размышления. – После у учениц свободное время, которое они посвящают шитью и домашнему хозяйству. Мы предпочитаем учить девочек на практике, это лучший способ овладеть необходимыми знаниями.

Я понятливо кивнул, уже попивая чай, сладко пахнущий травами и медом. От пряного аромата даже слегка закружилась голова. Или это от свежего воздуха, который втекал в окна родниковой водой? Или я просто устал.

Настоятельница, видимо, поняла, что гостю все-таки необходимо отдохнуть, и поднялась. Я тоже встал, проявив вежливость.

– Ох, мы здесь без церемоний, – досадливо махнула рукой женщина. – Отдыхайте, Дмитрий Александрович, набирайтесь сил. Утром вас проводят в классы.

– А где проживают ученицы? – опомнился я.

– В северной башне. Но как вы понимаете, мужчинам туда вход запрещен. Даже преподавателям. Трапезничают девушки в основном здании, у них отдельный вход с другой стороны, это удобно и для учителей, и для самих учениц.

– Конечно. – Я склонил голову, надеясь, что выгляжу достаточно смиренно. – Я лишь хотел узнать, где мне можно прогуляться, чтобы ненароком не нарушить местные правила и не смутить девушек своим появлением.

Видимо, мое лицо выражало предельную степень искренности, раз суровая настоятельница соизволила улыбнуться. Если кривоватую ухмылку вообще можно назвать улыбкой.

– Ах, гуляйте где хотите. А к девочкам вас все равно не пропустит Ядвига Карловна, она присматривает за ученицами и отвечает за башню. Если возникнут вопросы – обращайтесь ко мне, бытовое может решить Дарья Игоревна, она у нас за кухарку и домоправительницу и лишь с виду бестолковая. И еще…

Елизавета помедлила, сверля меня взглядом.

– Я беру вас на испытательный срок. Скажем, на три недели. Или на две. И если хоть что-то пойдет не так…

Не договорив, настоятельница окинула меня еще одним недобрым взглядом и стремительно покинула зеленую гостиную.

Некоторое время я задумчиво жевал сдобную булку, почти не чувствуя вкуса. Отпущенный мне месяц сократился до размеров испытательного срока. И насколько длительным он будет, знает лишь хозяйка пансионата. А она по каким-то непонятным причинам невзлюбила меня с первого взгляда. Значит, у меня все меньше времени на то, чтобы очаровать незнакомую девицу, проживающую в этом негостеприимном месте. В таком случае – не стоит терять ни минуты.

Одернув преподавательскую мантию, я вышел в безлюдный коридор. Пройдя его насквозь, обнаружил еще одну гостиную – поменьше, и музыкальный зал, в котором пылился старый рояль. Прогулявшись по натертому воском паркету, вышел к складским помещениям и кухне. Здесь что-то булькало и кипело под присмотром кухарки, так что я лишь заглянул и двинулся дальше – к выходу.

Экипаж, привезший меня, стоял под навесом, уставшие лошади благодарно жевали овес и попивали воду. Возчика видно не было, наверняка его кормят где-то в помещении для слуг.

Я пошел вдоль стен, увитых плющом и диким виноградом. Мимо пробежал прислужник с ведром воды, запнулся, увидев незнакомца, но тут же помчался дальше, не выказав никакого удивления. Впрочем, это и понятно. В таких местах новости о чужаках разносятся со скоростью лесного пожара. Наверняка все уже в курсе, что в «Золотой Луг» пожаловал новый наставник.

За внутренним двором потянулись хозяйственные постройки и несколько домов, потом небольшой сад с яблонями, дальше – конюшня, в денниках лениво обмахивались хвостами три смирные кобылки. За полуразрушенной стеной бастиона лежало поле. Над травами лениво жужжали шмели, солнце горстями расплескивало на землю свет, словно разливало жидкий мед. Тянуло в тень, под яблони. Лечь у шершавых стволов, скинуть уже опостылевшую мантию, прикрыть глаза. И лежать так до самого вечера, впитывая в себя ароматы земли и трав.

Я качнул головой, поймав себя на столь неподходящих мыслях и желаниях. И с чего бы мне мечтать о таком ленивом и бесполезном времяпровождении?

Усмехнулся. Вот что глушь делает с человеком! Не успел приехать, а уже…

Ощущение чужого взгляда кольнуло затылок. Да так остро, словно еще миг – и в спину полетит пуля.

С трудом удержав инстинкт и не пригнувшись, я резко обернулся и одним взглядом осмотрел кусты, тонкую речушку, край построек и стену основного здания. Показалось – или в одном из окон шевельнулась занавеска? Неужто суровая настоятельница приглядывает за гуляющим чужаком? Вот только почему тайно? Нет, Печорская не из тех, кто прячется за занавеской, скорее, она встала бы так, чтобы худую фигуру было видно даже с другого конца сада!

Тогда кто?

Да кто угодно.

Я повернул голову, делая вид, что лениво исследую окрестности, и поглядывая краем глаза на интересующее окно. Всему этому было простое и понятное объяснение, а за тяжелыми шторами может стоять любой обитатель «Золотого Луга». Мальчишка-разносчик, кто-то из учителей или та самая Глашка! Этот кто-то просто увидел незнакомца, вот и проявил любопытство. А потом спрятался, постеснявшись его же.

Вот только почему у меня все еще сводит спину, словно в предчувствии хорошо наточенного ножа?

Нет, за тяжелой портьерой стоял не прислужник. А тот, кто был совершенно не рад приезду нового наставника.

Но сколько я ни всматривался в темное стекло, никого за ним больше не увидел.

Глава 3

Обойдя бастион, я сделал несколько выводов. Территория «Золотого Луга» оказалась огромной, но по большей части запущенной. Когда-то это действительно было масштабное военное укрепление, вмещающее несколько сотен человек, но сейчас от былой мощи остались лишь развалины, мрачный перст башни и высокие стены, сплошь заросшие кустарниками и диким виноградом.

За развалинами тянулось поле, дальше поднимался лес. Даже в яркий летний полдень он казался темным и не слишком дружелюбным. На миг почудилось, что из чащи тоже смотрят чьи-то глаза. Присматриваются, оценивают…

– Ну и чушь лезет в голову, – пробормотал я, взъершив волосы.

Осталось узнать, где проживают ученицы. Сохраняя на лице выражение наивного любопытства, я дошагал до упомянутой башни. От тяжелой преподавательской мантии намокла спина, и больше всего мне хотелось избавиться от этой тряпки, но приходилось терпеть. Черная башня высилась гнилым зубом. Первые два этажа – лишь гладкий камень и тяжелая дверь внизу – как и положено военному укреплению. Зато единственный ряд узких бойниц наверху радует покачивающимися на легком ветерке занавесками. Интересное место для проживания юных девиц. И кто только решил разместить учениц в бывшем солдатском гарнизоне? Неужели не нашлось места в основном здании?

Я остановился под огромной елью, достал из кармана плоский портсигар, чиркнул спичкой. Удовольствие, которое я позволял себе очень редко, хорошие сигареты – недоступная для нищего роскошь. Пряный дым наполнил рот, и я на миг прикрыл глаза. А потом с деланым безразличием осмотрел здание. Оно казалось безлюдным, но тут мелькнула в проеме окна тонкая фигура, послышался девичий смех. И снова все стихло. Я вдохнул дым и неспешно двинулся вокруг башни. Сохраняя на лице выражение вежливого интереса, я медленным шагом прошелся мимо двери, оценивая ее крепость. Крепкая, еще какая крепкая! Мало того, что сделана из мореного дерева, так еще и оббита железными ободами, на которых нет и капли ржавчины. Такую дверь не пробить и тараном. Удивительное дело, но, похоже, в этом пансионате весьма сильно пекутся о безопасности учениц. Но от кого их спасать в такой глуши? Может, от диких зверей? Вполне вероятно, в этих дремучих лесах водятся не только волки, но и медведи.

Дальнейшее блуждание под окнами учениц могло показаться подозрительным, а мне здесь и так не слишком рады. Остатки сигареты развеялись тонкой струйкой черного ароматного дыма, и я проводил ее взглядом, полным сожаления. И решил, что пора наконец изобразить смертельно уставшего путника и вернуться в свою комнату. Прежде чем действовать дальше, надо начать с азов. А именно – познакомиться со своей жертвой. И сделать это, по всей видимости, мне удастся лишь завтра, на проклятом уроке истории. Так что самое время открыть потрепанный учебник, который валяется в моем саквояже, и освежить в голове сведения, которые мне предстояло завтра рассказывать.

***

Проснулся я от яркого солнца, нещадно заливающего светом окно.

Несколько мгновений лежал, тупо рассматривая потолок и деревянный столбик кровати. Шея затекла, на живот что-то давило. Я перевел взгляд вниз и понял, что лежу на кровати в своей комнате проклятого пансионата «Золотой луг». Что вчера употребил вкусный и сытный ужин, а потом присел на кровать с учебником истории.

И просто уснул! Не раздеваясь и даже не разложив постель! Бесов талмуд валялся рядом и издевательски упирался мне в живот железным уголком.

Кряхтя, я повертел головой, разминая шею. Рубашка и брюки, конечно, измялись, но судя по положению солнца – я нещадно опаздывал и переодеваться совершенно некогда.

Ругаясь, я взглянул на часы и застонал. Так и есть! Елизавета Андреевна сказала, что занятия начинаются в восемь. То есть через десять минут! Поминая всех демонов и проклиная этот бесов пансионат, я всунул ноги в туфли, пятерней пригладил волосы и сдернул со спинки кресла преподавательскую мантию. Сегодня от нее будет хоть какой-то прок – скроет изрядную помятость незадачливого учителя. Схватив учебник, я вывалился в коридор и наткнулся на топчущегося у лестницы Антипку.

– Господин учитель! – подпрыгнул мальчишка, завидев меня. – А я уже хотел уходить! Я жду, а вас все нет! Госпожа настоятельница велела сопроводить, когда вы появитесь!

– Я проспал, – буркнул недовольно и увидел, как округлились глаза мальчишки. Похоже, в его мире почтенные учителя не прогуливали уроки и не дрыхли до обеда. – Мог бы и постучать, разбудить меня.

– Так госпожа настоятельница не велела стучаться! – так же радостно объявил паренек. – Сказала ждать в коридоре и не шуметь! Ну а ежели вы не придете, возвращаться на кухню, там дел полно…

Я прищурился. Так-так. Значит, Печорская не велела будить пришлого учителя. Словно знала, что тот проспит свой первый урок и даст весомый повод с ним распрощаться!

Я скрипнул зубами. А не добавили ли мне в вечерний чай какой-нибудь сонной травки? Чтобы спалось крепче и дольше?

– Далеко до ученической комнаты? – спросил я. Организм требовал сначала посетить уборную, но я не мог себе позволить ни минуты опоздания. Только не сегодня.

– Так по коридору вот, а потом за угол, по лестнице наверх и вниз, еще раз за угол, а еще…

Точно не успею!

Забыв об Антипке, я снова выругался, да так, что у мальчишки глаза стали круглее, чем у совы. От досады на себя прикусил язык, не хватало еще, чтобы мальчуган нажаловался.

Но тот вдруг дернул меня за рукав мантии и потащил куда-то в сторону.

– Если через заброшенные коридоры, то быстрее будет, господин учитель, – выдохнул прислужник. – И умыться успеете! Только вы госпоже настоятельнице ничего о том не говорите, ладно? – И озорно хмыкнув, добавил: – Мой батя часто повторяет, что человек, который славно ругается, – славный человек. А теперь – бегом, господин учитель!

Я кивнул, мол – веди, и мы припустили по запутанным и узким коридорам. Антипка не соврал – благодаря ему я успел заглянуть в уборную и оказался возле светлых дверей ученической за минуту до звона колокола. Одернув мантию и поправив белый воротничок, врезающийся в шею, я шагнул в место пыток. То есть – знаний.

Стоило двери хлопнуть, и с узких лавок поднялись девушки, а на меня уставилось множество блестящих и любопытных женских глаз. Так же слаженно ученицы присели в легких книксенах.

– Садитесь, девочки, – прозвучал голос Печорской. Настоятельница стояла у преподавательского подиума и выглядела бесстрастной, но по тому, как она сжала в сухих ладонях указку, я догадался, что мои предположения о сонной травке не лишены основания.

Вежливо улыбнувшись, я прошел вдоль столов и повернулся к ученицам лицом. Комната знаний оказалась самой обычной: два ряда столов и стульев, проход в центре, карта империи и меловая доска.

Ну и самое важное – девушки. Я пробежал взглядом по лицам. Кто из них Катерина? Может, вот эта толстушка справа? Или светловолосая девица слева, покрасневшая от одного моего взгляда? Все ученицы носили одинаковые коричневые платья и прически – тугие косы. И все глазели с одинаковым любопытством.

Кто же из них та самая?

– Девушки, господин Дмитрий Александрович Волковский – наш временный преподаватель истории.

Я кивнул, решив не заострять внимание на слове «временный».

– Давайте я представлю учениц, и вы начнете урок, – все тем же недовольным тоном произнесла настоятельница.

– О, я не настаиваю. Мы вполне можем познакомиться без вас, Елизавета Андреевна.

– И все же, – проскрежетала мегера. Повернулась к ученицам. – Анна Арсеевна…

С первой парты вскочила толстушка. Не останавливаясь, настоятельница продолжила перечислять имена учениц.

– Пелагея Барыгова… Анастасия Иванова… Евдокия Булевская… Ульяна Дунина… Лидия Жерябкина…

Запомнить имена, которые настоятельница выстреливала со скоростью хорошо смазанного револьвера, не было никакой возможности. Но я и не пытался. Я ждал лишь одно имя, которое все еще не прозвучало.

И тут осознал то, что отметил в самом начале, но на что не обратил внимания. Симметричность! Девушки сидели за партами симметрично, шесть слева и шесть справа. А это означало, что их в комнате не тринадцать, а всего лишь двенадцать. Одной не хватало.

И стоило это осознать, как дверь снова распахнулась, впуская прислужницу Глашку и еще одну девушку. Ее закрывало массивное тело служанки, и мне никак не удавалось рассмотреть, кто прячется за объёмными телесами.

– Нашла, госпожа настоятельница! – радостно Глаша, запуская руку назад и выуживая новую ученицу. – Снова в лес собралась, да я не пустила! Вовремя поймала!

Выдернула из-за спины упирающуюся девицу и подтолкнула ее вперед. Девица злобно зашипела, освободила узкую ладонь из пухлой руки прислужницы, натянула на уши шапку и уставилась на нас – хмурую Печорскую и ошарашенного меня.

Ошарашенного, потому что я никак не ожидал увидеть столь знакомые синие глаза. Которые принадлежали вовсе не парню, а несомненно – девушке! Ученице! На незнакомке было такое же некрасивое платье, как и на остальных девицах, но голову покрывала вязаная шапка. И это в такую жару!

Настоятельница заметно щелкнула зубами. Возможно, мое предположение о том, что старуха волчица-оборотница, – не так уж далеко от истины.

– Катерина Лепницкая! – возмущенно всплеснула руками настоятельница. Ее глаза – и без того темные – сейчас напоминали тлеющие головешки. – Что ты себе позволяешь! Почему ты снова в таком неприглядном виде! Нет, это уже переходит любые границы… Катерина, немедленно займи свое место!

– Да зачем? – мрачно буркнула девушка.

Несколько учениц гаденько захихикали. Елизавета обвела класс суровым взглядом, и смешки затихли.

Выразительно скривившись, Катерина прошла к дальней парте у окна и плюхнулась на стул. В ее движениях не было ни капли кокетства, они оставались нарочито грубыми, но кого это могло обмануть теперь? После того, как я видел девчонку скачущей по ветвям, подобно белке?

Или я ошибаюсь? Может, лесной ловкач – брат девушки?

Но тут ученица повернула голову и наши взгляды встретились. И я увидел ту же неприязнь, которой наградил меня в лесу спаситель. О нет! Это не сестра ловкача, это она сама! И сейчас я мог рассмотреть во всех подробностях ее лицо, отмытое от грязи. Лицо у нее было интересное, все же не зря мне хотелось окунуть спасителя в родник. Первое, что замечал взгляд, – это загорелая, золотисто-смуглая кожа, столь отличающаяся от томной бледности столичных девушек. Катерина Лепницкая точно не пряталась от солнца, похоже, как раз наоборот! Нос у нее был тонкий и прямой, подбородок – упрямый, четко очерченный. Губы яркие, красивой формы. И глаза – широко расставленные, синие. И недовольные. Похоже, нахождение в комнате знаний нравилось девчонке еще меньше, чем мне.

И неожиданно это открытие меня развеселило. Или свою роль сыграло то, что девушка довольно привлекательна? Даже несмотря на мрачное выражение лица. Значит, соблазнять придется не какое-нибудь страшилище. Совсем не страшилище…

– Катерина, сними шапку, ты находишься в классе, а не на конюшне! – приказала Печорская. – Матерь божья, да за что мне все это?

Белокурая ученица – кажется, ее представили Лидией Жерябкиной, – презрительно фыркнула и демонстративно закатила глаза. Девушки рядом с ней снова захихикали. Остальные либо отвернулись, либо сделали вид, что не замечают девицу в шапке.

Я с интересом осмотрел юные женские лица. Да уж, поворот. Очевидно, что Катерину здесь не жалуют. Интересно, почему?

– Лучше бы на конюшне, – буркнула странная ученица себе под нос. Дернула недовольно плечом, но потом сжала губы и рывком стащила головной убор. На плечи упали тяжелые каштановые кудри. Свет, льющийся из окна, запутался в них, как золотая рыбка в сетях.

А я вдруг ощутил, как перехватило дыхание. Спазмом сжало горло, и я отвернулся.

– Катерина, не заставляй меня краснеть за твое неподобающее поведение! Немедленно приведи себя в порядок! – прогремела Печорская.

– Простите, госпожа настоятельница, – пробормотала ученица без доли раскаяния. Одним движением завернула волосы в тугой жгут на затылке и мрачно уставилась в окно. Происходящее на улице интересовало ее куда больше всех нас.

Настоятельница пригвоздила Катерину еще одним тяжелым взглядом, словно намеревалась одной лишь силой собственного недовольства прибить нерадивую ученицу к стулу. Но это не произвело на саму Катерину никакого впечатления. Возмущенно засопев, Елизавета развернулась ко мне. Постояла, шевеля тонкими бровями и решая невыполнимую задачу, – как бы избавиться от нового учителя. Но так и не найдя решения, сурово поджала губы и махнула рукой.

– Что ж, все девушки в сборе, можете начинать урок, Дмитрий Александрович. Не буду мешать!

Словно генерал на плацу, она промаршировала до двери и покинула ученическую. Зато вошла пышнотелая грузная женщина, представилась Добравой Никитичной и уселась на табурет в углу. А на мой удивленный взгляд всплеснула руками:

– Так матушка-настоятельница велела, господин учитель! Все ж юные девицы у нас туточки, неискушенные умы, так сказать. А вы человек новый, незнакомый… Мужчина опять же!

Девицы – все, кроме Катерины, глазеющей в окно, – рассмеялись. Я же попытался удержать на лице маску преподавателя и не выругаться вслух. Отлично. Значит, ко мне приставили наблюдателя. Просто великолепно! И что мне делать дальше?

Двенадцать пар девичьих глаз смотрели не отрываясь. В этот момент я понял, как ощущает себя лягушка, распятая на столе для опытов какого-нибудь врачевателя. Скверно она себя ощущает.

Не придумав ничего лучше, я раскрыл исторический талмуд. Тупо посмотрел на страницу, закрыл. Бесов воротник царапал кожу на шее, словно норовил отрезать мне башку. С двух сторон на меня глазели краснеющие и хихикающие девицы, в углу громко сопела Добрава. В другом углу, снова занавесившись каштановыми кудрями, смотрела в окно девушка, из-за которой я оказался в этом пансионате. Мохнатый шмель залетел в ученическую, сделал круг и вылетел обратно, возмущенно гудя. Я от всей души ему позавидовал.

Лучше бы я снова отправился на войну, в самом деле!

Но я здесь.

Кашлянув, чтобы прочистить внезапно пересохшее горло, я снова открыл бесов талмуд.

– Итак, начнем, – неожиданно хрипло сказал я. – Кто может рассказать, на каком историческом периоде вы остановились?

Толстушка несмело подняла руку.

– Да… Анна, говори, – вспомнил я ее имя, отчего девушка приобрела сходство со свеклой.

– Мы проходили правление Александра Третьего, прозванного Разорителем, – тоненько проблеяла девушка. – Когда произошел тот случай с господином Морозовым, нашим прежним историком. Ну, когда он… Когда он умер!

Худая носатая блондинка – Лидия – шикнула на толстушку, и та сконфуженно замолчала. Я сделал мысленную заметку выяснить, что же случилось с моим предшественником.

– Хм, значит, правление Александра Третьего и период упадка, – резюмировал я, вспоминая исторические вехи. Предок нынешнего императора действительно был никудышным правителем, разорил казну и потерял в бесславных войнах значительную часть территорий. Его правление вошло в историю страницами смуты, позора и трагедий, едва не приведших к разрушению государства. К счастью, его сын – Пётр – оказался куда более предприимчивым, а главное, удивительно везучим. Став первым царем-императором, он сумел не только поднять с колен утопающую в нищете и дрязгах страну, но и значительно приумножить ее богатства. С Петра, прозванного Благодетелем, собственно, и началось то, что историки называют Веками процветания и благоденствия.