
Полная версия
Журнал «Парус» №79, 2019 г.
И болтаешься, с кем ни попало.
Что ж ты, мамка, заешь тебя вошь,
Или мало тебя потрепало?
Коль свобода тебе тяжела,
Так хотя бы детей постыдилась —
Их-то, бедных, за что обрекла
Воровать да выпрашивать милость?
Не дури, пропадешь ни за грош,
Коли всё повторится сначала!
Вот опять ты молчишь. Вот ревешь
И сквозь слезы хрипишь:
– Осознала…
Тяжела ли России свобода? Готова ли моя страна жить по закону, а не по совести? Тысячи сытых рыл, выглядывая из расшитых мундиров, уставились на мою родину – полуголодную, полупьяную, одетую в чужое тряпье. И наседают на нее, вопрошают: готова ли? осознала ли? и качают около ее носа пухлыми пальцами: ты не дури давай, не буянь, берись за ум!..
А она понуро молчит. Ни совесть, ни рассудок она не пропила – и ясно видит, за чей счет жируют обладатели красивых мундиров и их штатские начальнички-правоведы. Но что им докажешь, нехристям? И в зону она возвращаться тоже не хочет.
Не свобода ей нужна, моей родине, – а воля. Ей бы волю – отправила бы она всю эту расшитую свору туда, откуда недавно вышла сама, за железные ворота. Пусть покатают тачку, похлебают баланду, пусть поймут, что нельзя так с живыми людьми…
А расшитые мундиры всё наседают: дура-баба, да ты же сама виновата! На кой черт ты революцию-то взялась устраивать в своей большой деревне? царя-то батюшку с невинными дочками зачем угробила? Чем он тебе помешал, венценосный мученик, помазанник Божий?
И слушает моя родина забытые за семьдесят лет слова, и катятся по ее щекам слезы…
11 СЕНТЯБРЯ
Над Манхэттеном – чад,
Над Манхэттеном – смрад…
Это им за Белград!
Это им за Багдад!
За мольбу о пустом,
За бессмысленный бег,
За уверенность в том,
Что Манхэттен – навек…
В прекрасный сентябрьский денек 2001 года, за неделю до своего 51-го дня рождения, я почему-то пришел в редакцию только после обеда (как начальник, я мог себе сие позволить). По обыкновению, зашел сначала к главбуху.
– Да ты слышал ли, что Америку бомбят? – встретила меня вопросом Антонина Николаевна.
Я аж подпрыгнул на месте:
– Где? Когда?
– Да вон, по телевизору показывают…
Я бросился в верстальную, где у нас стоял телевизор. Он был включен на полную громкость – и на экране вовсю дымили башни-близнецы.
От полноты счастья я запрыгал, поворачиваясь вокруг своей оси, заплескал в ладоши:
– Наконец-то! Дожили до светлого дня! Ура, ура, ура!..
Верстальные девушки посмотрели на меня неодобрительно: им не нравилось, когда я выходил из образа начальника. Хотя Америку они тоже не сильно любили.
А я был по-настоящему счастлив.
Тем же вечером я написал это маленькое стихотворение. Послал его по электронной почте в газету «Завтра», но Проханов не напечатал. Напечатал, спустя пять лет, Станислав Куняев в «Нашем современнике». Спасибо, конечно, и на этом, братья-славяне, но все-таки дорого яичко бывает ко Христову дню.
Тем не менее стихотворение дошло до адресатов – по крайней мере, до одного из них. Через десяток лет я включил это восьмистишие в книгу, вышедшую в Германии, а затем подарил книгу своей знакомой, молодой и раскованной особе, вышедшей замуж за профессора из США. И вот однажды, нежась в объятиях муженька, эта особа услышала от него нечто расслабленное и ленивое:
– Гм… так ты говоришь, твой старый приятель из Рашки тоже что-то пописывает?
– Да, он пишет стихи. Вон и книжка его лежит.
Профессор лениво взял с полки мою книгу, раскрыл посредине и прочел первое, что попалось на глаза. И надо же было такому случиться, чтобы ему попалось именно это стихотворение.
– Вот зэ фак! – заорал профессор. – Вот зэ фак!..
И моя книга полетела в угол.
Боже, как я был счастлив, когда узнал об этом трогательном эпизоде! Я опять кружился вокруг своей оси и хлопал в ладоши.
– Дошло! – кричал я. – Дошло! Без вазелина!..
СОВЕТ АГАСФЕРУ
Беги в Европу, Агасфер!
Оставь Манхэттен обезьянам –
Пусть выползают из пещер
И правят городом-туманом.
И смотрят, сглатывая дрожь,
Как ты, стакнувшись с англосаксом,
Через Атлантику везешь
Тельца, откормленного баксом.
Именно такой представилась мне в начале XXI века эта фантасмагорическая картина: светлая ночь, редкие звезды, густой туман над Нью-Йоркской гаванью, суденышко, везущее огромного, поблескивающего тусклым золотом тельца, прощальный плеск волн Гудзона, а на корме – печальный вечный скиталец. Неотрывно глядя на проплывающий неподалеку светло-зеленый колосс коронованной леди Либерти, скрежещущий отслоившимися листами русской меди, скиталец шепчет, поглаживая золотого теленка:
– Ой вэй, оставайтесь со своими проблемами, а мы таки едем туда, куда нам надо…
И тут он замечает между лучей зеленой короны, подсвеченной светодиодными фонарями, черную обезьяну: сжавшись в комок, она неотрывно, с ненавистью смотрит на уплывающее суденышко. А вон и другая – зацепилась хвостом за зубец, кривляется, корчит скитальцу рожи. Это его почему-то веселит.
– Мы таки уезжаем, – восклицает он, – и без нас тут уже скоро опять будет не остров Свободы, а остров Больших устриц! Верно, Джон?
Пьяная красная харя показывается из трюма.
– Сколько раз тебе говорить, – рычит харя, – ты обязан называть меня «сэр Джон»!
– Но ведь и я тоже сэр… – протестует скиталец.
Красная харя машет рукой и возвращается к своему бренди. Судно идет вперед, леди Либерти медленно уменьшается в размерах, обезьян давно уже не видно. Есть только светлая ночь, туман над водой, далекие звезды и плеск волн.
– Джон, – вновь зовет скиталец, – слушай, Джон. Или, если хочешь, сэр Джон. Скажи мне, почему я и мой теленок снова должны бежать? Почему нас гонят с той земли, которую мы превратили в благословенное место на планете?
– Твоя земля в Палестине! – доносится рычание из трюма. – И будь проклят тот день, когда я отдал ее тебе! А сейчас ты плывешь со своим теленком туда, где относительно тебя уже принимали однажды окончательное решение! Не страшно ли тебе, с позволения сказать, сэр?
Скиталец молчит, гладит теленка, смотрит на проплывающие вдали огни Лонг-Айленда. Потом, наконец, отвечает:
– Да, страшно… Но мне страшно везде, и в Палестине тоже. Лучше всего было в России в начале и в конце двадцатого века… цукер зис, я делал там что хотел! Но сейчас, спустя всего одно столетие, там царит совершенно невыносимая атмосфера. Все там пропитаны ненавистью ко мне, от первоклассника до президента! О, эта нация неисправима! Я неоднократно предлагал в конгрессе сбросить на русских самую новейшую бомбу, – но, к сожалению, меня не послушали. А что здесь? Я отдал этим кривлякам Гарлем и Ньюарк, я поддержал их в борьбе за избирательное право. Смотри, Джон, к чему это привело через полтора века. Они пришли к власти – и выставили мне счет за «черный холокост»! Даже название стырили! Я всё сделал для того, чтобы возвеличить их Кинга, но в итоге они молятся на этого своего рыжего из Детройта! И вот теперь я вынужден бежать из этой, когда-то прекрасной, страны. Джон, клади себе в уши мои слова: придет такой день, когда они за это заплатят!
Из трюма взвивается пустая бутылка. Следя за ее полетом, скиталец вдохновенно продолжает:
– И с чего ты взял, что мы едем в Западную Европу, Джон? Разве моему теленку будет плохо на землях великого Тараса? Вишневий садик биля хаты, хрущи над вышнями гудуть… слыхал ты про такое когда-нибудь, поц островной?
И снова ночь, туман, звезды, плеск волн…
Маслом бы это написать!
СЛАВЯНСКИЙ СОКОЛ
В раздумье о самом высоком
Пред самым запретным – не трусь!
Смотри, как пикирует сокол
Славянским трезубцем на Русь.
Свистят раскаленные перья –
Ну, что им две тысячи лет!
И древние наши поверья,
Хрипя, выползают на свет.
Огнем наливается руна,
Хохочет народ у костра,
И сумрачный идол Перуна
На берег идет из Днепра.
Как-то раз, засыпая в объятиях богини Клио, я представил себе, что родовой тотем Рюриковичей однажды вновь спикирует на матушку-Русь, вызвав тем самым ответное мощное движение из-под двухтысячелетней христианской пашни. И спросил себя: а что в итоге произойдет?
Что случится после того, как Перун с золотой головой и серебряным усом вновь встанет на холме у великокняжеского двора, а рядом вольготно расположится вся «великолепная пятерка» древнеславянских богов? Ведь опять поплетутся к нашему князюшке магометане, католики и иудеи, дабы обратить язычника в свою веру, опять начнут рассказывать ему о ничтожестве идолов! И совершенно не факт, что верх опять не одержит безымянный философ от греков и что наш властелин, склоняясь к вере Христовой, не скажет вновь: «Хорошо тем, кто справа…»
А дальше всё пойдет как по писаному.
Но тут греческая богиня разбудила меня и показала, что случится на самом деле, в реальной земной истории. Грянет глагол времен, в евразийскую империю вползет тьма, три звероподобных чудища подпишут своей нечистой кровью адскую грамоту в Беловежской пуще, единая древнеславянская земля треснет – и сокол-тризуб со свистом спикирует на отколовшуюся Украину. Навстречу ему, отвалив полувековой камень, выскочит из гроба бандеровский «Тризуб» – и заскачет по майданам, и завизжит, зигуя, о национальной революции. А затем рекой польется людская кровушка…
Древние боги, встающие из-под пахотной земли, требуют жертвоприношений. Иначе и быть не может. Идолам всегда нужна кровь.
СЛОВА
Край родимый! Леса да болота,
Ливень с градом, метель-кутерьма…
И хотелось бы вымолвить что-то,
Да мешает природа сама.
В кои веки, рискуя судьбою,
Наберешься отваги для слов –
Тут же туча взойдет над тобою,
Вихри бросятся из-за углов.
И, как листья в осеннюю пору,
Все слова понесутся, крутясь…
Вон одно – улетело за гору!
Вон другое – затоптано в грязь!
Что поделать с бедою такою?
Поневоле сквозь тайную грусть
Глянешь в небо – и машешь рукою:
Ничего не сказалось? И пусть!
За тебя наворчатся морозы
И нашепчется всласть листопад,
И бесстрашные юные грозы
За тебя на весь мир прогремят!
На наших евразийских просторах слово и впрямь значит порой так много, что для произнесения его приходится рисковать судьбой – вся история русской литературы вопиет об этом. Убит за слово, упрятан в застенок за слово, оклеветан за слово… И ладно еще, если бы среди пострадавших были только писатели – мы-то знаем, или хотя бы чувствуем, на что идем, чем рискуем, – но ведь и обычным людям, набравшимся отваги сказать что-то искреннее, достается не меньше. Что же это такое? откуда в наших палестинах такая ценность слова? И почему здесь порой трещит такой лютый мороз, что живая речь буквально замерзает?
Когда на дворе теплеет, подступает новая напасть: слово твое никто не замечает, никто на него не откликается. И поневоле приходит мысль о том, что человеческая речь – такое же явление земной природы, как листопад и метель, как весенний гром и летний ливень. Никто из них не заботится о том, будет ли услышан – а просто шелестит, воет, громыхает, барабанит по крыше…
Зачем же ты, поэт, страдаешь, если тебя не слышат? Чем ты лучше других явлений этого мира, отчего твой голос непременно должен слышать кто-то? Громыхай или шелести, но не жди никакого отклика, не надейся на него.
Диана КАН. Осенённые осенинами
Всероссийский фестиваль «Осенины», прошедший в Татарстане, отметил сразу два юбилея: 20-летие образования Татарстанского отделения Союза российских писателей и 10-летие выхода в свет литературно-художественного журнала «Аргамак-Татарстан». Фестиваль прошёл сразу в двух городах республики: стартовал в «татарстанской столице музеев» – Елабуге, а завершил работу в столице отечественного автопрома – Набережных Челнах. Три насыщенных фестивальных дня, несколько десятков творческих встреч, круглых столов, литературно-музыкальных вечеров, писатели со всей России – всё это фестиваль «Осенины», ставший масштабным, зрелищным, концептуальным и впечатляющим по охвату аудитории действом… Поневоле в ходе фестиваля у меня появлялась мысль, как славно было бы, чтобы он стал регулярным. Аналогичная мысль, ещё до того, как она была озвучена с высокой трибуны, пришла в голову, оказывается, не мне одной.

Именник гостей фестиваля впечатляет не только персонами, но и географическим охватом. Председатель правления Союза российских писателей, прозаик Светлана Василенко (Москва). Генеральный директор музея-заповедника А.С. Пушкина Болдино Нина Анатольевна Жиркова (Нижегородская область). Попутно замечу, что Нина Анатольевна привезла на «Осенины» строгое дыхание пушкинского Петербурга, откуда приехала с Всероссийского форума пушкинистов с подарком Елабужскому музею-заповеднику в виде графических работ петербургских художников на цветаевскую тему… Был среди гостей секретарь правления Союза писателей России Константин Васильевич Скворцов (Москва). Прозаик из Новосибирска Пётр Юрьевич Муратов. Главный редактор замечательного журнала «Литера» Сергей Африканович Щеглов (Йошкар-Ола). А именитый российский лермонтовед Нина Павловна Бойко (Пермь) приехала на «Осенины» прямо с Всероссийского литературного форума «Золотой Витязь» и привезла с собой весомую награду – Серебряного Витязя! Прозаик и издатель Сергей Грачёв (Москва). Цветаевед Галина Алексеевна Данильева представляла известный московский Цветаевский дом-музей в Борисоглебском переулке. Владимир Викторович Макаренков (Смоленск). Поэт Евгений Ростиславович Эрастов (Нижний Новгород), один из лауреатов Международной цветаевской премии. Московская поэтесса Инна Валерьевна Лимонова, про которую следует сказать особо. С Инны Валерьевны когда-то началось возвращение памяти Марины Цветаевой в Елабуге. Инна Лимонова убедила генерального директора банка «Континент» Леонида Онушко выкупить особняк, который её стараниями превратился в культурный Центр имени Марины Ивановны. Теперь здесь находится музей Цветаевой. Отпевание Марины Цветаевой в Покровской церкви также было также достигнуто стараниями Инны Лимоновой, которой пришлось для этого обратиться к патриарху Алексию.

Однако продолжим именник гостей фестиваля «Осенины», среди которых выдающийся литературный критик Вячеслав Дмитриевич Лютый (Воронеж)… Прозаики, поэты и деятели культуры Татарстана: драматург и заместитель главного редактора журнала «Аргамак-Татарстан» Александр Воронин, поэты Галина Булатова, Эдуард Учаров, Вера Хамидулина, Светлана Летяга, Олег Лоншаков, Светлана Попова, Ольга Левадная, художница Люба Сивко… и многие-многие другие деятели культуры Татарстана, которые были не столько гостями, сколько радушными хозяевами «Осенин», помогая организаторам фестиваля. А устроителем блестяще прошедшего фестиваля выступил знаменитый Елабужский государственный музей-заповедник во главе со своим генеральным директором Гульзадой Ракиповной Руденко и её отлично организованной командой сотрудников-единомышленников и больших подвижников отечественной культуры и культуры Татарстана.
Прологом «Осенин» стал тур гостей по музеям Елабуги. Елабуга сегодня не просто экономически свободная и успешная зона, где добывают редкую – девонскую! – нефть. Елабуга – конгломерат музеев, которых в городе пока что шестнадцать! Пишу «пока что» по той причине, что из года в год Елабуга прирастает новыми экспозициями. Дом-музей великого художника Шишкина, уроженца Елабуги, отец которого известен как елабужский градоначальник, построивший едва ли не первый в России водопровод. Дом-музей кавалерист-девицы Надежды Дуровой, которая после своей воинской службы жила в Елабуге и занималась литературной деятельностью, состоя в переписке с самим Пушкиным.

Нам подарили встречу с красавицей Камой, которая, как утверждают многие в Татарстане, вовсе не есть приток Волги, потому что в месте их слияния Кама гораздо шире Волги. То есть, как говорят некоторые в Татарстане: это Волга, по сути, является притоком Камы. Могу не соглашаться с этим утверждением при всём моём уважении к великой Каме, но одно неоспоримо: Кама прекрасна! Это древнейшая река-труженица, река-сказительница и, наконец, она просто красавица… На её высоком берегу стоит уникальнейший памятник архитектуры домонгольского периода истории нашей страны – Чёртово городище, с которым связано множество легенд и преданий. Оно помнит железную поступь Тамерлана и других завоевателей! А недавно рядом с Чёртовым городищем выросла статуя огромного Дракона, который по преданию является хранителем этих мест. В народе эту статую называют Автоген-ака!
Конечно, никак не могли мы минуть в Елабуге Дом памяти и литературный дом-музей Марины Цветаевой, чьи Международные Чтения собирают в Елабуге цветаеведов со всего мира. Гости фестиваля возложили цветы к могиле Марины Ивановны, а также к её красивому памятнику, что стоит в самом центре Елабуги – на площади имени Марины! Посетили мы и дом-музей великого врача Бехтерева, также урождённого елабужанина. Музей-портомойню, музей-трактир…
Музей-трактир, где гостей потчуют блюдами татарской и русской кухни, заслуживает отдельного разговора. Там на почётном месте красуется «рюмка-муха», с которой связана ещё одна легенда Елабуги. Рюмочка маленькая совсем, с половину женского пальчика, за размер и прозвали «мухой»! Когда Пётр Первый, дабы улучшить наполнение казны, издал указ, чтобы народ в трактирах не только ел, но и активно употреблял спиртные напитки, то обязал трактирщиков первую «разгонную» рюмку посетителям наливать бесплатно. Елабужские трактирщики смекнули, какими убытками может обернуться для них это нововведение царя, ведь в те времена обычная рюмка была объёмом не менее, чем половина стакана. И вот елабужские трактирщики, дабы не разориться, изобрели «рюмку-муху», её и наливали посетителям бесплатно первой. Ну а поскольку всегда найдутся охочие до халявы граждане, то иные елабужские любители выпить задарма просто курсировали от трактира к трактиру и всюду «принимали на грудь» вот эту первую бесплатную маленькую «рюмочку-муху». Отсюда в России явилось известное всем выражение – ходить под мухой! Это крылатое выражение тоже родом из Елабуги! Ныне «рюмка-муха» запатентована и очень востребована многочисленными туристами в качестве красивого сувенира. Хотя стоит недёшево – 500 рублей…

Официальная церемония открытия Всероссийского фестиваля «Осенины» состоялась в новом концертном зале. Её провели заместитель гендиректора Елабужского музея-заповедника Александр Деготьков и главный редактор журнала-юбиляра «Аргамак-Татарстан», председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей, поэт Николай Алешков. На этом вечере председатель правления Союза российских писателей Светлана Владимировна Василенко вручила награды СРП писателям Татарстана. А завотделом аппарата президента РТ Рустэм Бадретдинович Гайнетдинов наградил писателей почётными грамотами Министерства культуры Республики Татарстан. Я очень благодарна за то, что одну из трёх таких грамот вручили мне!
В программу фестиваля устроители включили посещение Набережных Челнов и, конечно, краеведческого челнинского музея, где недавно открылась замечательная выставка к юбилею автогиганта КаМАЗ… Также писатели посетили несколько социальных объектов в Набережных Челнах. Нас всех поразил инновационный детский садик «Батыр». Войдя в него, хочется никогда не взрослеть и попросить в этом садике политического убежища. Замечательный бассейн, всевозможные игровые комнаты для изучения народного быта, постижения грамотности, правил дорожного движения, детский театр, этнографический музей… К садику «Батыр» приписаны 500 детишек. Я не удержалась и спросила, какова родительская плата за ребёнка в этом саду. Оказалось, что четыре тысячи рублей… Московский писатель Сергей Грачёв, который часто по роду своей литературной работы выступает перед детьми в детсадах Минобороны РФ, заметил, что даже детсадам МО, право, далековато по оснащённости до детсада «Батыр»!..
Восхищаясь грамотной организацией фестиваля, воздавая должное таланту и такту его устроителей, зрелищности мероприятия, я тем не менее выделю, быть может, не самое публичное и зрелищное мероприятие. А именно круглый стол по вопросам литературы, прошедший в Музее Серебряного века (директор Андрей Иванов). Это было мероприятие не столько для публики, сколько для писателей. Именно в ходе таких совместных «мозговых корпоративных штурмов» происходит сверка часов и уточнение системы координат того, что мы называет литературным и журнальным процессом. Мероприятие сколь острое по дискуссионности, столь же и нужное-важное-насущное. Ведь литературный процесс – не только сцена и публика! Участники высказывали самые разные мнения и предлагали самые разные пути решения современных проблем журнального и литературного дела. Каждое такое мнение – дорого, концептуально, необходимо! Как наглядное явление того, что проблемы современных литературных журналов могут и должны быть успешно решаемы – журнал-юбиляр «Аргамак-Татарстан». Пример того, что и в наше, казалось бы, не самое литературное время, подняв журнал с нуля, всего 10 лет его можно сделать явлением современной литературы в масштабах России. Конечно, за это надо выразить благодарность главреду журнала – поэту Николаю Алешкову, обладающему не только талантом стихотворца, но и не менее редким качеством, которое непременно должно быть присуще главному редактору: умением собрать под одну журнальную обложку самых разных авторов. И переформатировать все априори неизбежные, индивидуальные центробежные силы в силы центростремительные. Стремящиеся к одной-единственной цели – быть всегда интересным читателю!
Фото Дианы Кан и Натальи Берестовой (Елабуга)
Литературоведение
Валерий СУЗИ. Автор и герой: триптих в теоретико-аналитических тонах
I. Искушение образом и идеей: «мирская святость» у Достоевского.
Благими намерениями мощена дорога в ад, а благими делами – в рай1.
Искушение образом (князь Христос) и идея мирской святости – ключевые интуиции в духовно-нравственной драме автора. Русский гений Достоевского профессионально рефлексивен, что говорит о личностной зрелости, филологической чуткости, литературоцентризме нашей культуры: у него множество гуманитарных тем (богословских, творческо-поэтических) тесно переплетаются, врастают друг в друга. Эта черта от Благовестия заметна в «Слове о Законе и Благодати», в «Слове о полку Игореве».
Начиная с Пушкина, наша литература не «мыслит в образах» (как казалось позитивисту Белинскому), а живет образами, в образе2 (у Гете разница между мыслью, словом и делом существенна).
Уже у Пушкина (отчасти у Жуковского и Державина) происходит смена прежней риторической парадигмы, а значит, и природы слова, образа (т.е. имени и лика), положения и состояния словесности, на новую – диалогическую, собственно, художественную, в современном понимании термина. Заметим, что степень, творческий метод, тип художественности определяется типом, строением, природой образа, его тяготением к Имени (понятийно условному знаку в быту, науке, философии) и Лику-символу во плоти (в искусстве).