Ирма – служебная собака с добрым сердцем

– Постараемся. Всё, что в наших силах. Нам на руку играет то, что для наших собак площадка привычная. Но как быть с Ирмой? Её стиль задержания просто уложит всех присутствующих на лопатки. От смеха.

– А знаешь что? Я перечитал внимательно правила. Там нет ни слова о том, что собака должна быть агрессивной или злобной. Так что, просто, готовимся отстаивать своё право. Ей надо набрать максимум баллов на всём остальном. Потому что кроме задержания, у нее есть ещё одно уязвимое звено: ей нельзя прыгать глухой барьер. Во-первых: она попросту его не возьмет, во -вторых: это точно порвет её слабые связки. А значит, на всём остальном нужен максимальный балл.

И вот день настал. Кинологи с собаками из разных частей прибывали на нашу территорию, заполняя её дополнительным лаем. Слыша чужой лай, наши собаки в вольерах тоже устроили настоящий хор с оркестром, дребезжа сеткой и своими мисками. Какофонию слышно было даже в штабе, в километре от нас.

Исходное построение. Расходимся по позициям.

Первое испытание на послушание. Почти всё собаки набрали максимальный балл. Две прибывших собаки сняты с соревнования из-за грубых ошибок. В остальном, практически нос к носу всё участники.

Следующее испытание: минно – розыскная служба. Здесь баллы уже существенно отличаются, но мы берем максимально возможный.

На патрульно-постовой Герде срезают балл за скорость реакции.

На защитно-караульной Чак теряет два балла. Сорвал первый захват.

Но мы всё ещё в тройке лидеров.

Собаки – универсалы идут отдельно от всех и мы пока с Ирмой в зрителях.

И вот наступает наше время. И судья преподносит сюрприз: испытания будут проходить только по двум параметрам. Обыск местности с задержанием и полоса препятствий. Оба наших слабых места. Штирлиц, это провал!

Я кусаю губы от досады и обнимаю собаку. Шансы очень малы. Парни, в нарушение правил, поднимают шум, громко возмущаясь. Приходится на них прикрикнуть.

Нам достается номер 5. После нас будут ещё двое.

Первая пара отработала хорошо, но на задержании собака выпустила рукав. Сняты.

Вторая пара отработала на отлично. Но сняли баллы за скорость – собака явно с лишним весом и медленно делала обыск.

Третья пара завалила обыск – собака пропустила два схрона.

Четвертая пара проходит без замечаний. Максимальный балл. Я выхожу с Ирмой на исходную. Не подведи, милая!

Команда! Собака, соскучившись по работе молниеносно срывается с места. Идеально проходит схроны, толчок, полёт, хватка! Идеальное задержание! Теперь надо также идеально отозвать собаку. Только бы не бросилась облизывать фигуранта!

– Ко мне!

И собака, оттолкнувшись лапами от фигуранта, метнулась ко мне. Идеальный обход! Идеальная посадка! Ты ж моя умница!

Минус балл! Как? За что?

Но выяснить получится только после объявления итогов. Сейчас нельзя.

У нас в запасе только один бал. Если мы сейчас завалим полосу препятствий, это будет фиаско. Катастрофа.

Я усаживаюсь к собаке, оглаживаю и шепчу, какая она умница, как я её люблю. Объясняю, что нам очень очень нужна эта победа.

Стас пробивается к нам и ощупывает лапу. Встревоженное лицо постепенно расслабляется. «Обошлось», – шепчет он мне.

Полоса препятствий. У нас 7 номер. Мы будем последними.

На полосе препятствий выбыло из гонки сразу две собаки. Одна не пошла на вышку, вторая недопрыгнула глухой барьер.

Я понимала, что нас тоже снимут. Я не отправлю собаку на глухой барьер. Это провалит нас, но у команды будет всё равно достаточно баллов, чтобы взять, хотя бы третье место.

На удивление, всё собаки прошли полосу очень плохо. Что действительно было весьма странно. Ведь в узких службах на полосе все взяли максимум. А тут, такой завал.

И вот подошла наша очередь. Я выхожу на дистанцию с решением оборвать бег собаки сразу после бревна. Оно ей безопасно.

Отстёгиваю поводок. И…

Я даже не успела подать команду, как Ирма сорвалась с места и словно молния метнулась к полосе. Бум, барьер, ещё барьер, прыжок через канаву, вышка…

Кричать бесполезно! Трибуны ликуют. Гул слишком сильный. Она не услышит меня. Я, задыхаясь, пытаюсь бежать вслед собаки. Она идет в четко заученной последовательности.

Глухой барьер… Я зажмуриваю глаза. Гром аплодисментов и мокрый нос упирается в мою ладонь, останавливая меня на бегу.

Собака четко села напротив. Она заглядывает в глаза, неистово виляя хвостом.

В нарушение правил я присаживаюсь к ней и ощупываю лапу. Не одёргивает.

– Дура! Какая, ты, дура! – я шепчу собаке, пытаясь безуспешно сдержать слёзы. Поднимаюсь и, не цепляя поводок, иду к своему месту.

Судьи долго совещаются. И поднимают таблички. Минус 1 бал. Трибуны поднимают шум.

Встаёт главный судья.

– Бал снят за то, что на дистанцию выпустили травмированное животное. Недопустимо рисковать своим напарником даже в угоду службы. Любой риск должен быть обоснован.

Он же не знает, что на кону не только лапа собаки, а её жизнь.

Нас распускают на отдых. Судьи уходят на подсчет баллов.

Стас бросается к собаке и, не выдержав, орет на меня:

– Ты, блин, совсем что-ли бессердечная?! Ты зачем её на полосу пустила? Ты понимаешь, что она могла вообще себе шею свернуть на глухом барьере?!

Нервы сдают окончательно и я, упав на колени и обняв собаку за шею, начинаю рыдать. Собака вылизывает мне лицо, скулит, не понимая, что происходит с хозяйкой.

Стас ощупывает её лапу.

– Вставай и приводи себя в порядок! Слезами горю не поможешь, а мне надо нормально осмотреть собаку, – он почти силой оттаскивает её от меня. Мне стыдно. Стыдно за эти слёзы. Стыдно за отстёгнутый поводок. Стыдно за то, что я вообще вошла на эту полосу препятствий. Стыдно, что я не могу решить вопрос с жильём, куда спокойно могу привести собаку. Стыдно, что моя жизнь зависит от чужих приказов и желаний. И этот стыд острым калёным железом выжигает мои слёзы и мою слабость. Да что я за тряпка, раз не могу отстоять дорогое мне существо?! Как бы не прошли соревнования, я не позволю забрать у меня Ирму. А завтра я возьму отгул и пойду решать вопрос с жильем. В общаге или в съемном сарае, но мне нужно жилище, где можно держать животных. И оно у меня будет! Любой ценой!

Я решительно встаю на ноги, вытираю рукавом лицо, подхожу к Стасу и пристёгиваю поводок ошейнику Ирмы.

– Как её лапа?

– На удивление, не жалуется. И не хромает. Вроде обошлось. Но надо будет посмотреть завтра.

– Вот и посмотришь. И сегодня несколько раз и завтра.

Судьи возвращаются. Сейчас объявят итоги. Но мне всё равно. Я потеряла интерес. При любом исходе, это – моя собака и если надо, хоть под трибунал, но я не отдам её.

Первое место – не мы. Второе место – опять мимо. Третье место…

– Третье место разделили сразу две команды, команда части» – » и команда части…

Мы! Мы на третьем месте! Мы это сделали! Парни сгребают меня в охапку. А у меня в душе как-будто лёд. Что-то отмерло. Пришло четкое холодное осознание того, что больше никогда я не буду рисковать своими любимыми в угоду чего бы то ни было. Надо было искать другой выход, други пути решения. Не стоил этот риск того. Надо было пробовать искать решение без риска для любимицы. И эта победа горечью давит на меня чувством вины. И, хотя, всё обошлось, это был хороший жестокий урок для меня на всю жизнь.

– Извини, командир, только третье место, – с холодом в голосе обратилась я к ротному, который вызвал меня в кабинет.

– Да я, вообще, думал, что вы вылетите ещё на первом этапе. Для роты, которая столько лет не могла даже выставить команду, вы сделали просто невозможное. Я ведь знал, что команду готовят минимум год. И то, при условии уже изначально обученных собак и инструкторов.

Я с трудом сдерживала бешенство. Как я ненавидела в этот момент его! И себя! Какая же наивная и беззащитная я была дура!

– Ладно, ладно, не психуй! Проси, что хочешь. Отпуск? Повышение?

– Берите листок и ручку! Пишите, что собака Ирма, клеймо номер такой-то, принадлежит рядовой и находится на территории части, как личное имущество.

– Мать, а тебя не сильно заносит?

– Пишите. Или я сейчас же пойду в штаб и напишу заявление по собственному.

– Даже так?

– Именно! Собака уже в безопасном месте. По бумагам напишу объяснительную, что сбежала во время полевых занятий. Дело обычное. Максимум, выговор. А после сегодняшней победы, и его не дадут. Проверим?

– А ты с зубами…, – командир взял листок и ручку.

Я проверила текст.

– Подходит. Завизируйте печатью и подписью. Отлично. И второй экземпляр для штаба.

– А ты подготовилась, – усмехнулся он и написал второй экземпляр.

– Отлично. Для парней вы обещали дополнительный отпуск. Они не хотят его. Просят поставить перед дембелем. Просто чтобы уехали домой раньше.

– Ишь, какие! Орлы, как есть орлы! Будет по вашему. Ещё что?

– Разрешите идти?

– Ступай. И спасибо за щедрый подарок! Угодила, дочка, – почти шепотом сказал он мне вслед.

– Я в штаб, – уже почти закрыв дверь, бросила я.

Руки дрожали. Я сама не верила своей наглости. В руках у меня была практически «вольная». Теперь Ирма официально моя.

Глава 8

Две недели после соревнований пролетели спокойно и беззаботно. Напряжение, в котором мы были эти месяцы, наконец, спало и можно было выдохнуть. Ротный как будто забыл о нашем существовании и мы спокойно и лениво вернулись к обычным служебным будням. Построения, лекции, конспекты, занятия, осмотр собак…

Жизнь наладилась. Я почти каждый день после службы гуляла с Ирмой в поселке, собирая большие компании местных детишек. Ирма так и не признавала никаких наград, кроме игры с палочкой и, на радость детям, могла часами гоняться с ними в играх и шалостях.

Я познакомила их с Шоном и теперь могла забирать обеих собак одновременно, наслаждаясь ещё и их совместными играми.

Собаки отлично ладили и между собой и с детьми.

Лапа полностью зажила и опасения, что собака останется хромой забылись, как ночной кошмар.

После недолгих уговоров, муж согласился написать рапорт командиру своей части о прошении разрешить содержать в общежитии собаку. С подписями всех жильцов общежития. На удивление, нас поддержали всё. Но пока мы ждали ответа, я решила проверять объявления о сдачи квартир в посёлке. Увы, все были с пометкой «строго без животных».

– Наталья Викторовна, вас к ротному, – солдатик выловил меня за написанием конспекта в вольере у Ирмы. Привычка проводить всё свободное время в её вольере крепко укоренилась с времен раны.

После того случая в кабинете, я перестала совсем бояться таких вот вызовов. Не спеша закрыв собаку, я побрела в казарму.

– Проходите, Наталья Викторовна, – командир ждал меня в коридоре.

– Помнится, я ставил вам задачу подготовить показательные выступления для школы. Ну как, готовы?

Я пожала плечами:

– Готовы.

– Тогда, в пятницу в нашей школе в 12 часов в актовом зале. Минут на 30. Добираться пешком, тут идти минут 15. Детей не кусать, учителей не пугать. Задача ясна?

– Так точно. Пойдут рядовой Смирнов, сержанты Синицын и Погодин.

– Устраивает. Действуйте.

Я вышла из кабинета и пошла искать своих ребят.

В школе нас встретили очень тепло. Каждое движение собаки вызывало шквал восторженных возгласов. Собаки немного нервничали первые несколько минут, но поставленные перед ними миски с котлетами, мгновенно сняли напряжение.

Отказаться от угощений не было никакой возможности. Кроме того, после выступления нас ждал маленький, но самый настоящий банкет. «Вы же из-за нас обед пропустили! А мы готовились!» – заявила директор школы. Пришлось согласиться. К тому же, я не могла лишить этого моих сослуживцев, давно ничего не евших, кроме солдатской, не столь разнообразной, кухни. Да и в часть нам разрешено было вернуться к вечернему построению, так что мы не спешили.

Как и было ожидаемо, Ирма завоевала все сердца. Безоговорочно и бесповоротно.

Даже строгая и хмурая повариха, то и дело, бросала на собаку скупую, скрываемую от остальных, улыбку. И само собой, принесла ей лично целый тазик котлет, омлета, запеканки. «Дети, вот, недоели. Заелись совсем. Хорошо, хоть, я не выбросила. Это всё свежее, сегодняшнее.» – для убедительности она лично откусила котлету.

Собаки с удовольствием налегли на трапезу. И мы тоже.

Погуляв ещё немного после школы по посёлку, болтая по душам, к вечеру мы вернулись в часть. Премьера прошла успешно!

– Грамотой за особые заслуги награждается ….

Через три дня на общем построении нас всех четверых ждал приятный сюрприз. Грамоты и дополнительные отгулы.

А ещё через неделю нас отправили повторить это в подшефном детском саду.

Теперь раз в месяц мы проводили подобные выступления в школе и в детском саду. Придумывая, как это разнообразить. Но, как оказалось, дети любят стабильность. И постоянство. И всё, что мы не показали, нас просили показать после выступления. Поэтому, уже после третьего визита, мы решили не выдумывать ничего нового.

Незаметно подкралось время дембеля моих сержантов. Невыносимо грустно было прощаться. Мы стали настоящей дружной командой, почти семьёй.

Новое молодое пополнение пришло на их место. Им ещё только предстояло узнать, что такое служба, научиться работать в команде с четырёхлапым напарником.

Рапорт о разрешении содержать в общежитии собаки командование мужа не поддержало. Ссылаясь, что в комнатах после нас могут оказаться люди с аллергией на животных. Но жизнь собаки у меня в части меня вполне устраивала и я забыла полностью об этом вопросе.

И вдруг всё это рухнуло…

Глава 9

– Стас, что за кипишь в нашем королевстве? Опять какая комиссия с проверкой?

Я практически в полёте поймала за шиворот пробегающего мимо ветеринара.

– Ой, хуже, Наталья Викторовна! Намного хуже. Ротный наш сдаёт дела и должность и уходит от нас. А на его место молодой летёха, только из училища встаёт. Жлоб высокомерный. Он нашего уже до ручки несколько раз доводил. Боимся, чтобы не сцепились. Молодому-то что будет, а нашего ещё и разжаловать могут за рукоприкладство.

– А наш почему уходит? Куда?

– Вся часть в курсе и одни вы в облаках витаете. Там его жена со штабной какой-то поссорилась. А у штабной связи. Вот она жене нашего и устроила ссылку на севера далёкие. А ротный, вместо того, чтобы заставить жену извиниться, рапорт подал на перевод в ту же часть, куда и её. А между тем все говорят, что его жена была не права. Да и вообще, вздорная она баба. Как он с ней живет только! Всё, мне бежать надо, перепись лекарств требует новое начальство к обеду предоставить. А как я до обеда успею? Эх!

И он помчался дальше.

– Фёдор Иванович, разрешите войти?

Я постучалась в открытую дверь кабинета, видя, что мой командир стоит, оперевшись руками на подоконник.

– Заходи, Натальюшка, заходи. Да дверь прикрой.

Он ответил, не оборачиваясь. Продолжая всматриваться в нашу территорию. Там, за окном, находился плац, за ним – дрессировочная площадка, за ней локалки с вольерами. И всё это окружал лес.

– Ну что, дочка, прощаться будем. Отдаю вас с тяжелым сердцем. Молодой он, горячий, амбициозный. Дури-то в голове много, а вот разума пока не прибыло. Тяжко вам будет. Ты бы Ирму спрятала куда. Уж больно уязвима ты через эту собаку. А он об этом уже прознал. Солдат – человек маленький, подневольный. Пригрози ему командир, он мать родную выдаст. Так что, дочка, держи ухо востро, не давай себя в обиду.

– А почему вы нас бросаете? Разве нельзя было конфликт решить? Ведь жена же ваша не права.

Он резко обернулся и обвел меня взглядом.

– Запомни, Наталья, вот есть у тебя родные люди и друзья. Любишь их, не глядя на их недостатки. И если оступится кто из них, и отвернется от них весь мир, и начнет нападать, а они отстреливаться. Вот тогда повернись к любимым спиной. Прижмись к их спине. И подавай патроны! Пусть не правы они, но им нужна твоя поддержка, твоя любовь. Особенно, когда оступились. А заставлять признать вину, извиниться, так растопчешь их ещё больше. И нет тогда смысла ни в такой любви, ни в такой преданности. Вот, если Ирма твоя укусит кого в собственной защите, разве будешь ты её наказывать? Или любить меньше? Или откажешься от нее?

Много лет потом я буду помнить эти слова. И будут они для меня девизом в жизни. И в отношении близких людей, и в отношении моих животных. А пока, я стою и смотрю на этого большого, крупного мужчину, защищающего такой дорогой ценой свою непутёвую жену, и мне хочется обнять его и никуда не отпускать.

– А как же мы? – почти шепотом срывается всё-таки с моих губ.

– Хороший муж не может быть хорошим человеком. Я должен защитить её, быть с ней. Даже, если для этого придется бросить вас.

Как же повезло этой женщине! За всю жизнь мне не довелось больше встретить «хорошего мужа». Даже в самых любящих семьях, известных мне, мужья всегда ставили рабочие и общественные интересы превыше своих жен и своей семьи. Сколько раз я повторяла эту фразу своему мужу. Но так и не смогла донести до него этот смысл.

– А ещё, дочка, запомни. При штабе есть наш замкомбата. Ты его видела много раз и на построениях и на совещаниях. Он тебя знает, а ты его только видеть видела. Так вот. У него лежит для тебя готовый рапорт на перевод. Если совсем не сойдетесь характерами с новым командованием. В конфликт не лезь, силы не равные. Иди сразу к замкомбата Ивану Иванычу, он объяснит, что делать. А теперь, ступай. Даст Бог, свидимся когда ещё.

Я не выдержала и бросилась к нему на шею. Что-то внутри подсказывало, что прощаемся мы навсегда и, что закрывается эта глава моей жизни, а впереди что – совсем не ясно.

Глава 10

– Рядовая Петрова, выйти из строя!

Молодой лейтенант обходил наше построение. Ухмылка и высокомерный взгляд. Да такой, что вцепиться в это самое лицо хочется когтями, как дикая кошка. Что-то есть в нем не просто холодное и неприятное. Опасное.

Слизкий, грязный взгляд окатил меня с головы до ног и обратно. Так глазами меня не раздевали даже самые дерзкие призывники с бушующими гормонами.

– С этого момента довожу до вашего сведения, что любое передвижение по части вы обязаны согласовывать со мной. Вам запрещено самовольно определять виды занятий и практик. А также давать любые распоряжения солдатам и сержантам. Ваше новое расписание получите у меня лично в кабинете под роспись после построения. Встать в строй.

Я вообще не могла понять, что сейчас он сказал. Как я могу преподавать что либо, если не смею отдавать распоряжения?

Что значит «согласовывать любые передвижения»? Ведь почти каждый день возникают экстренные ситуации, когда нет даже секунды на размышления. Не то чтобы найти, где он и спросить разрешения действовать. «Определять виды занятий и практик» – это, вообще-то, прямая моя служебная обязанность. По моим методичкам и расписанием работают почти всё кинологические подразделения округа и не только. Что это, вообще, сейчас было? Да ещё и вот так, перед общим строем? Ладно, без паники. Узнаем «в кабинете после построения».

– Разрешите войти?

– А, пришла, значит? Ну, входи. И дверь закрой.

Он сидел за столом ротного и ковырял ручкой в зубах.

– Ну, что, девочка, понравились тебе новые правила?

– Товарищ лейтенант, можно ли ближе к уставу.

– А ты дерзкая. Меня предупреждали. Ну, ничего, и не таких обламывали. По уставу, говоришь? Можно и по уставу. Например, сегодня объявляю вам наряд в не очереди. С дежурством по роте с 20.00 до 8.00.

– Не имеете права. Моя должность…

– Твоя должность?! – он противно рассмеялся, – твоё звание! Позволяет мне хоть окопы рыть ночью тебя поставить! И никто не скажет слова против.

Он встал из-за стола и направился ко мне.

– Но я могу ведь быть и добрым. И даже приятным. Очень.

Он подошел вплотную. Его дыхание касалось моего лица.

Рука скользнула по моему лицу. Я непроизвольно отдернулась, словно от жабы.

– Товарищ лейтенант, что вы себе позволяете? – я отшатнулась к двери.

– Баба ты красивая. Но глупая. Мы можем дружить, – он снова протянул руку в мою сторону. Я шарахнулась к двери.

– Ну, а как я могу «не дружить», я уже показал. И это ещё не предел моих возможностей. Так что ступайте, готовьтесь к ночному дежурству. Как раз там и обдумаете моё поведение. А солдатики вам в этом помогут, – он засмеялся. Что-то было мерзкое в этом смехе.

Я выскочила из кабинета. И вбежала в свой. Остановилась, как вкопанная.

Все мои конспекты, записи и плакаты валялись на полу. Затоптанные солдатскими сапогами.

«Ирма!» – ужас до холодного пота заставил, снося всё и всех на своем пути, бросится к локалкам.

Я подлетела к вольеру, повернула замок и крикнула: «Ко мне!». Собака, испугавшись такой реакции, метнулась ко мне и, не цепляя поводка, мы помчались прочь из локалки через дальний выход. Стоило нам заскочить за угол вольера, как я увидела, что в локалку вошла группа солдат и остановилась перед вольером Ирмы.

– Тихо, девочка, тихо. Но быстро.

Я бросилась к дальней стороне выгулочной площадки. Там, за лесочком, прикрытая от глаз высокой зарослью, была дыра в заборе. О ней знали только мы с моей командой. Выломанная доска была декоративно приставлена и закреплена проволокой. Мы часто пользовались этим потайным ходом, чтобы сбегать за вкусняшками нашим четырёхлапым напарникам. Вкусняшки всегда заканчивались неожиданно и в самый не подходящий момент. Вот потому и сделали мы себе такой лаз.

Ребята давно разъехались и только я знала о его существовании.

Собака четко бежала рядом. Достигнув цели, я приподняла доску и просто вывалилась наружу. Ирма тут же принялась облизывать лицо. Верный пёс никак не мог взять в толк, что это за новый вид развлечений и почему хозяйка на таких нервах.

Но страх быть настигнутой не давал отдышаться. Я перекатилась, вскочила на ноги и бросилась бежать прочь. Хорошо обученная собака бежала рядом.

На станцию нельзя. Именно там нас и будут искать. Я перебрала в мыслях всё известные мне, но малолюдные места. Однажды, когда мы искали Шона, я вышла на неприметную тропку и по ней – к соседней станции. Главное – не заблудиться!

Примерно через час мы уже были в электричке.

Самовольное оставление части. Тут можно влететь на огромные неприятности. И, если на собаку у меня есть документ и забрать её точно не получится, то мне жизнь он может откровенно сломать.

Хотя… Что там Фёдор Иванович говорил про замкомбата и приказ? Завтра, через центральное КПП схожу в штаб. Знал Фёдор Иванович, что делал. Ай-да, ротный! Ай -да, отец родной!

Теперь надо было как-то незаметно проникнуть с собакой в общежитии. Сейчас это сделать не удастся. Комендант точно на месте в это время. Да и народу много. Придется гулять с собакой до заката солнца. Да и нервы заодно успокоить.

И, не доезжая до своей станции, мы сошли и отправились к большому озеру. Вода действовала на меня всегда успокоительно. Словно смывала все тревоги. Даже если просто сидеть и любоваться водной гладью.

Ирма радостно носилась вокруг, гоняя бабочек и стрекоз. Кроме пения птиц, ничего не нарушало тишину. Мы ушли на дальний берег и устроились, прикрытые огромными зарослями камыша от посторонних взглядов.

Вечерело. И почему к вечеру всегда так холодает? Я начинала замерзать.

«Ну, что, пошли, подруга, домой!» – кивнула я собаке и направилась к станции. Уже полупустая, поздне вечерняя электричка согрела и без происшествий доставила меня домой. Безлюдный городок и пустые коридоры общежития. Мы незаметно юркнули в свою комнату.

– Ты с Ирмой?! – муж искренне удивился, – что случилось.

– Случилось то, что твоя жена – дезертир. А с завтрашнего дня, если повезёт, простая безработная домохозяйка. С подпольной собакой. Точнее, собака-то официально моя, но вот в общежитии она «на птичьих правах». И даже ничего не говори, она останется здесь! А я постараюсь найти нам как можно скорее жилье, где можно с собакой. Извини, но пока ты остаёшься единственным кормильцем в семье.

– Справимся! Главное, бездомными всем вместе не оказаться из-за собаки.

– Будем прятать. Она – умничка, проблем не доставит.

Я оглянулась на собаку. Та развлекала дочь. Дочка уже надела на нее чепчик и кормила воображаемой кашей из кукольной посуды. Собака послушно открывала и закрывала пасть.

– Прорвёмся!

Утром, ещё до рассвета, я хорошенько нагуляла Ирму и, пока все спят, вернулась с ней в комнату.

Оставлять собаку одну в комнате было страшно. Она выросла и жила в вольере. Не знала закрытых помещений. Что, если она начнет гавкать? Но выбора не было. Мне надо было утрясти вопрос со службой раз и навсегда. Я не соглашусь на перевод в другую часть. Я помню слова ротного: семья – самое главное! Он поехал за распределением жены. А я уйду со службы, чтобы не ломать службу мужа. Хотя, посмотрим, куда возможен перевод. Вдруг рядом. Хотя я точно знаю, что ближайшая часть, где есть кинологи находится в соседней области, километров 200 отсюда.