
Полная версия
Ирма – служебная собака с добрым сердцем

Ирма – служебная собака с добрым сердцем
Наталья Викторовна Каледина
© Наталья Викторовна Каледина, 2025
ISBN 978-5-0065-5431-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
– Наталья Викторовна, там собачка есть. Её усыпить хотят. Как профнепригодную. Заберите её, а?
Солдатик заглядывал мне в лицо почти детскими глазами, полными мольбы и страха. Только прибывшая молодежь вообще побаивалась ко мне приближаться и всегда держалась на приличном расстоянии. Уж, не знаю, что там им за байки рассказывали офицеры или сослуживцы, но образ этакой мигеры за мной закрепился крепко и передавался из уст в уста с каждым новым призывом. Надо будет всё-таки выяснить, откуда ноги растут. Этот, вон, пошевелись я, и он даст дёру, но ведь набрался смелости, пришел просить за собаку. Достойный поступок!
– Ладно, парень, не дрейфь, разберемся. Веди, показывай и подробнее расскажи, что за ситуация.
Заметно обрадовавшись, видимо, тому, что я съедать его живьем не собираюсь, солдатик осмелел и зашагал в сторону вольеров с собаками.
На службу кинологом в эту военную часть я устроилась от дикого, просто не переносимого желания иметь собаку. Но в офицерском общежитии, где в одной крошечной комнате ютились мы с мужем и маленькой дочерью, правила категорически запрещали заводить любых животных. Даже хомяка или рыбок. Чем уж рыбки им не угодили – непонятно. Это абсолютно не мешало вольготно и вполне легально проживать мышам, крысам и огромному полчищу тараканов. Как только с ними не боролись! И травили, так, что потом вещи месяц воняли дустом. И ловушки ставили. Но увы, эта братия освобождать общежитие не горела желанием. Возможно, пара деревенских кошек могла бы решить хотя бы проблему с грызунами, но комендант яростно тыкал пальцем в правила и орал истошно, до посинения лица, что никакой живности он не потерпит, сам будет разбираться с мышами и крысами. Сколько времени он собрался разбираться, уточнять не хотелось – человек и так себя чуть ли не до припадка доводит, только услышав упоминание о домашних питомцах.
А меж тем мне даже стала сниться собака. И именно – немецкая овчарка. Я вообще о ней мечтала с детства. Но родители даже слышать не хотели о подобном. Им бы нас троих накормить, куда ещё один рот. Да не маленький. А после замужества начались гарнизоны, общаги. И вот, в очередной раз, увидев во сне овчарку, я решила искать возможность. И нашла. В части рядом требовался кинолог. Да не просто кинолог, а методист. И желающих на эту должность, вот уже больше года как найти по всем городам и весям, не удавалось. Потому, закрыв глаза на мой пол, командир, стиснув зубы, взял на эту должность меня. Пять лет в Клубе друзей пограничников и несколько дипломов за подготовку пограничных собак вполне сошли за документы об образовании.
А работа оказалась настоящим раем!
Только подумайте: 120 собак разных мастей и характеров и всё практически мои. Да ещё и с 8 до 19 часов пять дней в неделю! Построения и прочие армейские забавы воспринимались мной, как пионерский лагерь для взрослых. А пионерские лагеря я в детстве очень любила. В остальное время мне надо было разрабатывать методики обучения собак и преподавать их солдатам.
Поэтому я была вольна выдумывать любые активности и тренировки.
Как известно, в любой бочке мёда всегда есть ложка сами знаете чего. И тут не обошлось без этого. Периодически командир роты составлял список собак на выбраковку. Старые, больные, просто не пришедшиеся по вкусу отправлялись в список на усыпление. Первый раз услышав о подобном, я билась в истерике минут сорок. Чем изрядно перепугала наш мужской коллектив. Как всё-таки хорошо, что мужчины не переносят женских слез! Это сработало!
Об усыплении больше не было и речи. Но мне давалось 2 недели пристроить всех из такого списка.
Объявления в газетах, листовки на столбах, уговоры людей из частных домов – всё шло в дело! После службы я носилась по всему поселку и окрестностям, приставая к прохожим с просьбой взять собачку. И всегда успевала.
И вот очередной список. Надо хоть посмотреть, что за бедолаги в этот раз в него попали.
Мы идем вдоль вольеров. Собаки радостно вертят хвостами, заискивающе заглядывают нам в лица.
– Вот она!
Солдатик показывает на тощую немецкую овчарку, грустно лежащую на ворохе сена. Животное безучастно уставилось в одну точку и не проявило к нам ни какого интереса.
– Она больна?
– Нет. Здорова. Только ее велено не кормить. Вот уже вторую неделю голодает. Я, правда, приношу ей тайно хлеб из столовой. А то помрёт, ведь.
Собака была действительно жутко худой. Даже на морде проглядывались кости черепа. Живот впал до такой степени, что казалось, он просто отсутствует.
– За что с ней так?
– Она совсем не хочет учится. Отвлекается всё время. Даже мясо не ест на тренировках. Нам ее передали две недели назад с другой учебки. А вы в отпуске были. Вот командир и дал команду кормить только на тренировке. А как её тренировать? Она от слабости уже не поднимается. Спасите её, а?
Губы солдата задрожали и он, отвернувшись, смахнул слезу.
– Так, не раскисать! Не одну собаку я ещё не позволила уморить. И эту не отдам.
Я решительно зашла в вольер и подошла к собаке. Та чуть заметно попробовала пошевелить хвостом. Дело было плохо.
– Беги за ветеринаром и пусть захватит с собой капельницу с глюкозой. Будем спасать твою подружку.
Ах, если бы они так бегали кроссы! Даже и не подумаешь, что человек способен развивать такую скорость, подумалось мне, глядя, как быстро исчез из поля зрения солдат. А уже через несколько минут в вольер, запыхавшись, ввалился Стас. Наш ветеринар. Парень совсем молодой, загремевший на срочную, завалив сессию на третьем курсе ветеринарного института. Вот теперь у нас и «проходил практику».
– Ну что скажешь? – я кивнула на собаку.
– При вас материться запрещено.
– А шансы?
– Прикажите – жить будет.
– И чего тогда ты ещё стоишь? Письменного приказа ждешь?
– Да уже всё делаю, – улыбнулся Стас и присел к собаке.
Из всего солдатского состава только он не боялся меня и постоянно отвешивал шуточки. Да и других офицеров он тоже не особо опасался. Зная себе цену, он мог запросто отколоть шуточку в сторону командира прямо на построении. И кроме ответной шутки ничего не получить. Ведь у командира тоже есть любимая собака. И ей тоже иногда нужна помощь ветеринара.
– Ну всё, на первый раз достаточно. Через час ещё приду, поставлю. Есть ей пока нельзя. А вот с завтрашнего дня ей бы хорошей еды. Не той, что у нас всех собак кормят. Мяса бы.
– Я ей из своей еды принесу, – подал голос солдатик.
Я обвела этого героя взглядом. Кожа да кости. Его и самого подкормить бы не мешало.
– Давай без самопожертвования. Слушай мой приказ: есть всю порцию, и хлеб и мясо, в том числе самому. До последней крошки. А каждые два часа с 6.00 прибегать кормить собаку, взяв по дороге у меня для нее миску с едой. Понял?
– Так точно!, – отсалютовал мне солдатик, еле задерживая довольную улыбку.
– И ещё: для всей роты, ты мной наказан и приставлен к этому вольеру и этой собаке. Её солдата я прикреплю к Чаку. Этот пёс быстро научит его уму разуму. Ишь, что удумал, позволить собаку голодом морить. Даже приказ командира не дает права измываться над своим боевым напарником. Всё время, между основными обязанностями, ты должен находиться здесь. В её вольере. Просто садись рядом, оглаживай, разговаривай, успокаивай. Ясно?
– Так точно, – солдатик еле сдерживал себя, чтобы не кинуться меня обнять. Я отвернулась, спрятав улыбку. Не зачем развенчивать свой образ злой ведьмы, он отлично играет мне на руку.
На следующий день моя подопечная с аппетитом полакала мясной бульон с говяжьим фаршем. После такой голодовки резко кормить нельзя. Буквально по ложечки, но часто.
– Наталья Викторовна, ей бы поделать капельницы с п*****. Но у меня его нет. Это только в клинике. Я тут у местных узнал, одна станция на электрички до ближайшей, где есть такой препарат. Без него можем не справиться.
– Ну надо, так надо. Сколько раз в день?
– Хотя бы утром и вечером.
– Значит будет утром и вечером.
Я пошла к командиру.
– Фёдор Иванович, разрешите обратиться?, – осторожно постучала я в кабинет ротного.
– Заходи, обращайся.
– Фёдор Иванович, мне необходимо в течение недели отсутствовать на утреннем построении. Дела семейные. Вот объяснительная, – протянула я листок.
– Уж не из-за очередной собаки кипишь?
Он проницательно посмотрел на меня. Бесполезно было отнекиваться. Я всецело уважала своего командира. Впервые в жизни я встретила такого человека, который, кажется, умел читать мысли и заглядывать в душу. Иногда мне казалось, что он знает меня лучше, чем я сама.
– Так точно, – вздохнула я.
– Из-за Ирмы из шестой локалки?
– Угу.
– Тебе же зарплаты не хватит её выходить. А у тебя дочь маленькая, деньги нужны. Сама ведь мясо себе не покупаешь лишний раз, а этой собаке носишь.
– Фёдор Иванович, я без него выживу, а она нет. Я должна её спасти. Это ж надо ж было так довести животное! Если бы у нас в части – я бы точно глаза бы выцарапала тому умнику! А так мне только спасти её остается. Я честно-честно потом отработаю, – взмолилась я, готовая пустить в любой момент проверенное оружие – женские слёзы.
– Да делай, что хочешь! Только отработать придется. Через 8 месяцев у нас на территории роты будут соревнования кинологов округа. Мы уже почти 6 лет не выставляем команду. А ты ещё ребенком собак для таких соревнований готовила, – припомнил он мне мои дипломы. Так вот, бери кого хочешь из солдат и кого хочешь из собак, и чтобы в этом году у нас не только команда была, но и место призовое.
– Но за такой срок это нереально!
– Подготовишь – Ирма будет твоей. Не подготовишь – поедет со своим упырём, что её заморил, дальше служить.
Как заставить любого делать, то что, считает нужным, командир знал отлично. И всегда находил ключик для шантажа. Вот и сейчас знал, как и чем меня смотивировать.
– Хорошо. Но тогда те, кого я выберу, будут освобождены от всего остального. Мы будем работать почти круглые сутки.
– Ну, круглые не надо. На ночь я тебя задерживать в части права не имею. И их из части на ночь отпускать не смею. Если только в их отгулы. Но, сомневаюсь, что парни пожертвуют тебе своими отгулами.
– Ничего, я тоже умею договариваться.
– Вот и отлично. И чтобы место на соревнованиях, хоть третье, но было у нас! Уяснила?
– Так точно!
– Можешь идти.
Я вышла из кабинета и направилась искать Стаса. Вечером поедем в ветклинику. Надо успеть оформить на него пропуск.
– Это ж, как же вы, ироды, так бедное животное уморили! Как же вас земля-то после этого держит, – трое бабулечек в электричке причитали, увидев нашу собаку.
Стас аккуратно положил её в угол вагона рядом с сидением. Идти она пока не могла, но и весила для овчарки очень мало. По очереди, сменяя друг друга, мы донесли её до станции и внесли в вагон.
И почти сразу встретили шквал возмущения от сердобольных пассажиров.
– Да болеет она просто. Вот и похудела. К ветеринару везем её. Выхаживаем, – увернувшись от уже нацеленной на меня клюки, оправдывалась я.
– Ну если так, ладно. А что с ней? Это не заразно?
– Ты, Петровна, в своём уме? Ты чем от собаки такой заразится хочешь? Бешенством только сама её заразить можешь, если кусаться начнешь. Вон, как на людей кинулась. А глистов боишься, так не облизывай собаку, да и всё. А для других болезней собачих ты сама собакой быть должна, чтоб заразиться. Я знаю, у меня зять – собачник, питомник у него.
Старушки принялись обсуждать своих родственников и оставили нас в покое.
– Так, билетики предъявляем, – в вагон зашли контролеры. Дородная тетка, килограмм на сто весом и чахленький мужичек.
Тетка громогласно оповестила вагон о своём присутствии, мужичек тихонечко осматривал протянутые билеты.
– Это ж, что ж вы, господа военные, псину свою без намордника везёте в общественном транспорте, – аж побагровев от возмущения, уперев руки в боки, контролёрша нависла над нами.
– Какой намордник? На себя надень намордник! Собачка, вон, себя на лапах держать не может, а ты на нее пялить ещё штуковину предлагаешь?
Бабулички аж повскакивали со своих мест, накинувшись на контролёршу.
– Ты на себя посмотри! Отъела себе зад, в проход не помещаешься, а ведь тут люди сидят, дети, а ты им своей кормой в лицо! Какой намордник?! Она тебя трогала? Ты глаза-то разуй, что за животинка на полу. Она дохлая почти, а ты на нее кидаешься.
Бабушки не давали той даже рта открыть. Точнее, рот-то она открывала. Да слова сказать ей не позволяли. Вот и клюка уже в дело пошла. Тыкает ею старушка в контролёршу, от собаки прогоняет.
– Да положено же в наморднике, – наконец, удалось взвизгнуть контролёрше и начать отступление.
– Вот кем положено, тот пусть и ложит. А ты головой своей пользуйся, раз уж на такой работе устроилась.
Шумят бабульки, а другим пассажирам тоже за доброе дело в какие-то веки на контролёров пар спустить в радость. Вот уже весь вагон, как всполошенный улей, гудит. А мужичек-контролер знай своё дело, идет, тихонько билеты проверяет. И уже с другого конца вагона ей машет, что всех, мол, проверил, пошли. Та, под возмущения всего вагона, кинулась его догонять. А мы чуть не проехали свою остановку за всем этим спектаклем.
Глава 2
– Наталья Викторовна, разрешите обратиться?
Трое сержантов, смущаясь, и пихая друг друга, встретили меня на входе в казарму.
– Ну, давайте, выкладывайте, что стряслось. Чего это мне такая почесть, личное построение. Или меня тут повысили за ночь?
– Мы, того… мы…
– Да что ты мычишь, как бычок на веревочке, – второй сержант одернул того, кто начал разговор и перехватил инициативу.
– Мы слышали, что вы будете команду к соревнованиям готовить. Возьмите нас. Мы не подведем.
Высокий худощавый Дмитрий обычно не особо проявлял интерес к моим лекциям, а тут такое рвение. Два его дружка, Сергей и Анатолий, тоже не блистали жаждой знаний. А тут, на тебе, возьмите. И с чего это, интересно мне знать, такое рвение?
– И откуда такое желание? Вы же у меня не самые фанатичные ученики. Даже скорее наоборот, фанатичные отлыниватели. А к соревнованиям всего 8 месяцев готовиться. Значит, почти круглосуточно. И халтурить не получится, взашей выгоню. Ну-ка, колитесь, чего хотите?
Все трое переглянулись. Небольшая заминка. И слово взял Анатолий.
– Нам ротный приказал снабдить вас надежной командой. И обещал головы снести, если наши оболтусы вас подведут. А нам тут до дембеля как раз 10 месяцев. Залет, ну ни как, не в масть. Короче, мы тут подумали и решили сами готовиться. Чтобы не зависеть от молодняка. Нет им доверия. Никому.
– Ну, что ж, легенда похожа на правду. А четвертого кого возьмем?
– В смысле – кого? А я?
Бас Стаса за моей спиной заставил всех одновременно вздрогнуть.
– Ты -то, с какого боку? Ты же – ветврач. У тебя своих задач выше крыши.
– Задач нормально, всё успеваю. Надеюсь, никакой эпидемии не предвидеться. Всё успею. К тому же, у меня теперь надёжный помощник есть, – он чуть наклонился, позволяя заметить прячущегося за спиной солдатика. Того самого, кто просил меня за Ирму.
– Вам же ротный не говорил, сколько именно человек готовить? Вот и будет нас 5. Вдруг, кто заболеет перед соревнованиями.
– Ничего, Стас, укол больному вколешь и на испытания. Хоть с температурой, хоть с поносом, побежите, как миленькие.
– Да ясно дело, Наталья Викторовна, что побежим. Но можем не добежать, – Стас не смог не хохотнуть на моё высказывание.
– Отлично. Хорошо. Раз сами вызвались – тем лучше! Ненавижу приказывать там, где энтузиазм нужен. А собак себе уже выбрали?
– А то! Со своими и пойдем.
– А я Чака возьму, – сказал Стас, не скрывая удовольствия от произведенного эффекта.
– Он же безбашенный! Ты вообще, понял, что сказал?
– Конечно. Если вам слабо с нормальным сладить, то я-то причем? Он- отличная собака. А на задержании ему вообще равных нет.
– Конечно, нет. Он же дрессировочный защитный костюм зубами на лету пробивает. Под него никто фигурантом идти не хочет. Ты на ком его готовить будешь?
– Я пойду, – подал голос солдатик.
– Ты? Да он тебя одним весом сшибёт. Ты того пса, вообще, видел?
– Не только видел. Я с ним и занимаюсь на полевых.
Я с наслаждением наблюдала, как менялись лица у моих сержантов. Из недоверия они плавно вытянулись в маски удивления и уважения. Немного дав себе времени покайфовать от этого зрелища, я всё -таки, прервала картину:
– Отлично, Юрий с Чаком будут пятой парой.
– А вы, Наталья Викторовна, подготовите Ирму. И по всем нормативам. Как замену, если кто из ваших подопечных подведёт.
Теперь подпрыгнули все и я, в том числе. Незаметно подошедший ротный застал нас врасплох.
– Фёдор Иванович, там готовить пока нечего. Она же почти живой труп. ещё даже вставать не начала.
– Это ваши проблемы. В вашей команде даже ветеринар. Вот и кумекайте, как её возрождать. Она на усыпление шла, как непригодная к обучению. Раз вы её оставить хотите, вот и докажите, что мы ошиблись и она вполне обучаемая.
– Да докажу, конечно, но не также быстро. Ей же до первых занятий месяц минимум здоровья и сил набираться надо, – мне очень не хотелось при солдатах показывать свою слабость, но паника внутри нарастала.
– Это ваши проблемы. Я решил. И приказ сегодня же будет по части о закреплении вас и ваших собак, как команды. Теперь, разговоры прекратить, приказы не обсуждают, их исполняют. Все свободны.
И он зашагал прочь, оставив меня в полном раздрае чувств. Задача казалась не выполнимой.
– Не волнуйтесь, Наталья Викторовна, Ирма не подведет, – мне на плечо опустилась чья-то рука. Дмитрий, смущаясь, одернул её, стоило мне обернуться.
– Справимся, Наталья Викторовна, справимся, – поддержал Стас. Парни закивали в знак согласия.
– Тогда через десять минут жду всех в кабинете. Будем разрабатывать план.
И Ирма действительно, словно почувствовав нашу надежду на нее, стала набирать силы очень быстро. Уже на третий день она попробовала сама подняться и сделать несколько шагов, а утром четвертого дня встретила нас, хоть и пошатываясь, но стоя на всех четырёх лапах. Мы всё также утром и вечером возили её в клинику на капельницу. Теперь уже нахлобучив на нее намордник, как талисман от злых контролёров. Порция еды достигала обычного, для такой собаки, размера, а все мои деньги шли на покупку мяса. Через неделю, на последнюю капельницу, Ирма уже шла до станции своими лапами. Вид у нее был, конечно, ещё ужасный. Обтянутый кожей скелет собаки распугивал прохожих и нам регулярно доставалось от сердобольных граждан, за то что мы «довели бедную животинку».
Всё время мы занимались теперь дружной нашей командой подготовкой к соревнованиям. Парни, действительно, оказались трудолюбивыми и упорными. Общий курс послушания уже через две недели тренировок можно было смело отдавать на суд жури соревнований.
Но впереди было самое сложное.
Нам надо было подготовить одну минно-розыскную собаку, вторую собаку следовую с навыком задержания, третью собаку для охраны объекта и обыска местности и двух собак-универсалов, со всеми этими навыками. При этом, ротный приказом обозначил Ирму, как собаку-универсала. А заниматься с ней мы пока даже не могли начать.
– Наталья Викторовна, пойдемте быстрее! Что я вам покажу!, – Дмитрий забыл про всякую субординацию и схватив меня за рукав, потянул к дрессировочной площадке.
– Эй, полегче! Если кто увидит, тебя живьем съедят!, – я выдернула рукав и огляделась, – побежали!
И мы припустили к площадке. Подбегая, я заметила привязанную к березе, Ирму. Стало понятно, почему солдат так себя вёл. Оставлять собак на привязи без присмотра было строжайше запрещено.
– Ты чего творишь? На гауптвахту захотел?
Я присела огладить и успокоить собаку. Хотя успокаивать надо было меня. Ирма же ничего, кроме радости от встречи, не выказывала.
– Да я вас увидел и побежал сюда позвать. Вот и привязал. И потому и спешил, что она тут одна. Просто у меня для вас сюрприз. Точнее, у нас для вас сюрприз, – он подмигнул собаке, – вот смотрите.
Парень отвязал поводок и они с собакой пошли по тропинке. Ирма преданно смотрела в глаза Дмитрию и вышагивала строго рядом. Он остановился. Она села. Он пошёл дальше. Собака осталась на месте. Он обернулся. Подал ей знак. Собака легла. И тут он выхватил из запазухи веточку и бросил её от себя. Собака рванула с места и принялась искать веточку. Через несколько секунд уже радостно вернулась с ней к солдату и уселась, тыкая ему веткой в ладонь.
Я, кажется, перестала дышать. Ещё вчера, казалось, эта собака с трудом волокла ноги, задыхалась от двухминутной прогулки и не знала даже команду «Сидеть».
– Как. Тебе. Это. Удалось? – я не мигая почти шепотом спросила у Дмитрия.
– Она, оказывается, очень и очень умная! Просто, согласна работать только в обмен на игру. Потому она и не слушалась в той части. Там всё ходили с хворостинами и постоянно ими замахивались. И она рвалась их ловить. Даже умирая от голода, она хотела играть, больше, чем есть. А к нам её привезли, просто, уже очень слабой. Я вчера вечером пошёл с ней на вечернюю прогулку. Хотел отбросить ветку с тропинки, а Ирма как рванула за ней. Откуда только силы взялись. И мне принесла, в ладонь тычет. Ну, я и стал ей предлагать команды, в обмен ветку кидать. И мы весь курс послушания за вечер и выучили. А утром взял её из вольера, палочку подобрал, так она мне сама все команды без всяких приказов выполнила.
Смеётся парень и снова и снова кидает веточку собаке. Не далеко кидает, в метре от себя. Чтобы не утомить. А та в прыжке ловит и снова ему в руку тычет.
Слезы предательски подкатили комом к горлу. Теперь я тебя, милая, никому никогда не отдам!
– Только не загоняй её, слабая она ещё. А в таком азарте и не заметит, что устала. Веди отдыхать. Да мяса побольше сегодня ей положи, я там на два дня принесла, так ты ей сегодня всё отдай. Я завтра ещё принесу.
Я присела и обняла собачью шею. И это счастье они хотели убить? Это же самая что не наесть МОЯ собака! Та самая, из моих снов.
Глава 3
Дни полетали каруселью. Утром я мчалась на рынок за свежим мясом для Ирмы. В общаге в холодильнике много не уместишь. Да и не всегда уследишь, чтобы сосед со своим не перепутал. Благо рынок работать начинал с семи часов утра и был прямо по пути в часть. В части первым делом я летела к Ирме. Проверить, как она, накормить свежим мяском. Творог и яйца спокойно могли дождаться обеденного кормления, а вот мясо надо отдать сразу. Хранить его в холодильнике части оказалось тоже не надежно – несколько кусков не дождались выдачи и бесследно исчезли. Но молодой организм восстанавливался, на радость нам, очень быстро. И уже можно было кормить три раза в день нормальными большими порциями.
Силы тоже прибывали не по дням, а по часам. И вот уже Ирма весело таскает за собой на поводке Дмитрия. Тот вынужден иногда даже хвататься за ветки деревьев, чтобы не упасть от очередного рывка.
Стало очевидно, почему собаку признали непригодной к службе. Неуёмная любовь к апортировке – игре с палочкой перевешивала в этой собаке даже чувство самосохранения. Увидев взмах любой палочки, она мгновенно срывалась в её сторону. И никакие команды не действовали.
– Как же мне объяснить-то тебе, солнышко ты моё, что играть надо только с моей палочкой? Что нельзя убегать за другими, – трепала я за шею свою любимицу после очередного её побега.
Мозговой штурм с ребятами не принес никакого результата. Наедине собака показывала просто образец послушания, но стоило только вывести на групповое занятие, как любой предмет в руке у кого либо, и она срывалась с места. И тогда словно глохла. Ни команды, ни грозные окрики не помогали. Ни с одной из многих сотен, прошедших через мои руки собак, я с таким не встречалась. И как быть – понятия не имела.
– А давайте раздобудем электроошейник и будем щёлкать её каждый раз при побеге.
– Беги, Юрка, беги! Сейчас тебе Наталья Викторовна за такое предложение без электричества 220 устроит, – Стас оттолкнул ловко того в строну из под моей, уже занесенной над того головой, руки.
В части все знали, что за причиненную боль собаке, я наказываю жестоко. И в пределах закона. Это сейчас я чуть не допустила рукоприкладство, а обычно я тихо отдаю команду на всеобщее построение и вместо мирного занятия теорией дрессировки в кабинете, устраиваю полевую тренировку при полной выкладке. Есть у нас за лесочком отличное непросыхаемое болотце. А команда «собак на длинные поводки, бегом марш!» вызывает у ребят не поддельный ужас. Ибо длинный поводок – это 5 метров веревки, на которой радостно несётся собачка, весом от 40 и более кг. Кусты, деревья, ямы. Весело. Но такое «веселье» может схлопотать вся рота только при условии, что кто-то пнул или ударил собаку. И я это заметила, хотя бы, краем глаза. А в остальном я – подарок, а не учитель. Заданий не задаю, на занятиях спать разрешаю. Особенно на теории. Какой дурак её вообще придумал? На практике всё равно объяснять всегда заново приходится.