Друг из шкафчика

Именно поэтому он решил не мешать Кире, предоставив полную свободу, а сам принял роль наблюдателя. Но для вида всё равно взял первую попавшуюся бумажку, чтобы совсем не казаться бездельником.

Спустя длительное и мучительное время, проведённое в макулатуре, девушка рухнула в выделенное ей кресло и громко вздохнула. Несколько секунд так и сидела с закрытыми глазами, откинув голову на спинку, нащупывая пальцами резинку в волосах. Одним движением стянула её, и синие пряди плавной волной скользнули по плечам. А потом наклонилась вперёд, касаясь колен локтями, становясь похожей на странную, уставшую статую, созданную из тишины и полудрёмы.

Сэм невольно задержал взгляд. Что-то в этом простом движении притянуло внимание. Мир вдруг сузился до одного кадра: синяя река волос и стройный силуэт, затерявшийся среди пыльных теней архива.

Он одёрнул себя, неловко сглотнув, и переключился на бумажку в руках. Это оказалось досье на Амелию Орлову. Положил его рядом с Кирой и отправился к чайнику.

Доведя температуру воды до нужного уровня, налил себе новую порцию чёрного английского, бездумно всматриваясь в медленный танец пара.

– Долго они встречались? – раздался голос одноклассницы.

– Кто?

– Егор и Амелия.

– Они не встречались.

– А что тогда между ними было?

– Ничего, – не давая себе времени на сомнения, ответил Сэм.

Тишина проскользнула между напарниками коротким, упругим толчком.

– Не верю, – ровно отрезала Кира. – Егор называет её Амелинкой, а у неё глаза становятся мокрыми при одном его упоминании.

Сэм посмотрел на девушку с неприкрытой озадаченностью:

– Ты решила, что они встречались только потому, что Егор как-то необычно назвал Лию? – отставил кружку. – Он всем раньше придумывал прозвища и клички, ничего такого в этом не вижу.

– Слишком мило получилось для обычного прозвища.

Сэм хотел бы ещё поспорить на этот счёт, но уверенность вдруг дала тонкую трещину. Неужели у его друга были серьёзные отношения, а он даже не догадывался? Ещё сильнее удивляет то, что Егор сам об этом не говорил. Нет, Кира точно ошибается, и он, Сэм, готов это доказать, пожертвовав драгоценным местом в блокноте.

Вслух он этого не сказал, но Кира и так всё поняла, а потом вдруг поделилась некоторыми результатами своего расследования. Оказывается, оно прошло не впустую, и девушка смогла выяснить, что необязательно писать сам вопрос в блокноте – достаточно воспользоваться листком из тетради, например. Блокнот нужен только для ответов Егора. Сэм в очередной раз почувствовал себя уязвлённым – почему сам об этом не догадался.

***

Утром школа встретила двух напарников обычной суетой – голосами в коридорах, хлопаньем дверей и неприкрытыми зевками перед первым звонком. Кира и Сэм стояли у своих шкафчиков, разделённые тонкой распахнутой дверцей и ещё более тонкой игрой в «мы случайно подошли к ним одновременно». Девушка увлечённо делала вид, что готовится к уроку, а Сэм без толку разглядывал почти пустые полки. Идея казаться обычными одноклассниками без общих дел принадлежала Кире. Сэм же, искренне недоумевавший в её необходимости, просто стоял, опираясь плечом о край шкафчика.

Графитовый карандаш царапнул бумагу. Кира, склонившись ближе к щели между дверцей и стенкой, едва слышно прошептала:

– Точно не нужно расписывать причины наших подозрений подробнее?

Не удостоив такую конспирацию ни шёпотом, ни особым вниманием, Сэм обычным голосом отозвался:

– Точно.

В тот самый миг краем глаза он заметил движение. Станислав Юрьевич, учитель физики, остановился поблизости. Наклон головы, напряжённые плечи, руки, сцепленные за спиной, – всё в его облике выдавало чрезмерный интерес к происходящему.

Пока Сэм продолжал незаметно наблюдать за учителем, Кира аккуратно водрузила блокнот и листок с вопросом на верхнюю полку шкафчика. А, обернувшись, поймала тяжёлый взгляд физика. Тот, не меняя каменного выражения лица, поспешил сделать замечание:

– Через две минуты звонок. Почему двое учеников 10А класса до сих пор прогуливаются по первому этажу? Неужели планируют сбежать с урока?

Едва уловив в голосе преподавателя угрозу, Сэм оторвался от наигранно-задумчивого созерцания полок.

– Мы уже собираемся, – постарался продемонстрировать уважение, но взгляд оказался красноречивее. – Просто кое-что потеряли. Не хотелось бы отвлекать вас пустяками.

Станислав Юрьевич нехотя проглотил отговорку и кивнул – не столько в знак согласия, сколько подчёркивая, что в этот раз не хочет тратить на них время. Собравшись уже уходить, он задержался на Сэме:

– Я бы советовал вам внимательнее выбирать окружение, – сказал тихо, но так, чтобы Кира тоже расслышала. Губы дрогнули, желая добавить ещё что-то, но учитель лишь скользнул глазами по блокноту на верхней полке и, не произнеся ни слова больше, спешно зашагал прочь.

Даже когда он скрылся за поворотом коридора, Кира продолжала стоять, глядя в пол. Две выпущенные пряди волос немного скрывали лицо, тонкие пальцы безвольно сжимали ремешок сумки. Она выглядела… потерянной.

Что-то неприятное кольнуло Сэма изнутри. Едва уловимое движение под ложечкой – странное желание сказать ей что-то ободряющее, успокоить. Пожалеть?

Но он лишь тяжело вздохнул, отведя взгляд на свои побелевшие пальцы:

– Бери блокнот и пошли.

Урок биологии разливался по классу живым, увлекающим течением. На фоне приглушённого света солнечного утра голос Марины Анатольевны звучал ясно, звеня в воздухе приятной интонацией. Она рассказывала о крови – главной транспортной системе организма.

На последней парте, в полутени занавесок, сидели Кира и Сэм. Девушка положила блокнот между собой и напарником, но, прежде чем открыть его, спросила:

– Ты говорил, что считаешь Станислава Юрьевича странным. Это ведь не только потому, что он ведёт себя как… – она не закончила.

– Есть кое-что ещё, – кивнул Сэм. – Но я не уверен.

Готовая внимательно слушать, Кира наклонилась ближе, а между одноклассниками вплёлся голос учительницы, рассказывающей о строении эритроцитов.

– Видела дверь в кабинете физики с надписью «Лаборатория»? – понизил голос Сэм.

Беззвучное «ага» – и он продолжил:

– Тебе не кажется подозрительным, что учеников туда никогда не пускают?

Кира пожала плечами – она не особо горела желанием посещать лабораторию по физике.

– А помещение, между прочим, оборудовано отлично. Но это не всё. Как-то раз я задержался у двери, и мои руки… они отреагировали так же, как возле шкафчика.

Лёгкая тень скользнула по лицу девушки:

– Думаешь, он там… прячет души? Прямо в школе?

– Возможно, просто совпадение, – тщательно подбирал слова Сэм, не желая выдвигать обвинения раньше времени. – Но я бы не исключал такой вариант.

И, опустив голос ниже, добавил:

– Ещё… Темы уроков у него… не совсем те, что положены по школьной программе. Не замечала?

Кира мотнула головой. Мысль, давно царапавшая череп изнутри, вмиг всплыла на поверхность. Станислав Юрьевич никогда ей не нравился. А теперь причин для этого стало ещё больше.

[1] Сэм и Дин Винчестеры – главные герои сериала "Сверхъестественное". Братья-охотники путешествуют по США в чёрном Ford Impala, борясь с демонами, призраками и другими опасными существами.

11. План действий под оладьи

Между коллегами по спасению души Егора Лебедева лежал блокнот. Сэм раскрыл его на нужной странице. Поток воздуха шевельнул лист с вопросом об отношениях с Амелией, вложенный отдельно, и он вспорхнул, чуть коснувшись Кириной руки. Девушка подняла бумагу и, не глядя, спрятала в сумку – дома выбросит.

Затем оба склонились над страницей. Почерк Егора оставлял желать лучшего, но Кира не рискнула поинтересоваться, писал ли парень так же при жизни. С горем пополам напарники одновременно разобрали сообщение из шкафчика, которое гласило:

«Кажется, я где-то прокололся, совсем не умею хранить секреты:( Только никому не говорите, мы тайно встречались. Прости, Сэм, что даже тебе не доверился. Кира, передай Амелинке, чтобы не забрасывала комиксы».

Тяжело выдохнув, Сэм прикрыл глаза: Егор хранил эту часть своей жизни в тени и, несмотря на их дружбу, предпочёл молчание. В это время Кира посмотрела на Амелию, сидящую через несколько парт. Два чёрных хвостика безмятежно покачивались, и всё же теперь в этом спокойствии чудилась фальшь.

Комиксы?

Ничего подобного Кира не замечала за подругой. Ни этих журнальчиков с картинками, ни случайного рисунка на полях тетради, ни разговоров о сюжетах или героях. Странно.

– На следующем уроке я сяду с Амелией, – шепнула она Сэму и получила в ответ смиренный вздох. – И на перемене не подходи.

– До физики делай что хочешь, – отозвался парень.

В какой-то степени Киру удивила такая реакция, но она решила промолчать, чтобы Сэм вдруг не передумал. К тому же голова была занята другими мыслями.

Накануне до поздней ночи она искала в интернете информацию о необычных смертях во сне, но так ничего и не нашла. То ли Егору «посчастливилось» оказаться первой добычей Пожирателя, то ли именно в тот период журналистам нечего было печатать, поэтому посвятили заголовки мёртвому школьнику.

В любом случае поиск других жертв оказался не такой уж простой задачей.

На перемене Сэм испарился, когда ещё даже звонок не закончил звенеть. Кира тоже собралась шустро, но осталась в коридоре возле кабинета, ожидая подруг.

Первой вынырнула Амелия:

– Ого, чего это ты одна? – повела она бровью. – Куда парень твой подевался?

– Он мне не парень.

– Ну-ну, – показалась из-за спины сестры Валерия.

Кира хотела было возразить, но придумать что-то реалистичное – и чтобы это не звучало как рассказ с больничной койки – не смогла. Поэтому прикусила губу и отвела взгляд.

Путь к кабинету математики растянулся, как нескончаемый коридор в дурном сне. Амелия шла вприпрыжку, нет-нет да и бросая иголку в голосе:

– Да ладно тебе, не надо так смотреть. Все всё давно поняли. Ты и Сэм – прям сериал на каникулах.

– Мы не вместе, – в миллиардный раз повторила Кира.

– Конечно-конечно, – с усмешкой протянула Валерия, – просто вы вечно шепчетесь, сидите за одной партой и исчезаете вдвоём. Но да, «не вместе».

– Давайте сменим тему, – не выдержала Кира, состроив при этом настолько недовольно-комичное лицо, что близняшки расхохотались. – Ты так и не рассказала, вылечила зуб или нет, – обратилась она к Амелии, а та выдала короткое «угу» и точно такое же недовольное лицо.

– Стоматолог велел удалить восьмёрки, – поспешила разъяснить Валерия.

– Что?

– Зубы мудрости, – добавила Амелия.

– Сочувствую, – Кире вдруг на самом деле стало как-то не по себе. Уже наслышана об этой неприятной процедуре.

– Да нечему, – пожала плечами Валерия. – У нас директор раз в год приглашает крутого стоматолога из столицы. Говорят, он всё делает идеально. Ни страха, ни боли. Видела закрытый кабинет рядом с медпунктом?

Кира кивнула – белая дверь с табличкой без названия, за которой всегда тихо.

– Вот, это он и есть. Оборудование – на зависть любой частной клинике. Папа говорит, жалко, что всё это пылится большую часть времени. Но когда доктор приезжает, к нему не только школьники – даже взрослые стараются попасть. Город маленький – хорошие спецы тут не задерживаются. А этот… каждый год почти два месяца у нас принимает.

– Наверное, лечение у него дорогое, – предположила Кира.

– Для нас – бесплатно, – покачала головой Амелия. – Все вопросы с деньгами решает директор.

Валерия тут же подхватила и, как фонтан, неожиданно прорвавшийся на центральной площади, принялась заливать фразами о том, какой хороший директор. Сказала, что он знает имя каждого ученика и что вручную отбирает книги для библиотеки, а ещё – что лично добивается участия школы в олимпиадах и конкурсах.

Кира слушала рассеянно. Неприязни к директору она не испытывала – напротив, в нём ощущалась та редкая сила, перед которой трудно устоять. Он не просто принял школу в городе, название которого за пределами области, скорее всего, никто и не знает, а превратил её в настоящее пространство смысла.

Но всё это сейчас даже не доходило до сознания Киры – её куда больше занимала мысль об отношениях Егора с Амелией и почему они это держали в тайне.

А ещё – комиксы. Неужели подруга их рисует? Та самая Амелия – с мячом в руках, с азартом в глазах, всегда готовая к броску – точному, резкому, уверенно ведущему к победе. Та, что вместе с Валерией строила планы стать врачом, выучиться, поступить, пробиться. Ни разу не упомянула о рисовании – ни в шутку, ни между делом.

Перемена растаяла, не оставив ни следа. За ней – урок, ещё один, чужой и пустой, в который Кира вошла телом, но не мыслями. Села рядом с Амелией, как и планировала, но так и не смогла завести интересующий разговор.

Сэм появился, как всегда, с опозданием. Учительница даже не моргнула. Кира тоже не повернулась – ни движения головы, ни напряжения в плечах. Сидела прямо, ровно, сосредоточенно… по виду. Ни один мускул не дрогнул, и всё же в груди коротко дёрнулось, когда знакомый силуэт прошёл мимо.

Амелия не упустила момента, едва заметно скосив взгляд. Внимание её задержалось ровно настолько, чтобы уловить реакцию. И, заметив безупречную маску безразличия на лице Киры, изогнула губы в улыбке. Проверка проведена, выводы сделаны.

Следующие два урока слились в единый размазанный пласт – без контуров, без вкуса, без времени. Перемены прошли неотмеченными, выцветшими кусками, в которых никто ни к кому не обращался, а если и говорил, то слова не оставляли следа. Кира выполняла всё, что от неё требовалось, но автоматически. Даже воздух казался застоявшимся, как в комнате, где забыли открыть окно.

Когда последние десять минут урока истории потекли, как подтаявший лёд, Кира оперлась щекой на ладонь, не заметив, как глаза стали слипаться. Сквозь дрему она уже не слышала, о чём говорит преподаватель. Мысли вертелись в том же круге: блокнот, комиксы, Егор, Пожиратель…

И вдруг – шорох. Почти неслышный. Почти несуществующий. Кира подняла ресницы – и взгляд зацепился за движение сбоку.

Амелия что-то выводила карандашом. Маленький персонаж – круглая голова, смешные ушки, чуть перекошенная ухмылка. И воздушное облачко над ним, внутри – сцена: та же мордочка, уже нахмуренная, стоит у доски и держит пистолет. Пуля, очевидно, пролетела насквозь черепную коробку, а из отверстия – целый фонтан чего-то похожего на скомканные листы, обрывки формул и звёздочки. Всё нарисовано просто, но выразительно.

И тут вдруг Кира решила пойти ва-банк:

– Не забрасывай комиксы, Амелинка.

Соседка по парте вздрогнула, а рука с карандашом замерла. Несколько секунд она не двигалась, просто смотрела на изображение. Потом медленно сглотнула и аккуратно отложила карандаш. Голова поднялась, взгляд направился вперёд – прямая осанка, внимательное выражение, как если бы прямо сейчас не услышала нечто странное.

Сомнение в произошедшем застопорило и Киру. Она не понимала, то ли задела подругу за что-то очень больное, то ли та на самом деле не услышала. Или, может, сказанное для неё ничего не значит?

На перемене перед последним уроком Кира оказалась между двумя полюсами: Валерия – всполошённая близким присутствием Льва Смирнова, и Амелия – утомлённая этим спектаклем, в котором знала всё наперёд.

Вот сестра уже подвернула рукава рубашки, расправила плечи, выбила ногой какой-то ритм, понятный только ей, и минимум в сотый раз откинула назад волосы. Глаза Амелии уже сильно утомились от бесчисленного количества пробивания орбит. Изнывающая гримаса раздражения не требовала слов. Но Валерия этого не замечала – её мир сократился всего до одного человека, и это не сестра.

Но вдруг внимание Амелии сместилось на… Киру? Нет, на что-то за её спиной. Губы подруги тронула полуулыбка – ироничная, даже немного торжествующая. Обернувшись, Кира чуть не отпрянула.

Сэм. Он стоял вплотную к ней. Расстояние между ними казалось ненастоящим, выдуманным – ближе только касание. Ни шагов, ни предупреждения, ни звука. Просто возник – как тень, как ощущение в позвоночнике, которое появляется за миг до того, как осознаёшь чьё-то присутствие. А в лице – спокойствие, холодная уверенность в себе и в своём праве стоять там, где он решил.

Лицо Киры аж перекосилось – не то от досады, не то от внутреннего протеста. Такое зрелище позабавило Амелию, и она рассмеялась в голос, прорезая фон перемены и обращая к симпатичной парочке взгляды других одноклассников.

Среди них – Лев. Ему вдруг тоже понравилась эта картина, поэтому парень не постеснялся подойти ближе, почти поравнявшись с Валерией – та мгновенно расцвела, засветившись изнутри.

– Волков, а ты, смотрю, время зря не теряешь, – бросил Смирнов без поддёвки.

– Мы не вместе, – моментально среагировала Кира.

Лев улыбнулся шире и, чуть наклонившись к однокласснице, понизил голос:

– Значит, он тебя шантажирует? Добивается, чтобы ты никогда не играла на физре в моей команде, верно? Ведь тогда он рискует почувствовать вкус поражения.

И, не дожидаясь ответа, легко ткнул Киру в бок, а потом ещё и подмигнул.

Улыбка Валерии тут же поблекла. Веселье в глазах погасло, уступив место непонятному, но совершенно точно неприятному ощущению.

Сэм стоял всё так же – молчаливо, с тем особым спокойствием, что умело маскировало эмоции. Только рука чуть скользнула по плечу Киры – почти невесомо, почти невидимо. Жест длился меньше секунды – скорее импульс, чем движение. Но этого хватило.

Кира и не заметила. Другие – заметили.

Последним уроком, второй день подряд, значилась физика. В расписании – привычная клетка, на деле же – седьмой круг ада. После утреннего столкновения со Станиславом Юрьевичем шаг к классу Кире дался с огромным трудом.

По ранней договорённости они с Сэмом заняли последнюю парту – плечо к плечу. Преподаватель, не удостоив ни одного ученика взглядом, отрывисто прошёлся по фамилиям, тут же погрузившись в тему. Заговорил сухо, размеренно – голос привычно рассыпался по классу, как пыль. Каждое слово ударяло по стене внутри Киры и куда-то проваливалось, не оставляя ни следа. А рядом – тишина, собранность, непроницаемость: Сэм ловил каждую фразу, словно в этих терминах действительно пряталось что-то важное – что-то, что нельзя упустить.

***

Чуть ли не одновременно с последним звонком пятеро одноклассников вывалились из школы, как выпущенные на волю после допроса подозреваемые. С каждым шагом лица разглаживались, но в глазах всё ещё таился остаточный след усталости – не столько физической, сколько душевной.

Сэм шагал чуть впереди – сосредоточенный, почти отстранённый. Кира, чуть позади, тоже молчала. Взгляд то и дело цеплялся за следы на снегу, за искры на крышах машин. Рядом с ней – Валерия, вспыхивающая краской каждый раз, когда Лев бросал реплику – не ей, но в пределах слышимости.

Смирнов с привычной лёгкостью обсуждал тактику на завтрашнюю игру с Амелией:

– Если Волков снова полезет в трёшки – режь угол, – говорил он. – Остальное добьём. Я рассчитываю на тебя, Лия.

Амелия кивала серьёзно, перебрасывая снежок с ладони на ладонь, как бы примеряясь: мяч, не мяч – главное, движение. Ни ей, ни Льву не мешало то, что рядом шли двое лучших игроков команды соперников.

И вдруг:

– Кир, – раздался голос Льва. – А не хочешь завтра сыграть за нас? Победим Сэма совместными усилиями – посмотрим, как он это переживёт.

Мрачная фигура молчаливо обернулась, но взгляд сказал за себя: не надейся.

А Кире… идея понравилась. Она была готова подумать над этим предложением, но уголки губ как-то сами дрогнули в сторону отказа.

Сэм почти не среагировал – только шаг прервался на долю секунды. А вот Валерия снова опустила взгляд. Лев захотел в свою команду Киру, а не её. И неудивительно, ведь мяч и она – вечные противники. Сколько бы ни старалась, рядом с подругой и сестрой – даже пытаться кажется смешным. Лев никогда не посмотрит на неё с восхищением.

На перекрёстке близняшки свернули к своему дому, махнув на прощание. Валерия улыбнулась, но взгляд её потух. Амелия, как всегда, безмятежно пожала плечами – и обе скрылись за углом. Остались Сэм, Кира и Лев.

Сугробы отливали серебром, воздух был чист и морозен. Даже облезлые пятиэтажки казались мягче – словно покрытые фильтром воспоминания. Только Сэм, несмотря на ясное небо, оставался под тенью – внутри, не снаружи. Ему требовалось поговорить с Кирой – срочно, без посторонних.

Но рядом шёл Лев, болтая без умолку, сияя в её сторону. Сэм не знал, как отвязаться от одноклассника. Прямота выглядела бы грубо, намёки – бесполезны. Лев не чувствовал границ, не считывал напряжения, уверенно вёл их до самого подъезда Киры.

– Мне пора домой, – немного помявшись, заявила девушка, и Лев, осекшись, кивнул на прощание.

Кира открыла дверь подъезда. В этот момент Смирнов обернулся и увидел, как Сэм шагнул следом, – от этого улыбнулся и отправился домой в неожиданно приподнятом настроении.

На лестнице стоял полумрак. Лампочка под потолком то мигала, то затихала, а шаги эхом разносились по бетонным ступеням. Кира поднялась уже на третий пролёт, когда заметила бесшумную, но безошибочно узнаваемую тень.

– Не помню, чтобы приглашала тебя в гости, – даже не обернулась она.

– Нужно кое-что обсудить, – отозвался Сэм.

– Через сообщение нельзя это сделать?

Тишина.

Так и не дождавшись ответа, Кира нащупала в кармане ключ, после чего открыла дверь:

– Ладно, раз у меня нет выбора – заходи.

Из глубины квартиры доносился плеск воды. Пахло мылом и чем-то тёплым, домашним, неуловимо устаревшим. Свет в прихожей был тусклым, стены – выцветшие, линолеум поскрипывал под подошвами. Обстановка в прямом смысле застряла между десятилетиями, напоминая о давно ушедшем времени.

Сэм огляделся. Обои в цветочек, зеркало с потёртой рамкой, старая вешалка с одним свободным крючком. На фоне блеклого интерьера Кира выглядела вырванной из другой плоскости – живая обложка фантастического романа, сбившаяся на страницу из жилищной инструкции. Волосы её отливали холодным ультрамарином, цепляясь за свет, который казался слишком увядшим для такой палитры.

Она аккуратно поставила ботинки у стенки, и направилась вглубь квартиры – к звуку воды. Сэм же остался стоять на коврике, окружённый запахом чужой жизни.

Кира не ошиблась – холодная струя впустую стекала в раковину, исчезая в темноте слива. Бабушки на кухне не оказалось. Перекрыв кран, девушка включила чайник. Пусть гость и незваный – угостить нужно.

В холодильнике нашлась тарелка с оладушками – остатки вчерашнего вечера, когда они с Лидией Николаевной смеялись у плиты. Всё отправилось в микроволновку.

– Здравствуйте, – сказал Сэм, чуть склонив голову в знак уважения, когда из-за приоткрытой комнатной двери выглянула пожилая женщина – невысокая, сухощавая, с выцветшими глазами и лицом, где каждая морщина казалась линией памяти. Она остановилась, вглядываясь в незнакомца внимательно, с интересом.

Пока парень не двигался под изучающем взглядом, в коридоре появилась Кира:

– Бабуль, ты, наверное, отдыхала, а мы тут шумим.

Женщина обернулась на голос. Морщинки у глаз дрогнули от улыбки.

– Нет, птичка, я…

Не договорив, бабушка приподняла руку. В тонких пальцах – пустая рамка. «Так и не нашла достойную фотографию», – мелькнуло в голове Киры.

– Кстати, это Семён, – поспешила она представить одноклассника, пока бабушка снова не нарекла его каким-нибудь странным именем. – А это Лидия Николаевна.

Та в очередной раз осмотрела парня, и губы её расправились в одобрительной улыбке. От этого взгляда в груди Сэма разлилось нечто простое и тёплое.

– Бабуль, иди отдохни немного. Погуляем попозже, ладно? – добавила Кира, стягивая куртку.

Лидия Николаевна качнула седой головой и неспешно развернулась, скрываясь в глубине комнаты. Бордовый халат колыхнулся за ней – одинокий парус среди линялого света прихожей.

В груди Сэма вдруг кольнуло – он почувствовал себя вторженцем. В очередной раз забыл: чужой дом – это не только стены, но и люди, у которых есть свои правила и дела.

На и без того маленькой кухне стало вдруг совсем тесно от уюта: узкий стол, тусклая лампа под потолком, едва слышное гудение старого холодильника. Оладьи разложены по тарелкам, чай разлит по кружкам, пар струится вверх, заворачиваясь в прозрачные узоры. Сэм устроился как полагается в гостях: руки сложены, спина – ровная, взгляд сосредоточен, как у Льва на физике.

Но вся эта церемонность исчезла после первого укуса. Мгновенно. Границы стёрлись, поза распалась. Сэм начал есть быстро, но не жадно – честно, с удовольствием, так, как если бы голод копился не в животе, а в сердце. На щеке у него крошка, а он даже не заметил.

А вот первый оладушек Киры так и остался у неё в руках, слегка надкушенный. Семён, которого она привыкла видеть сдержанным, хмурым, закрытым, вдруг стал другим – почти домашним, даже в какой-то степени трогательным. Чёрные пряди то и дело падали на лоб, он сдувал их небрежно, по-мальчишески. Тени под глазами, обычно придающие лицу жёсткость, поблёкли. Откуда-то проступил оттенок тепла, живого. И на щеках – еле заметный, тонкий, но всё же… румянец?