Друг из шкафчика

Весь этаж стих. Классы проглотили учеников, двери сомкнулись. И всё бы осталось именно таким, если бы…

– …Да как вы смеете! – сорвался безошибочно узнаваемый голос учителя физики, отчего Егор и Амелия вжались в холодную стену под самой лестницей, стараясь стать частью бетона.

Второй голос – мягче, обтекаемее, с той самой ленцой, которую Егор не раз наблюдал в директорском кабинете.

– Станислав Юрьевич, ну что вы. Это не я против ваших научных собраний. Дети сами не хотят ехать. Может, стоит задуматься, почему?

Скрип подошв, тяжёлое дыхание – спорщики остановились совсем близко. Отделяла их только лестница и несколько сантиметров тени. Егор не дышал. Из-за угла он видел, как физик прижал директора к стене, вцепившись в пиджак.

– …бред? Думаете, … поверит? – часть фразы потерялась, а смысл резал кожу.

Вдруг Егор поймал на себе мельком пробежавшийся взгляд Ильи Евгеньевича. Неужели заметил? Наверняка. Но лицо директора осталось таким же вежливо-уставшим, губы растянулись в дежурной улыбке:

– Ох, Станислав Юрьевич… Что за драма? Корректируйте подачу, а не жалуйтесь на результат.

Физик не ответил. Только руки медленно отпустили ткань. Илья Евгеньевич, поправив воротник, развернулся и ушёл, не проверив укрытие двух учеников. Может, и не видел их?

Прошлый учебный год, февраль.

После уроков два закадычных друга шли к своим шкафчикам, чтобы потом отправиться на тренировку по баскетболу. Но Егор уже знал, что не дойдёт даже до раздевалки. И об этом нужно было как-то сообщить Сэму.

Тот молча открыл замок, метнулся рукой внутрь, вытащил спортивную форму. Егор наблюдал, сглатывая невидимую преграду в горле. В голове крутился нужный заход, но дальше – пусто. Руки то в карманы, то из карманов. Взгляд – в пол, в потолок, в цифры на своём шкафчике.

А потом всё-таки заставил себя улыбнуться. Проверенное оружие в старом арсенале.

– Слушай… – начал он, но Сэму не требовалось продолжение.

– Опять?

– Ну, понимаешь… – тянул Егор, как на допросе.

– Кто теперь? – снова не дослушал Сэм.

В голове пронёсся десяток имён. Каждый раз Егор называл новую девушку, тем самым создавая образ юного ловеласа, лишь бы не выдать, что во время таких прогулов встречается с Амелией. Поэтому быстро прикинул, кого из девчонок ещё не упоминал, но запнулся.

– Можешь не говорить, – отрезал Сэм. – Мне плевать.

Потом захлопнул дверцу с силой чуть больше необходимой и исчез в направлении спортзала.

Примиряясь с неизбежным, Егор выдохнул. Улыбка, всегда спасавшая в сложных разговорах, так и осталась на лице. Тёплая и немного грустная.

Спустя пятнадцать минут он уже сидел рядом со своей Амелинкой в тесном, пыльном подвале, который они с Сэмом когда-то окрестили архивом. Стены хранили запах старой бумаги и краски, окошко под потолком небольшими порциями пропускало уличный свет – но всё это лишь подчёркивало уют их маленького мира. На экране ноутбука мерцала комедия, периодически раздавался смех за кадром, но Егор не слушал. Он смотрел на неё.

Амелия сидела вполоборота, подогнув ноги, и машинально щёлкала замком на кофточке. В её взгляде – тень, которая не давала покоя. Парень наклонился ближе, уловив её отрешённость.

– Что-то случилось? – спросил без давления.

– Кажется, Сэм… – Лия чуть прикусила губу. – Расстроился. Когда понял, что ты опять пропустишь тренировку.

Егор и сам это заметил: видел, как лопнула тонкая нить терпения в глазах друга, как в уголках рта дрогнула обида, скрытая за молчанием. Сердце ёкнуло, сжалось, отозвалось тяжестью под рёбрами. Егор не привык выбирать между важным и важным.

Иногда он закрывал глаза и представлял, как однажды всё раскроется. Сэм узнает, где и с кем тогда пропадал он. Услышит. Поймёт. И примет. Потому что, чёрт возьми, Сэм – не просто друг, он – человек, который знал Егора лучше всех. И он не может исчезнуть из-за каких-то недомолвок.

Но сейчас Амелинка рядом. Щека почти касается плеча. В пальцах – её рука. Её дыхание – рядом. И всё остальное отступает.

– Ничего, переживёт, – произнёс Егор с привычной лёгкостью, чтобы она не волновалась.

А внутри тихо пообещал: однажды всё встанет на свои места. Потом откашлялся, прерывая нить разговора.

– Слышала, умер тот парень… забавный такой. В прошлом году выпускался, уехал в столицу учиться. Помнишь? – Егор проговорил это так быстро, словно старался обогнать собственные мысли. – Тот, что к биологичке клеился, всё шуточки отпускал.

Амелия чуть улыбнулась.

– Мог бы просто попросить закрыть тему о Сэме.

Когда за окном окончательно сгустились тени, и экран ноутбука стал единственным источником света в подвале, они нехотя поднялись. Время напоминало о себе уведомлениями на телефоне и о том, что ещё чуть-чуть – и родители начнут звонить.

Егор закинул рюкзак на плечо и, прежде чем застегнуть его, нащупал внутри свой блокнот. Хотел достать, кое-что посмотреть, но с ним выпорхнул сложенный вчетверо лист. Он описал дугу в воздухе и мягко приземлился к ногам Амелии.

Она машинально подняла его. Глянув мельком, сердце узнало раньше глаз.

– Что это?

Мысленно ругнувшись, Егор решил не выдумывать небылиц и выбрал путь правды:

– Тогда осенью ты выходила с урока, я шёл за тобой. Ты бросила бумажку в урну, но промахнулась. Я хотел подколоть тебя за меткость… Поднял её. А потом увидел – там рисунок. Этот… где я демон. Хотел отдать, но… не смог. Просто… хранил.

Щёки Амелии вспыхнули. Она опустила глаза, листок в руках задрожал. Пальцы торопливо начали комкать бумагу, словно пытаясь спрятать смущение.

– Это… это просто зарисовка, глупость. Я тогда на скучном уроке… случайно вышло. Ты не должен был…

– Стоп, – мягко перебил Егор, коснувшись её руки. – Не оправдывайся. Это круто. Правда. У тебя очень классно получается. Комиксы – это прям твоё. Ты живая в этих рисунках и диалогах.

Уголки губ Амелинки дрогнули. Румянец никуда не исчез, но вместе с ним появилась улыбка, полная благодарности.

Прошлый учебный год, март.

В городок, затерянный между хвойных лесов и тишины, прибыл человек, имя которого звучало стабильно раз в год. Стоматолог-хирург из самой столицы – приезд его не анонсировали громко, но все всё знали. А приезжал он по личному приглашению директора местной школы Левина Ильи Евгеньевича. Для учеников – всё бесплатно. Местные врачи не справлялись с серьёзными задачами, а этот столичный специалист, словно по велению волшебной палочки, решал проблемы, скапливавшиеся целый год, за пару месяцев.

Егор попал в список тех, кому «повезло»: зубы мудрости решили заявить о себе все разом, и с ними следовало попрощаться – немедленно. Амелия, узнав об этом, буквально села на иголки. День начался в тревоге и только усиливался с каждым уроком. Ручка выпадала из пальцев, формулы путались, а промежутки между параграфами она заполняла внутренним диалогом: «А вдруг больно?», «А если наркоз не подействует?», «А если не сможет говорить?»

Но на третьем уроке, прямо посреди химии, телефон под партой мигнул спасительным светом. Сообщение – короткое, но долгожданное:

«Свобода. Жив. Почти».

Не дожидаясь конца объяснения про углеводы, Лия подняла руку и, сославшись на «резкую необходимость», выскочила из класса. Её шаги отдавались эхом в пустом коридоре. Она спешила – вниз, к кабинету стоматолога. Хотелось быть рядом с Егором, поддержать, пожалеть, погладить по волосам и сказать, что он – герой.

Но, не дойдя совсем чуть-чуть, резко остановилась, увидев двух друзей. Один – с белым компрессом на щеке, с немного перекошенной, но всё же улыбкой. Второй – с мрачным лицом и той самой, ни с чем не спутаемой манерой держаться в стороне, но быть рядом. Егор махнул рукой, отводя пакет со льдом, взгляд нашёл Амелию мгновенно. Она застыла. Сердце сжалось от неожиданности, а ноги сами увели за ближайшую колонну – Сэм не должен её тут увидеть.

– Щесное шлово, не боно, – донёсся до неё приглушённый голос Егора, от чего она аж прижала ладонь к губам, чтобы не расхохотаться.

– Держи компресс, – отозвался Сэм. – А то распухнешь, и твои фанатки в ужасе разбегутся. На меня не рассчитывай – я тоже не хочу видеть тебя в образе хомяка-переростка.

– Та куа ты енешься? – с кривой усмешкой, почти непонимаемо, пробормотал Егор, прижимаясь плечом к другу и снова убирая компресс в сторону.

Сэм не выдержал. Взял пакет и сам аккуратно приложил его обратно:

– Держи и молчи.

Амелия смотрела на них из укрытия. В груди нарастало что-то нежное, почти трепетное. Эти двое – противоположности, несовместимые на первый взгляд. Но рядом с Сэмом Егор выглядел счастливым. А Сэм, при всей своей непроницаемости, бережно держал их дружбу на плечах.

Вдобавок к этому, Егор совсем недавно, почти между делом, признался:

«Мы с Сэмом родились с разницей в пару дней. Но он для меня – как младший брат. Слишком вредный, слишком упрямый. Но свой. Я за него – всегда».

Слова остались в ней, как закладка в книге, к которой хочется возвращаться. Только теперь что-то тянуло в груди. Её появление в этой картине могло многое изменить. Не в лучшую сторону. Внезапно осознание ударило: этим друзьям нельзя потерять друг друга.

Она сделала шаг назад, не желая мешать моменту. А потом – ещё один.

Вскоре Лии стало казаться, что что-то во взгляде Егора изменилось. Последние встречи с ним оставляли послевкусие неясной грусти. Он всё ещё был рядом, обнимал, смеялся, смотрел своими голубыми глазами, но уже как-то рассеянно. Постепенно и смех стих, стал каким-то ненастоящим. Амелии казалось, что она отнимает у него нечто важное. Может, время, которое раньше принадлежало Сэму. Может, саму возможность быть и с другом, и с девушкой – не выбирая.

И тогда она стала оставлять пространство: «Сегодня, наверное, с Лерой прогуляемся по магазинам», «Завтра не смогу, у мамы дела, я поеду с ней», «На выходных хочу позаниматься биологией, чтобы тест хорошо написать». Она ткала эти маленькие отступления одно за другим.

Но мир не откликнулся взаимностью. Сэм всё чаще мрачнел, ворчал на друга. А Егор, принимая это, не спорил. Смотрел как-то отстранённо, не до конца присутствуя. Улыбался, да. Но глаза – не улыбались ни Сэму, ни ей. И это пугало.

Однажды, в утро, затянутое хмурым небом и липким воздухом, на экране всплыло сообщение:

«Под лестницей. До звонка успеем?»

Он ждал её у стены, прислонившись плечом, глаза прикрыты, в пальцах – лямка рюкзака. Когда Лия подошла, он молча обнял её, сжал крепко. Голова опустилась на её плечо – тяжело, уставше, с полным доверием.

– Вы с Сэмом поссорились? – прошептала она.

– Нет.

– Тогда что с тобой?

Егор поднял голову, взглянул на девушку, улыбнулся, а затем коснулся губами лба.

– Ничего.

Прошлый учебный год, апрель.

На улицах всё чаще звучали птичьи переклички. Деревья сбросили зимнюю дрёму: ветви вытянулись, почки налились жизнью. Лавочки снова принимали своих завсегдатаев: бабушки с клетчатыми сумками грелись на солнце и обсуждали рецепты, соседей и погоду, уже обещающую тепло.

В то же время, под землёй, под всем этим шумом и светом, в пыльном, но уютном подвале продолжался свой, другой апрель. Здесь по-прежнему жила тишина, нарушаемая только голосами с экрана и тихими вдохами.

Два кресла, сдвинутые вплотную. В одном – Амелия, уютно устроившаяся, подогнув ногу под себя. В другом – Егор, опустивший голову ей на колени. Он не двигался. Только ресницы дрожали от света, а грудная клетка чуть вздымалась под тканью толстовки. Лия перебирала его волосы, иногда водила пальцем вдоль виска.

Он казался уставшим – на самом донышке. Не столько физически, сколько изнутри – как будто каждый день понемногу вычерпывал силу. Она видела это. Чувствовала. Но стоило спросить, что происходит, он отвечал привычной улыбкой и каким-нибудь «всё хорошо».

Амелия не задавала больше вопросов, но внутри они крутились воронкой: не стала ли причиной его усталости она? Не слишком ли много забрала на себя?

Егор, словно почувствовав, как его Амелинка упрекает себя, открыл глаза, приподнял голову и, уткнувшись щекой в её живот, пробормотал:

– Знаешь, если бы год назад я не был таким настырным, ты бы так и не узнала, какой я классный.

– Да-да, конечно. Мистер Уверенность, – чуть дёрнула его за прядку Амелия. – Подожди… Год назад? Что ты имеешь в виду?

– Родители тогда собирались переезжать, – его голос звучал тише. – Новый город, новая школа, всё по новой. А я упёрся – сказал, что не поеду. Хотел закончить именно эту школу.

Он чуть сильнее прижался к девушке:

– И знаешь что? Не зря.

Амелия улыбнулась, а рука вновь скользнула по волосам парня. Свет на экране сменился тёплым оранжевым, комедия продолжала развитие сюжета, но двое влюбленных остались в своём собственном апреле – медленном, бесконечно добром.

Время утекало сквозь пальцы, таяло на коже, и вот уже дыхание Егора стало ровнее. Он заснул прямо у неё на коленях. Лия не двинулась. Ни на миллиметр. Только ладонь продолжала своё движение. Она старалась вытянуть из парня всю боль, забрать тревогу, отогреть то, что день за днём остывало внутри.

Потом, не тревожа его сон, дотянулась до сумки, достала синюю гелиевую ручку. Несколько секунд смотрела на запястье этого когда-то невыносимого одноклассника. И, почти не дыша, нарисовала крошечное сердечко.

Страх неожиданно стих. Она больше не могла откладывать. Ей хотелось перестать прятаться. Завтра всё изменится. Завтра под лестницей, где они привыкли встречаться, она скажет Егору: «Давай вместе поговорим с отцом». Она не будет бояться его гнева. Если придётся – выдержит и ненависть. Главное, чтобы любимый больше не был между молотом и наковальней, не жил наполовину. Она готова на этот шаг. Ему больше не придётся выбирать.

Утро настало слишком быстро. Солнце, распластавшись на подоконниках, обещало ясный день. Амелия торопилась в школу, как никогда. Телефон молчал. Егор не отвечал, но это казалось мелочью. Она стояла на первом этаже у шкафчиков, взгляд то и дело срывался в сторону входа. Её пальцы проверяли ремешок на часах, губы шептали его имя. Он всегда приходил.

Но сегодня – не пришёл.

Не пришёл и Сэм.

Когда прозвенел звонок, Амелия ещё надеялась. Надеялась и тогда, когда вошла в класс. А потом учительница подошла к доске, задержала взгляд на детях чуть дольше обычного. Следом из её рта вылетел леденящий абсурд, не поддающийся разуму:

– Ребята, сегодня ночью не стало Егора Лебедева.

Душа Амелии вмиг рухнула обратно в подвал и скрючилась в том кресле среди тишины, где он ещё спал – тёплый, живой, её.

На запястье Егора – крошечное синее сердечко. Оно теперь навсегда с ним.

15. Тень Александры

Трудно сказать, сколько времени Кира пролежала без движения, уставившись в потолок. Вечерний свет цеплялся за облупленную побелку, но глаза её не видели ничего. Мысли текли вяло и спутанно, но одна – чужая, ставшая вдруг пугающе личной – не давала покоя: история Амелии и Егора.

Романтика никогда не вызывала у Киры интереса. В книгах такие линии она пролистывала без сожаления. Но теперь внутри скреблось что-то необъяснимое, с привкусом утраты.

Вспомнился отец, замирающий после каждого упоминания покойной Александры. А вдруг Амелию ждёт то же? Боль от такой несправедливости сжала сердце. Кира перекатилась на бок, щекой уткнувшись в мокрую подушку. Ладонь скользнула по лицу. Что это – слёзы?

Поднявшись рывком, она вздрогнула от собственной решимости. Шмыгнула носом, стёрла мокрые следы с щёк. В её жизни нет места слабости. Пожиратель ещё пожалеет, что появился в одном городе с ней. Она не позволит этому мистическому говнюку совершить ни одного убийства больше.

Первым делом мисс Решимость потянулась к телефону – тот лежал, забытый в сумке, брошенной на пол. Экран вспыхнул холодным светом. С момента, как Амелия утянула её в туалет, Кира не прикасалась к устройству. Полдня вне зоны доступа. Полдня тишины.

На экране – сообщение от отца: «Уже еду. Но не надолго, потом обратно на вахту – сменщик уволился. Пока найдут и обучат нового, придётся отработать ещё месяц». Лёгкая тяжесть разлилась внутри. Кира не злилась – просто стало чуть холоднее в комнате. Машинально она ответила, уточнив, когда именно приедет отец, и тут же перешла к следующим сообщениям.

Сэм. Несколько штук, с короткими паузами.

«Куда вы ушли?»

«Тебя ждать?»

«Я в архив. Если что – приходи.»

А следом – фотография.

Изображение прогрузилось не сразу. Кира не моргала, вглядываясь в экран, как в окно в другую жизнь.

Девушка на фото. Молодая. Взгляд – знакомый до покалывания в пальцах. На вид – старше Киры всего на пару лет. Светлые волосы собраны в высокий хвост, несколько прядей выбились на лицо. В ушах множество серёжек, бровь тоже проколота. На шее – чокер, на плечах – кожаная куртка. Улыбка широкая, вызывающая – и в то же время добродушная.

Это была её мама. Но такой Кира её никогда не видела. Ни на фотографиях, ни в рассказах. Незнакомка в знакомом лице. Настоящая бунтарка, до боли похожая на неё саму.

Уголки губ расползлись сами по себе – слишком по-детски, и что-то защемило в груди. Захотелось протянуть руку сквозь экран и схватить ту дерзкую, яркую девушку. Они, без сомнений, нашли бы общий язык. Болтали бы вечерами, спорили бы до хрипоты, смеялись над мелочами.

Но один факт тревожил: что фотография делала в ящике Станислава Юрьевича? Какая между ним и Александрой Мироновой могла быть связь? Голова не справлялась с количеством версий – ни одна не казалась правдой.

Спросить не у кого. Разложить по полочкам – не с кем. Только… бабушка. Единственная, у кого могли быть хотя бы обрывки воспоминаний. Кира подошла к приоткрытой двери – и притихла.

Почти незаметное движение грудной клетки под одеялом. Лидия Николаевна уже спала. Часы на стене подсказывали: за полночь. Поздно. Несправедливо было бы будить. Даже с таким комком в горле и жаждой узнать всё – сейчас не время.

Постояв немного, Кира вернулась к себе, снова открыла фотографию. Мама по-прежнему улыбалась с экрана.

Пальцы скользнули по стеклу. Курсор мигнул в чате с Семёном:

«Прости, что исчезла. Всё нормально, если вдруг переживал.»

Секунда паузы.

«На фото – моя мама.»

Сообщение ушло, оставив за собой пустоту. Статус – не в сети, галочки не окрасились. Видимо, одноклассник уже спал. И, наверное, правильно делал.

А вот Кира во сне не нуждалась. Хоть тело ощущало усталость, мысли бодрствовали, и этого казалось достаточно. Вскоре комнату осветил экран ноутбука. Архив некрологов в «Северном курьере» был открыт на том же месте, где она закончила прошлой ночью. Но, так и не взглянув ни на одну запись, Кира откинулась на спинку стула.

Амелия упоминала смерть какого-то парня незадолго до Егора. Почему Кира не нашла о нём ничего на сайте газеты? Она ведь просмотрела весь предыдущий год.

Следом всплыла ещё одна деталь: парень уезжал учиться в столицу. Возможно, погиб там. Искать в изданиях крупного города, где каждый день умирают сотни? Без имени и даты смерти? Перспектива не вдохновляла.

Глаза снова скользнули в сторону телефона. Пальцы без промедления набрали новое сообщение Сэму, спрашивая, знает ли он что-то о том случае.

Утром Кира чувствовала себя… так себе. Не развалиной, но и бодрой не назовёшь. Мысли мешались, не давая сосредоточиться даже на глотке чая. Семён так и не ответил. Хотя всё прочитал. Обиделся, что ли?

Из комнаты бабушки послышался звук шаркающих тапочек. Проснулась. Кира выплеснула остаток чая в раковину, сполоснула чашку и уже направилась к Лидии Николаевне, чтобы поговорить о маме… Но часы подсказывали: не лучшее время. Такой разговор точно бы затянулся. А Кире пора было идти в школу. Да и спешка – враг в таких делах.

Решив не торопить события, она отложила расспросы до вечера. Вечер – время камерное, тёплое. Там будет место и для пауз, и для тишины между воспоминаниями. К тому же отец должен как раз приехать.

Пора было выходить. Кира натянула куртку и шапку. Уже шагнула на коврик в прихожей, как позади послышался скрип двери. Девушка обернулась – в проёме стояла Лидия Николаевна. В руках – та самая рамка, которая пустовала несколько дней. Только теперь в ней – фотография.

– Вот это другое дело, – кивнула Кира, лишь краем глаза заметив, что это общий снимок.

Так и не выказав особого интереса, она обняла бабушку на прощание, впитав лёгкий запах ромашкового крема, а следом коснулась пальцами дверной ручки. Щелчок замка – и перед глазами возник силуэт.

Сэм. Бледный, с затенёнными глазами – будто это он не спал полночи. У Киры сразу возникло ощущение, что парень простоял у двери уже не одну минуту и по какой-то причине даже не собирался стучаться.

Только она хотела съязвить по поводу его выборочной стеснительности, как Лидия Николаевна опередила:

– Ой, Асик снова приехал, – с заметной радостью в голосе.

– Доброе утро, – вежливо кивнул Сэм.

– Смотри, что нашла, – протянула Лидия Николаевна парню снимок. – Вот это память…

По инерции он взял фото. Взгляд скользнул, не задержался, но вдруг резко вернулся. Брови взлетели, пальцы крепче сжали рамку.

– Это что, Станислав Юрьевич?

Кира тоже наклонилась. На снимке – мама, такая же дерзкая, как на фото, спрятанном в кабинете физики. За её спиной – компания молодых людей. На переднем плане – высокий, худощавый парень с хаотичной причёской и серьгой в ухе. Байкерская куртка, цепь на джинсах, полуприкрытый взгляд – слишком вызывающий для самого строгого учителя в школе. Кира хохотнула:

– Не-е-ет, не он.

– Присмотрись, – настаивал Сэм.

Улыбка тут же поблекла. Семён, конечно, ошибается… но если не смотреть на наряд, то… Кира забрала рамку и отдала бабушке.

– Нам пора. Пока, бабуль, – шагнула она за порог, не дав Сэму времени на уточнения.

Обсуждать прошлое родителей при однокласснике – идея сомнительная. Пусть разговор дождётся вечера.

На улице резануло по щекам – колючий мороз надышал стеклянной коркой на всё живое. Снег захрустел под ногами. Сэм вдруг ухватил Киру за руку и свернул в сторону от того маршрута, по которому она ходила каждый день в школу.

– Ты чего? – чуть не поскользнулась девушка.

– Не хочу, чтобы Смирнов опять за нами увязался, – лишь прибавил шагу Сэм, лавируя между сугробами у обочины.

Когда одноклассники перебежали на противоположную сторону улицы, парень чуть замедлился:

– Откуда Станислав Юрьевич знает твою маму?

Кира пожала плечами, с трудом выдерживая пристальный взгляд Семёна.

– Не врёшь?

Сердце дёрнулось, она резко повернулась, но Сэм уже смотрел вперёд. Он и не ждал ответа. А раз не ждал, то Кира и не стала отвечать, чтобы её слова не воспринялись за оправдания.

– Как узнала про того парня? – суше спросил он, имея в виду того, который умер незадолго до Егора.

Тогда Кира сунула руки в карманы, стараясь не выдать, насколько ей не по себе, и пересказала часть вчерашних откровений подруги.

В конце Сэм лишь хмыкнул – так, как если бы мысленно поставил какую-то галочку. Но взгляд остался прежним – чуть затенённым, с налётом подозрения.

День, в расписании которого не значился урок физики, автоматически попадал в разряд счастливых. Воздух в коридорах становился чище, люди – улыбчивее. И сегодняшний – как раз из таких: короткий, почти карманный день, без перегрузки и с приятным чувством свободы.

Вот только Валерия не появилась в школе.

– Всё нормально, – ответила Амелия на Кирин вопрос, едва заметно пожав плечами. – До понедельника на больничном. Врач сказал – просто отлежаться.

Только договорила, как к ним подошёл Лев.

– Лера заболела? – поинтересовался парень.

Кира чуть не прыснула от удивления, Амелия прикрыла рот рукой, изображая кашель.

Если бы кто-то снял этот момент на камеру и отправил Валерии – выздоровление наступило бы мгновенно, без таблеток и врачей. Кира тут же представила подругу, выныривающую из-под одеяла, собирающуюся на бегу и мчащуюся быстрее ветра в школу.

Но веселье длилось недолго, кое-какие переживания вытесняли всё. Ведь, едва переступив порог школы, Сэм без предисловий заявил:

– Мне нужно кое-что выяснить.

А потом растворился в потоке учеников, не удосужившись сказать даже «до встречи».

На каждой перемене он таял в стенах школы. На уроках появлялся неизменно с опозданием, садился за парту и, не глядя по сторонам, что-то записывал в свою тетрадь.

Почти весь день Кира провела с Амелией. Та же не скрывала удивления:

– Почему не с Сэмом? – потягивала она яблочный сок в столовой. – Поссорились?

Кире не нравилось, что подруга опять говорила так, будто Семён для неё не такой же одноклассник, как и все остальные. Хотя… да, не совсем такой же, но и не то, что имела в виду Амелия. Кире даже думать об этом не хотелось. Поэтому подобные вопросы встречались сильным сопротивлением, на что Амелия лишь по-доброму хихикала.