Друг из шкафчика

Вообще, после вчерашних откровений в туалете она как-то больше стала доверять Кире. Совершенно не скрываясь, рисовала свои мини-комиксы на уроках и позволяла подруге их смотреть. А один даже подарила – на нём была небольшая сценка с Сэмом и Кирой. Последняя чуть не взорвалась, когда увидела, что её нарисованная версия целует в щёку этого!..

Без сомнений, Кира устроила бы разговор, в котором расставила все точки над «ё», но интерес ускользал в другую сторону. До жути хотелось узнать, чем же таким занимался на переменах Семён.

Её раздражало, что одноклассник не звал с собой. Она сама не раз подрывалась сесть за последнюю парту, но он ведь не предлагал, а показывать личное желание не хотелось. Поэтому каждый урок Кира усаживалась с Амелией, в ожидании, что вот-вот услышит или увидит сообщение: «Садись со мной». Но Сэм молчал.

Пару раз на перемене она подходила к своему шкафчику и внимательно всматривалась в мелкие следы пребывания Сэма: замок по-другому висит, карандаш сдвинут, забытый пустой листок бумаги. Кажется, он переписывался с Егором. Неужели тот стал отвечать ему? И тогда что – Кира больше не нужна?

Последний урок едва начался, когда за дверью раздался настойчивый стук. А после на пороге показался Станислав Юрьевич. Прямой, как натянутый провод, с лицом, натянутым не меньше.

– Простите, что отвлекаю, – выдавил он. – Нужно сделать объявление.

Учительница молча отступила в сторону, освобождая место у доски. Станислав Юрьевич, совершенно не сомневаясь, что так и будет, шагнул в класс. Только остановился посередине и бросил:

– Кто-то из учеников взломал мой ящик.

Среди рядов прошёл неуловимый треск – кто-то поёрзал, кто-то опустил глаза.

– Лучше признаться сразу. Это сэкономит и моё, и ваше время, – добавил он, внимательно наблюдая за школьниками.

Глаза зацепились за пустующую парту Семёна Волкова. А потом медленно скользнули к Кире.

– Никто ничего не хочет сказать? – будто адресовал только ей.

Кира не шелохнулась. Класс затаился, так, как если бы лёгкие заполнил не воздух, а лёд. Учительница кашлянула, коснувшись плеча физика:

– Думаю, если бы кто-то и знал, он бы сказал. Мы поговорим с классом после урока, хорошо?

Сухо хмыкнув, Станислав Юрьевич развернулся на каблуках – точно отрезал. Кабинет отозвался скрипом пола, когда он направился к выходу.

Уже на пороге дверь чуть качнулась – и навстречу ему шагнул Сэм. У учителя лицо заострилось, как лезвие. У Сэма – холодная, спокойная тень упрямства.

– Здравствуйте, – всё же поздоровался последний, но в ответ ничего не последовало, и двое самых мрачных людей школы разошлись в разные стороны.

Не успел Сэм ещё расположиться за партой, как Кира достала телефон и, заслонившись плечом от Амелии, уже строчила сообщение:

«Он понял, что в ящике шарились. Ты же говорил, что без улик всё сделаешь!»

«Я этого не обещал.»

Вот же!.. – Кира еле сдержалась, чтобы не швырнуть что-нибудь эдакое в одноклассника. Не обещал он!

Как только прозвенел звонок, Сэм вскочил и исчез за дверью раньше, чем кто-то успел моргнуть. Кира метнулась за ним, закинула сумку на плечо, извинилась перед Амелией каким-то невнятным «потом объясню» и вылетела в коридор.

На лестнице пришлось сбавить темп – с этажа, мимо которого она пробегала, доносились голоса. Притормозила – этот разговор точно нужно было подслушать.

– Станислав Юрьевич, зачем вы ходите по классам и срываете уроки? – сдержанно поинтересовался директор школы Илья Евгеньевич.

– Кто-то из учеников взломал мой ящик. Я этого просто так не оставлю.

Ну и гад же, – пронеслось в голове у Киры. Подозрительно много пафоса для человека, хранящего фото мёртвой замужней женщины в запертом ящике.

– Ну что вы так переживаете, дети просто баловались. Ничего же не пропало? – снисходительно проговорил Илья Евгеньевич.

– Ничего.

– Ну вот, если хотите, поставим вам сейф, – прикрывшись рукой, хохотнул он.

На это Станислав Юрьевич промолчал и отвернулся от директора, уставившись прямо на Киру. Плечи девушки сами сжались, как от холода, а ноги сорвались с места без команды.

Страх, как автопилот, помог добраться Кире до первого этажа. Только у знакомого шкафчика дыхание, наконец, стало ровнее – и тут же сбилось вновь: Сэм стоял, уверенно открывая замок.

Кира подскочила к нему, намереваясь с размаху захлопнуть дверцу перед носом наглеца. Но Сэм схватил край – и створка лишь дрогнула от удара. Отдача заставила пальцы Киры вспыхнуть болью – она поморщилась, едва не вскрикнув.

– Чего творишь? – нахмурился Сэм.

– Не кажется, что ты совсем границ не видишь? – взлетел голос Киры, чуть не дрогнув от напряжения. – Пользуешься моим шкафчиком как своим. Все и так уже думают о нас чёрт-те что, а теперь ещё и это! Да, я не отобрала у тебя ключ, но…

Она не договорила.

Сэм вдруг чуть приподнял уголки губ, изображая нечто отдалённо напоминающее улыбку. Движение получилось неожиданным и сбивающим с толку. Затем медленно потянулся вперёд и заправил выбившуюся прядь волос Киры ей за ухо.

Кожа вспыхнула под его пальцами – жар плеснул по шее и щеке. Ухо запульсировало, объявляя чрезвычайное положение. Кира замерла, не в силах ни моргнуть, ни вдохнуть, глядя на Сэма так, словно впервые видела.

А через секунду мимо промелькнула Амелия, оглядываясь на подругу и подмигивая. В пропорции с тем, как расширялась её улыбка, Кире приходило понимание: Сэм издалека увидел Амелию и специально, чтобы она не подошла, всё это проделал.

Готовая обрушить на него лавину слов, Кира уже распахнула рот, но не успела. Сэм снова подался вперёд, на этот раз с другой стороны, – и так же неторопливо убрал вторую прядь. Пальцы его задели щёку, оставив за собой едва ощутимый след. Затем он спокойно потянулся вглубь шкафчика и вынул блокнот.

– Приходи в архив, – буднично бросил через плечо, когда уже уходил.

Солнце щедро разливалось по улицам, скользило по крышам, вспыхивало в окнах и заставляло снег сверкать, будто его посыпали крошечными зеркалами. День выдался идеальным для прогулки, и Кира знала – бабушку уговорить будет нетрудно. К тому же нужно было заглянуть в магазин: в голове уже вертелись идеи, что приготовить вечером для отца.

Архиву придётся подождать.

Часть пути домой Киру сопровождала Амелия – лёгкая на шаг, болтливая, почти распевавшая слова от переполнявшего восторга.

– Вы с Сэмом – ну просто чудо, не пара, а открыточка! – щебетала она, размахивая сумкой.

– Мы не вместе, – устало парировала Кира в третий раз за пару минут.

– Угу, особенно с учётом того, как он к тебе прикасался, – театрально закатила глаза Амелия. – Это прям во всех мангах так, перед поцелуем!

Кира открыла рот, чтобы возразить, но подруга вдруг сбавила шаг и, уже тише, добавила:

– Егор бы порадовался. Он всегда говорил, что на свете не существует девушки, которая бы заинтересовала Сэма. Ошибался.

После этого Кира уже ничего не отрицала.

За пару часов она управилась со всеми делами: бабушка довольна, покупки разложены. Пора было отправиться туда, где сидел самый вредный и невыносимый парень на свете.

У дома, в котором прятался архив, Сэм ждал, закутанный с головы до ног – лишь глаза поблёскивали из-под капюшона. Кира едва успела вдохнуть для новой волны претензий, как варежка сомкнулась на её руке. Одним движением парень затянул одноклассницу в подвал.

Кира едва успела сообразить, как ступеньки кончились, а лампочка ожила, выхватывая затенённые углы архива. Ей уже изрядно надоело, что Сэм – вот так всегда – хватает её и тащит куда пожелает. С демонстративным вздохом она стянула куртку, повесила и встала в центре помещения, словно собираясь проводить допрос.

– Всё, Семён. Хватит, – голос наконец прорвался. – Мне надоело, что ты исчезаешь, тягаешь меня за собой, пользуешься моим шкафчиком, а теперь ещё и… – Она не знала, что же ещё добавить для объёмности обвинения.

– Дай ключ, – выдала резко.

– Какой ключ? – даже не поднял взгляда Сэм.

– От подвала.

– Зачем?

– У тебя же есть от моего шкафчика.

– Это другое, – в голосе мелькнуло раздражение. – Подвал – мой.

– А шкафчик мой! – взорвалась она, шагнув ближе. – И хватит вести себя как… как…

Запнулась девушка, зубы стиснулись. В груди кипело.

– Зачем тащил сюда, а? Руку схватил, ничего не объяснив – ты вообще кто такой?!

На этом Сэм всё же оторвался от своего занятия.

– Кажется, Станислав Юрьевич следит за нами, – сказал спокойно, но в помещении как будто потемнело. – Я не уверен. Но кто-то шёл за мной от школы. По походке – он.

Всё внутри Киры похолодело, страх подступил мгновенно. Одно дело – бояться физика в школе, где есть стены, звонки, учителя, другие люди. Совсем другое – знать, что он ходит по пятам за пределами.

– Он понял, что мы знаем правду, – Сэм перевёл взгляд в сторону, затем продолжил: – Нужно действовать быстрее.

Кира обхватила себя руками, поёжилась, стараясь спрятаться от неприятных новостей. Но тут на глаза попался стол, который снова был завален. Всё, что она аккуратно складывала, лежало теперь в хаосе. Пальцы сжались в кулаки.

– Я ведь всё это разложила! Столько времени… – начала она, но в очередной раз за день не смогла договорить. На стене среди немногочисленных важных деталей, которые выделила сама Кира и прикрепила кнопками, появилось кое-что ещё: листок с именем «Александра Миронова».

В глазах потемнело.

– Что… это?

Сэм не сразу ответил. Но, судя по всему, решил не юлить и выдал то, что было на уме:

– Ты не говорила, что твоя мама работала в нашей школе.

– Что?! – Кира отступила. – С чего это взял?

– Спросил у той, кто работает в школе даже дольше директора, у дежурной.

– Моя мама… да, она была учительницей, но…

Кира вдруг замолкла. В голове зароились обрывки: рассказы о маме, фотоальбомы, бессмысленные фразы, но ни разу – ни одного упоминания, что она работала тут.

– В нашей школе?

Сэм кивнул.

– Странно, правда? А ещё её фотография – в запертом ящике у единственного подозреваемого.

– Ты что… – голос Киры сорвался. – Хочешь сказать, моя мама… она…

– Нет, – спокойно перебил Сэм. – Просто думаю, что ты чего-то не договариваешь.

Кира молча смотрела на одноклассника, его слова по-настоящему резанули. Где-то внутри болезненно сжалось. Он даже не пытался смягчить сказанное.

Возразить не получалось. Грудь вздымалась от дыхания, но воздуха не хватало. Гордость требовала ответа, но голос сник. Уязвлённая, Кира смотрела прямо в лицо тому, кто ещё недавно поправлял ей волосы. А теперь… обвинял.

Сэм, кажется, заметил это – глаза на миг дрогнули, губы сжались.

– Кстати. Я списался с другом того парня… – решил он сменить тему, – ну, того, что умер до Егора. И да, это случилось не здесь, в другом городе.

Кира подняла голову, нахмурившись.

– Понимаешь, – продолжил Сэм, – мы не можем найти жертв не потому, что их нет, а потому, что они уезжают. Пожиратель… он не случайно выбирает таких. Те, кто исчезает вне города, не вызывают шума среди местных. А умершие тут не выходят за рамки статистики, поэтому не интересны журналистам.

Он на мгновение замолчал, а потом добавил:

– А вот с Егором что-то пошло не по плану. Его смерть попала в новости. И, похоже, этого не должно было случиться.

Грудь Киры всё ещё вздымалась, но жар начал стихать. Гнев – как пламя, лизнул изнутри и угас, оставив только пепел.

– Вот значит, чем занимался на переменах.

– Не только, ещё пытался сфотографировать окно лаборатории, – достал он из кармана телефон. – С другого крыла. Угол неудобный, приближение размывает детали… но смотри.

Он развернул экран к Кире. Снимок – неясный, как будто плёнка тумана легла на объектив. Почти всю лабораторию скрывают жалюзи, но в одной части – огромная расплывчатая тень. Формы не разобрать, но она точно там, массивная.

– Какое-то оборудование, – пояснил Сэм. – А вот тут, – указал пальцем в тёмную точку, – изредка что-то мигает.

Он поднял глаза.

– Надо попасть в лабораторию. Узнать, что это.

Вопросов не осталось, и Кира решительно кивнула. Дальше напарники говорили быстро, обрывками – перебирали расписания, пути, слабые места учителя физики. Один план сменял другой, пока идеи не стали звучать реалистично. Подвал наполнился ритмом – нетерпеливым, азартным и тревожным.

Они и не заметили, как подкралась усталость. Кира вытянулась в кресле, запрокинула голову, чувствуя напряжение, стекающее вниз по позвоночнику. Пауза повисла в воздухе, и она вдруг вспомнила:

– Ты сегодня писал Егору, – сказала, не открывая глаз. – Что он ответил?

– Ничего, – чуть споткнулся Сэм.

Кира распахнула глаза. Рука потянулась к блокноту. Сэм резко дернулся вперёд, пытаясь перехватить. Листы зашуршали, головы сблизились – ещё немного, и стукнулись бы лбами. Но Кира успела увернуться вместе с добычей.

– Продолжает не отвечать, – с каменным лицом заверил Сэм.

Но блокнот говорил иное.

На исписанных страницах вопросов не было. Зато были короткие ответы Егора – неровные, полные насмешки над другом.

«Какая она?»

«Хорошенькая, да?»

«Она любит карамельки?»

«Вот тебе совет: купи Кире мешок карамелек и скажи ей, что она Киромелька.»

– Кто?! – вскрикнула Кира, резко обернувшись. – Киро… что?!

Сэм опустил взгляд, даже щеки, кажется, порозовели.

– Егор… он такой, – пробормотал парень.

Кира всё ещё возмущалась, возила пальцем по строчкам, читала вслух этот вопиющий ужас, а Сэм покорно кивал. Да, да. Абсолютно невыносим. Настоящий мучитель. Особенно – при жизни.

16. Доверие

На кухне царил полумрак – жёлтая лампа под потолком растекалась светом по старой скатерти, отражаясь в стекле графина и тусклом металле вилок. Воздух пах тушёной капустой и хлебом, недавно вынутым из духовки. За столом сидели трое: Лидия Николаевна, Роман Викторович и Кира.

Отец вернулся с дороги чуть раньше, чем ожидалось, и сразу оказался на этом кухонном островке из тепла, голосов и воспоминаний, от которых, казалось, хотел отгородиться, но не умел. Он молча доедал свою порцию, аккуратно собирая хлебом соус с тарелки.

Выглядел Роман измученным: под карими глазами залегли тени, лицо покрывала щетина. Даже сосредоточенное выражение не могло этого скрыть. Каштановые волосы, отросшие за время вахты, были небрежно зачёсаны назад. На нём – чёрный джемпер и серые брюки: одежда человека, не стремящегося выделяться.

Лидия Николаевна что-то рассказывала – вроде бы о соседке, у которой снова прорвало трубу, и из-за этого затопило несколько этажей. Кира не могла припомнить такого случая, поэтому решила, что это давняя история. Роман кивал, изредка вставлял дежурные замечания, создавая видимость участия, но его мысли явно витали где-то далеко. Сама Кира тоже почти не слушала: в голове крутились разные варианты, с чего начать разговор, которого она ждала весь день.

Постепенно обмен репликами между отцом и бабушкой угас сам собой. Тогда Кира воспользовалась тишиной, не давая себе времени на сомнения:

– Пап… расскажи, какой мама была в студенчестве.

Роман Викторович чуть дёрнулся, хлеб в руке качнулся, капнув соусом на скатерть.

– Что ты, – опережая зятя, отозвалась Лидия Николаевна с мягким упрёком, – дай ему отдохнуть. Сейчас Сашенька с работы придёт – у неё и спросишь.

Отец и дочь обменялись взглядами – слов не потребовалось: они всё поняли. Болезнь снова взяла верх над бабушкой, и она забыла, что Сашеньки больше нет. Вопрос Киры лучше отложить.

Позже, когда посуда со звоном легла в раковину, а тапочки Лидии Николаевны зашаркали по полу в сторону комнаты, в кухне снова стало тихо. Роман сидел за столом, выпрямив спину и обхватив ладонями кружку. Его присутствие ощущалось спокойным, тяжёлым камнем.

– Как учёба? – спросил мужчина, выполняя родительский долг. – Всё хорошо в школе?

– Всё отлично, – отозвалась Кира, смывая пену с тарелки.

Отец уже было набрал воздуха, собираясь задать ещё какой-нибудь дежурный вопрос – про друзей или баскетбол. Но Кира перебила его:

– Так всё-таки… какой она была в студенчестве?

– Такой же, как и всегда, – натянуто улыбнулся он. – Лёгкие волны до плеч и эти её любимые вельветовые брюки. Ты видела их, наверное.

Конечно, видела – на фото, где мама уже с ней в пелёнках на руках и далеко не студентка. Такой ответ Киру не устроил. Она прекрасно понимала: отец избегает разговоров о Александре Мироновой. Понимала, что ему по-прежнему больно и что он старается не показывать слабости перед дочерью. Но на этот раз Кира была настроена решительно.

Она выключила воду, вытерла руки о полотенце, достала телефон, разблокировала и, не говоря ни слова, протянула отцу.

На экране – молодая девушка с пирсингом в брови, в кожаной куртке, с упрямым взглядом и широкой, почти дерзкой улыбкой.

– Хочу знать о маме, когда она была такой.

Роман Викторович долго смотрел на фото. Потом негромко выдохнул, опустил взгляд и, чуть заметно кивнув, улыбнулся – не натянуто, как прежде, а по-настоящему. В этой улыбке были и усталость, и тепло, и лёгкая боль, не отпускавшая до сих пор.

– Ладно… Подлей-ка мне ещё чаю, – тихо попросил он.

Когда жидкость в чашке дошла до края, мужчина осторожно положил ложку на блюдце. Ему не хотелось возвращаться к прошлому, но дочь уже выросла – и имела право знать историю своих родителей.

– Мы с твоей мамой учились в одной школе, в параллельных классах. Знали друг друга, но не общались. Саша была яркой, шумной, прямо-таки ураганом в коридорах. Ходила с плеером, вечно с растрёпанным хвостом и роком в ушах. Мальчишек дразнила, словно это было её любимое развлечение. Меня – особенно. Я её побаивался. Часто разворачивался в другую сторону, если слышал её голос – просто инстинктивно уходил, пока не стало поздно. А потом… – Роман сделал драматичную паузу, усиливая её покачиваниями головы, – в одиннадцатом классе Саша приклеила мне на рюкзак бумажку: «Ищу друга. Готов дружить даже с тараканами». Я не сразу заметил. Только когда половина школы хихикала мне вслед, понял – дело в этой девочке из параллельного. А она открыто стояла у окна, потягивала сок через трубочку и смеялась. Так легко, без издёвки. В этот момент я, кажется, впервые посмотрел на неё по-другому.

На секунду Роман замолчал, прикрыв глаза. Кажется, он слышал ту самую музыку, которая орала тогда из висящего на проводе наушника Саши.

– Этот смех так сильно меня зацепил, как бы ни старался, не мог выбросить из головы. Искренний, ни капли злобы. После этого сам начал попадаться Сане на глаза – случайно, специально, неважно. Хотел, чтобы она подшучивала только надо мной.

Он медленно повернул чашку в руках, а взгляд на мгновение стал совсем юным.

– Так и прошло несколько месяцев. Не заметил, как наступил последний звонок, как вдруг понял: я влюблён. В девчонку из параллельного, с плеером, пирсингом и невероятным смехом. Но, увы, после выпускного она уехала. Поступила в столичный университет. А меня забрали в армию.

Спустя пять лет Роман уже обустроил свой быт в этом городке. Работал на местном заводе начальником цеха, где дни сливались в один длинный отрезок между сиреной утра и хриплым гудком смены. Но вот личную жизнь не спешил налаживать – да и времени на это не было.

Однажды в магазине возле дома знакомый смех прорезал шум. Такой же, как тогда в школе – лёгкий, с переливами солнечного стекла. Роман обернулся – и не сразу поверил. Ни пирсинга, ни рок-н-ролла. Волосы аккуратно уложены волнами, лицо – серьёзнее, вместо косухи – пиджак, а джинсы заменены на вельвет тёплого цвета. И всё же – она, Саша. Только выросла, приглушила свой ураган, превратив в уверенное течение.

Она сразу узнала парня, над которым любила подшучивать в школе, и в уголке губ мелькнула тень улыбки. Они заговорили – осторожно, вежливо, неловко. Выяснили, что теперь живут в одном подъезде, через два этажа друг от друга. Случай? Может быть.

Оказалось, она устроилась в школу, которую выкупил и совсем недавно восстановил новый директор – в ту самую, где теперь учится Кира. Вела Александра у младших классов, с мелом на пальцах и стопками тетрадей в сумке. «Надо же, – думал Роман, – и это та девушка, что вырезала лезвием иероглифы на ремне своего рюкзака».

Встречаться они стали часто: у подъезда, возле почтовых ящиков, у кассы, на автобусной остановке. Не специально, но неизбежно. Иногда она просила помочь соседа с тяжёлыми сумками. Иногда он оказывался под дождём без зонта, и Саша делила свой.

Александра снова запала Роману в душу. Он собирался уже пригласить её в пельменную за углом – глупо, просто, зато честно. Но в тот день увидел, как у подъезда остановилось такси. Из него вышел мужчина – высокий, в чёрной кожаной куртке и с такими же чёрными волосами, с дорожной сумкой на плече и уверенностью во взгляде. Он обнял Александру. А вечером они устроились на лавочке у подъезда, где ещё долго просидели, мило о чём-то беседуя. Мужчина обнимал Сашу за плечи, а она лежала у него на груди.

Объяснений не требовалось – всё стало предельно ясно. Александра была не одна. Из столицы к ней регулярно приезжал человек – раз в месяц, строго по графику. Он задерживался всего на пару дней, а затем уезжал. Почему всё происходило именно так? Почему он не забрал её с собой, не остался рядом? Роман никогда не задавал этих вопросов. Он не спрашивал – а значит, и ответов у него не было.

После того как выяснилось, что понравившаяся женщина не свободна, Роман продолжил вести себя с ней как сосед: здоровался, помогал с лампочками, поднимал пакеты, если требовалось. О походе в пельменную уже и позабыл, когда вдруг поймал себя на том, что как-то давно не появлялся тот столичный мужчина в кожаной куртке. Месяц, другой – точно не приезжал. Роман даже подумал, что, возможно, у них с Сашей всё закончилось. Но на третий месяц такси всё же появилось у их подъезда. Мужчина объявился в этот раз аж с чемоданом и лицом, как грозовая туча. Вскоре из квартиры Александры послышались крики – рваные куски упрёков и боли, слышные на всю улицу.

Таксисту пришлось вернуться не больше чем через час, и мужчина вместе со своим чемоданом и ещё более мрачным лицом уехал.

Поздним вечером Роман вышел в магазин за продуктами, воздух пах сиренью и началом лета. На детской качели он заметил её – Александра сидела, обхватив цепи, опустив голову.

– Всё в порядке? – поинтересовался он.

Девушка кивнула, а Роман сел на соседние качели. Сначала молчали, потом разговор сам начал литься – о школе, детях, старом плеере, песнях. Смеялись. Вспоминали. Ночь прошла незаметно.

А после они уже не расставались. Вскоре поженились, через год переехали в столицу, где и появилась их маленькая Кира.

Когда Роман Викторович замолчал, тишина в кухне расправила плечи, став плотной и неподвижной. Чай остывал, а Кира не знала, что и сказать.

Потерев переносицу, мужчина посмотрел на дочь:

– Ты ведь про её студенческие годы спрашивала… А я, честно говоря, и не знаю, какой она тогда была. Не видел. Вместо этого зачем-то начал вспоминать, как отбил твою маму у того столичного типа, – усмехнулся Роман. – Она с Лидией Николаевной ещё всегда так противно его звали – Асик. До сих пор в ушах стоит. Такое нелепое сокращение имени – хуже, пожалуй, и не придумать.

– От какого имени это сокращение? – нахмурилась Кира, а отец, приподняв брови, рассмеялся:

– Стас. Стасик – Асик… Глупая кличка, правда?

Незримый сквозняк прошёлся внутри Киры, оставив после себя ледяные нити. Пальцы, ещё недавно сжимавшие полотенце, медленно разжались.

– Ага… – сглотнула она. – А… этот Асик… Он потом устроился в мою школу?

– Не думаю, – сделал глоток остывшего чая Роман. – Если он не решился переехать сюда ради такой женщины, как твоя мама… зачем бы ему это делать потом? Тем более – устраиваться учителем. Да он и не педагог, вроде бы. Всё что-то писал, статьи какие-то… научные. По физике, если не ошибаюсь.

Слова отца долетели до Киры не сразу. Лёгкое облегчение, промелькнувшее на лице, тут же сменилось бледностью. Физика. Снимок мамы в ящике. Те же черты лица, что у парня на общем фото, которое бабушка вставила в рамку. Асик – это Станислав Юрьевич?

– Вот так разговорились… – вернул её к реальности отец. – Уже поздно, а кому-то завтра в школу. Ну-ка, быстро в постель.

Ночь не принесла Кире отдыха. Мысли, как хищные птицы, кружили над головой, не давая уснуть. Станислав Юрьевич. Асик. Нет… Зачем бы тому мужчине, когда-то не решившемуся остаться с её матерью, бросать всё и начинать заново в этом захолустном городке – да ещё и учителем? Александры уже не было. Всё потеряло смысл… или нет?

Сердце сжалось. Осознание вдруг вспыхнуло, как молния перед сильной грозой: мама ведь умерла во сне. Точно так же, как Егор. Неужели душу Александры Мироновой тоже украли? Неужели у Киры есть личные счёты с Пожирателем?