Друг из шкафчика

***

Утро выдалось серым, но не ленивым – Кира шагала быстро, словно могла догнать ясность, ускользающую с каждым порывом ветра. Сквозь утреннюю дымку город дышал тишиной, а рядом, с привычной мрачностью в лице, шёл Сэм. Кира пересказала однокласснику абсолютно всё без утайки – в таком деле секреты могут только навредить.

– Одного не понимаю, – в завершение выдала она, – зачем Станислав Юрьевич приехал в этот город?

– Если он и правда питается душами, и у них, допустим, есть вкус… – Сэм поёжился и глубже закутался в шарф, то ли от резкого ветра, то ли от абсурдности собственных слов. – Вдруг ему нравятся именно местные? Вдруг мы для него как деликатес?

На это Кира лишь фыркнула. Ну и придумал же! Усмешка скользнула по губам, но глаза остались серьёзными. Всё же такой вариант не выглядел совсем уж диким.

До конца недели команда из Киры и Сэма почти забыла о разногласиях. Старые упрёки и напряжение ушли в фон, вытесненные важными делами. Работали слаженно – как две части одного механизма.

В один из дней после второго урока, когда над школой повисла обеденная пауза, Сэм с привычной отстранённостью двинулся к кабинету физики. Дверь, как обычно, была не заперта. Кира по старой тактике осталась в коридоре, наблюдая за всеми его поворотами при помощи зеркала.

В этот раз Сэм ничего не взламывал. Просто достал из кармана тонкую металлическую пластину, согнул и аккуратно ввёл в замочную скважину лаборатории по физике. Сначала надавил вправо – почувствовал сопротивление, затем влево. Замок тихо хрустнул внутри, и форма выступов зафиксировалась. Всё заняло меньше пяти минут. Он вышел так же спокойно, как и вошёл, прикрыв за собой дверь.

После даже успели в столовую. Суп, правда, оказался пересолён, но это не испортило настроения – в кармане Сэма лежал точный слепок. После уроков они передали его слесарю в мастерскую за чередой гаражей.

– Через четыре дня будет готово, – пообещал тот, даже не поинтересовавшись, отчего два подростка пришли к нему с такой странной просьбой.

***

Утром в понедельник отец Киры уехал на вахту – без долгих прощаний и нудных наставлений. Только тихий скрип молнии на дорожной сумке, шорох куртки и короткий взгляд перед тем, как за ним захлопнулась дверь. Осталась пустая кружка на столе и слабый запах лосьона в коридоре.

Тем временем в школе начался новый этап – в медкабинете без таблички поселился столичный стоматолог: улыбчивый, аккуратный, с блестящими инструментами и мягкостью в голосе. Первым пациентом, как и обещал директор, стала Амелия.

Операция оказалась непростой – удалили сразу обе восьмёрки. Позже, назвав это «настоящей пыткой», Амелия с опухшими щеками и сжатым ртом стояла у шкафчиков, где её нашли Кира и Валерия. Несмотря на то что Амелию отпустили домой, она решила остаться на перемену с подругой и сестрой.

Разговаривать не хотелось – шепелявость и картавость раздражали её. Кира с любопытством засыпала подругу вопросами: больно ли, чувствуется ли, правда ли, что слышно, как хрустит кость. Амелия моргала, мотала головой – молчаливая мимика вместо ответов.

Сначала Валерия внимательно слушала их, кивая в такт разговору, но постепенно пропала в каком-то своём мире. Амелия и Кира, заметив это, обменялись взглядами и проследили, куда та смотрит. У окна, окружённый друзьями, стоял Лев Смирнов. Свет мягко подсвечивал его светлые волосы, он смеялся, слегка покачиваясь вперёд, с руками в карманах – как всегда, сыпал шутками направо и налево.

– Какой же он красивый… – вырвалось у Валерии с придыханием.

Наступила короткая тишина. А потом – удар током, осознание. Валерия распахнула глаза, щёки залились румянцем.

– Ой… Я не это хотела… – пробормотала она сбивчиво. – В смысле… просто… ну… случайно…

Она смутилась ещё больше, сжала лямку сумки, опустила взгляд и тихо добавила:

– Ладно, признаюсь: мне нравится Смирнов.

Кира с Амелией прыснули. Последняя даже решилась заговорить:

– Вот Амеику откыа.

– Вы всё знали? – прошептала Валерия, тревожно оглядываясь, боясь, что кто-то подслушает.

– Ага, – чуть склонила голову Кира, забавляясь и наивностью Валерии, и картавостью Амелии.

Валерия покраснела и прикрыла лицо рукой от смущения. Всё вокруг казалось обычным: смех, лёгкость. Но вдруг она остановила взгляд на Кире – не такой, как всегда. Он был пристальный, оценивающий. Однако сама Кира на это не обратила внимания.

После уроков школа не опустела – коридоры сохранили свой шум и оживлённость. Из спортзала доносились удары мячей, из-за приоткрытых дверей музыкального класса – звуки скрипок и голос преподавателя: «Сначала!» В актовом зале шла репетиция спектакля. В этот день работали почти все кружки – от театрального до шахматного. В этом движении Кира и Сэм чувствовали себя незаметными и не считали своё присутствие в школе после уроков подозрительным.

Устроившись под лестницей на первом этаже прямо на полу с подогнутыми ногами, они посередине положили рюкзак Сэма, а сверху – блокнот Егора. Стоять постоянно у шкафчика не рискнули – лучше наведываться к нему за ответами, а читать и писать в более укромном месте.

В планах было выяснить у неупокоившейся души Егора что-то новое о Пожирателе. Может, какие-то особые приметы, о которых он раньше забывал упомянуть. Но Егор лишь признался, что давно не чувствовал присутствия врага.

Тогда Кира в подробностях рассказала обо всём, что они с Сэмом успели узнать: о Станиславе Юрьевиче, совпадениях, фотографиях, других похожих смертях. Кое-как вместившись со своим рассказом на разворот вырванных листов из тетради, бэст тим положили его вместе с блокнотом на верхнюю полку шкафчика. Через минуту пальцы Сэма побелели – Егор писал ответ.

Вернулись под лестницу. Почерк безобразный, но с горем пополам разобрали:

«Да, звучит странно. И физик странный. Но я не думаю, что он Пожиратель.»

Кира вывела коротко:

«Почему?»

И опять маршрут – коридор, шкафчик, бледные пальцы. Возвращение в укрытие. Ответ:

«Не знаю. Просто чувствую.»

На этот раз Сэм не выдержал. Вырвал ручку, прижал блокнот к колену и написал:

«Ну уж нет. Приведи хоть один аргумент.»

Но вместо разъяснений получил от друга порцию издевательств:

«Сэм, скажи же, у Киры классный цвет волос? Такой приятный синий.»

Та, о ком шла речь, насторожилась:

– Вы обсуждали мои волосы?

– Нет, – качнул головой Сэм.

– Тогда откуда он знает, какого они цвета?

– Сам видел.

– Что? – не укладывалось в голове Киры, как мёртвый человек мог видеть её волосы.

– Он видит верхнюю полку шкафчика и немного вокруг, если дверца открыта, – объяснил Сэм, как что-то само собой разумеющимся. – Представь, что у шкафчика вместо крыши окно, и он заглядывает внутрь через него, – добавил одноклассник, а после чуть прищурился. – Ты же забирала блокнот для изучения записей аж на несколько дней. Егор упоминал об этом, не читала что ли?

– Его почерк – сплошной кошмар. У меня еле хватило терпения на новые записи, старые даже не рискнула смотреть.

Сэм молча открыл блокнот и пролистал несколько страниц назад. Остановился, показал пальцем на одну из них. Там был странный набросок: нечто похожее на коробку с приоткрытой крышкой, рядом – заштрихованный угол и точка. Без объяснений рисунок выглядел бессмысленным. Но теперь Кира поняла: это был угол обзора Егора.

Щёки её вспыхнули. Сколько раз она вела себя по-дурацки, стоя прямо у открытого шкафчика? Неужели Егор всё это видел? Волна смущения накрыла с головой, и Кира поспешно отвела глаза. Хорошо, что под лестницей мало света – Сэм, кажется, ничего не заметил.

Да и не смог бы – раздражение на Егора полностью овладело им. Даже сейчас, в такой ситуации, тот продолжал упорно гнуть свою линию. Серьёзно разговаривал только с Кирой, а Сэму писал лишь насмешки и шуточки. Скрестив руки, Сэм демонстративно отстранился от блокнота, тем самым предоставляя однокласснице честь заниматься этим самой. Кира взяла ручку и, чуть мягче, чем Сэм, повторила вопрос:

«Как именно ты чувствуешь Пожирателя?»

«Становится… тише. Как в лесу перед выстрелом. Падает температура, воздух густеет. Всё вокруг кажется… пустым, как будто кто-то вычерпывает из мира живое. Появляется запах – сухой металл и мята. Не в носу – в голове. Не знаю, как объяснить.»

Переписка с Егором так увлекла команду без названия, что они и не заметили, как коридор постепенно опустел: затихли шаги, исчезли голоса за дверями кружков. Время ускользало между строк и страниц, не оставляя после себя ничего, кроме тяжести в затёкших ногах. Очередной марш-бросок к шкафчику стал почти механическим: рука – к дверце, блокнот – на верхнюю полку, тетрадный разворот рядом.

Именно в этот момент за спинами одноклассников раздался голос:

– Почему вы ещё в школе?

Вздрогнув от неожиданности, Кира резко выпрямилась и инстинктивно сжала локоть Сэма. Голос был слишком знакомым – немного строгий, но без настоящего раздражения. Перед ними стоял директор, в своём коричневом пальто, с тонкой кожаной папкой в руках.

Кира судорожно пыталась придумать правдоподобную отговорку, но горло пересохло, а в голове – ни единой внятной мысли.

Тогда вперёд шагнул Сэм, тяжело выдохнул и заговорил:

– Ну… понимаете… – бросил он на Киру выразительный взгляд, а после добавил: – Мы просто… решили провести немного времени… вместе.

Глаза девушки распахнулись сами, она с трудом сдержала возмущённое «что?!». И почему этот дурацкий одноклассник, этот Семён Волков, не может придумать ничего другого, кроме как всем подряд намекать, что они пара? Ну это уже совсем! Он что, сошёл с ума? Но директор, напротив, заулыбался, тепло и чуть неловко, как человек, внезапно вспомнивший себя в шестнадцать.

Смущение расплескалось по лицу Киры. Она отвела взгляд и кивнула, подтверждая слова одноклассника. Не оправдываться же теперь.

– Ох, как жаль вас отвлекать, но другие старшеклассники уже разошлись, – оглянулся по сторонам Илья Евгеньевич.

– Ничего страшного, – перебила его Кира.

– Правда? – обрадовался тот. – Тогда позвольте попросить вас помочь донести мне кое-что до машины, – кивнул он в сторону выхода, рядом с которым уже стояло несколько коробок.

Отказывать директору было неудобно, и Кира с Сэмом согласились. Взяли по коробке и отправились к чёрному внедорожнику, припаркованному у тротуара. Илья Евгеньевич открыл багажник, оголив просторный отсек, аккуратно застеленный резиновым ковриком, а следом хлопнул себя ладонью по лбу:

– Чуть не забыл, – сдержанно усмехнулся мужчина, – извините, но мне нужно вернуться в кабинет. Продолжайте без меня, ладно?

И не дожидаясь ответа, зашагал обратно к школе.

Сэм проводил его взглядом, после чего направился за новой партией коробок. Он взял одну, затем другую. Киру он попросил остаться у машины в качестве охранника.

– Надень варежки! – крикнула она парню, заметив, что тот ходит с голыми руками.

Хотя на улице было не слишком холодно, болезнь уже дала о себе знать: пальцы Сэма побелели. Он ничего не ответил, но следующую коробку уже нёс в варежках.

Когда Сэм вернулся с последней ношей, и та легко устроилась в багажнике, как и все предыдущие, из дверей школы показался директор. Он подошёл с тем же доброжелательным выражением лица, какое всегда носил в коридорах.

– Уже всё стаскали? – искренне удивился Илья Евгеньевич. – Вот что значит молодость, – похлопал он Сэма по плечу. – Может, мне вас за такую быструю работу угостить чем-нибудь в кафе?

– Нет, спасибо, – отказался парень.

– Ладно-ладно, понимаю, – улыбнулся директор и, попрощавшись с учениками, скрылся в своём внедорожнике.

После этого Кира и Сэм решили уже не возвращаться в школу. День клонился к вечеру, и улицы медленно наполнялись светом фонарей – пора было расходиться по домам. Оба устали, поэтому всю дорогу молчали, каждый погружённый в свои мысли.

У подъезда Кира замедлила шаг. Уже собиралась сказать «до завтра» и потянулась к домофону, как вдруг Сэм окликнул:

– Подожди.

Она обернулась. Одноклассник стоял чуть в стороне, копаясь в кармане куртки. Несколько секунд – и в его руке показался небольшой ключ. Он сделал шаг вперёд и вложил его в раскрытую ладонь Киры.

Ключ отличался от тех, что открывают двери квартир или почтовые ящики. Старый, чуть потёртый, с тёмным наконечником.

– Что это?.. – спросила она, но Сэм уже отвернулся.

Удаляясь своими километровыми шагами, он не сказал ни слова, руки в карманах, капюшон на голове. Но Кира и так поняла – это был ключ от подвала. Такой жест доверия со стороны Семёна неожиданно тронул девушку, и она крикнула:

– Спасибо!

Сэм не остановился, только поднял руку в ответ – и через секунду скрылся за углом.

17. Перед бурей

Временный школьный стоматолог обычно занимался только выпускниками. Именно у них чаще всего проклёвывались проблемные восьмёрки – зубы, срывающие последние недели детства под общий шум экзаменов и прощальных вальсов. Лишь в редких случаях хирург доставал инструменты ради кого-то из младших классов – в основном только когда откладывать уже не имело смысла.

Амелия открыла этот парад не по желанию, а по необходимости.

Вторым в списке значился Семён Волков. У него зубы мудрости вели себя тихо: не пульсировали, не давили. Но школьный врач был другого мнения. Ежегодный осмотр десятиклассников, служивший своеобразной разведкой перед следующим учебным годом, показал, что откладывать удаление восьмёрок у Сэма не стоит.

Мама Семёна восприняла новость с явным облегчением – не потому, что спешила избавить сына от потенциальной боли, а потому, что в её голове сразу сложилась другая картина: стоматолога директор школы больше не оплачивает, цены в частных клиниках растут, а семейного бюджета в следующем году не хватает на хирургические вторжения.

Только вот Сэм совсем не разделял радости от этого неожиданного бонуса судьбы. Не из страха – он не боялся шприцов и не тревожился за внешний вид после анестезии. Его раздражало нечто другое: операция выпадала на середину недели, сбивая их с Кирой график, безжалостно руша планы.

А в планы входило выстроить чёткую карту маршрутов Станислава Юрьевича: часы пребывания в кабинете, неожиданные визиты в учительскую, редкие вылазки в библиотеку и особенно моменты, когда он уходил домой и просил дежурную поставить кабинет на сигнализацию.

Ключ для незаметного проникновения в лабораторию, уже выкованный, хранился в кармане Сэма и не давал покоя. Казалось, можно войти хоть сейчас. Но здравый смысл настаивал: рано. Один неверный шаг – и преподаватель что-то заподозрит. А если заподозрит – свернёт игру раньше, чем они успеют что-то предпринять.

В день издевательства над челюстью коридоры школы, обычно наполненные посторонним вниманием, теперь казались Сэму уютнее. Ходить с Кирой от кабинета к кабинету стало проще. После пары театральных сценок – с руками на её плечах и многозначительными взглядами – близняшки наконец отступили и больше не путались под ногами, не маячили рядом каждую перемену.

Сэм понимал, что немного перегнул – и теперь, идя рядом с Кирой, ощущал лёгкий укол неловкости. Но иного выхода не нашлось. Без этих манёвров ему и дальше пришлось бы вылавливать её, пряча от Леры и Лии, будто собирается сделать что-то постыдное.

Теперь же – другое дело. Он мог спокойно говорить о планах, делиться всем с напарницей, не озираясь. Ведь когда он был рядом, к ней редко кто решался подойти.

– На месте Амелии я бы отгулы до конца недели выбила, – поправила Кира ремешок сумки.

– Почему? – скосил на неё взгляд Сэм, стараясь включить видимость хоть какого-то интереса.

– Хочешь сказать, не заметил её состояния?

– Я на других девушек не смотрю, – пожал он плечами.

Осознание пришло почти мгновенно: фраза прозвучала так, как если бы они с Кирой на самом деле были вместе. Словно есть какая-то граница, через которую смотреть нельзя. И он её только что обозначил. Сам. Зачем – не знал.

Краем глаза заметил, что одноклассница никак не отреагировала – ни вздёрнутой брови, ни странного взгляда. От этого облегчённо выдохнул – почти мешок с плеч скинул.

«Чушь ляпнул…» – мысленно поморщился.

– Вы, парни, вообще ничего не видите, – произнесла Кира чуть строже. – Амелия весь день сама не своя. Вялая, тихая, даже в столовую не ходила. Не знаю, что ей там делали с зубами, но, похоже, случай был сложный. Могли бы и побольше выходных дать. Жалко её.

Сэму же не было особого дела до подруги Киры. Ни тени сочувствия и тревоги. Он уже собирался высказать своё раздражение: мол, и его теперь, возможно, вычеркнут из привычной жизни на пару дней – зубы, анестезия, челюсть распухнет, речь превратится в кашу. Но, прежде чем открыл рот, рядом вырос Лев Смирнов – на удивление не такой сияющий, как обычно.

– Кир, можно тебя? – ворвался голос одноклассника в чужой разговор, как камешек в гладь воды. Сэм резко вскинул глаза, давая понять, что нельзя.

– Да ладно, – лишь хлопнул его по плечу Смирнов. – Мне всего на пару слов.

И тут же утянул Киру за руку в сторону – к ближайшему подоконнику. Даже не дождался её согласия. Просто увёл. А она – пошла без каких-либо возражений.

Сэм аж задумался, сколько раз делал так же и сколько из них Кира так же легко шла следом, как сейчас за Львом. Так и не вспомнив ни одного случая, продолжил стоять посреди коридора. Да, со стороны выглядело глупо, но ему было всё равно. Зато слышимость – приемлемая.

От этих двух доносились отрывки слов. Достаточно, чтобы сложить мозаику. Имя Леры прозвучало в разговоре дважды. Ещё – вопросы: «С кем водится?», «Есть кто-то?», «Что нравится?». Кира хихикнула. Смирнов шикнул в ответ, и она, понизив голос, пообещала написать вечером всё, что вспомнит. Лев, довольный как кот, кивнул и вдруг приобнял Киру. Быстро, едва коснувшись плеча.

Сэм тут же поморщился. Что-то сжалось внутри – резкое, тёмное, неоформленное. Не ревность. Не обида. Что-то… неприятное.

Примерно то же самое ощутила и Лера, которая именно в этот момент появилась в коридоре с другой стороны. Увидела: Смирнов обнимает Киру. Опустила глаза в пол, убеждая себя, что показалось, и остановилась у соседнего подоконника.

К ней тут же присоединилась подруга Лиза и чуть с вялым отставанием – сестра. Одухотворённый Лев, уже ускользающий прочь, пролетел мимо девчонок, подмигнув Лере с прежней уверенностью в своей неотразимости. Но девушка, погружённая в мысли, даже не заметила этого.

После третьего урока Сэм уже лежал в стоматологическом кресле – чуть приподнятый, зафиксированный и с защитными очками на лице. Их пластиковые дужки немного давили на виски, но не мешали. По одну сторону – женщина в тонких перчатках, ловко подающая инструменты, по другую – сам врач.

Мужчина выглядел на сорок с небольшим. Волосы с едва заметной сединой аккуратно зачесаны назад, подбородок гладко выбрит, движения спокойные, уверенные. Его лицо не менялось – никакой тени напряжения, словно он не зубы выдёргивал, а читал газету за утренним кофе. На бейджике значилось: «Дмитрий Сергеевич Молчанов».

Воздух в кабинете приятно удивлял – никакого резкого аромата эвгенола. Вместо этого – мята. Не та, аптечная, от которой в носу першит, а мягкая, чуть сладковатая. Вкрадчиво она смешивалась с едва уловимым металлическим оттенком – не противным, а скорее… нейтральным, даже интересным. Сэм задумался, должен ли вообще чувствовать металл? Это не казалось логичным, но и не напрягало.

– Почти всё. Ещё чуть-чуть, потерпи, – голос Дмитрия Сергеевича прозвучал как-то особенно нежно, не вяжущийся с тем, что в его руке находился зажим, крепко державший один из проблемных зубов.

Сэм продолжал разглядывать бейджик. Буквы, аккуратно напечатанные на пластике, немного плыли перед глазами. Ни боли, ни тревоги он не чувствовал. Лишь глухой толчок, щёлк – и снова покой. Потом взгляд случайно скользнул выше – на ворот халата врача.

Внимание привлёк странный аксессуар. Что-то вроде броши – серебристый виток, на котором по спирали выложены зубы, выглядящие совсем уж как настоящие. Все такие разные, словно врач специально их собирал, чтобы сделать такую вещицу. Сэм непроизвольно напрягся. Отвёл взгляд, подумав, что уж слишком хорошая имитация зубов.

После операции, когда уже все наставления от врача были получены и даже дверь за спиной закрылась, прохладный коридор встретил тишиной и неожиданным облегчением.

Поблизости в ожидании туда-сюда ходила Кира. И только заметив одноклассника, тут же всплеснула руками – так, будто увидела не пациента, вышедшего из кабинета стоматолога, а жертву крушения:

– Какой ужас!

Сэм еле приподнял бровь в немом вопросе.

– Не мог попросить закрыть окно? – шагнула ближе девушка.

Он по-прежнему не понимал, к чему всё это. Окно? Какое окно?

Кира подошла ещё ближе, перехватила его запястье и подняла выше, разглядывая. Сэм вопросительно промычал.

– Если бы признался, что холодно, ничего бы с твоей гордостью не случилось.

Опустив взгляд, он увидел, свои пальцы бледные до полной потери цвета. Чуть прозрачные, как пергамент. Осознал, что почти не чувствует их.

«Странно…» – подумал. Вроде не замерзал. В кабинете не было холодно. Разве что двойная доза наркоза… Первая упрямо не работала, тогда врач добавил вторую. Наверное, из-за этого такая реакция.

Сэм поразмышлял бы над этим ещё, но внимание вдруг привлекла рука Киры, которая до сих пор держала его собственную. От тонких пальцев девушки исходило тепло. Медленное, почти неощутимое – как огонёк в тумане.

Она, заметив, куда смотрит одноклассник, поспешно одёрнула себя. Смущение проступило в глазах, хотя девушка попыталась спрятать его за усмешкой.

– У тебя и губы синие, – бросила уже тише. – Ей-богу, оживший мертвец. Ты вообще в сознании? – Махнула она ладонью перед лицом парня. – Сколько пальцев видишь?

Тот, едва не закатив глаза, снова что-то промычал и уже собирался отвернуться, но не успел.

– Отвечай! – прикрикнула Кира.

Глядя куда-то в сторону, Сэм медленно сжал бесчувственные пальцы. Получилось два.

– Ладно. Тебе же дали освобождение? – голос одноклассницы прозвучал чуть снисходительнее, чем секунду назад.

Сэм кивнул, сопровождая это очередным мычанием.

– Что «му»? – не сдержалась Кира. – Чувствую себя собакой Герасима. Неужели совсем не можешь говорить?

А в ответ снова «му». Не то чтобы Сэм не мог говорить – скорее, просто не хотел. Хоть наркоз ещё действовал, ощущения во рту были неприятные, и открывать его лишний раз он не видел необходимости.

– Тогда провожу тебя до дома, а то боюсь – унесёт первым же порывом ветра, – заявила Кира и, не услышав «му», добавила: – Вот и отлично. Молчание – знак согласия.

Сэм всё-таки закатил глаза. Не слишком старательно – только чтобы обозначить недовольство. Про себя подумал: если так хочет – пусть провожает. Возражать сил нет.

Снег, потерявший свежесть, слежался в тугие, скрипучие пласты. Всю дорогу до дома Сэм не разговаривал. Прятал лицо в шарф, натягивал капюшон до самых глаз, сжимался всем телом – хотелось забраться внутрь себя, свернуться калачиком где-нибудь между рёбер и исчезнуть из этой леденящей реальности.

Выходить на улицу с обескровленными руками было глупо. Холод разливался по телу волнами. Казалось, внутри кожи кто-то водит тонкими ножами, вычерчивая маршруты вдоль вен. Кисти наливались ватой, немели. Ноги шли сами, на автомате, а мысли были на грани погружения в кому.

Кира едва поспевала, но ни разу не попросила сбавить темп. Просто шла рядом, чуть сбоку, без своих обычных реплик. Только один раз Сэм заметил, как она поправила шарф – не свой, его. Чтобы закрыть щель у воротника.

Когда дошли до дома, пальцы Сэма ощущались не как часть тела, а как чужой инвентарь: непослушный, бесполезный. Варежки скрывали скульптурную неподвижность, но облегчения не приносили. При мысли, что придётся лезть за ключами, Сэм даже дёрнулся назад. Но пришлось. Кое-как взялся за лямку рюкзака, пытаясь стянуть его с плеча, но тот тут же соскользнул, плюхнувшись в снег.

– Тебе помочь? – поспешила Кира поднять рюкзак.

Сэм растерянно взглянул на одноклассницу. Не сразу понял, что именно она спросила. Почему всё ещё была рядом. Почему не ушла.

Не дожидаясь ответа, она открыла молнию бокового кармана, достала ключи и впустила Сэма в подъезд. Воздух не был особенно тёплым, но по сравнению с улицей казался настоящим облегчением. Несмотря на это, Сэм не снял ни варежек, ни капюшона. Не ослабил шарф, не расстегнул куртку.

Остановился у двери квартиры.

Обычное действие – вставить ключ, провернуть – внезапно стало задачей из чужого мира. Вынуть руку из варежки – не за что. Даже пробовать не хотелось. Мозг, стиснутый холодом, отказывался искать выход. Всё, что мог Сэм, – стоять и смотреть на замок, как на абстракцию, не имеющую к нему отношения.