Воронья ночь: невеста Кощея Бессмертного

Меня эта отговорка не устроила. Я привстала и поднесла пряник поближе к его губам, почти вплотную.

– Кусай. Кощей – чародей, вылечит твои зубы.

Глядя мне прямо в глаза, он все же разомкнул губы и надкусил пряник. По телу словно пробежала молния, когда он принял сласть из моей руки, на мгновение коснувшись пальцев своими. Я сбросила наваждение и, словно ничего не было, удовлетворенно хмыкнула и села на лавку. Странно, но Владимир словно тоже пришел в замешательство. Он часто заморгал, протер глаза. Наступило неловкое молчание.

– Что будешь делать с остальным? – вдруг поинтересовался он, натянув свое обычное, скучающее выражение лица. – Сама все съесть не сможешь, в меня затолкать тоже не выйдет.

Я призадумалась. А ведь и правда, подобной щедрости от скатерти я не ожидала. Думала, получу один пряник да немножко пастилы, а оно вон как вышло.

– Угощу Любаву…

Но ее одной было мало. Любава хоть и крупная, как богатырша, но ей не под силу умять столько сладостей. Еще во дворце обитала Яга, но порадует ли ее пряник? Баннику пастила тоже без надобности. Вдруг на меня снизошло озарение.

– Лесовички!

Может пряники они и не едят, а вот пастилу из яблок наверняка с радостью примут. А если нет… то лешего угостят.

– Они не… – попытался возразить Владимир, но я не желала мириться с его занудством.

– Дай мне какой-нибудь платочек или…

Я осмотрелась вокруг. Вдоль стен стояли сундуки, в которых наверняка хранилось что-нибудь подходящее. Чутье не подвело. Уже откинув первую крышку, я обнаружила внутри чистые скатерти и полотенца. Владимир настороженно следил за тем, как я хозяйничаю: связываю узелок, складываю туда пастилу для лесных жителей и пару пряников для себя.

– Угости Любаву и Ягу.

Владимир взглянул на немного опустевшие подносы. Последнее напутствие – и я уже спешу к выходу, представляя, как обрадуются лесовички новой сказке и угощению.

– Но обязательно вернись до заката, – неожиданно спохватился мужчина, поднимаясь с лавки – иначе…

Я его не дослушала, закрыла дверь с обратной стороны и почти бегом двинулась к выходу из дворца.

Глава 5 Чудище лесное

Лесовички отнеслись к моему угощению настороженно. Я расстелила полотенце с пастилой и пряниками на том же самом пне, где в прошлый раз рассказывала им сказки. Несколько самых смелых лесных помощников осторожно подобрались поближе, принюхались, однако должного восторга не испытали.

– Ну же, попробуйте, – ласково предложила я, – это вкусно.

Они усиленно замотали головами, шелестя зелеными листочками.

– Что же вы едите?

Лесовички разбежались во все стороны. Они шустро передвигались по опушке, что-то выискивая в траве. Когда первый лесовик победоносно поднял над своей пушистой головой червяка, я по-настоящему удивилась. Мне почему-то казалось, что эти милейшие создания просто не могут быть хищниками. Чуть не стало дурно, когда лесовички окружили меня, предлагая отведать червяков, самых разнообразных жучков и пауков. Я благоразумно отказалась.

– А как обходитесь зимой, в морозы? Делаете запасы?

Лесовики вновь замотали головами. Некоторые решили наглядно показать, как коротают свои зимние дни: завалились на землю, подложив ручки под голову, и закрыли глазки. В спячку, значит, впадают.

Мне ничего не оставалось, как свернуть свое угощение и поудобнее устроиться на пеньке, чтобы рассказать новым друзьям интересную сказку собственного сочинения. На сей раз я поведала о зловредных русалках, которые пытались утопить девицу-красавицу, но сами поплатились, ибо изгнала она их полынью-травой на самое дно речное.

– И вот, зарылись они в ил, да так дрожали, что водная гладь рябью пошла, – закончила я под воодушевленные пляски лесовичков.

Новая сказка понравилась им еще больше прежней. Лесовики обдирали у полыни листочки и махали ими перед собой, представляя, как сражаются с русалками. А в моей голове это зрелище пробудило коварный план. Но для его исполнения мне кое-что требовалось.

– Милые мои, а не найдется ли у вас еще одного лукошка? Как то, в котором вы мне земляники дали.

Пару невинных взмахов ресничками, и лесовики радостно бросились исполнять просьбу. Они натаскали из чащи леса веточек, листочков, и прямо на глазах соорудили маленькое лукошко. А я тем временем отыскала самую ароматную веточку полыни. Когда зеленая корзиночка была готова, я положила туда половинку пряника, несколько кусочков пастилы и хорошенько потрясла над угощением полынью. Затем вернулась к пеньку и забрала остальное, нетронутое горькой травой угощение. В предвкушении веселья я направилась к спуску с холма – туда, где в ярком солнечном свете сверкала река. Хоть лесовики на угощение не польстились, но русалки – другое дело. Они ведь утопленницы, когда-то бывшие простыми девицами. Неизвестно сколько лет они одной тиной речной питаются. Наверняка соскучились по земным сластям. И шиш с ним, что нечисти без еды прекрасно живется. Пряники не для живота нужды, а для сердца. Съешь один и так радостно, так легко становится. Все печали вмиг забываются.

Именно это я всем своим видом показывала, когда расположилась на бережку чуть поодаль реки, развернула кулек и надкусила медовый пряник. Лицо мое светилось то ли от солнечных лучей, то ли от чудесного вкуса. Я ела, улыбалась да пастилой закусывала. Ждать пришлось недолго. Еще до того, как закончилась половина пряника, первая зеленая макушка показалась из воды. За ней выглянули и остальные пять. Боковым зрением заметила, как речные девицы высунулись по плечи. Опасаться мне было нечего. Девицам знатно досталось после того случая, судя по их нерешительности. Я не обращала на них внимания, словно и вовсе не замечала чужого присутствия. А зеленоволосые подплывали все ближе и ближе, глядели на сласти и глотали слюни, пока одна из них наконец не выдержала.

– Хватит уже над нами измываться! Угости, коль пришла на бережок, – жалобно пропищала она.

Та русалка, что некогда схватила меня и, по всей видимости, была главной среди подружек, предостерегающе шикнула на нее. Я встрепенулась, будто бы от неожиданности, повернула голову в сторону реки и наигранно округлила глаза от удивления.

– Пряников захотели? А я-то думала, что вы водорослями одними сыты.

Лицо самой нетерпеливой русалки исказилось то ли от отвращения к тине речной, то ли от нестерпимого желание угоститься сладостями.

– Не едим мы водоросли, – призналась она. – Нам пища без надобности. Только ягоды в лесу собираем на русальей седмице. А до нее далече еще, и хода в лес нам нет.

– Угости нас, милая девица, – завторили ей подруги.

Их невинные глаза, полные немой просьбы, вызывали у меня лишь смех. Я закинула в рот очередной кусочек пастилы и не спеша прожевала.

– Помнится, в прошлый раз вы не были столь благодушны ко мне. Что же изменилось? Отчего не заманиваете в воду, не пытаетесь хитростью отнять угощение?

Одна из русалок с желтой кувшинкой в волосах подалась вперед.

– Так ведь царь приказал, – беззастенчиво выпалила она.

Те, что были поумнее и рассчитывали разжалобить меня, соврать, что исправились и стыдятся своего поступка, воззрились на бедняжку свирепыми взглядами. Однако грустить им пришлось недолго.

– Ладно уж, я зла долго держать не буду. Так и быть, угощу вас, если на вопрос мой ответите.

Глаза русалок радостно заискрились. Они дружно закивали головами, взволнованно заерзали, взбаламутив чистую воду.

– Мы согласны, согласны.

Я в очередной раз откусила пряник, дабы побудить речных девиц говорить правду во всех подробностях.

– Среди вас есть бывшие невесты Кощея?

Русалки недоуменно переглянулись и вдруг расхохотались.

– Куда уж нам до царских невест, – весело выдавила из себя одна.

– Ему только Лукоморских подавай, а мы – здешние, навьи, – чуть обиженно подтвердила вторая.

Выходит, я оказалась не права. Что ж, это к лучшему. Не хотелось бы мне через несколько дней присоединиться к ним.

– А где искать их вы знаете?

Веселье сменилось настороженностью. Старшая, самая противная русалка прищурилась, смерила меня взглядом с ног до головы.

– Ты говорила про один вопрос, а это – второй. Отдавай наши сласти, а ежели хочешь еще что-нибудь узнать, то приноси завтра новое угощение.

Русалки деловито подбоченились, позадирали острые подбородки, поддакивая своей предводительнице. Сами не знают, на что напрашиваются. Я сдержала ехидную ухмылку за глубоким вздохом сожаления.

– Что ж, ваша взяла.

Подхватила лукошко за ручку из тонкой березовой веточки и поставила его на большой, пологий камень, который наполовину лежал в воде. Русалки наперегонки бросились к угощению. Они спорили, толкались, тянули друг друга назад за волосы. А когда самой шустрой и ловкой удалось-таки протянуть руку и сцапать из корзинки пастилу, я буквально перестала дышать, наблюдая. Она быстро, словно воришка закинула в рот угощение, опасаясь, что подруги выхватят его прямо из пальцев. До того, как ее бледное лицо перекосило от омерзения, еще одна русалка успела впиться зубами в пряник. Они вдруг стали плеваться, кашлять, жадно глотать речную воду. Мои губы растянулись в мстительной улыбке.

– Что это ты нам подсунула, девка? – оскалила острые рыбьи зубы их предводительница.

– Отравить нас задумала, – хныкнула та, что съела пастилу.

Они злились, всхлипывали, а сделать ничего не могли. Знали, что водяной за это по головке не погладит. Негоже царскую невесту обижать.

– Говорите, как кощеевых невест найти. А не то не видать вам сластей как своих ушей, – я подобрала уголки полотенчика, подошла с ним поближе к воде и слегка потрясла. – Без полыни.

У русалки, которая первой заговорила со мной, загорелись глаза.

– Так немудрено это, ты ступай…

Старшая вдруг перебила ее:

– Ступай к кикиморам, они знают, где невесты прячутся.

Я сердито сдвинула брови. Не хватало мне и дальше с нечистью якшаться.

– К каким еще кикиморам?

Русалка вытянула руку, указывая неестественно длинным пальцем в сторону леса.

– Там, в самой чаще на болоте кикиморы живут. Это они царю помогают лукоморских девок прятать. Небось, у себя на болоте держат.

Я обернулась туда, где вдалеке в серой дымке возвышались темные верхушки елей. По телу пробежала дрожь, я спрятала ее за сложенными на груди руками.

– Тебе туда уже путь проложен, – хихикнула одна из речных девиц.

– Чего медлить, прямо сейчас и ступай, – поддакнула другая.

Слушать ядовитые речи русалок сил больше не было. На мгновение я замешкалась, отдавать ли им угощение, но свою часть сделки они выполнили: рассказали, что знали. Рядом с лесным лукошком я оставила кулек с нетронутыми полынью сластями. На сей раз старшая русалка преградила путь своим соплеменницам. Первая подплыла поближе, развернула узелок и принюхалась. Затем достала пряник и аккуратно надкусила. Она сохраняла задумчивое выражение лица, пока набивала щеки. Остальные заподозрили подвох лишь когда от пряника осталось меньше половины.

– Ах ты водомерка пучеглазая! – спохватилась самая голодная русалка.

Речные девицы сцепились в жестокой схватке. Каждая из них желала заполучить вторую половину пряника, выдернуть его из рук соперницы. Лишь одна, сообразив, что от него уже мало что осталось, под шумок пробралась к камню, схватила горсть яблочной пастилы и закинула себе в рот. Даже с возвышения я заметила, как она прикрывает глаза от удовольствия.

Мне пришлось вернуться к окраине леса и вновь призвать своих друзей. Ведь кто лучше помощников лешего знает, где искать кикимор? Только сам лесной хозяин. Меня одолевало плохое предчувствие. В Лукоморье говорят, что кикиморы заманивают путников на болота, но не убивают их сразу. Они долгое время морочат людям головы, пугают и питаются их страхом. Я надеялась, что лесовички помогут мне докопаться до правды, но избежать этой участи. Я выбрала короткую, но веселую сказку про косолапого мишку, которую лукоморские рассказывают своим детям на ночь. На сей раз лесовички не пришли в восторг, как это бывало, когда я придумывала истории сама, но все равно остались довольны.

– Мне снова нужна ваша помощь, – объявила я, когда лесовички засобирались обратно в чащу.

Янтарные глазки загорелись любопытством. Они подобрались поближе, жадно внимая каждому моему слову.

– Покажите мне дорогу к кикиморам.

Лесные помощники начали испуганно переглядываться, предостерегающе качать головами. Моя смелая задумка явно не нравилась им. Настала пора подсластить уговоры подкупом.

– Если отведете на болото, я придумаю для вас самую длинную и интересную сказку, какой даже маленькие царевичи не слышали.

Лесовики призадумались. Они собрались в кружок, странно шушукаясь между собой. До человеческого слуха доносился лишь весенний шелест листвы, но эти забавные существа без труда понимали друг друга. Их короткий совет одарил меня весьма благотворными плодами. Лесовички двинулись вглубь леса, призывая своими ручками-веточками идти следом. Долго упрашивать меня не пришлось: ступила на тропу в густую тень деревьев. Поначалу навий лес казался красивым, даже завораживающим своей атмосферой, но тихим и мирным. Кристально чистый воздух пропитался здесь ароматом свежей листвы, земли и ярких цветов. Пение птиц ласкало слух. Вскоре лесовики сошли с протоптанной тропинки, выбрав самый короткий путь. Они, хоть и были малышами по сравнению с людьми, но двигались довольно быстро, поэтому я ускорила шаг, стараясь не отставать от своих провожатых. На пути нам то и дело встречались кустики земляники. Манили своими маленькими белыми цветочками наклониться поближе к земле и поискать сладких ягод. Они только начинали созревать, однако в Лукоморье полакомиться этими ягодами можно не раньше червеня[1], и то с помощью колдовства Кощея. Но Навьи земли пользовались его благосклонностью круглый год.

Я только и успевала перешагивать через многочисленные коряги, спотыкалась о скрытые в траве препятствия, пока лесовички бодро топали вперед. Иногда я все же отставала, засмотревшись на зайчишку, притаившегося в кустах или на пестрого дятла. Когда маленькие провожатые оборачивались и замечали, что я отстала, они возвращались назад и тянули меня за подол сарафана, сердито шелестя своими листочками. Чем дальше мы углублялись в лес, тем уродливее становились поросшие мхом, корявые деревья. Мне стало душно. Влажный воздух вдыхался с трудом, невозможно было набрать полную грудь. Я почувствовала, что ноги намокают: почва под ногами оказалась влажной. Лесовички указали на единственную крепкую ветку, что валялась на земле. Я подняла ее и ободрала все сучки. Ну губах появилась усмешка от мысли, что теперь мы похожи со старухой Ягой. Теперь и я опиралась на палку при ходьбе. Однако я жалела лишь о том, что сама не догадалась взять ветку и стучать ею по земле, проверяя, не спрятаны ли в траве ямки.

Мягкая почва захлюпала под ногами. Мы продолжали пробираться вперед сквозь заросли рогоза. Мелкие комары и мошки норовили укусить, проникнуть в рот или ноздри. Свободной рукой мне приходить постоянно отмахиваться от них. Из деревьев вокруг остались лишь редкие, неказистые сосны. Я уже с трудом переставляла ноги, когда наконец заметила в десяти саженях от себя болото, над поверхностью которого в воздухе зависла тускло-зеленая дымка. Мы прошли еще немного вперед, а потом лесовики остановили меня, предостерегая, что дальше идти опасно.

– Как их позвать? – забеспокоилась я, не заметив и единого признака чужого присутствия.

Однако стоило мне произнести эти слова, как зеленые листики ряски на поверхности воды вдруг всколыхнулись. Из болота высунулась сначала одна покрытая мхом макушка, затем еще две. Кикиморы напоминали русалок лишь цветом волос, но в остальном они кардинально отличались. Если русалки – это некогда жившие на белом свете девицы, то кикиморы – нечисть с самого своего рождения. От одного взгляда черных глазок-бусинок хотелось развернуться и бежать, куда глаза глядят. Я мысленно ругала себя всеми бранными словами за глупое любопытство и необдуманный порыв. Почему, прежде чем забираться в самую чащу леса, голову не посетила мысль, что лесная нечисть может быть очень опасна? Глядя на пушистых лесовичков, я понимала, что против кикимор они ничегошеньки не смогут сделать. В случае чего мне оставалось лишь отбиваться не слишком крепкой палкой.

– Кто это к нам пожаааловал, – растягивая слова, гнусавым голосом протянула одна из болотниц.

Все трое уже выбрались из мутной воды по пояс. Серо-зеленая кожа, длинные, худые руки и мох вместо одеяния навевали ужас не меньший, чем красные глаза Кощея. Я невольно попятилась назад.

– Девица-красавица, куда же ты? – оскалила острые зубы вторая кикимора.

В отличие от мелких, русалочьих зубов, эти больше походили на клыки рыси. Все три кикиморы стояли по колено в воде, они подошли к самому краю болота, остановились и потянули ко мне свои страшные руки, словно сами были не в силах выйти на берег. Будто какая-то неведомая сила удерживала их в этой тягучей топи. Я так оцепенела, что забыла про кружащих вокруг комаров. Несколько летающих гадов воспользовались возможностью и присосались к моей светлой коже. Лесовички окружили меня, не позволяя ступить и лишнего шага. Однако я и сама не рвалась в лапы кикимор. Чутье подсказывало: стоит приблизиться к ним, и я никогда больше не покину болото.

– Мерзкие козявки, – злобно фыркнула кикимора, смерив моих защитников взглядом своих черных глаз, – убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

– Не то переломаем ваши ручки-ножки так, что даже леший не соберет, – противно хохотнула другая.

Храбрые лесовички ни капли не испугались. Они не двинулись с места, продолжая самоотверженно ограждать меня. А я, вдохновившись их смелостью, наконец отыскала в себе силы поговорить с болотной нечистью. Не зря же мы так долго шли сюда.

– Я пришла, чтобы спросить вас о Кощее Бессмертном, – сдерживая дрожь в голосе, заявила я.

Кикиморы оживились. Черные глаза блеснули в свете закатного солнца, и только теперь я осознала, что близится ночь. Мы провели в лесу слишком много времени.

– Никогда не знает больше нас про навьего царя, – заверила кикимора, растянув свой широкий рот в отвратительной улыбке.

От второй болотницы не утаилось, что я сильно сомневаюсь в их осведомленности. Она поспешила удержать мое внимание:

– Знаешь ли ты, что Кощей не всегда был бессмертным?

Я покачала головой.

– Как это?

Лесовики грозно замахали кикиморам тоненькими ручками. Ход беседы им явно не нравился, но почему? Они начали дергать меня за юбку сарафана, пытались утянуть подальше от болота. Кикиморы, до этого сохранявшие спокойствие, теперь по-настоящему рассердились.

– Ничего тебе не скажем, пока эти пиявки скачут здесь! – кикимора, что стояла посередине, решительно скрестила руки на груди и сжала губы в тонкую нитку, не давая и единого шанса словам вылететь изо рта.

Я присела на корточки, чтобы оказаться поближе к лесовичкам. Они терпеливо замерли в ожидании моих слов, но подол сарафана из хватки не выпустили. На моих губах расцвела теплая улыбка. С такими защитниками даже навий царь не страшен, не то что какие-то кикиморы болотные.

– Дружочки мои ненаглядные, спасибо, что привели меня сюда, не бросили. Оставьте меня наедине с кикиморами, пожалуйста.

Лесовички негодовали. Они запрыгали, забегали вокруг меня, а потом принялись все вместе тащить меня прочь с топи. Увести меня силой у них, конечно, не вышло, но я даже пошатнулась от их напора и едва не села прямо на влажную, поросшую мхом землю.

– Я обещаю, что буду осторожна и не подойду к болоту.

Но уговоры не действовали, лесовики продолжали протестовать.

– Щас как лешего покличем, – вдруг пригрозила кикимора, которой уже изрядно надоело молча ждать в сторонке.

– Пусть увидит, как вы здесь бездельничаете, вместо работы, – продолжила вторая, ехидно ухмыльнувшись.

Третья болотница высунула длинный как у жабы, пупырчатый язык.

– Идите, – я мягко подтолкнула лесовичков, которые отказывались даже сдвинуться с места и выпрямилась в полный рост. – Я запомнила дорогу.

На самом деле, я понятия не имела куда идти. С тропинки мы давно сошли. Но мне не хотелось подставлять своих друзей, ведь по моей просьбе они оказались на болоте. Я рассчитывала после милой беседы с кикиморами уйти с топи и вновь позвать лесовичков. Так и они по шапке от лешего не получат, и кикиморы станут сговорчивей, и я разузнаю все, что душе угодно. Лесовички нехотя зашагали прочь, однако напоследок каждый из них наградил кикимор суровым взглядом. Вот уж не думала, что добрые, даже чуть пугливые помощники лешего могут сердиться. Кикиморы явно остались довольны собой. Они провожали своих недругов с гаденькими улыбочками и весело махали им вслед. Когда бурая шерстка затерялась среди низеньких кустарников, главная кикимора с недоверчивым прищуром уставилась вдаль.

– Мы вам не русалки бестолковые! – возмутилась она. – Ваши золотые глазенки за версту видно.

И действительно, приглядевшись повнимательней, я заметила несколько пар желтых огоньков, скрытых в высоких зарослях осоки.

– Улепетывайте с нашего болота, – почти хором завопили другие болотницы.

Через некоторое время старшая удовлетворенно хмыкнула, убедившись, что лесовички покинули топи.

– Ну рассказывай, девица, откуда ты тут взялась? Зачем про Кощея разнюхиваешь? – налетела она с вопросами, едва почувствовав уверенность.

Я малость опешила. Кикиморы оказались не так просты. Они вовсе не собирались выкладывать все карты, как только лесовички покинут топь, а сами желали вытянуть из меня побольше интересных сведений. Одним словом, нечисть.

– Сначала расскажите, что обещали, – напомнила я, – а потом и я что-нибудь поведаю.

Старшая кикимора наклонилась, приложила руку к уху, как старая бабуля.

– Совсем ничего не слышно, подойди-ка поближе, девонька.

Ее подружки замахали руками, призывая меня приблизиться. Однако я доверяла лесовичкам, которые точно знали, где кикиморы не смогут причинить мне вреда, и сильно сомневалась в добрых намерениях новых знакомок.

– Что толку с глухими разговаривать? – устало вздохнула я. – Нагоню лесовичков, пока они не слишком далеко ушли.

Я спрятала хитрую улыбку за наигранным разочарованием и развернулась, якобы намереваясь покинуть болото. Однако не успела и шага ступить, как кикиморы всполошились:

– Постой, постой!

Я оглянулась через плечо.

– Не серчай, девонька, пошутили мы, – лилейным голоском пропела болотница.

– Все как на духу про Кощеюшку выложим, только не уходи, – подержала вторая.

Их черные, бездонные глаза и пугающие, лукавые улыбки терзали душу сомнениями. Однако едва ли в Навьем царстве отыщется существо, которому можно доверять.

– Вы говорили, что Кощей когда-то был обычным смертным, – напомнила я.

Улыбка старшей кикиморы расширилась, над нижней губой показались два острых клыка.

– Это как посмотреть… – загадочно возразила она.

Я нахмурила брови.

– Что это значит?

Кикимора выдержала паузу, словно намеренно тянула время.

– Да ведь он – сын Чернобога, дуреха, – не выдержав, усмехнулась другая болотница. – Не может он быть обычным человеком.

– А вот матушка его – та земной женщиной была, – воодушевленно закивала другая.

– А ну цыц, – грозно прервала их старшая сестрица. – Я ответ держать буду.

Пристыженные кикиморы стушевались, серо-зеленоватые лица исказились обидой. Даже жаль их стало. Сидят в болоте долгие годы, поговорить не с кем, а когда единственный собеседник забрел – им рты закрывают. Стало ясно, что их главная отчего-то не хочет раскрывать все тайны жизни царя, по крайней мере – не сразу.

– Кощей смертным родился, хоть и колдуном, – нехотя подтвердила она слова своих сестер. – Кровь Чернобога сулила ему долгую жизнь. Однако не настолько, чтобы прожить столетия. Он давно должен был умереть.

– Что же изменилось? – поинтересовалась я.

Кикимора окинула подруг предостерегающим взглядом. И вовремя, потому что одной из них не терпелось растрепать все, что она знает. Мои губы растянулись в улыбке. Хоть и нечисть, а все же женщины, посплетничать любят.

– Кое-что произошло, – уклончиво ответила болотница.

– Перун[2] наказал его бессмертием.

Старшая болотница медленно повернулась к своей соплеменнице, которой все же не удалось удержать язык за зубами. Ее ониксовые глазки-бусинки метали молнии. Пока не случилось беды, я решила отвлечь ее новым вопросом:

– А что насчет его невест? Зачем ему лукоморские девицы?

Острозубый рот главной кикиморы приоткрылся. Ее недоумение испугало меня. Если уж ее удивил мой вопрос, то дело плохо. Не зря Любава хранила молчание.

– Вы знаете, где они теперь? – предприняла новую попытку я.

Ее лицо вновь стало непроницаемым.