Воронья ночь: невеста Кощея Бессмертного

– Конечно знаем, – заверила она.

Я теряла терпение. Вытягивать из вредной кикиморы ответы мне порядком надоело. Будто за каждое лишнее слово она потеряет зуб, а из болота по капельке убежит вся вода. Солнце закатилось за горизонт. Черты лица кикимор постепенно растворялись в сумерках и зеленом тумане.

– Где они? – еле сдерживая гнев, процедила я.

Кикимора шагнула вперед, всколыхнув покрывало из ряски. Она сделала еще один шаг, и еще, оказавшись на берегу. Я неосознанно отступила назад, пальцы выпустили старую ветку, и она громко хрустнула под моей ногой.

– Идем, – она протянула уродливую, худощавую руку, – я покажу тебе дорогу к ним.

Остальные кикиморы тоже выбрались из болота. Теперь, когда солнце село, а границы их клетки исчезли, они выглядели особенно жутко. Я не знала, как быстро они умеют бегать, и существует ли хоть один шанс сбежать от болотниц. Но где-то в чаще между деревьев ходили те, кто может помочь мне. Я приложила руки ко рту, набрала в грудь побольше воздуха, а кикимора щелкнула длинными пальцами. В мгновение ока мой рот окутал зеленый туман, такой же, как над болотом. Вместо крика с губ сорвался отчаянный хрип:

– Лесовички…

Но этого было недостаточно для того, чтобы позвать на помощь. Я бросилась бежать, но кикимора сразу нагнала меня и схватила за запястье. Острые ногти больно впились в нежную кожу.

– Держите ее, чтоб не сбежала, – скомандовала она сестрам.

Те без промедлений приблизились и подхватили меня под руки с обеих сторон. От них веяло холодом и приторно-сладким до тошноты ароматом вперемешку с чем-то странным. У меня свело скулы. От них пахло гнилыми цветами. Хотелось сделать хотя бы глоток свежего воздуха, но в топях его не было. Старшая болотница, склонившись над землей, собирала все ветки, что попадались под руку.

– Любопытство до добра не доводит, – беззлобно усмехнулась кикимора по правую руку.

– Сидела бы дома да пироги пекла, – поддакнула та, которая держала левую руку. – Какое тебе дело до лукоморских девок?

– Я одна из них.

Голос все еще звучал тихо. Я словно находилась во сне, когда хочешь закричать изо всех сил, но не можешь, как бы ни старался. Кикиморы испуганно переглянулись. Мне показалось, что они даже ослабили хватку от изумления.

– Ты – невеста Кощея?

Я кивнула головой. Говорить было слишком сложно. Старшая кикимора уже собрала хворост в кучу и пыталась разжечь костер, стуча небольшими камнями.

– Эй, Осока, – позвала ее одна из сестер. – Девка-то эта – кощеева.

Осока в очередной раз безуспешно ударила камень о камень и раздраженно обернулась.

– И что с того?

– Может, не будем ее есть? – неуверенно предложила кикимора. – Вдруг осерчает царь?

Только теперь я поняла, для чего им понадобился костер. Голову закружило от нахлынувшего ужаса. Тошнота, с которой я боролась, подкатила к самому горлу.

– У Кощея этих невест навалом. Одной больше, одной меньше – он не заметит пропажи. А ежели и заметит, то новую выберет. Не велика потеря.

Однако ее сестры не были так уверены. На этом я и решила сыграть, когда главная кикимора, со злости распинав в разные стороны ветки, зашагала в сторону высоких сосен.

– Ветки слишком сырые, – с досадой посетовала она. – Держите ее покрепче, сегодня отведаем наваристое жаркое.

От последнего напутствия по моей коже рассыпались мурашки. С каждой минутой на болоте становилось все темнее. Где-то по замку уже бродило страшное чудище, но даже оно не внушало большего ужаса, чем кикимора по имени Осока. Кощей хотя бы не пытался сварить из меня обед. К глазам подступили слезы.

– Ох, жалко мне вас, девоньки.

Я всхлипнула по-настоящему, хоть и не из-за сочувствия к нечисти.

– Чего это ты нас жалеешь?

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Зеленый туман все еще мешал голосу проявиться в полной мере, а страх и слезы еще сильнее усугубляли положение, но я изо всех сил старалась держаться.

– Когда меня русалки утопить пытались, Кощей пришел и такое сделал… Даже вспоминать об этом страшно. Чует он, когда я в беде. Не успеете в котел меня кинуть, как он придет, и тогда не поздоровится вам.

Мои руки затряслись, но не от собственного страха. Это кикиморы задрожали, представив себе навьего царя в гневе. А я продолжала нагнетать:

– Вы думаете, почему я сюда без страха пришла? Знаю, что Кощей не позволить меня обидеть.

Болотницы вновь переглянулись. Словно сговорившись, они выпустили мои руки из некрепкой хватки. Они слегка наклонились ко мне и быстро зашептали:

– Вот что, царева невеста, беги-ка ты отсюда, пока Осока не вернулась.

– Только Кощею не рассказывай, что сюда ходила.

Я отрывисто кивнула головой и побежала в сторону, противоположную той, где скрылась Осока. Бежала, не разбирая дороги, едва поспевая поднимать ноги перед кочками. Миновала топь. Где-то далеко ночную тишину прорезал визгливый голос старшей кикиморы. Я ускорилась, опасаясь, что она пустится в погоню. Бежать становилось все сложнее. Сердце болезненно колотилось в груди. Лес густел. Меня окружили высокие, ветвистые деревья и пышные кустарники. Путь освещал сияющий свет луны и звезд.

– Лесовички, – позвала я в надежде, что голос вернулся, однако с губ вновь сорвался предательский хрип.

С досады я стукнула кулаком по бугристому стволу вяза. Кожу охватило жжение: шершавая кора оставила на ней мелкие царапины. Я еле переставляла ноги, брела все дальше и дальше, понятия не имея, в какой стороне находится замок Кощея. На землю опустился туман. На полянке, усыпанной белыми цветочками, я решила остановиться и отдохнуть. Живот протяжно заурчал, когда мне удалось найти первую ягодку земляники. Жаль, оценить, насколько она спелая, лунный свет не позволял. Колени утонули в сырой траве. Прекрасный голубой сарафан теперь выглядел как грязное тряпье. Кажется, пачкать одежду, бегая по ночам, у меня здесь вошло в привычку. Я сидела, прислонившись спиной к стволу дуба, и неторопливо поедала землянику. Спешить было некуда, да и сил уже не осталось. Дрема заставляла меня прикрыть глаза. Заряд бодрости, полученный утром в бане, истощался. В какой-то момент сонливость все же одолела меня. Я задремала, но ненадолго, потому что когда открыла глаза, солнце еще не осветило небосвод.

– Ау, ау, – слабо выдавила я в слепой надежде получить ответ.

И, о чудо, я его получила.

– Ау, – раздалось где-то справа.

Я вскочила на ноги и поспешила туда, где на мой зов откликнулись. Мне даже не пришлось вновь тревожить свой голос: незнакомец звал сам. Поначалу казалось, что он кричит неподалеку, но с каждое новое «Ау» не становилось громче предыдущего. Я шла все дальше и дальше в полном ощущении того, что спаситель отдаляется. Иногда сама отзывалась, опасаясь, что он ищет меня и не догадывается, в какую сторону идти. Я пыталась распознать, кому принадлежит этот голос, но всякий раз он словно был разным: то женским, то мужским, то детским, то старческим.

Когда я уже почти отчаялась, неподалеку вдруг захрустели сухие ветки, зашелестели кусты. Лицо озарила измученная улыбка. Быстрым шагом я двинулась туда, откуда доносился звук. Казалось, стоит хоть немного помедлить, и спаситель уйдет. Пробираясь сквозь колючие еловые ветви, я вышла на большую лужайку. Зрелище, которое предстало моим глазам, не укладывалось в голове. Если раньше я считала Кощея чудищем, то теперь он казался мне писаным красавцем. Посреди поваленных деревьев стояло огромное существо ростом в целый сажень. Его серую кожу покрывали язвы, а в пасти блестели длиннющие, острые клыки. Такие даже кикиморы видели лишь в кошмарных снах. Я нырнула в тень высокой ели, но поздно. Существо уже сверлило меня своими впалыми глазами.

Как же я пожалела, что не попросила кикимор напоследок освободить меня от заклятья. Оставалось лишь развернуться и бежать со всех ног, куда глаза глядят. А если повезет, то лесовички найдут меня раньше, чем клыки чудовища. Я петляла между елями, словно заяц, но у него было преимущество: недюжинная сила, которая позволяла толкать деревья, вырывая их с корнем. Ноги застревали в траве, словно в путах, паутина, растянутая вежду ветвей, попадала в рот и нос. Кожу на руке, которой я прикрывала глаза от сухих веточек, саднило от царапин. Чудовище громогласно заревело, ускоряясь. Вдали вспорхнула в небо крикливая стая ворон. Я попыталась бежать быстрее, но мышцы уже горели от напряжения. Вскоре ноги перестали меня слушаться, и я упала, перепрыгивая через валун. Ладони проехались по земле, усыпанной еловыми иголками, шишками и мелкими камушками. Лодыжку скрутило от резкой боли. Я застонала, отползая в сторону высокой травы, но скрыться не успела. Отвратительный великан оказался быстрее.

Он медленно наступал, заметив меня, распластавшуюся на земле. Он него разило гнилым мясом. Чем ближе он подходил, тем явственней и резче становился смрад. Из его рта свисала вязкая слюна. Я нащупала камень побольше, прицелилась в глаз чудовища и бросила. По нечеловеческому воплю, вырвавшемуся из его груди, я поняла, что попала. Когтистой лапой он схватился за свой глаз, а другим свирепо воззрился на меня. Рука вновь потянулась к земле, но поблизости не оказалось палок, чтобы обороняться. Да и что могла сделать обычная палка против такого верзилы? Он бросился на меня. Я крепко зажмурилась, попрощавшись с жизнью, выставила вперед руку, но боли не последовало. Существо вдруг жалобно заскулило. Я осторожно приоткрыла один глаз и увидела, что из его щеки сочится темная, густая кровь. Он с удивлением смотрел на свою перепачканную ладонь какое-то время, а затем, осознав, кто причинил ему боль, грозно зарычал.

Вдруг кто-то обогнул меня со спины и загородил от чудовища. Когда мужчина вытащил из ножен меч и сделал первый взмах, я узнала в нем Владимира. Чудовище вновь заревело, но лязг оружия оборвал его вопль. Земля задрожала, когда огромная, бездыханная туша рухнула на траву. Мужчина обернулся ко мне, и я с ужасом поняла, что обозналась. Предрассветные сумерки прожигали красные глаза, те самые, что преследовали меня в первую ночь. Это был Кощей. Он протянул мне руку, предлагая помощь, а я, к собственному изумлению, не стала ее отвергать. Навий царь удивительно походил на своего помощника, словно их связывало близкое родство.

– Я ведь просил тебя вернуться до заката, – произнес он знакомым голосом.

Первый рассветный луч скользнул по верхушкам елей. Моя нижняя челюсть потянулась вниз, когда прямо на глазах огонь в глазах Кощея погас, и его место заняла зелень, а острые когти втянулись в пальцы. Передо мной стоял Владимир.

[1] Червень – июнь.

[2] Славянский бог-громовержец.