Воронья ночь: невеста Кощея Бессмертного

– То это бы не сработало! – вновь разъярилась Яга. – Впервые хитрость тебе позволила, и все без толку.

Кощей молчал. Может он и вовсе не может говорить? За него снова отвечал верный помощник:

– Все изначально было без толку, – огрызнулся он. – Кто в здравом уме захочет поладить с чудищем?

Его смелость настолько поразила меня, что рука сама потянулась за ягодами. А тем временем гнев Яги сошел на нет, и старуха потеряла запал. Ее голос вдруг стал ужасно уставшим, будто этот разговор она ведет так долго, сколько себя помнит:

– Вот уже который десяток лет слышу одно и то же. Не тебе решать, кого и как боги должны наказывать.

Теперь упрямый Владимир молчал, и тогда Яга вновь обратилась к Кощею:

– Эта девка – не те, что были до нее. Чую, что она и есть избранная.

Когда пальцы в очередной раз опустились в лукошко, то не нащупали ни одной ягоды. Я и не заметила, как все слопала. Настала пора уходить, пока никто не заметил, но не тут-то было.

– Злата? – вдруг раздался за спиной голос Любавы.

От неожиданности я дернулась вперед, толкнула дверь и тем самым выдала себя с потрохами.

[1] Царский сыщик во вселенной сказок Дарьи Старцевой.

[1] Обжечься крапивой.

Глава 4 Пастила из яблок и медовый пряник

Когда дверь распахнулась, я едва не рухнула на колени и еле смогла устоять на ногах. Подняла глаза и сощурилась от яркого света, что лился через большие окна. Просторные палаты теперь выглядели немного иначе. Яга и Владимир удивились моему появлению не меньше, чем я испугалась. Мне действительно было страшно, ведь в палатах должен был сидеть Кощей – то самое чудовище с пылающим алым пламенем взглядом. Но я огляделась по сторонам и с облегчением обнаружила, что его там нет.

– Подслушивала, девка? – старуха смерила меня подозрительным взглядом.

Владимир выглядел удивленным. Кажется, он никак не ожидал, что новоявленная кощеева невеста ослушается приказа. Возможно, раньше ему приходилось иметь дело с девицами робкими да покорными, но все меняется.

– Почему ты не вернулась в светлицу? – в подтверждение моих догадок озвучил он.

Вся тревога, которая мучила меня до этого, вмиг испарилась. Ее место заняли раздражение и негодование от резкого тона мужчины. Он и впрямь возомнил себя чуть ли не хозяином в этом дворце. И пусть даже Яга позволяла ему себе перечить, но меня так просто не загнать в угол. Я приосанилась, гордо вскинула подбородок.

– Меня привезли сюда как невесту, а не как пленницу. Я здесь не в заточении, могу ходить куда пожелаю.

На этой ноте я круто развернулась на пятках в сторону выхода, не позволяя Владимиру добавить еще что-нибудь.

– Пойдем, Любава, – обратилась я к своей изумленной помощнице, застывшей на лестнице словно изваяние. – Я устала, хочу отдохнуть перед обедом.

За спиной то ли удивленно, то ли сердито хмыкнул кощеев помощник.

– То ли еще будет, – тихо проскрипела Яга, соглашаясь с его молчаливым заключением.

По лестнице я поднималась беспрестанно зевая. Вот уже вторую ночь подряд я не спала. После Воронца и сама не заметила, как стала бодрствовать с наступлением сумерек. Перспектива вновь оказаться в полночь на пиру в компании оборотней и Кощея меня не прельщала. Поэтому теперь я твердо решила, что стану бороться с дремой и ночью усну таким крепким сном, что никакие чудища не разбудят. А с первыми рассветными лучами все зло испарится, как это произошло сегодня, ведь днем нечистые обитатели дворца куда-то подевались. Может они становились невидимыми и теряли столько сил, что не могли и слова вымолвить? Поэтому я не заметила Кощея в палатах и не слышала его голоса, хотя Яга явно с ним говорила. Она все-таки не простая знахарка, а настоящая ведьма и способна видеть то, чего не разглядеть обычным людям.

Любава молча поднималась по ступенькам вслед за мной, однако я затылком чувствовала распирающее ее любопытство. Я была готова дать руку на отсечение, что как только за нами закроется дверь светлицы, она накинется на меня с вопросами. Чем ближе мы подходили к моему пристанищу, тем больше я замедляла шаг. Интерес в голубых глазах помощницы сменялся жгучим нетерпением. В коридоре она обогнала меня. Любава бодро шагала впереди в тщетной надежде, что я последую ее примеру и ускорюсь. Меня это лишь забавляло. Но дело вовсе не во вредности, причиной тому – ее глупый страх. Она боялась быть услышанной, если начнем обсуждать Кощея, не убедившись, что рядом никого нет. Я едва сдержала смех, когда ее пальцы, неловко схватив дверную ручку, соскользнули вниз, а дверь осталась на месте.

Когда мы наконец оказались в светлице, я не подала виду, что жду ее вопросов. Словно не замечая недоумения Любавы, я подошла к большому сундуку у стены. Но не успела открыть крышку, как она оказалась рядом. Она помедлила совсем немного, выбирая о чем бы спросить первым делом.

– Где ты была вчера? – наконец выпалила она. – Я кричала тебе, пыталась остановить, но ты будто и не слышала меня.

Все, что я вчера слышала вслед – это отдаленное воронье карканье. Я внимательно оглядела ее лицо, выискивая черты оборотня. Возможно и Любава затерялась среди ужасных кощеевых гостей. Сейчас она выглядела самой что ни на есть живой. Но ведь и оборотни поначалу казались мне самыми настоящими людьми. Что если все обитатели замка, включая рыжеволосую помощницу, меняются по ночам? А вдруг они и меня сделают себе подобной? Я незаметно вытащила полынь из рукава и сунула ее прямо под нос Любаве. Она отшатнулась. По моему телу пробежала ледяная дрожь. Помощница смотрела на меня недоуменно какое-то время, а потом вдруг звонко расхохоталась. Не зловеще, а весело и заливисто, как в нашу первую встречу. Она подошла ближе, наклонила голову к зажатой в моих пальцах веточке полыни и вдохнула ее горький запах.

– Думала, что я – нечисть? – понимающе улыбнулась она.

Я несмело кивнула:

– Как те, кого я увидела на пиру.

Любава глубоко вздохнула, прежде чем объясниться, будто набираясь сил перед непростым разговором.

– Я не могу рассказать тебе всего, – с сожалением произнесла она. – Но ты напрасно сбежала, во дворце тебе ничего не угрожает.

Это звучало так глупо, что хотелось рассмеяться во весь голос.

– Даже Кощей? – я с сомнением изогнула бровь.

– Тем более Кощей, – без раздумий ответила Любава.

Зачем навий царь каждые тридцать три года требует себе новую невесту и куда они потом исчезают – мне неведомо. Но и помимо этого здесь происходят странные вещи. Любава явно что-то скрывает, но зачем? Она боится или играет в планах Кощея свою роль? Чутье подсказывало, что ее не следует опасаться, но вот разум твердил обратное. Почувствовав, что мне требуется время на раздумья, помощница отошла в сторонку: взяла подушку с кровати, на которой мне так и не удалось провести ночь, и принялась взбивать ее.

Я обеими руками ухватилась за железное кольцо, пытаясь приподнять резную крышку сундука, но она не поддалась. Приложила больше усилий – без толку. Я разозлилась, топнула ногой, и вдруг крышка распахнулась сама. Я отшатнулась, оглянулась на Любаву. Неужели в Навьем царстве все умеют ворожить? Но она даже не поворачивала ко мне головы, продолжала взбивать пуховые подушки. Вспомнился случай со светом, когда тот зажегся сам по себе. Тогда мне показалось, будто Кощей следит за мной, но способен ли он на подобное колдовство в самом деле? Я подошла к двери, прислушалась, а затем резко распахнула ее. Коридор был пуст.

Любава с интересом искоса поглядывала на меня, но не вмешивалась. Я вернулась к сундуку, намереваясь выбрать одежду поудобней. Странно, но перед собой я увидела стопки аккуратно сложенных сарафанов. Таких же, какие девицы носят в Лукоморье. Я радостно улыбнулась, хватая голубой, расшитый белыми нитями и жемчугом. Подобные сарафаны в нашем царстве стоят дорого, и носить их могут позволить себе лишь боярские или купеческие дочери. Вот только таких великолепных жемчужин в Лукоморье я не встречала. Они были похожи на ту, что предлагала мне русалка вчерашней ночью.

– Пойдем в баню, – позвала я Любаву, которая уже взбила все подушки и теперь стряхивала с постели невидимую пыль. – Веником березовым меня попаришь. Чувствую, что хворь в горле засела.

Я положила руку на горло для пущей убедительности, но помощница лишь усмехнулась.

– Что, банника испугалась?

Я отвела взгляд.

– А как же твоя полынь? Неужели не прогонит его?

Я насупилась. Может Любаву и обидело, что я посчитала ее нечистью, но ведь и меня понять можно.

– Ладно уж, – согласилась она, – научу тебя с местной нечистью водиться. А полынь свою для русалок прибереги. Банника она не напугает, а вот разозлить может.

Я замялась на мгновение, но все ж таки последовала совету помощницы: оставила веточку полыни на окошке. Любава довольно хмыкнула, и веснушки заиграли на ее бледных щеках. Вслед за ней я покинула светлицу, еще не подозревая, что сегодня мне предстоит встретиться лицом к лицу не с одним только банником, но и с другими потусторонними обитателями кощеева царства. На обратном пути я молила всех богов, чтобы вновь не встретиться с Ягой и Владимиром. К счастью, двери в палаты, где мы виделись в последний раз, оказались плотно закрыты. Уже в сенях Любава вспомнила, что забыла взять с собой вещи, поэтому она вернулась, а я вышла на крыльцо без нее. Шагнув на каменную дорожку, я подставила лицо навстречу яркому солнцу в попытке прогнать дрему. Желание зевать никуда не исчезло, зато я оглушительно чихнула и напугала пташку, которая мирно прохаживалась по лавочке.

Я отошла подальше задрала голову к самым башням белоснежного дворца. Интересно, где находятся царские палаты? Как далеко от моей светлицы обитает это чудовище? Кощеев дворец по-настоящему огромный, но что если навий царь гораздо ближе, чем кажется? Мой взгляд скользил от окна к окну, выискивая хоть какой-нибудь признак жизни, но тщетно. Может и хорошо, что я ничего не заметила. Все же пустота – это лучше, чем ужасающие красные глаза или, например, вороний клюв. Когда взгляд шустро обежал весь ряд второго этажа и спустились к первому, за одним из окон я заметила, как колыхнулись тонкие занавески. Страх и любопытство схлестнулись в моей душе в неравном бою. Я не могла отвести глаз от окна, жадно ловила каждое шевеление и вдруг увидела лицо. Лицо Любавы, которая задорно улыбалась мне и жестами показывала, что спешит изо всех сил.

Она и вправду довольно скоро появилась на крыльце с чистой одеждой для себя и двумя свертками в руках. Из одного, который был побольше, торчали сухие березовые листочки. Я чувствовала себя довольно спокойно, пока мы не подошли поближе к бане. Деревянная дверь отворилась, тихонько скрипнув петлями, и я поняла, что лучшее средство от сонливости – это страх. Сердце забилось так часто и гулко, будто было готово выпрыгнуть из груди. В предбаннике Любава зажгла лучину. Я оглядела все темные углы прежде, чем переступить порог и начать раздеваться. Осознание того, что мы здесь не одни, кружило голову. Помощница развернула первый сверток и дала мне в руки новый березовый веник.

– Это баннику, – пояснила она.

Она три раза постучала в дверь мыльни и дернула за ручку. Оголенную кожу обдало паром и печным жаром. Следуя за Любавой, я боялась, что банник нападет сзади или наглухо захлопнет дверь, которая осталась позади – отрежет единственный путь к отступлению.

– Что делать с веником?

Хоть мне и не хотелось расставаться с этими веточками, которые прикрывали мое обнаженное тело от глаз бесстыжего банника, но навлечь его гнев отобранным подарком не хотелось.

– Поставь его туда, – Любава указала рукой в дальний угол мыльни.

Так я и поступила: аккуратно поставила веник в угол и отошла подальше. Почему-то мне казалось, что местный хозяин тотчас выскочит из-за печки да заберет свой дар. Но Любава, не обращая никакого внимания на мой ритуал, сняла с гвоздика пустой таз, зачерпнула из одного ведра горячей воды, а из другого – холодной. Достала мыло с застывшими цветочными лепестками да мочалку с полки, набрала полный ковш и уселась на лавку. Густые рыжие волосы помощницы намокли и потемнели от воды, которую она вылила на свою голову. Банник на глаза не показывался. Я последовала примеру Любавы и налила себе теплой воды для мытья. Мыло приятно пахло полевыми цветами. Я сомкнула веки и представила, что сижу на зеленом лугу в окружении васильков и колокольчиков. Любава зажгла вторую лучину. Вскоре клубы пара заволоки мыльню, и взор едва ли мог уловить все уголки бани. Березовый веник затерялся за плотной пеленой.

– А теперь самое интересное, – задорно улыбнулась Любава, поднимаясь с лавки.

Ее кожа раскраснелась от жара и жесткой мочалки. Она сняла один из сухих веников с общей вязанки, положила его в свой опустевший таз и обдала ковшом горячей воды.

– Баннику дар твой по сердцу пришелся, стало быть тебе хорошенько попариться сегодня нужно.

Любава приподняла ветви, придирчиво оглядела листочки и набрала еще один ковш горячей воды. Я подошла поближе к тому месту, где оставила березовый веник, но угол оказался совершенно пуст. Лишь мокрые следы ног вереницей плелись к печи. Пытаться заглянуть за каменную кладку я не решилась.

– Хотя ты ему даже без веника понравилась, – продолжила рассуждать Любава, аккуратно стряхивая воду с размякших листочков.

– Это почему же? – уточнила я, вспоминая, как испугалась его в прошлый раз да еще и ковш запустила. Странно, что банник после такого не разозлился.

– Ты ж с самим царем его спутала, – хихикнула она и махнула рукой на лавку, мол располагайся.

Деревянная поверхность оказалась такой горячей, что я едва не обожгла кожу на животе. Подскочила, схватила свой ковш с остатками тепленькой водицы и вылила на лавку. Любава легонько хлестнула веником первый раз, а в моей голове созрел вопрос.

– Разве можно радоваться тому, что тебя сравнили с Кощеем?

Несколько быстрых последующих ударов оказались чуть сильнее первого.

– А чего ж не радоваться? – удивилась Любава. – Владыка ведь, да еще какой! Нет на свете царства богаче Навьего.

Я положила голову на сложенные руки, повернувшись к печи. Тело постепенно расслаблялось, конечности обмякали.

– Кощей, конечно, царь и колдун каких поискать, – неохотно согласилась я, – но ведь страшен он до жути.

– Для кого-то может и так, – пожала плечами Любава. – Но в нашем царстве его никто не боится. Скорее, уважают да почитают.

Эти слова что-то надломили внутри меня. В голову ударил приступ гнева. Я приподнялась на локтях и полуобернулась к Любаве.

– Пока навьи жители радуются да веселятся, в Лукоморье молодым девицам житья нет. У нас каждая баба боится разродиться на вороньей седмице. Вдруг дочь? Как подумаю, что матушка сейчас рыдает, то у самой сердце кровью обливается. Никто ведь не знает, что стало с предыдущими невестами. А их было двенадцать.

Пока я говорила, Любава нервно крутила в руках веник. Когда я села на лавке и взглянула на нее, ожидая ответа, ее пальцы и вовсе потянулись повыдергивать все листочки, но вовремя застыли в воздухе, ведь баннику такое расточительство ох как не по душе придется.

– И хотела бы все рассказать, но пока не могу, пойми, – взмолилась она. – Придет время, и ты сама все узнаешь.

Я поднялась, стряхивая с распаренной кожи березовые листочки. Надоело слушать одно и то же. Что ж, если ответов во дворце мне не добиться, остается искать их за его пределами.

– Ты ведь не в обиде на меня? – робко уточнила Любава, раскладывая по местам банную утварь.

Обида развеялась в душе звуком ее непривычно мягкого голоса. Хоть она и похожа на богатыршу, а все ж таки Кощей сильнее. Несправедливо заставлять ее рассказывать то, что он строго-настрого запретил. После быстрой уборки мы набрали для банника таз чистой воды. Любава объяснила, что это поможет еще сильнее подружиться с ним, а в следующий раз я и вовсе смогу пойти в баню одна. В предбанник я выходила без страха, не оглядываясь назад. Небесно-голубой сарафан пришелся впору, словно был сшит специально для меня.

– Открой, – предложила Любава, кивая на маленький сверток, лежащий на лавке.

– Еще один подарок для банника? – спросила я, дивясь ненасытности местной нечисти.

– Подарок, – подтвердила она, – но не для банника, а для тебя. Царь велел передать.

Пальцы с опаской развернули шуршащую бересту. Оказывается, пока я глазела на кощеев дворец со стороны, он наблюдал за мной из окна. Вот и верь после этого собственным глазам. Интересно, что пожаловал мне местный царь? Воронье перо из хвоста оборотня? С другой стороны было бы неплохо. Может, даже получится послание для матушки написать… Но в свертке оказалось не перо и даже не что-нибудь жуткое или угрожающее, а прекрасный венец под стать моему сарафану, расшитый жемчугом и лазуритом.

– Знаю, что ты не можешь многого мне рассказать, но объясни одно: Кощей следит за мной?

Любава, которая только что закончила обуваться, подняла на меня голову, задумчиво сдвинув брови. Когда взгляд ее светлых глаз упал на венец в моих руках, ее лицо озарилось веселым осознанием.

– Вовсе нет, – мягко улыбнулась она, поднимаясь на ноги. – Это венец из царской сокровищницы. Он увидел тебя сегодня в этом сарафане и вспомнил об украшении.

Мысль о том, что раньше и этот венец, и одежда могли принадлежать предыдущим невестам, отозвалась в теле холодящей дрожью. Уже оказавшись на улице я задала Любаве новый вопрос:

– Откуда вдруг здесь взялись наши, лукоморские сарафаны?

Щеки помощницы порозовели. Я ожидала, что она вновь откажется отвечать, пробурчит что-то неразборчивое или попробует заговорить мне зубы, но неожиданно она произнесла:

– На самом деле, здесь девицы одеваются в то же, что и лукоморские. Ты, верно, и сама видела на мне сарафан, когда только приехала сюда. Это Яга привезла тот нелепый наряд. Да еще и сказала, что вашем царстве сейчас все богатые девицы такое носят.

Все встало на свои места, и даже странные домысли Любавы по поводу моего бедственного положения. На старуху, насколько я успела ее узнать, это было похоже: поиздевалась надо мной и посмеялась от души со стороны. Что ж, теперь я разрушу ее свадебные намерения в пух и прах без зазрения совести. Еще в сенях я почуяла терпкий запах сушеных трав, совсем не свойственный этому времени года.

– Легка на помине, – пробубнила я, издали увидев Ягу.

Вопреки моим надеждам, старуха двинулась нам навстречу под гулкий стук своей деревянной клюки. Увидев венец на моей голове, она лукаво ухмыльнулась. Один колючий взгляд в сторону Любавы, и она пошла прочь, безошибочно отгадав желание старухи.

– Вижу, царь благосклонен к тебе, – тонкие, сморщенные губы Яги растянулись в довольной улыбке.

Она взяла меня под руку и увлекла в сторону широкого коридора с начищенными до блеска полами. Уж не в палаты ли Кощея вздумала утащить меня хитрая старуха? Если моя утренняя догадка верна, то Кощей лишь по ночам обретает силу. Эта мысль, дарующая чувство безопасности, позволила мне сохранить гордый вид. Здесь стены тоже украшали картины. Только они были намного больше – в человеческий рост, и сюжеты оказались куда более замысловатые. В основном художники изображали сцены сражений, изредка – пейзажи. На одном из таких полотен я узнала ту самую реку, где мне не посчастливилось попасть в загребущие руки русалок. Пока я глазела по сторонам, Яга продолжала читать свои нравоучения:

– Ты царя за дар щедрый поблагодарить не забудь. Поласковей с ним будь, может песню какую споешь или танец… А лучше все вместе.

Я бездумно кивала головой, желая лишь одного: чтобы Яга от меня наконец отцепилась. Мне только перед чудищем плясать не хватало. Старуха еще не знает, что песня от меня – это скорее наказание, чем проявление благосклонности. В какой-то момент нос уловил запах свежеиспеченного хлеба. Живот протяжно заурчал. Вчера на пиру мне так и не довелось отведать поздний ужин. Хоть лесовички и побаловали с утра ягодами, но одной только земляникой сыт не будешь. В конце коридора мы уперлись в высокие дубовые двери. Яга отпустила мою руку, кривыми, костлявыми пальцами обхватила дверную ручку.

– Иди, отобедай. И помни мой наказ.

Она приоткрыла дверь и настойчиво подтолкнула меня в спину. Сопротивляться я и не планировала, ведь именно из этой горницы доносились ароматы съестного. Горница оказалась светлой, просторной, но не слишком большой. Стены украшали расписные завитки да птички, а пол устилала мягкая ковровая дорожка, ведущая к столу. По бокам обычного дубового стола, укрытого белой, расшитой красными и золотыми нитями, стояли две лавки. На одной из них сидел Владимир. Его рука с ложкой супа зависла в воздухе, стоило мне нарушить его покой.

– Приятного аппетита, – пожелала я, с удовлетворением заметив его удивление. Застать врасплох вечно собранного и спокойного царского советника было приятно.

Он опустил ложку, наспех вытер рот полотенцем и поднялся с места, как бы приветствуя меня и приглашая за стол. По крайней мере, его молчаливый жест я приняла за приглашение, ибо куриный суп в плошке выглядел очень уж аппетитно. Правда, Владимир совсем не ждал меня, ведь свободной посуды на столе не стояло.

– Я хотел попросить Любаву принести тебе обед в светлицу… – неловко попытался оправдаться он своим невольным невежеством.

Честно говоря, я была настолько голодна, что не отказалась бы даже есть с ним из одной тарелки. И верно, по моему жадному взгляду мужчина все понял.

– Чего бы тебе хотелось отведать? – спросил он, будто сию минуту был готов сорваться с места и приготовить для меня что угодно.

Я с сарказмом усмехнулась.

– Ухи из окуня.

Какого же было мое удивление, когда прямо передо мной из ниоткуда возникла плошка с горячей ухой, а справа от нее призывно покачнулась ложка. Я подняла изумленные глаза на Владимира, которого мое замешательство изрядно забавляло. Обнажив белые зубы в веселой улыбке, он с интересом следил за тем, как я зачерпываю ложку ухи и с недоверием подношу ко рту, будто яство исчезнет так же внезапно, как и появилось. Вкус ухи оказался вполне себе настоящим: ярким и насыщенным. Первая ложка провалилась в живот за короткое мгновение, следом вторая и третья. Лишь съев половину, я вспомнила про чудеса, благодаря которым и появился этот обед.

– Как тебе это удалось? Ты тоже колдун, как Кощей?

– Я тут не при чем. Это все она, скатерть-самобранка. – Он ласково провел ладонью по золотому узору, напоминающему сказочную птицу.

Я, не жуя, проглотила кусочек нежной рыбы.

– И что, она может дать все, чего душа пожелает?

– Любое яство, – поправил Владимир.

Хотя я и без его уточнения догадалась, что золотом да изумрудами чудесная скатерть меня не одарит. А иначе было бы слишком глупо просить у нее такую мелочь, как плошку супа. Я подняла глаза к потолку, прикидывая, какую вкусность хочу съесть, но мужчина разбил мои нетерпеливые мечты:

– Сначала уха. Не съешь – скатерть обидится.

Без лишних слов я вновь взялась за ложку, но уже с большим рвением. Содержимое плошки быстро убавлялось. А Владимир ел не спеша и, кажется, старательно прятал улыбку.

– К слову… этот венец очень идет, – неожиданно выдал он.

Я едва не поперхнулась от нежданной похвалы. На мгновение мне показалось, будто он посмотрел на меня с какой-то… нежностью. Страшно представить, что сделает с ним Кощей если узнает, что тот полюбил его невесту. Вдруг я поймала себя на мысли, что слишком долго смотрю в зеленые глаза напротив. Опустила взгляд в тарелку, где плескались яркие кусочки моркови и продолжила есть.

– Благодарю за обед! – громко крикнула я, когда дно плошки показалось на свет, чтобы скатерть наверняка услышала.

Лицо мужчины скривилось.

– Не обязательно так вопить, скатерть вовсе не глухая.

Мои глаза сердито сверкнули из под густых ресниц. Смотрит на меня, словно на дурочку, а сам-то небось в первый раз еще пуще опозорился. Эту обиду могло загладить лишь что-нибудь сладенькое.

– Милая скатерка, угости меня, пожалуйста, пастилой из яблок… И медовым пряником.

Пустая плошка из под ухи исчезла вместе с грязной ложкой. Ее место заняли целых два подноса. На первом аккуратной горкой высилась пастила, а на втором – груда сладких, ароматных пряников. Запах меда вперемешку с яблоками кружил голову. Я схватила самый румяный пряник и надкусила, прикрывая глаза от наслаждения.

– Видно понравилась ты нашей скатерти, – присвистнул Владимир, глядя на сладости, которых явно было многовато для меня одной.

Я самодовольно ухмыльнулась. Перед ним все еще стояла плошка с недоеденным супом и краюшка хлеба. Однако жалость взяла свое, и я протянула ему другой пряник.

– Попробуй. Может сладости прогонят твою сварливость, и ты наконец повеселеешь.

Владимир коротко мотнул головой.

– От сладкого зубы болят, – буркнул он, отводя взгляд в сторону, подальше от стола.