За гранью Пир Панджала. Жизнь среди гор и долин Кашмира

К западу от пиков Брахмы хребет Пир Панджал рассечен двумя хорошо обозначенными разрывами: это перевалы – одноименный и Седау; меж ними группа из пяти серого цвета скальных вершин, окружающих снежные поля большой протяженности. Если смотреть вдоль линии горизонта на запад, в 6 милях можно видеть самую высокую точку хребта – пик Заката (англ. Sunset Peak), названный так потому, что он последним из вершин Пир Панджала провожает лучи заходящего солнца. Там есть седловина, и на неё не раз поднимались доктор Артур Нив, я и ряд наших друзей. Не очень сложный подъём по снежному склону постепенно возрастающей крутизны занимает часа три и завершается острым скалистым гребнем, южная сторона которого, как и сама вершина, обрывается отвесной пропастью глубиной несколько сотен футов. На вершине можно найти куски гладкой скальной породы со стекловидным изломом, где видны пустоты и другие следы магматической активности.

Самой заметной и внушительной из всех вершин Пир Панджала, несомненно, является Таттикути (фото 3), её пирамидальная форма с центральной расщелиной и очень крутыми западной и северной стенами, создает впечатление труднодоступности.

Фото 3. Южный склон и вершина Таттикути. Видимый на снимке перепад высот составляет около 2500 футов.

В 1900 году я предпринял попытку восхождения, и мне удалось достичь точки, расположенной примерно в трёх четвертях пути до последней вершины гребня намного выше расщелины. Однако препятствий оказалось слишком много, мой лагерь был далеко, а усталость велика. К тому же вершину скрыла облачность, и носильщики отказались продолжать путь. Всё же я нашел, как мне показалось, хороший и надёжный маршрут.

6 августа 1901 года я и преподобный К. Е. Бартон поставили палатки выше соснового леса в ущелье р. Сангсофед. На следующий день мы преодолели пятимильный подъём сначала по березовому лесу и зарослям можжевельника, а затем по усеянным валунами травянистым и цветущим лугам с яркими цветами горечавок и золотистой лапчатки. Поднявшись на покрытую травой конечную морену высотой 250 футов, мы расположили наш базовый лагерь на травянистой поляне под округлым «бараньим лбом», чьи скалистые грани были до блеска отшлифованы древним ледником. Высота была 10850 футов.

На следующий день пара миль лазанья и карабканья по морене вывели нас на обширное поле снега и фирна, с которого открылся вид на хребет Пир Панджал, протянувшийся длинной вереницею своих заснеженных скалистых вершин. Здесь наше направление изменилось с южного на западное. Выйдя из верховья долины, мы, наконец, взяли северо-западный курс по снежному полю, неуклонно поднимаясь вверх, пока не достигли высоты 12850 футов недалеко от южной вершины Таттикути. Здесь посреди скал поставили две палатки, одну для себя, другую для носильщиков. Погода была очень неустойчивой, временами шел град и дул сильный ветер, вершины были почти полностью окутаны облаками и лишь изредка открывались взору на несколько минут. Около 10 часов вечера началась настоящая буря со снежной метелью, и разбушевавшийся ветер после полуночи вплоть до раннего утра яростно трепал наши палатки; мы провели очень беспокойную ночь, удерживая руками её шесты.

Утром 9-го числа к 8 часам прояснилось, выглянуло солнце и ослепительно осветило окрестность, на три дюйма покрытую свежевыпавшим снегом. Веревки нашей палатки затекли льдом, её полотно покрылось слоем замерзшего снега. Вершина предстала на фоне совершенно ясного неба, и, несмотря на то, что для дальнейшего восхождения был уже довольно поздний час, перспектива такового оставалась многообещающей. Пересекая юго-восточный скальный гребень, мы были вынуждены спуститься на 300 футов к фирновому полю верховья восточного ледника. Крутой склон с непрочно лежащими камнями и свежим снегом на льду, вызвал некоторую задержку, но к 10.30 мы пересекли снежное поле и достигли подножия широкого кулуара, простирающегося на 600 футов до северо-восточного скального гребня. Вначале кулуар был снежным, но выше нам пришлось карабкаться по очень крутым сланцам. На самом верху оказался пятифутовый снежный карниз с краем, нависшим в нашу сторону. На противоположной (северной) стороне очень крутой снежный склон простирался вниз на две или три тысячи футов до самого ледника.

От места, которого мы достигли, изломанный и крутой скалистый гребень протянулся вверх более чем на 2000 футов к вершине, которой не было видно. Некоторую часть скального гребня мы обходили по северному склону среди сыпучих камней и свежего снега, траверсируя несколько уходящих круто вниз кулуаров. Мы вернулись на главный гребень примерно на 200 футов выше, и непрерывный крутой подъем по нему привел нас, наконец, к участку, где он стал острым как нож. Спустившись по полке южного склона, мы достигли кулуара, который, следуя круто вверх, в конце концов, снова вывел нас на главный гребень всего в нескольких сотнях футов ниже вершины. Затем уклон стал менее крутым, хотя пропасти с обеих сторон были очень глубоки. Носильщики испытали здесь некоторые трудности из-за того, что были непривычны к передвижению в связке.

Вершины (15524 фута) достигли в 2 часа пополудни. Она была очень острой, образованной двумя блоками моноклинальной породы, стоящими отвесно. Под ними была видна жѝла белого кварца. Мы полагаем, что наше восхождение явилось первым случаем покорения вершины Таттикути.

Пир Панджал чудесным образом меняет свой вид в зависимости от времени года. В середине зимы всё вокруг покрывается глубоким чистым снегом ослепительной белизны, на фоне которого резким контрастом выделяются чёрные утёсы, грани скал и зубчатые контуры хребтов. Плавно изогнутые линии снежных полей красиво смотрятся на фоне ясного неба. Глубокие тени кобальтового цвета лежат на склоне гор и тонут в сиреневой глубине ниспадающих склонов. Высокогорные луга, марги и верхние долины полностью укутаны многофутовой белой мантией. Полоса тёмного леса испещрена снегом, который обременяет ветви бесчисленных елей и сосен, но достаточно нескольких солнечный дней, чтобы они освободились от снега.

Весной снега тают очень быстро, день за днем их линия отступает всё выше и выше. Южные склоны маргов и волнистых горных склонов обнажаются раньше всех, на верхних склонах появляются сначала светло-коричневые, затем зелёные пятна. Тенистый участок берега, овраг или кочка травы какое-то время служат укрытием для снега, и вся местность вокруг становится полосчатой, пёстрой. Но вскоре всё это исчезает и уже к концу февраля нижние отделы долины Кашмира полностью освобождаются от зимнего покрова.

Обширные поля тающих снежников в вышине, как зеркала, отражают лучи весеннего солнца, и по мере отступления снеговой границы обнажаются сначала окраины, а затем основные массы ледниковых морен, заполняющих верховья боковых ущелий Пир Панджала. А осенью снег почти полностью сходит со всего хребта, оставляя после себя в ложбинах среди вершин ряд серых, испещренных водотоками ледников.

Как только на полянах исчезают первоцветы, их место занимают аккуратные колосья насыщенно-красного гречишника (polygonum), высокий лавандоподобный чистец (stachys), карликовая сиреневая сверция (swertia) и дельфиниум с крупными цветками в форме капюшона. Бессмертники (everlastings) и эдельвейсы по-прежнему обильны. Выше границы леса склоны ущелий покрыты тёмно-зелёными пятнами можжевельника, перемежающегося с красными, оранжевыми и жёлтыми кустиками молочая (euphorbia) с листьями, похожими на олеандр.

Выше всех других цветов на склонах встречается соссюрея большая, (Great Saussurea) похожая на шар из белого бархата размером с мяч для крикета, по контуру усыпанный фиолетовыми цветами, каждый из которых размером пол дюйма в поперечнике (фото 16). Они ценятся благодаря своим лечебным свойствам, ибо отвар из них, по опыту кашмирцев, благотворно действует при заболеваниях желудка и лёгких.

Но вот уже близится осень. Снега почти не осталось и чтобы подойти к леднику, куда весной можно было легко подняться по твердому снегу, теперь приходится преодолевать каменные осыпи морен.

Ранним утром до восхода солнца всё вокруг покрывается инеем. Уже в первую неделю сентября холод настолько силён, что внутренность палатки сверкает белизною и выглядит как стенка соляной шахты. Ходить по ледникам в это время сложно, если лед совершенно гладкий, а уклон более 20°. Легче двигаться там, где поверхность слегка ноздреватая. В ранний час, когда готовишься к выходу на восхождение, вокруг царит абсолютная тишина, не слышно ни звука. А в дневное время всё вокруг преображается. Солнце ещё довольно жарко светит на безоблачном небе, и безмолвный ледник оживляется звуками и движением воды. Её бесчисленные потоки струятся по ледяной поверхности. На крутых склонах, где ещё остается снег, то и дело сползают небольшие лавины. Речки вздуваются и гремят обломками камней. Таковые суточные перемены наиболее характерны как раз в сентябре, когда перепад дневных и ночных температур часто превышает 100° F (ок. 40°С).

Самый впечатляющий вид открывается с вершины горы Таттикути. Внизу простирается вся долина Кашмира со сверкающей рекой Джелум. Она настолько извилиста, что некоторые её петли, длиной в три или четыре мили в длину, имеют в поперечнике менее четверти мили. Длина реки от Вернага, её истока, до места, где она покидает долину, составляет 122 мили, а расстояние по дороге между этими пунктами равно всего лишь 80 милям.

Как раз в Вернаге берет начало путь в Джамму и Пенджаб через пер. Банихал. Несколько лет назад было предпринято строительство железной дороги отсюда в Индию, но по политическим причинам от этой идеи пришлось отказаться.

В Рамбанде, расположенном в том месте, где дорога через Банихал покидает Кашмир и соединяется с долиной Ченаб, есть одна достопримечательность. Это заложенный императором Джахангиром8 красивейший сад, который стал любимой резиденцией его создателя и местом, где согласно завещанию, сам должен был быть похоронен. Здесь среди аллей высоченных чинар9 бурлят источники и текут кристально чистые воды ручьёв. В верхней части сада, под сенью крутого известнякового ската, находится глубокий восьмиугольный бассейн 80 футов в поперечнике, окаймленный блоками фигурного камня и древней стеной с нишами. Сей аквариум наполнен «священными рыбами», некоторые из которых достигают значительных размеров. Когда им бросают пищу, они собираются в бурлящую массу сверкающих жёлтых боков и коричневых спин.

Этот бассейн, по сути, является истоком реки Джелум. Отсюда она вытекает чистым, искрящимся потоком, струится под старым зданием с нависающим балконом и по центральной части сада изливается из него каскадом и пополняется притоками. Один из них – Ветх Ватру, он не многоводен, но считается индусами истинным источником Ветха – так они называют и всю реку Джелум.

Примерно в 9 милях от Вернага, немного правее прямой дороги в Исламабад, в долину с северного хребта вдается отрог с остроконечным, поросшим кедрами холмом Сосанвар. На его северном склоне расположился Ачибал – это ещё один из прекрасных садов Джахангира, где меж аллей чинар по широкому каналу с квадратными резервуарами и фонтанами, течет прозрачный ручей, питаемый обильными источниками, бьющими из склона холма.

Таких водных источников в долине множество, и вокруг них, как правило, устраиваются резервуары или бассейны, где разводят «священных рыб». К подобным сооружениям, явно имеющим культовое значение, местные жители относятся с благоговением, видимо, с давних времён. Водоёмы укрыты в тени древних вязов, у подножия которых, как правило, можно видеть одну или несколько индуистских статуй, вымазанных алой краской. В «Айн Акбари»10 говорится, что в 700 местах в Кашмире вырезаны фигурки змей, которым поклонялись индусы, и большинство из них приурочены к источникам. Следующими после Вернага по значимости идут священные пруды в Баване, недалеко от Мартанда. Также есть прекрасный старый индуистский священный бассейн в Трегаме, что в западном конце долины.

Одной из самых древних форм верований в Кашмире было поклонение пикси11, которые, как считалось, живут в воде. Здесь их называют Нагами. Считается, что они принимают облик змеи, позволяющий проплывать по узким горным каналам и выбираться на свет в водных источниках. Иногда, подобно русалкам, они, как говорят, принимают человеческий облик и узнаваемы по воде, которая капает с их локонов. О них рассказывают любопытные легенды. Вот пример:

«Есть известный источник, Вайшак Наг, вода которого светлая и сладкая. В начале мая дует сильный ветер в течение трёх дней и появляется вода. В октябре вода высыхает и уходит в горы на зиму в сторону Джамму. И происходит это так по следующей причине. Однажды некий святой человек из Джамму, удрученный отсутствием воды, пришел в Вайшак Наг и по счастливой случайности поймал змею, повелительницу источника. Поблагодарив богов, он поместил её в свой кувшин из тыквы и сосуд повесил на дерево. Две женщины, проходившие мимо, подумали, что в тыкве может быть масло для помазания волос, и сняли тыкву с дерева, отчего змея сбежала. Святой человек вернулся и обнаружил свою потерю. Покуда он стоял и плакал, появился Мир Шах Багдадский, который, будучи тронут горем святого человека, сумел как-то договориться со змеей. Так и получилось (и случается до сих пор), что Кашмир получает воду для урожая риса, в то время как деревни Джамму получают воду для своих весенних посевов»12.

Наг – кашмирское слово, относящееся к источнику, таковое также означает змею вообще. Культ родников жив до сих пор. Одна из любимых индуистских богинь – Кир Бхавани, а Тула Мула, великий источник, посвященный этой богине, считается самым священным местом в Кашмире. Он расположен в устье долины Синд, вода в нём тёмно-синего цвета. Индусы говорят, что когда надвигается голод или холера, вода источника меняет свой оттенок и становится ещё темнее.

От Исламабада река становится судоходной на протяжении 100 миль вплоть до места чуть ниже Барамулы. На этом великом водном пути Исламабад является восточной, а Барамула – западной конечной точкой. Между ними на берегах находится большинство крупных и мелких населённых пунктов. Сринагар примерно в центре.

Исламабад, называемый индусами Анант Наг, является вторым по величине городом в Кашмире с населением около 10500 человек. Он расположен у основания конического холма и являет собой скопление глинобитных крыш, покрытых травой и покоящихся на деревянных каркасах, заполненных необожженным кирпичом и оштукатуренных гладкой бледно-жёлтой грязью. Вид города чрезвычайно живописен. Он утопает в яблоневых и грушевых садах, пересекается многочисленными речушками, ручьями и оросительными каналами. Некоторые из них берут начало у подножия холма и текут в сады под высокими деревьями чинар и мимо храмов, где опять-таки устроены резервуары, полные «священных рыб». Иные, часто сероводородные, бурлят у обочин дорог в квадратных, выложенных камнем бассейнах со ступенями, ведущими к кромке воды. По обочинам улиц тоже текут ручьи. Многие из домов самобытны и старомодны, с причудливыми решетчатыми верандами и балконами (фото 4). Дороги вымощены грубыми каменными плитами. То тут, то там тянутся ряды пекарен, где тонкие плоские чапатти (пресные лепёшки) и всевозможные пшеничные хлеба выставлены на продажу. А поодаль расположился квартал кузнецов, слышен стук молота – там раскаленные докрасна железные прутья превращаются в лемехи для плуга или навершия топоров.

В Сопе и Котаире, расположенных в нескольких милях отсюда на склонах холмов имеются запасы железной руды. Раньше её плавили в примитивных угольных печах, работающих с помощью ручных мехов. Но это производство ныне заброшено. Запасы руды достаточны, просто горное дело здесь плохо поставлено. Каменного угля нет, но нет и трудностей с получением достаточного количества древесного угля для небольших плавильных печей.

Примерно в двенадцати милях выше Бавана находится деревня Эйшмакам с живописным магометанским святилищем на склоне горы. Говорят, что в этой горе король Зайн-аль-Абул-Дин13 мог добывать достаточно меди, чтобы покрывать свои личные расходы.

В былые времена пятая часть производства знаменитых кашмирских шалей находилась в Исламабаде. Теперь одно лишь ткачество и плетение напольных циновок и столовых скатертей остается жалким остатком некогда расцветавшей ткацкой промышленности.

В Исламабаде находится филиал школы Сринагарской миссии, где мисс Ковердейл ведет спокойную просветительскую работу среди девочек. Сразу же за дорогой на Баван находится женская больница миссии C.M.S.14 – красивое здание из серого камня и красного кирпича, прекрасное место, любезно предоставленное для этих целей Его Величеством Махараджей. Здесь работает мисс М. Гомери, доктор медицины, из ЦМО, ей помогает квалифицированная медсестра мисс К. Ньюнхэм. В 1909 году больницей было принято почти 16000 пациентов, здесь же в 1910 году доктор Гомери проделал ценную работу во время страшной эпидемии холеры. Это учреждение становится всё более популярным и значимым в жизни города.

Фото 4. Улица в Исламабаде.

В трёх милях к востоку от Исламабада, на большом плато, соединяющим Исламабадский холм с горным хребтом и ограничивающим левый берег р. Лидар, находятся руины Мартанда, самого известного из всех кашмирских храмов. Это место удивительное. На север тянутся известняковые хребты, образующие скальные утёсы Баван, а на юг, восток и запад открывается вид, с которым по красоте никакой иной сравниться не может. Отсюда вдаль простерлись необъятные просторы светло-зелёных и золотистых долин, испещренных отблесками света на затопленных рисовых полях, извилистой реке и её бесчисленных притоках. А дальше – склоны сиреневого цвета, голубые хребты и полосы тусклой серой дымки, заслоняющей даль, и за всем этим – далёкий край снегов и перистых облаков, покоящихся тут и там на лазурном небосводе.

На запад смотрят выветренный портал из колоссальных каменных блоков, скульптура на котором почти полностью стерлась. В обе стороны тянется массивная колоннада из 84 колонн с арками в виде трилистника, образуя четырехугольник стен длиною около 250 и шириною 150 футов.

Эти прекрасная аркада и храм, ею окруженный, с их рифлеными колоннами, строго пропорциональными основаниями, дорическими капителями, массивными архитравами и элегантными трилистными арками, хоть они, к сожалению, разрушены, всё ещё явственно демонстрируют черты древнего кашмирского стиля архитектуры (фото 5).

Фото 5. Храм Солнца в Мартанде.

К середине холма ведет широкий лестничный марш – туда, где некогда высился четырёхугольный в плане величественный храм, а ныне покоятся руины высотой не более 40 футов. Внизу близ западного входа расположился неф15 со скульптурными стенами, ведущий через хор в целлу, т.е. святилище. По обе стороны от нефа, обрамляющего центральное здание, находятся две боковые капеллы (часовни, молельни).

Если когда-то существовавшая крыша этого храма была той же архитектуры, как и те, что на других храмах того же периода, всё ещё сохранившихся, возможно, на ней имелся высокий шпиль из каменных блоков, возвышавшийся на 75 футов над уровнем земли, а рядом на боковых скатах стояли шпили меньшей высоты.

Из Раджатарангини16, знаменитой хроники Кашмира, следует, что центральный храм был построен Ранадитьей в первой половине пятого века н.э., а колоннада – царем Лалитадитьей в веке восьмом.

Кашмир изменился менее, нежели большинство иных стран мира, по мере того, как чередою своей проходили века, и нам не так уж трудно вообразить себе картины стародавних времён, когда храм Мартанда предстоял во всём своём великолепии:

Вот он перед нашим взором, купающийся в розовом сиянии заходящего солнца! На ступенях центрального здания у западного портала, стоит индуистский священник и дует в свою трубу из раковины, рядом другой бьет в колокол; несколько фигур, одетых в серые шерстяные туники и шапочки, прогуливаются туда-сюда; у края водного бассейна группа женщин наполняют свои латунные кувшины. И всё вокруг – горы и долина, плато, простирающееся до Анант Нага, далекие хребты с пурпурными силуэтами на фоне золотистого неба – всё прекрасно, как и поныне! А с наступлением ночи в тихом воздухе разносится аромат благовоний и льются звуки голосов в храме под пирамидальной крышей, указующей на звездами усеянный небосвод.

Глава II. Большой фарватер

На реке – Руины в Авантипуре – Великое озеро Сатисар – Кашьяпа и демон Джалодбава – озеро Вулар – Инженерная проблема – Электроэнергия – Барамула – Кашмирская торговля.

Сотни миль покрытых снегомскальных гребней и вершинокаймляют лона в негезасыпающих долин.Меркнет день, стихает ветер,сумрак крылья вдаль простер.Серебрятся в лунном светеленты рек и гладь озер.17

Исламабад находится почти в двух милях от своего речного порта Канбал. Здесь мы временно и пристанем. А заодно поговорим о лодках.

Кашмирские лодки строятся плоскодонными, с очень маленькой осадкой, с острым носом и кормой. Размерами своими, равно как и назначением, они весьма разнообразны: от маленьких шикар, похожих на длинные плоскодонные каноэ, коими правят один или два лодочника – их используют для ловли рыбы, охоты и перевозки легких грузов – до больших грузовых лодок, нагружаемых тоннами камня и земли, древесиной или огромными стогами камыша и сена. Многочисленны т. н. рисовые лодки (rice-boats), широкие высокобортные баржи с соломенной каютой на корме. Некоторые из них могут перевозить груз в две или три тонны. Маленькие баржи и лодки без крыши, называемые кочу, могут перевозить полтонны. А для пассажирских перевозок обычно используется лодка дунга длиной от пятидесяти до семидесяти футов и шириной от шести до десяти футов в миделе, обнесенная стенами и крышей из тростниковых циновок. Пассажиры занимают переднюю половину лодки, а команда располагается на корме. Пищу готовят в глиняных каминах. На таких лодках живет большое «плавучее население» числом около 40 тысяч человек.

Какое-то время жизнь на реке весьма приятна, особенно когда лодка сама по себе тихо дрейфует вниз по течению и можно не грести, а предаваться созерцанию прибрежных зарослей сиреневых ирисов. От берега до берега ярдов двадцать. Если один пологий, то другой, напротив, крут. На одном зелёный дёрн окаймляет светло-песчаное мелководье, на другом глинистый откос ныряет в тёмный омут, где вода глубока, а течение стремительно. При умеренном полноводье высота берегов всего несколько футов. Поверхность реки обычно спокойна и нарушается лишь лёгкою рябью от дуновения бриза, тогда навстречу солнцу по ней устремляется широкая полоса пляшущего света.

Двинемся дальше, вдоль береговых рощ тутовых деревьев, травой поросших крыш деревенских хижин, – за ними угадывается светло-серая даль с горной стеной, детали которой не видны, лишь снежные склоны, словно серебряные щиты, отражают солнечный свет и небесную лазурь. Солнце клонится к закату, цвета вокруг углубляются до оттенков фиолетового, и очертания хребта на западе выявляют каждый гребень, пик и расщелину в резком контрасте с золотисто-жёлтым и бледно-зелёным небом.

То тут, то там можно увидеть рыбака, ловко забрасывающего свою кружевную сеть. Наступает ночь, и тишину нарушает лишь плеск рыбы, скрип весла да гулкий отзвук песни одинокого обитателя проплывающей мимо лодки.

Изысканна красота речных пейзажей, особенно впечатляют отражения в воде облаков и неба, красок утренних и вечерних зорь, заснеженных вершин и розовеющих от цветения фруктовых садов.

Жизнь прибрежных деревень размеренна, под стать течению реки, по которой мы проследуем дальше вниз. Вот крестьянин на старой барже привез на продажу кучу необмолоченного риса, а рядом группа покупателей с азартом торгуется за цену. На берегу возле своих домишек женщины прядут шерсть или толкут рис, другие у деревенской пристани наполняют водой кувшины. На протяжении многих поколений их предки делали то же самое и протоптали глубокие тропы на берегах до самой кромки воды. Пасторальный пейзаж дополняют стада домашних животных, пригнанных на водопой.

Скорость потока р. Джелум составляет около 3 миль в час, а средний уклон русла – 2 фута на милю. Следуя изгибам реки, лодка будто отслеживает все сущие румбы компаса.

Мы проплываем Биджбехару с её прекрасным храмом под сенью великолепных чинар, домами, что скучились на возвышенности, и старым деревянным мостом с опорами из живых деревьев. В Авантипуре высадимся на берег, чтобы осмотреть место древней столицы царя Аванти Вармы18 и руины его храмов, построенных в девятом веке. Сохранились только ворота, а колоннады погребены, и места храмов можно различить только по заросшим травой курганам.