Охотник на волков

– Безликие, на фланги! Проверить склоны!

Сын барона ловко соскочил с лошади, шагнул вперёд и, махнув рукой в сторону правого склона, произнёс:

– Арнэр, Угорг, Лукас, Виктор – направо. Остальные – налево. Проверить каждый куст, каждый пенёк. Будьте внимательны, но время попусту не теряйте.

– А если это просто звери? – протянул Хакон, криво усмехнувшись. – Ваша милость, мы же не боимся мышей в кустах?

Ардаль метнул на него тяжёлый взгляд из-под нахмуренных бровей. Хакон сразу же пожалел, что вообще открыл рот.

– В прошлый раз этими «мышами» оказались шестеро с арбалетами, – холодно произнёс Ардаль. – Один из моих людей едва не умер. Так что хватит трепать языком и займись делом.

– Как скажете, ваша милость, – поспешно ответил Хакон. – Сейчас мы это… всё прочешем, как положено. Ни один жучок, ни один паучок не ускользнёт!

Март переглянулся с Борхом, затем кивнул Шухрагу и Ярису. Все четверо спешились и направились влево, как и было приказано. Хакон, никуда не торопясь, пропустил их вперёд, только потом двинулся следом. Перебравшись через неглубокий овражек у обочины, они начали прочёсывать подлесок.

– Тебе не кажется, что всё это перебор? – пробормотал Ярис, раздвигая ветви. – Столько охраны, и всё равно чего-то боимся?

– А ты что не нервничаешь? – спросил Март, обходя поваленный ствол. – Лично мне это место совсем не нравится.

– Да оно просто это… выглядит как-то мрачновато. Вот и всё, – пожал плечами Хакон, склонившись к следу у кучи мокрой листвы. – А тебе, парень, может просто страшно?

– Да не страшно мне! – тут же завёлся Март. – И хватит меня уже спрашивать об одном и том же.

Они продолжали прочёсывать местность шаг за шагом. Никто особенно не скрывал, что делает это без особого энтузиазма: всё казалось вполне безопасным. Ни малейших признаков угрозы – всё выглядело так же, как и в любом другом осеннем лесу. Ни свежих следов, ни потайных тропинок. Только влажные листья, сухие ветки, старые пни и мокрая трава под ногами.

– Ничего, – подвёл итог Хакон минут через пять. – Если тут кто и прятался, то давно ушёл.

Март молчал. Его взгляд скользил по обнажённым ветвям, по склонам холмов, по сырой земле под ногами. Тревога не проходила. Хоть им и не удалось найти ничего подозрительного, ощущение опасности только сильнее давило где-то под рёбрами и скреблось, не давая покоя. Он уже испытывал это чувство – такое же настигло его по пути в Локарас, когда они подошли к безымянной роще.

Тогда тоже всё выглядело спокойно, ничем не примечательно. Но внутри будто что-то кричало, что нужно быть начеку.

Он не ошибся: в той роще их поджидала засада Волчьей Стаи. Ловко устроенная – разбойники точно знали, что у путников не будет иного пути, кроме как пройти через этот лесок. Они подобрали место идеально: укрытие, рельеф, ограниченное пространство. Всё работало на них. Если бы не эльфийка – та самая, что появилась внезапно, как призрак, и исчезла так же быстро – всё могло закончиться куда хуже.

Хотя и так всё было далеко не гладко. К сожалению, потерь избежать не удалось. Исидор и Конрад остались там навсегда.

– Ты чего, снова в себя ушёл? – спросил Ярис, подходя ближе. – Всё обыскали, даже кроличьи норы заглянули. Нет тут никого.

Март покачал головой, будто стряхивая мысли.

– Просто вспомнил тот случай, – признался он. – Когда нас Стая в роще поджидала. Тогда тоже всё выглядело спокойно… пока мы…

Март осёкся так и не решившись закончить фразу.

– И что ты теперь хочешь сказать? – недовольно проворчал Хакон. – Что лучше бы мы тут наткнулись на засаду? Неет, ты уж лучше это свое чувство, засунь куда-нибудь подальше.

– Нет, – вздохнул Март. – Просто странно. Мы не нашли ничего, а это ощущение – не уходит. Будто кто-то всё равно следит за нами. Может мы плохо искали…

Он оглянулся через плечо. Позади лес тянулся ещё немного, потом переходил в новый подъём – поросший бурьяном холм.

– Ладно, – пробормотал он, – хватит на сегодня воспоминаний. Всё равно ничего не изменишь. Надо идти дальше.

Потом он вдруг поймал себя на мысли: «А ведь раньше в моей жизни ничего не происходило. Жил как все. Ел, спал, ходил на охоту, пахал в поле. А потом в один день всё изменилось. Его родную деревню сожгли, а всех жителей убили, в том числе и его старшего брата Конрада. Своих родителей он не помнил, брат рассказывал ему, что и они стали жертвами Стаи.

Отряд остановился на первый привал, когда солнце уже уверенно заняло полуденную высоту. Хоть его лучи и рассеивались бледными облаками, тепла хватало, чтобы согреться после утреннего холода. Воздух был напоён золотистой пылью – осенний, прозрачный, с лёгкой примесью влаги от близких болот и сырой земли.

Стражники без лишних слов начали распрягать лошадей: кто-то уже доставал сухари и вяленое мясо, кто-то собирал хворост для небольшого костра. Вокруг царила ленивая суета людей, давно привыкших к такому образу жизни.

Ардаль отрывисто раздавал команды направо и налево, и воины исполняли их беспрекословно. Сразу чувствовалось: они уважали этого человека. Пусть в отряде были бойцы куда старше сына барона – Ардаля это ничуть не смущало. Он действовал с уверенностью человека, убеждённого, что никто не справится лучше него, ни в этом деле, ни в каком либо другом.

И хотя с момента выезда из Локараса миновало уже несколько добрых часов, и ничто, казалось бы, не предвещало беды, на сердце у Марта по-прежнему лежал неясный, но до жути настырный груз. Вся округа, словно подстраиваясь под его настроение, дышала настороженной тишиной. Даже редкие птицы, порхающие среди полуголых ветвей, издавали свои трели сдержанно – будто опасались потревожить нечто дремлющее неподалёку.

Март стоял чуть в стороне от костра, прислонившись к тонкому деревцу, и то и дело невольно бросал взгляд на ту самую карету. С первого же момента, как он её увидел, в его душе поселился непреодолимый интерес – во что бы то ни стало узнать, кто же скрывается внутри. Неизвестный пассажир, пожелавший остаться инкогнито, почему-то неотступно тянул его внимание, словно манил чем-то невидимым, едва уловимым. Даже на привале из кареты никто не вышел, хотя Марту этого очень хотелось.

Он изо всех сил пытался заглянуть внутрь, когда экипаж проезжал мимо – на поворотах, когда тот слегка наклонялся на кочках. Порой ему казалось, что за занавесями мелькает чей-то силуэт, но всякий раз догадки рассыпались, словно карточный домик. Тяжёлые шторы оставались плотно задёрнутыми, а стекло, ярко поблёскивая на солнце, отражало лишь небо и размытые очертания облаков, не давая ни единого намёка на то, что скрывается внутри.

В какой-то момент, когда все были заняты своими делами, дверца всё же слегка приоткрылась – и Март напрягся всем телом, надеясь уловить хоть малейшую деталь. Но прежде чем он успел что-либо рассмотреть, в проёме внезапно возник Ардаль. Он перегородил вход своим телом и коротко перекинулся парой слов с тем, кто находился внутри. Его голос был сдержан, уважителен. Что именно говорил сын барона, Март разобрать не смог, а голос пассажира он и вовсе не услышал.

А затем – щелчок: дверца снова плотно захлопнулась. Ардаль обернулся и медленно направился к огню, по пути оглядывая отряд с привычной, почти надменной придирчивостью.

«Кто же ты, скрывающийся там, в тени?» – с этой мыслью Март остался один на один. Он ощущал, как в груди глухо бьётся сердце – не от страха, нет, а от смутного предчувствия, от того, что во всём происходящем таилось нечто чуждое, неестественное. Оно не имело формы, не вызывало ужас напрямую, но навевало тревогу своей непостижимостью. А быть может, всё дело было лишь в этой карете с её невидимым пассажиром.

– Всё пытаешься пронзить взглядом эту чёртову карету? – раздался рядом голос Шухрага.

Март вздрогнул от неожиданности и обернулся. Тролль, как всегда, подошёл бесшумно. В одной руке он держал булку хлеба, от которой уже недоставало приличного куска.

– А ты снова крадёшься, как кошка… Напугал, – буркнул Март, с трудом сдерживая лёгкую усмешку при виде своего друга, говорящего с набитым ртом.

– Не кррадусь я, дрруг Маррт. Прросто хожу тихо, – ответил Шухраг, тщательно пережёвывая хлеб. – Это ты никак не можешь оторрваться от этой тележки. И что ты опять задумал?

– Да ничего я не задумал, – поспешно оправдался юноша. – Просто… Она всегда закрыта. Всегда. Ты хоть раз слышал, чтобы изнутри донёсся чей-нибудь голос? Или, может, тебе удалось разглядеть кого-то?

– Нет, – тролль пожал плечами. – И не хочу. У нас прриказ: сопрровождать и охрранять. Вот и всё.

– Вот и всё, – повторил Март, но в его голосе прозвучала неудовлетворённость. Он отвернулся и снова перевёл взгляд на карету.

– Там двое, – сухо бросил Шухраг, уже направляясь обратно к костру. – Пойдём лучше есть, дрруг Маррт.

Услышав слова Шухрага, Март тут же оживился и устремился за троллем, стараясь не отставать. Он надеялся выведать ещё хоть что-нибудь. Шухраг обладал особым чутьём – не раз удивлял способностью замечать то, мимо чего прочие проходили, не обратив и внимания. Сейчас Марту особенно хотелось, чтобы и в этот раз друг оказался проницательнее чем обычно и смог приоткрывать вуаль неизвестности.

– Что значит “их двое”? – негромко спросил он, поравнявшись с Шухрагом.

Тот жевал молча, но, проглотив очередной кусок, всё же ответил:

– Один… обычный. Дышит, воррочается, сидит. В нём нет ничего стрранного… он маленький А вот второй – почти не слышен. Не хррапит, не шумит, не пахнет… или пахнет… по запаху я бы его не нашел.

– Как это не пахнет или пахнет? – удивившись, переспросил Март.

– Вот так, – спокойно ответил Шухраг, не замедляя шага. – Ни запаха кожи, ни одежды, ни дыхания. Будто бы и нет никого. Но я слышал шаги. Не ррраз, когда мы останавливались. Тихие, лёгкие. Словно скользит, а не идёт.

– Может там всё-таки кто-то один? – Юношу эта новость взбудоражила и он не собирался так просто отставать от своего друга. И он старательно пытался, выудить у того что-то ещё

– Нет, – покачал головой тролль. – У него движения иные. Дыхание частое. А этот… будто тень двигается. И вот ещё что… – он ненадолго замолчал. – От этого вторрого воздух меняется. Я это ощущаю. Будто холоднее становится, но не по-настоящему как от Вильгельма.

Март молчал, переваривая услышанное. Слова Шухрага не давали ему покоя. Он знал – если уж тролль что-то заметил, значит, так оно и есть. Шухраг редко ошибался в подобных вещах. Он воспринимал мир как-то иначе: чутко, внимательно, с тем спокойным природным восприятием, которое ничто не могло обмануть. И называть это просто чутьём было бы не вполне верно.

– А ты уверен, что запаха нет? – Не унимался молодой охотник,– Может, тебе ветер мешал?

– Не мешал, – уверенно заявил Шухраг. – Я запоминаю запахи надолго, дрруг Маррт. Если бы он был, я бы знал. А его нет. Как будто пустота там, а не человек.

Март хотел было спросить ещё, но понял, что ничего нового не добьётся. Шухраг не любил многословие, а уж тем более повторяться. Отложить расспрос до следующего раза – это было разумнее всего. К тому же они уже приблизились к остальным и расспрашивать друга при всех у него не было ни малейшего желания

Когда они подошли к костру, почти всё уже было готово. Над огнём висел котелок с похлёбкой, на раскалённых камнях лежали обугленные лепёшки и шкварки мяса. Безликие Охотники не участвовали в хлопотах, по обустройству лагеря и приготовления пищи. Март невольно пришёл к заключению, что у Ардаля имелись иные – быть может, более прагматичные – намерения относительно их отряда, и об этом красноречивее любых слов говорил его недавний приказ: обследовать небезопасный участок тракта. Сын барона видимо, предпочёл не подвергать понапрасну, угрозе жизни собственных людей и стражников Локараса, вполне разумно возложив исполнение рискованного поручения на Безликих Охотников – девятерых молчаливых бойцов, точнее восьмерых, один из них не затыкался ни на секунду, чьё исчезновение в случае засады или кровавой стычки вряд ли стало бы для кого-либо поводом для сожаления.

В эпоху разгула беззакония, когда тракты нередко становились ареной для нападений разбойничьих шаек, а порой и чего-то более опасного, подобная осторожность казалась не только предусмотрительной, но и вполне оправданной. Ведь неведомо, кто или что может внезапно встать на пути странствующих, ибо ныне даже знамёна знатных родов и закованных в сталь воинов не являлись залогом безопасности.

Март, присев у огня, молча принял деревянную миску с горячим варевом и отломил кусок хлеба, всё ещё пребывая мыслями где-то в тени кареты. Тревожное предчувствие отступило, но не исчезло окончательно, лишь затаилось где-то в недрах сознания. Он украдкой взглянул на Ардаля – тот сидел, опершись локтем о колено, и тихо переговаривался с одним из старших стражников, бросая время от времени цепкие взгляды в сторону экипажа.

Юноша огляделся по сторонам и заметил, что остальные Безликие Охотники, сняли свои маски и, не сговариваясь, почти одновременно приступили к трапезе. Поэтому без какого-либо стеснения, он снял и свою. Зачем они вообще были нужны, Март так до конца и не понял. Ни в бою, ни в дороге маски не давали ни защиты, ни преимущества – разве что скрывали лицо, но кто скрывается под маской было и так известно. Быть может, смысл был в чём-то ещё?

Переведя взгляд на тролля, Март не смог сдержать лёгкой улыбки при виде открывшейся картины. Шухраг сидел, обхватив миску обеими руками, и молча дул на горячее варево с таким усердием, что мог бы потушить костёр, не хуже мехов кузнеца. Лицо его было искажено нетерпением: тролль изо всех сил стремился приступить к трапезе, но упрямая, будь она неладна, похлёбка упорно отказывалась остывать, и бедняге оставалось лишь сдерживаться, глотая слюну.

Поставив перед собой миску с едой, Март на мгновение задержал взгляд на маске, что лежала у его ног. Он вновь задумался: не могли же эти странные личины быть выданы их отряду просто так. За этим, несомненно, стояла какая-то истинная причина. Ему пока не удалось до неё добраться, но он твёрдо намеревался выяснить суть, пусть и не сегодня. Сейчас, куда больше его беспокоило, предчувствие чего-то страшного и неизбежного и пусть это ещё не произошло, он был убежден, что это обязательно случится. Март глубоко вздохнул, взял в руки немного остывшую миску и приступил к еде.

– Ты не зря тревожишься, – произнёс голос в его голове, и юноша замер. Он не сразу понял, кто с ним разговаривает. Горячий бульон застрял у него в горле, едва не заставив его поперхнуться.

– Мефис? – столь же беззвучно отозвался он, удивление сменилось смутной тревогой. – Где ты был всё это время?

– Что ты кричишь? – раздражённо проворчал голос. – А где я был, это не твоего ума дело.

– Да я и не кричу, – обиженно буркнул Март, всё ещё недоумевая, как может меняться громкость его внутреннего голоса. – Я звал тебя не раз, но ты молчал. Прошло столько времени, что я уже начал думать – ты исчез навсегда.

– Я тебе уже объяснял, – лениво протянул Мефис, – что я заточен в твоем теле и покинуть его почти невозможно. И между прочим, я не собачка, чтобы прибегать по первому зову. У меня вообще-то, есть и другие, куда более важные дела.

– Какие у тебя могут быть дела в моей голове? – усмехнулся юноша.

– Своим невежеством, ты отбиваешь, все желание с тобой разговаривать и не удивляйся в следующий раз, что вместо ответа ты услышишь тишину.

– Прости, – тут же спохватился Март, вспомнив непростой нрав своего незримого собеседника. – Мне просто стало любопытно, чем ты был занят. Я не сомневаюсь, что у тебя найдутся занятия куда важнее, чем отвечать на мои глупые вопросы.

– То-то же, – удовлетворённо отозвался голос.

На короткое время в голове Марта воцарилась тишина. Он уже начал было думать, что Мефис снова исчез, как вдруг тот заговорил – неторопливо, с деловитой важностью; в голосе звучала неприкрытая надменность:

– Ну, если тебе непременно нужно знать… Я был здесь. Всё это время. Хотя где мне ещё быть, глупый мальчишка?

Он помедлил, словно придавая особый вес своим словам.

– Я наблюдал, – напыщенно уточнил он. – Впрочем, не в том смысле, в каком это делаешь ты. Существуют формы бытия, при которых само созерцание – уже занятие достаточное.

Март прищурился, уставившись в огонь, чувствуя, как внутри начинает нарастать едва сдерживаемое раздражение.

– Хочешь сказать, ты просто молча взирал на всё происходящее и оставался безучастным к моим попыткам до тебя достучаться?

– А разве это не одно из достойнейших занятий? – отозвался Мефис с притворным изумлением.

– То есть ты попросту сидел без дела и глазел в пустоту? – фыркнул юноша.

– Как же ты твердолобый упрямец, у меня нет ни малейшего желания тебе объяснять то, что ты не способен понять. Но не будем распыляться. Лучше скажи мне, – ты ведь чувствуешь это, не так ли? Неотступное, такое липкое чувство приближающейся опасности?

Март напрягся, отстранив пустую миску, которую всё ещё держал в руках. Его пальцы непроизвольно сжались.

– Да… Оно не отпускает с самого утра. Я сначала думал – просто волнение или это всего лишь плод моего воображение, но…

– Но теперь ты знаешь, – перебил Мефис, – что это не просто твои фантазии. Это предчувствие вполне обоснованно. С усилением твоей крови у тебя обострилось и восприятие. Впереди тебя ждёт смерть если ты не будешь готов. И я заговорил с тобой только по тому, что я не хочу сгинуть вместе с тобой.

Он вновь замолчал.

– Мефис, – осторожно позвал Март. – Что ты хочешь этим сказать? Не мог бы ты объяснить более подробно… а то я уже не знаю что и думать.

Но в ответ ему было лишь молчание.

Глава 8

Солнце уже клонилось к закату, и воздух заметно остыл – с каждой минутой становилось всё холоднее. К этому часу Март успел изрядно натереть зад, что впрочем не удивительно, ведь опыта верховой езды ему явно не доставало. Хоть это и была всего лишь вторая поездка верхом, однако для себя он уже твёрдо решил – куда приятнее передвигаться пешком. Ни за какие золотые горы он больше не сядет в это проклятое седло… по крайней мере, именно так ему казалось сейчас.

Мефис вновь куда-то исчез, и юноша чувствовал искреннюю злость на своего капризного и заносчивого попутчика. Тот даже не удосужился объяснить, где именно скрывается угроза, ощущение которой не покидает Марта с тех самых пор, как они пересекли ворота Локараса. Единственное, о чём голос обмолвился вскользь, – это то, что его интуиция обострена не без причины и что в дороге их действительно может подстерегать нечто неизвестное и крайне опасное.

И что-то ещё про моё восприятие… – вспомнил Март. Он давно начал замечать: чувства стали куда острее, чем прежде. Это было не просто внутреннее ощущение – всё тело отзывалось на перемены.

Интересно, на что ещё повлияло усиление крови? Он стал быстрее, сильнее, выносливее и ловчее. Тот же Ярис, с которым они были ровесниками, теперь безнадёжно отставал от него, и, быть может, если развитие продолжится, в дальнейшем Март сумеет приблизиться даже к Борху.

Минуло уже около года как он отправился на охоту, что в корне переиначила его судьбу. Всё, к чему он привык, обрушилось, обернувшись прахом, и от прежнего мироустройства не осталось и следа. Провалившись в затерянную гробницу неведомого воина, Март едва не обрёк себя на гибель – чужая усыпальница чуть было не стала и его последним пристанищем. Но, по прихоти случая, этого не произошло: именно в той мрачной каменной яме он обрёл странного, лишённого телесности спутника, который, по собственным словам, теперь обитает в его голове. Мефис вытащил его из той смертельной ловушки, и каким-то непостижимым образом наделил Марта силами, достаточными для спасения, да и не только для этого.

Юноше удалось сдвинуть каменную плиту надгробия, вес которой был столь велик, что для этого в обычных обстоятельствах потребовалось бы несколько человек. Однако с помощью Мефиса он справился и в одиночку. В гробнице давно павшего воина, Март раздобыл изящный меч, выкованный из неизвестного ему металла, а также перстень, который с тех пор постоянно носит на шее. Не придумав ничего лучше, он просто продел в кольцо обыкновенную бечёвку и стал использовать его как амулет.

Мефис уверял, что ценность этих предметов исключительна, и сам факт того, что они достались именно Марту – не иначе как благосклонность самой удачи, снизошедшей до такого невежественного глупца. С чем, разумеется, юноша был категорически не согласен: он скорее верил в обратное – что всё произошедшее с ним как раз доказывает, что фортуна давно отвернулась от него. И всё же, если быть до конца честным, она порой спасала его в те мгновения, когда, казалось, что для молодого охотника всё кончено.

Меч действительно оказался полезен: он был лёгким, прекрасно сбалансированным и лежал в руке с как влитой. Однако иных преимуществ Март в нём не обнаружил и относился к артефакту с определённой долей недоверия. По всей длине дола на клинке были выгравированы перья, наложенные друг на друга – узор тянулся почти до самого острия. Это и было единственным внешним отличием оружия.

С перстнем же всё обстояло куда менее определённо. В чём его ценность оставалась для Марта пока загадкой, но он продолжал носить его, старательно скрывая его от посторонних глаз. Мефис некогда пообещал раскрыть тайну этих предметов, но так и не исполнил своего обещания. Так или иначе, юноша был благодарен Мефису – ведь именно он спас его от неминуемой гибели. Хотя в глубине души Март понимал: спасал он не только его, но и самого себя.

Мефис наделил его тело невероятной силой: сначала Март сумел сдвинуть тяжёлую каменную плиту, затем – одним прыжком достичь края обрыва и выбраться наружу. Но за это чудотворное усиление пришлось расплачиваться. Долгое время всё его тело пронзала страшная боль. Со временем она начала утихать, но прежние ловкость и выносливость, вернулись к нему не скоро. Именно поэтому он и не сумел убежать от разбойников Волчьей Стаи, которые разорили его деревню и вырезали всех до последнего – в том числе и старшего брата.

Он в слезах бежал по заснеженному лесу, который знал как свои пять пальцев, но последствия заточения в древней гробнице и плата за силу не позволили ему уйти далеко и он был настигнут.

Если бы не Вильгельм, появившийся в самый последний миг и играючи расправившийся с его преследователями, юный охотник так и остался бы гнить в том заснеженном лесу. Мефис потом поведал ему, что тело его не готово к столь глубоким изменениям: оно способно выдержать лишь несколько ударов сердца в состоянии усиления. С тех самых пор Март усердно тренировался, а Мефис показывал ему обрывочные воспоминания какого-то юного воина, обучаемого своим наставником. Благодаря этим видениям Март со временем освоил несколько приёмов обращения с клинком.

Когда же Мефис попытался объяснить суть происходящего, он прибегнул к крайне упрощённому примеру – как выразился он сам, «твой недалекий ум не способен постичь истинного смысла моих слов, поэтому я даже не собираюсь утруждать себя подробными объяснениями». Он сказал, что тело Марта – это сосуд. Чтобы наполнить его до краёв, потребуется триста малых чаш. Последний раз, по его словам, он успел влить силу, равную лишь трём. С тех пор минуло уже много времени, и, скорее всего, число этих чаш стало больше. Как именно Мефис это делает, оставалось для Марта загадкой: он лишь уяснил, что это, что-то похожее на Силу Родства.

В незапамятные времена, около тысячи лет назад, жил великий король Герберт, который единолично правил всем королевством и обладал поистине божественной силой. Но, как гласит легенда, некий могущественный колдун довёл его до безумия. Поговаривали, что он заключил сделку с тёмной сущностью – и вдвоём они низвели Герберта до самоубийства. Король прыгнул в реку с обрыва и утонул. С тех самых пор единое королевство было разделено на семь герцогств. Власть перешла в руки Совета Лордов: семь герцогов управляли страной сообща, и лишь один из них на семь лет становился правящим.

Он не обладал абсолютной властью: любое его решение можно было отменить, если остальные шестеро герцогов голосовали единогласно. Однако если хотя бы один из них отказывался поддержать решение большинства – указ вступал в силу. Такой порядок нередко порождал тонкие интриги, шантаж и временные союзы.

В редкие случаи, одно из герцогств пыталось силой узурпировать власть, надеясь, что быстрота и неожиданность удара приведёт к успеху. Но почти всегда остальные пять вставали на защиту установленного порядка: они прекрасно понимали, что позволив одному герцогу нарушить традицию, завтра каждый из них может оказаться в роли жертвы. Так мятежи пресекались в самом зародыше – безжалостно, назидательно и публично. Несколько герцогских домов лишились своей господствующей линии: наследники были казнены, старшие – низложены, а их гербы преданы огню. Однако сами роды не исчезали – лишь теряли привилегии, передавая власть в руки боковых ветвей или дальних родственников, лояльных Совету Семи.