Охотник на волков

Право правления передавалось через Турнир Наследия – состязание, проводившееся в столице того герцогства, чьим правителем и являлся текущий владыка. От каждого герцогского дома в турнире мог участвовать один представитель, в том числе и сам герцог. Победа давала его дому право управлять всей Эптаархией следующие семь лет. Но, несмотря на этот титул, он всё равно не мог пренебрегать мнением остальных герцогов.

Старый кодекс запрещал герцогам вступать в брак между собой – дабы не допустить слияния домов и появления единой династии, способной узурпировать власть. По этой причине знать нередко заключала брачные союзы с дальними родственниками или даже с простолюдинами, что со временем породило множество запутанных родословных и скрытых линий. Порой такие союзы приводили к последствиям куда более опасным, чем могло показаться на первый взгляд.

Из-за смешения кровей Сила Родства могла пробудиться спустя поколения – и порой проявлялась у самого заурядного крестьянина. Чем сильнее была эта сила, тем ближе он, по преданиям, приходился легендарному королю Герберту. У одних она наделяла тело необычайной мощью, у других – ловкостью, кто-то становился неуязвимым к ядам, а у кого-то обострялись чувства, например, слух или зрение.

На Турнире побеждал зачастую тот, в ком Сила Родства проявлялась ярче всего, – ибо она могла с лихвой восполнить недостаток опыта или мастерства.

Насколько помнил Март, ныне Эптаархией – или, как её ещё называли, Землями Семи Лордов – правил герцог Оллдурна, и вот уже около ста лет владыкой королевства оставался правитель этого герцогства, минуло уже три поколения, но Оллдурн все ещё оставался не победимым.

За раздумьями Март и не заметил, как солнце скрылось за горизонтом, и сгущающиеся сумерки незаметно обвили дорогу, извивающуюся между холмами. Отряд продвигался неспешно, будто растворяясь в сером мареве уходящего дня. По всей видимости, Ардаль не собирался останавливаться на ночлег, чему юный охотник был однозначно не рад – и это ещё мягко сказано. Март уже не мог толком сидеть в седле: мышцы ныли, а седалище словно окаменело от беспрерывной езды. Он без конца ёрзал, пытаясь хоть как-то унять боль, но прекрасно понимал – жаловаться здесь было делом не только бесполезным, но и унизительным.

Бросив беглый взгляд на Яриса, юноша с досадой отметил, что тот держался стойко и не проявлял ни малейших признаков усталости или раздражения. Пришлось собрать волю в кулак. Стиснув зубы и подавив внутренний стон, Март попытался отвлечься, направив мысли куда угодно – лишь бы не к телесным страданиям, своего измученного зада.

Совсем рядом с ним плавно катилась карета. Сначала он, не найдя иного занятия, вновь уставился на её гладкие, темнеющие в сумерках бока, но прежнего напряжённого интереса она уже не вызывала. Вероятно, он смирился с тем, что так и не узнает, кто скрывается за её глухо закрытыми дверями. Мысли юноши вновь унеслись далеко отсюда – в те безмятежные дни, когда они с братом жили вдвоём, в скромной охотничьей избушке, затерянной среди лесов и снегов.

Но спустя какое-то время его внимание привлекло какое-то, едва уловимое движение в темноте. Он даже не сразу понял, на что смотрит. На крыше кареты, болтая ногами, сидело какое-то тщедушное существо. Кожа его была бледно-жёлтой, почти светящейся в сумраке, будто полупрозрачная. Оно беззаботно покачивало ногами, не проявляя ни малейшего интереса к происходящему вокруг.

Март прищурился, стараясь разглядеть странное видение – даже протёр глаза, сомневаясь, не игра ли это его воображения. Существо, вольготно устроившееся на крыше кареты, напоминало причудливую помесь тролля и орка, но при этом, казалось, не принадлежало ни к одному из известных ему народов. Оно было куда ниже ростом – едва ли выше двух футов, а может, и вовсе не превышало двадцати пяти дюймов. Март часто заморгал, всё ещё не веря собственным глазам. Существо, восседавшее на крыше кареты, продолжало беззаботно болтать ногами, словно озорной ребёнок на заборе. Оно было худощавым и непропорциональным, и хотя темнота мешала рассмотреть диковинное создание как следует, даже в сгущающихся сумерках юноша различал неестественно выгнутую спину, острые, торчащие уши и чрезмерно длинные, тонкие пальцы – как на руках, так и на ногах.

Почувствовав на себе взгляд, существо резко обернулось. И, не колеблясь ни мгновения, состроило отвратительную, но не без комичности гримасу: вытянуло язык, зажмурилось, а затем подняло над головой два худых пальца, качаясь из стороны в сторону, словно изображая рога.

От неожиданности Март отпрянул, существо, самодовольно фыркнув, ловко скользнуло вниз и исчезло в недрах кареты, бесшумно притворив за собой дверь. Юноша всё ещё смотрел на то место, где мгновение назад находилось существо.

– Ну и что это было? – пробормотал Март себе под нос и в недоумении почесал затылок.

Выдохнув и собравшись с мыслями, Март слегка пришпорил лошадь, намереваясь догнать Шухрага. Тролль двигался чуть в стороне от дороги, его широкие плечи плавно вздымались при каждом глубоком вдохе, а ноздри, расширяясь, втягивали в себя холодный воздух, выискивая в нём следы чужого присутствия.

– Друг Шухраг, – окликнул его Март, поравнявшись. – Что ты делаешь?

Тролль повернул голову, мельком взглянул на Марта, но тут же снова уставился вперёд, хмурясь. Его широкий лоб рассекла глубокая морщина.

– Чую, что вперреди – что-то не так, – проговорил он негромко. – Воздух насторрожился… и не дает мне увидеть.

– Я говорил, что тоже что-то почувствовал, наконец и ты это понял, – тихо произнёс Март, наклоняясь ближе. – А ещё, на крыши кареты я что-то увидел… это было какое-то существо.

– Оно было мелкое, – так и не дождавшись от друга ни единого слова, продолжил Март, вспоминая каждую деталь. – Худощавое, с бледно-жёлтой кожей. Спина – словно переломана, уши – длинные и острые, пальцы тоже. Сидело и болтало ногами, как ребёнок. А потом… увидело, что я на него смотрю. Скорчило рожицу – высунуло язык, зажмурилось, изобразило рога… а потом юркнуло обратно в карету, как будто и не было вовсе.

Тролль поморщился, словно у него разом заныло всё нутро.

– Бледно-жёлтая кожа? Маленький, скррюченный? – переспросил он, понизив голос. – А запах? Ты почувствовал его запах?

– Я не почувствовал… – честно признался Март. – Было темно и он быстро исчез.

– Гоблин, – произнёс он с каким-то акцентом, словно само слово вызывало у него омерзение. – Скользкий нарродец. Воняют стррахом, живут срреди плесени. Нечасто их встрретишь в одиночку. Если один где-то ррядом могут быть и дрругие.

Март удивлённо посмотрел на тролля.

– Я думал, гоблины… ну, они вроде дикие. В горах обитают, в пещерах. А этот…

Шухраг кивнул, но лицо его оставалось мрачным.

– Бывают рразные, дрруг Маррт. Есть дикарри, что жррут собственные хвосты от голода. А есть и дрругие – хитррые, они куда дрревнее перрвых. Их ррод помнит такие тайны, от которрых даже эльфийский лоррд прроснётся в холодном поту.

– Интересно, кто же тогда его спутник, – задумчиво пробормотал Март.

– Вторрой – не гоблин, – хрипло произнёс тролль. – Этот… совсем иной. Он… как камень под водой. Его почти не слышно и учуять я его не могу.

– А может, это навязчивое чувство опасности не из-за того, что нас что-то ждёт впереди, – задумчиво произнёс Март вслух, – а дело как раз в карете? Что, если угроза скрыта внутри неё?

– Что ещё за угроза? – раздался скрипучий голос Борха прямо у него за спиной. Март даже не заметил, как тот к нему подобрался.

– Ты всё не угомонишься? – поддержал старшего товарища Ярис, который чуть отстал, но был достаточно близко, чтобы сразу вступить в разговор.

– Да ну вас, – обиженно буркнул Март и махнул рукой, решив ничего им не рассказывать о странном существе, увиденном на крыше кареты.

Так разговор и затих, толком и не начавшись. Отряд продолжил путь до глубокой ночи, и только тогда Ардаль, наконец, приказал остановиться на ночлег.

«Может, и он что-то чувствует…» – подумал Март, наблюдая, как тот без слов осматривает окрестности.

Ведь не зря же он гнал их вперёд почти всю ночь без остановок. Но спрашивать об этом у сына барона юноша не решился.

Неспешно потягивая самое дорогое вино, которое удалось найти в этой убогой таверне с многообещающим названием «Тихий Угол» – хоть его и уверяли, что это самое пристойное заведение во всём Локарасе, – Луций придирчиво оглядел еду на тарелке, которую только что поставила перед ним молодая служанка.

Запах жареного мяса, щедро приправленного пряностями, тут же ударил пироманту в нос, и тот довольно усмехнулся. Возможно, еда здесь и впрямь не так уж и плоха – в отличие от этого дрянного пойла, которое местные смели называть вином. Луций взял нож, небрежно покрутил его в пальцах, словно не решаясь, с чего начать – с куска поджаренной оленины или всё же с ломтя душистого хлеба. Пламя свечи рядом робко дрожало, отражаясь в бокале и в его глазах – тех самых, что пылали зловещим, неестественным огнём, выдающим в нём вовсе не обычного человека. Так и не притронувшись к еде, маг метнул раздражённый взгляд на трепещущий огонёк, и тот внезапно вспыхнул ярче факела – пламя стало ровным и послушным.

Наконец Луций приступил к трапезе, нисколько не обращая внимания на косые взгляды посетителей, привлечённых его скромным представлением. Он надкусил мясо. Сначала с сомнением, потом с неожиданным, для самого себя, одобрением.

– Хм. Вполне неплохо. Не ожидал от этой дыры, – пробормотал он себе под нос.

В углу таверны кто-то шумно расхохотался. Луций медленно повернул голову. Его глаза на миг вспыхнули ярче, и смех в том углу тут же захлебнулся, уступив место неловкому кашлю. Спокойно насладиться трапезой магу так и не удалось. Неожиданно перед его глазами замаячил упитанный шмель ярко-оранжевого окраса. В это время года подобное насекомое встретить было попросту невозможно… да и кто сказал, что это был обычный шмель?

Крылатый толстячок бесцеремонно опустился прямо перед тарелкой мага и, не мигая, уставился на Луция.

Пиромант сокрушённо вздохнул, прожевал кусок оленины, приоткрыл рот – и словно по команде, шмель взвился в воздух и в мгновение ока пронёсся меж его челюстей, исчезнув в горле.

С некоторым усилием Луций сделал глоток и откинулся в кресле. На миг он отстранился от всего происходящего, смежил веки и застыл, словно изваяние. Спустя несколько мгновений он открыл глаза и, как ни в чём не бывало, продолжил есть. И именно в этот момент в сознании мага начала раскрываться чёткая картина – обрывки фраз, жесты, запахи и даже колыхание ветра среди верхушек деревьев. Всё это принёс с собой шмель, сотканный из магии и подчинённый воле пироманта. Образ был поразительно ясен – словно сам Луций стоял у опушки леса, слышал, как приглушённо переговариваются люди Гарата, как тот, грузный, но всё ещё преисполненный грозной силой, отдаёт короткие, точные распоряжения своим лучшим бойцам.

Не ускользнула от взора мага и суть происходящего: план главы Волчьей Стаи стал ему ясен с первых мгновений. Однако главное Луций узнал ещё до этого – фолиант, ради которого затевалось столь основательное и дерзкое предприятие, покинул Локарас сегодня ранним утром. Его везли в Рокхол, под усиленной охраной, вооружённой до зубов.

– Вот значит как, – протянул Луций вполголоса, поглаживая указательным пальцем нижнюю губу. – Старый волк решил всё-таки показать зубы… значит мой визит был не лишним.

Он отставил бокал и поднёс руку к пламени свечи. Оно будто подчинилось, вытянулось в тонкий язык и обвилось вокруг его пальцев – не обжигая, лаская, как ручной зверь. На губах мага появилась тень сдержанной усмешки.

– Ну что ж, Гарат, посмотри, что у тебя получится.

Луций продолжал есть в надежде, что его больше ни что не потревожит, не торопясь, смакуя каждый кусок, но мысли его уже не касались ни пищи, ни вина. Он внимательно взвешивал все возможные исходы. Засада, которую Гарат готовил с такой яростной решимостью, могла завершиться успехом – и тогда фолиант окажется в его руках. Гарат, несмотря на свою прямолинейную грубость, был исполнителем надёжным, пусть и чрезмерно склонным к насилию. Если ему удастся захватить артефакт, он доставит её, как и было обещано.

Но, а если нет… Луций не позволял тешить самого себя иллюзиями. В случае провала, он сам покончит с теми кто выжил и заберет книгу. Останется лишь избавиться от Вильгельма, когда и эта часть его задания будет исполнена, он сможет вернуться обратно в цитадель Ордена. Маг допил последний остатки вина и поморщился, поставив пустой бокал, пиромант поднялся и бесшумно извлёк из-под плаща золотую монету. Хоть плата и была очевидно завышена – но Луция это мало беспокоило, он совершенно не разбирался в ценных и заплатил ровно столько, сколько посчитал нужным.

Он направился к выходу. Настало время связаться с Фаустом и сообщить тому о продвижении его замысла. Всё шло именно так, как и должно было идти. Луций вышел на залитую светом улицу, щурясь от полуденного сияния. День стоял ясный, даже слишком, тем более для тех, кто предпочитал вечный полумрак цитадели. Толпа стекалась к рыночной площади, гомон множества голосов перемешивался с лаем собак, цоканьем копыт, резким скрипом повозок. Всё это, его крайне раздражало. Маг ускорил шаг, уходя прочь от главных улиц, миновал два перекрёстка и свернул в сторону заброшенного квартала, где когда-то располагались мастерские кожевников. Здесь было пусто, стены домов пропитались гарью и влагой, а в воздухе всё ещё витал запах былого ремесла.

Он остановился у поросшей мхом стены, за которой не слышно было ни голосов, ни шагов, ни криков. Здесь шум города затихал это было то место, что и искал пиромант.

Порывшись в складках плаща, Луций извлёк маску, она была вся испещрённая сетью тончайших трещин. Они покрывали её, словно паутина, и в происхождении каждой из них таилась память – вспышки ярости, которые не могли быть сдержаны её владельцем.

Маг с минуту рассматривал маску, будто размышляя, стоит ли тревожить того, кто находится по ту сторону. Затем, без лишних колебаний, поднёс её к лицу. Пальцы коснулись холодной поверхности, и сразу же по ним прошёл импульс – лёгкий разряд, как прикосновение льда к голой коже.

Маска словно ожила. Тонкие трещины засветились тусклым фиолетовым, в пустых глазницах возникла бездна, и голос Луция прозвучал спокойно, но с подчёркнутым почтением:

– Магистр… – произнёс он, надеюсь застать Фауста в хорошем расположении духа.

Март встретил рассвет снова в седле, едва не валясь с лошади от усталости. За ночь ему удалось выкроить лишь несколько часов сна, прежде чем Ардаль отдал приказ двигаться дальше. О завтраке оставалось только мечтать – и потому, помимо ломящей боли в теле и непреодолимого желания поспать, в животе у него то и дело раздавалось громкое, сердитое урчание. Настроение было хуже некуда. Даже карета, что ещё вчера притягивала его своей молчаливой загадочностью, теперь почти не вызывала былого интереса.

За короткое пребывание в Локарасе Март успел привыкнуть к мягкой постели, теплу и крыше над головой – и теперь с особым раздражением воспринимал возвращение к привычным тяготам пути: холодным ночёвкам где придется, затёкшим мышцам и вечному недосыпу и голоду.

Подковы лошадей звонко стучали по редким, неровным камням, оставшимся от давно заброшенной дороги, на которую отряд свернул после развилки. Этот стук был единственным, что нарушал угрюмое утреннее молчание, ибо никто из всадников не произносил ни звука. На лицах стражей Локараса и личных воинов Ардаля Далли застыло хмурое, настороженное выражение. Хоть эмоции Безликих Охотников и скрывали маски, но Март был уверен, что и под ними не найти ни капли воодушевления.

Март старался ехал чуть позади, рядом с Шухрагом. Тот молчал, чуть поводя ноздрями, улавливая запахи. Накануне он не шутил, когда говорил о предчувствии беды – с каждым шагом они углублялись в чащу, по краям которой плотной стеной тянулся стволы деревьев.

– Это место мне не очень нррравится, – хрипло прорычал тролль, не поворачивая головы. – Здесь лес дрругой…

Юноша промолчал. Он чувствовал то же самое. По обе стороны дороги тянулся плотный, почти сплошной частокол деревьев. Ствол к стволу, ветвь к ветви, и вся эта безмолвная чаща, с обнажёнными серыми ветвями и чёрными промокшими стволами, казалась тесной, враждебной клеткой.. А если вдруг за ними кто-то и следил, то из-за этих деревьев – разглядеть это было бы невозможно.

Сырой воздух стягивал грудь. В нём стоял запах прелой листвы, древесной гнили и мха. Всё напоминало о приближающейся зиме. Ни птиц, ни зверя, ни стрекота сверчков – лес будто уже готовился склонить голову перед белоснежной владычицей, что вот-вот протянет к нему свои ледяные пальцы.

– Мы тут как на ладони, – выдохнул Март, напряжённо озираясь. – Что-то мне всё это не нравится… Надеюсь, Ардаль знает, куда нас ведёт.

– Коли нападать кто вздумает – то лучшего места и не сыщешь, – мрачно подтвердил Шухраг. – Не увидишь откуда ударрят, а если и увидишь, то будет поздно.

Дорога меж тем вела всё дальше в низину, и с каждым поворотом деревья становились, только гуще, словно вынуждая путников сбиться в более плотный строй. Листва, осыпавшаяся почти вся, устилала почву, скорее не ковром, а гниющим покрывалом, издающим тусклый запах тления. Март буравил взглядом спину Ардаля, невольно задаваясь вопросом – ощущает ли тот, как неотвратимо приближается угроза? Именно такие мысли терзали юного охотника в эту гнетущую утреннюю пору. Многое теперь зависело от сына барона: сумеет ли он вовремя распознать опасность, выстроить оборону, отдать верный приказ в тот миг, когда промедление или колебание будут равносильны смертельному приговору?

Но Ардаль держался так, будто ничего из ряда вон не происходило. Да, лицо его стало чуть строже, чем обычно, – но не более того, словно впереди их ждала не погибель, а просто ещё одна серая, безрадостная дорога.

А сам Март?.. Смог бы он, окажись на месте лидера, сохранить хладнокровие? Не растеряться, не дрогнуть, не допустить, чтобы по его вине гибли те, кто смотрит на него в поисках надежды? В этом он сильно сомневался. Ибо слишком велик был груз, что ложится на плечи тех, кто действительно несёт ответственность за чужие жизни. В том, что впереди их уже поджидают, Март ни капли не сомневался. Предположение о том, будто опасность может исходить от таинственных пассажиров кареты, теперь казалось ему сущим вздором – он решительно отмёл его прочь. Интуиция, словно приложив ладони к его уху, не умолкая вопила о неминуемой угрозе, что нависла над ними и готова была обрушиться на их головы в любой миг.

И самое страшное – Март знал, кто именно их ждёт.

Волчья Стая.

Это слишком походило на их почерк, всё напоминало ту самую рощу, где ему уже доводилось столкнуться с засадой этих головорезов. Тогда их было всего шестеро, а теперь рядом с ним двигался крупный, хорошо вооружённый отряд, полный опытных и закалённых воинов. И всё же… от этого ни на йоту не становилось спокойнее.

Юноша был убеждён: те, кто притаился впереди, знают, с кем имеют дело и они подготовились под стать их отряду и они определенно знают кто их враг по этому тут никакой недооценки и быть не могло.

Он подумывал подъехать к Ардалю. Предупредить. Хоть как-то заставить того насторожиться. Но… разве он его послушает?

Да и с какой стати?

Сын барона вряд ли стал бы внимать предчувствиям какого-то безродного юнца, который ещё совсем недавно толком не знал, с какой стороны держать меч. Какова цена, словам глупого мальчишки чья?

«Да и что я скажу ему? Что просто чувствую беду? Что меня трясёт от тревоги, как лист под осенним ветром?

Смешно.

Он знал, чем обернётся эта попытка. В лучшем случае – насмешкой. В худшем – холодным раздражением, которое Ардаль, при всей своей сдержанности и утончённости, не счёл бы нужным скрывать.

И всё же молчать становилось всё труднее. Каждый шаг лошади отдавался в сердце гулким эхом – ближе, ближе, ближе. Март сжал поводья сильнее. Конь всхрапнул и нетерпеливо дёрнул головой.

«Если что-то случится… если я окажусь прав…» – он не успел додумать. Перед глазами вновь встала та роща – исковерканные тела, обагрённая кровь, крик Яриса над бездыханным телом брата. И тогда он тоже чувствовал это заранее. Почти так же, но не так явно как теперь.

Он наклонился вперёд, будто собирался прошептать что-то лошади, и краем глаза снова взглянул на Ардаля, тот ехал невозмутимо, горделивая осанка, взгляд устремлён вперёд, как и положено любому высокородному. Даже ветер стих – не шелохнётся ни одна ветка, ни один желтый лист не закружится в вихре.

Словно весь мир знал – сейчас произойдёт что-то непоправимое… но не Ардаль.

Юноша сглотнул. Горло пересохло. Он почти решился – подтянуть поводья, подъехать к Ардалю, сказать хоть что-то, предупредить… Но в тот же миг впереди, за поворотом дороги, мелькнул лёгкий отблеск. Словно луч солнца отразился о обнаженный металл. Март резко вскинул голову. Дорога впереди уходила в неглубокую лощину, стиснутую по обеим сторонам такими же плотными рядами деревьев, как и прежде. Только теперь – будто ещё теснее. Казалось, что деревья придвинулись ближе.

Сердце гулко билось в груди раз, другой, третий.

– Друг Шухраг… – тихо вымолвил он, поворачиваясь к троллю. Но тот уже смотрел туда же, куда секунду назад смотрел Март. Его правая рука, опущенная вниз, незаметно скользнула к рукояти секиры.

– Я чую их… – прошептал он, почти беззвучно. – Затаились…

И в ту же секунду Ардаль поднял руку. Это движение было столь плавным, что казалось неуместным, но в нём ощущалась непререкаемая уверенностью, что отряд остановился почти мгновенно. Кони всхрапнули, переступили с ноги на ногу, но больше никто не двинулся ни вперёд ни на дюйм. Тишина повисла натянутой струнной. Сын барона неспешно повернулся в седле. Его лицо оставалось спокойным, но в этом спокойствии таилась сосредоточенность, которая заставляла невольно выпрямиться и внимать каждому его слову. Он осмотрел дорогу впереди, потом повёл взглядом вдоль стен деревьев, будто вглядывался сквозь них – и, возможно, действительно видел то, чего не замечали остальные.

– Нас уже ждут, – произнёс он негромко. – И, полагаю, они полны решимости не дать нам проехать.

В его голосе не было страха – лишь ледяная ясность.

Март вздрогнул, но затем поймал себя на том, что впервые за всё утро сердце его бьётся не так судорожно. Слова Ардаля не рассеяли тревогу, но придали ей иное качество – словно страх, сковывающий прежде, обернулся хладнокровной готовностью.

Сын барона обернулся к нему – и, впервые за весь путь, взглянул прямо, внимательно, как равный и одарив его белоснежной улыбкой произнёс:

– Хорошо, что ты был настороже, – сказал он. – Зоркий глаз и верное сердце – нынче редкость, я прекрасно видел как ты изнываешь от нетерпения и беспокойства.

Глаза Марта расширились от изумления – он и вправду думал, что его тревога никому не заметна, быть может за исключением его товарищей. Неужели Ардаль знал всё это время?

– Почему же ты ничего не сказал? – выдохнул он, почти шёпотом.

– Потому что страх и сомнение, как зараза – спокойно ответил он. – А мой долг – не сеять в сердцах моих воинов сомнение. Пока я спокоен, спокойны и они, а это единственное, что мне сейчас нужно.

Он вдруг понял, как велика была тяжесть, которую нес на себе этот человек – и как умело прятал её за непроницаемой маской спокойствия. Не ради себя, ради всех остальных, в том числе и ради Марта.

Сквозь голые ветви сверху пронёсся резкий порыв ветра, сорвав с дерева последнюю засохшую листву. Всё вокруг замерло.

Ардаль развернул коня.

– Вперёд, медленно, – сказал он. – Обнажите ваши клинки, время для игра закончилось.

Колонна тронулась. Колёса кареты нехотя заскрипели. Тут и там звучал шелест высвобождающихся из ножен мечей.

Март глубоко вдохнул и коснулся рукояти меча. Сердце больше не колотилось в истерике – оно просто билось, ровно, будто отсчитывало последние удары до того, как начнётся буря.

И в этой тишине, перед шагом в западню, он вдруг понял: глава ещё не закончена.

Но для кого-то – она станет последней.

Глава 9

– Двигаемся до того дерева, – негромко произнёс Ардаль, оглянувшись на отряд. – Видите тополь с раздвоенным стволом? Вот там и остановимся. Если кто-то решит напасть, выберут именно этот участок, где тракт начинает забир