Но благодаря именно этим письменам я и заинтересовался археологией, историей. Правда, расшифровать их так и не удалось. Так вот, с неудачи и началась моя деятельность в науке.
– А как же статья? – Женя указал на журнал.
– Это. – Усмехнулся Александр Петрович.– Вообще-то письмена в статье из одного храма в Палестине. Просто каллиграфия очень похожа, может, даже общая. Такое впечатление создалось, что школа письма одна. Хотя где Тибет, а где Палестина. Фёдоров, кстати, этим долго занимался… После лагеря, но неудачно.
Так вот, в свободное время там, в монастыре, в основном ночами, я перерисовывал эти письмена со стен храма и обнаружил, что стены, на которых выбиты эти письмена, выложены из плит. Хотя сам монастырь вырублен в скале, то есть представляет собой единое целое. А вот те стены, на которых есть письмена, сложены из плит, наподобие кирпичной кладки. Только кирпичи эти очень большие и раствор между ними есть. Я тайно сделал сколы с этих плит, с раствора и некоторых колонн монастыря. Потом, по возвращении, сделал анализ этих сколов, Фёдоров мне помог в этом. И обалдел! Самому монастырю, грубо говоря, тысяча лет, раствору семьсот лет, а вот плитам с письменами десять тысяч лет!
«Десять тысяч лет, – думал Женя, прогуливаясь по набережной в направлении общежития, – подумаешь! В Египте уже вовсю правили фараоны, на Евфрате строили города, в Индии… Надо всё систематизировать – по датам, по географии, по статьям в литературе. По словам шефа, вырубили в скале монастырь, это может быть, факты такие есть. Как раз современные Афганистан, Индия, Иран. Потом триста лет везли туда блоки с письменами. Бред! Стране, где я живу, меньше ста лет, а тут на одну перевозку… И сколько один блок весит? На хрена так высоко забираться? Получается, они где—то лежали почти десять тысяч лет, потом их решили перепрятать и три века путали следы, чтобы потом монахи, хранящие тайну, показали все эти письмена первым забредшим на постой? Нет, так додуматься можно и до божественной силы, и чёрт знает до чего! Нужна система поиска и осмысление уже имеющихся фактов».
На вахте общежития его ждало известие. Вернее, вахтёр просто сказала, что комендант искала его и что сейчас она в своём кабинете.
Женя три раза стукнул в дверь коменданта костяшками пальцев и открыл её. Комендант, Наталья Петровна, как изваяние сидела за своим рабочим столом и смотрела, как он входит. Какую—то секунду Жене показалось, что она мертва.
– Наконец-то! – Наталья Петровна улыбнулась. – Садись на стул, а то упадёшь.
– Что ещё? – У Жени внутри всё сжалось. Какое-то нехорошее чувство вдруг охватило его. Он отлично знал, как живут другие молодые специалисты, и страх, что их с женой могут в любой момент попросить в обычную общагу, в нём жил постоянно.
– Вопрос со смежной комнатой в твоём блоке решён. – Наталья Петровна выдвинула один из ящиков своего стола, достала какой-то бланк и ключи. – Распишись на документе и можешь вселяться.
«И правильно, – думал Женя, шагая по коридору, – правильно! Кому же, как не мне? Молодой, перспективный, женатый. Держатся за кадры».
Мысль о том, что таких, как он, в институте ещё человек тридцать, ему в голову не пришла.
Дверь открылась легко. Стоя в дверном проёме, Женя осматривал теперь уже их со Светой новую комнату.
«Почему-то казалось, что комната должна быть больше. Хотя почти двухкомнатная квартира, только кухни не хватает. – подумалось Жене. Он посмотрел на часы. – Почти пять, Света придёт приблизительно через час… Успею прибраться, а то пылища такая?»
Он заканчивал мыть пол в коридоре их блока, как дверь распахнулась и на пороге появилась жена.
– Вот это да! – воскликнула Света. – Это что же такое случилось в исторической науке, чтобы мой муж и великий историк без напоминания и уговоров стал мыть полы?
Женя стремительно выпрямился, оборачиваясь на голос жены, и от резкого движения в глазах его потемнело. И сразу в комнате повисла зловещая тишина, внезапно вспыхнул тусклый свет, и в его лучах появилась призрачная фигура, как будто сотканная из темноты комнаты и лунного света. Она медленно двигалась в сумраке, словно призрак из другого мира, приближаясь к застывшему посреди комнаты Жене.
И из этого вязкого, терпкого сумрака появилось овальное лицо девушки. Густые пряди волос оплетали голову, словно змеи, стекая локонами на плечи. Длинные пушистые ресницы, словно перья диковинной птицы, обрамляли большие миндалевидные глаза, над которыми изящно изогнулись широкие густые брови. Тонкий, слегка вздёрнутый нос придавал игривое выражение лицу, а на полных, чётко очерченных губах застыла лёгкая усмешка. Высокие скулы и заострённый подбородок лишь слегка выступали из клубящегося сумрака, в глубине которого угадывались высокие груди.
Казалось, что само время остановилось, а пространство исказилось под тяжестью присутствия призрака. И в этой бесконечной тьме призрачная фигура казалась воплощением самой смерти, неотвратимой и беспощадной. Его шаги были беззвучны, как шёпот ветра в ветвях деревьев, но каждый звук в комнате отзывался эхом неизбежности. Призрак девушки приближался, и с каждым его шагом становилось всё холоднее. Он был неизбежен, как сама смерть, и его появление в комнате было предвестником конца.
– Да что с тобой! – воскликнула Света, глядя на застывшего посреди комнаты мужа с половой тряпкой. – Ты вообще здесь?
Звонкий голос Светы вывел его из оцепенения. Женя опустился на табуретку и тряхнул головой. Призрак девушки, стоявшей перед ним, исчез, и комнату заполнил электрический свет.
– В исторической науке ничего не случилось. – Женя натужно рассмеялся. – А вот у нас в семье да! Случилось!
Но Света уже увидела распахнутую дверь во вторую комнату и всё поняла.
Вечером они сидели, обнявшись, на диване перед работающим телевизором.
– Всё-таки как-то тревожно, – прошептала Света, – почему она выбросилась из окошка?
– Господи, радость моя, – ответил Женя, прижимая к себе жену, – мы её никогда не видели и даже как звали её не знаем. И забудь ты об этом.
– А ведь она тоже была беременной. На третьем месяце. – Света заглянула в глаза Жени. – Я про неё всё знаю, выяснила у нас в прокуратуре.
– Зачем? – воскликнул Женя. – Зачем нам это знать?
– Её звали Ольга, – продолжила Света, не обращая внимания на мужа, – семнадцать лет, беременность три месяца. Да, это я уже говорила. Девушка без прошлого: кто такая, откуда взялась, родители – ничего этого у неё нет.
– Как это? – не понял Женя, – призрак что ли?
– В её деле нет, а должно быть, она же человек с документами. – сказала Света.
– Если есть паспорт, так значит про неё известно всё или почти всё. – сказал Женя.
– Не всё так просто, – вздохнула Света, – да, паспорт и подлинный, но вот делались запросы по месту рождения и прописки: ответа нет. Наташка, следователь, что дело вела, сказала, что писала как в пустоту. Два запроса в паспортный стол. Начальник на неё наорал. Типа дел у неё мало, так она на ровном месте проблемы создаёт.
И родилась она не у чёрта на куличках и жила в деревне, если прописке верить. И на этом всё! От неё в прошлое нет никаких нитей. Судя по материалам дела, она чиста, как только что родившейся младенец.
Потом, она была беременна, значит должен быть парень или там мужчина. Он-то мог проявиться! Она ведь была ему не чужой… Тоже никого. Кто родители – неизвестно. И ваша, как её, Набалдян Татьяна Михайловна, начальница её. Дала нормальную характеристику. Тут у коменданта всё нормально. Получается достойный член общества. Ну, потенциальная мать-одиночка, раз парень не объявился. Это ж не повод из окна сигать, даже по большой любви.
– А что, – спросил Женя, – съездить к ней на родину слабо было?
– Кому это надо, – усмехнулась Света, – имя, фамилия есть, год рождения, место работы, где живёт. Труп не криминальный, родственников нет, а то, что отец ребёнка не появился… Может, он и не знал, что она беременна. Списали на несчастный случай, делов-то. Вот и получается, появилась из небытия и ушла туда же. И сама как призрак.
– Да что за мысли тебе в голову лезут! – Воскликнул Женя. – Сделаем в этой комнате кухню, и будет полноценная однокомнатная квартира. Радоваться надо и гордиться, что у тебя такой пробивной муж.
– Я радуюсь, – вздохнула Света, – но, может, всё-таки обойдёмся без этой комнаты.
За стеной раздался приглушённый стон.
– Мама, мамочка. – прошептала Света.
Стон повторился громче и отчётливее. Стало понятно, что стонет женщина.
– Что это? – Света потянула на себя покрывало, пытаясь спрятаться под ним. – Женя, я боюсь.
Но тут женщина перешла на крик, к которому прибавился и мужской.
– Во дают, – восхищённо сказал Женя, – Надя с Вадиком зря время не теряют.
– Господи, что я за дура, – облегчённо произнесла Света, – точно говоришь, всякие глупости в голову лезут.
– Ты очень красивая, – рассмеялся Женя, – но ты не дура.
– Поцелуй меня. – тихо сказала Света.
Хранилище произвело на Женю угнетающее впечатление. Мрачный бункер с серыми и высокими, растворяющимися в темноте потолками. Полы, выложенные из широченных досок и выкрашенные тёмно-красным суриком. Вдоль стен стояли добротные деревянные стеллажи, упирающиеся в потолок. Такие же высокие стеллажи, только из металла, разделяли всё пространство подвала на угловатые коридоры и квадратные комнатки. Вдали узких коридоров, упирающихся в бетонные стены, виднелись под самым потолком небольшие узкие окна с решётками, через которые просачивался серый дневной свет. Было сумеречно и тревожно. Во всём помещении царила гулкая тишина, в которой любой шёпот или шорох многократно усиливался, порождая в душе тревогу и беспокойство.
«А чего ты хотел, – сказал себе Женя, проходя вдоль стеллажей, – нормальный подвал, видали и похуже. Конечно, это варварство – хранить находки научных экспедиций таким образом. Опять же, почему „хранить“? Похоже, их сюда просто стаскивали и сваливали за ненадобностью, так сказать, до лучших времён. И к чему вся эта секретность?»
Допуск Жене оформили очень быстро, по существующим институтским меркам, почти мгновенно. Всего за месяц или чуть больше. То ли заявление на допуск писал лично завлаб, то ли секретность была не такая уж и серьёзная. Что тут помогло, так и осталось тайной.
Всё это время, пока первый отдел готовил и оформлял бумаги, Женя проводил в библиотеке, пытаясь понять, что он хочет найти и как систематизировать свой поиск, выписывая на отдельный листок всё, что его интересовало и что могло хоть как-то пролить свет на поиски. Список получился внушительный, да и временной разброс пунктов наводил на размышления о нормальности того, кто его составил. Единственное, что радовало и вселяло надежду, так это то, что все или почти все предметы, которые предстояло найти в хранилище, представлялись Жене большими и увесистыми. Такие просто нельзя не заметить.
Стоя под одной из лампочек, свисающих на проводе с потолка, и с сомнением оглядывая забитый археологическими находками стеллаж перед собой, Женя достал из кармана пиджака тетрадный листок со своим списком. Под номером один значилось: «Девятнадцатое июня 1919 года». И приписка: «Возле села, где квартировала экспедиция, при раскопках могильного кургана в захоронении шести тел найдена глиняная капсула, в которой обнаружены три листа пергамента, исписанных неизвестным языком, отдалённо напоминающим фарси» (из статьи Фёдорова Б. М. «Вестник археологии» за 1940 год).
«Девятнадцатый год… Какие идиоты попёрлись на раскопки в экспедицию в самый разгар гражданской войны? И где теперь эту капсулу, вернее, её содержимое искать? – горестно подумал Женя. Его идея с поиском фактов в этом душном и неприветливом хранилище института показалась ему совершенно безнадёжной. – Тут впору и сюда с раскопками спускаться».
Он двинулся вдоль стеллажа. Бирки на каких-то деревянных тёмно-зелёных ящиках поясняли Жене, что ящики эти за 1949 год.
«Надо же, – подумал Женя, – год моего рождения. А ящики эти здорово смахивают на те, где хранят боеприпасы для орудий. Не удивлюсь, если в одном из них лежат артиллерийские снаряды, а где-нибудь в бесконечности коридоров стоит гаубица».
Почему-то вспомнился дом, друзья, детство… Милка, где-то она сейчас? Жива ли? И Алик с его нелепой, просто глупой смертью, после которой так резко изменилась их жизнь…
Пахнуло свежестью, лёгкий ветерок тронул лицо. Перед ним появилась светлая, как будто утренняя, почти прозрачная дымка, которая начала стремительно густеть, превращаясь в туман, и этот туман, потемнев, окутал Женю. Из вязкого, терпкого сумрака появилось овальное лицо девушки. Густые пряди волос оплетали голову, словно змеи, стекая локонами на плечи. Длинные пушистые ресницы, словно перья диковинной птицы, обрамляли большие миндалевидные глаза, над которыми изящно изогнулись широкие густые брови. Тонкий, слегка вздёрнутый нос придавал игривое выражение лицу, а на полных, чётко очерченных губах застыла лёгкая усмешка. Высокие скулы и заострённый подбородок лишь слегка выступали из клубящегося сумрака, в глубине которого угадывались высокие груди. Лицо девушки, освещённое переменчивым, дрожащим светом, виделось застывшим, мёртвым, словно выбитым на могильном камне.
Тут его тронули за плечо, и, обернувшись, Женя увидел Татьяну Михайловну, одну из трёх библиотекарей института.
– Женя, вы где? – раздался позади него за стеллажами женский голос. Женя сделал два шага в направлении, откуда его позвали, и, оказавшись в длинном проходе, увидел в дверном проёме всё ту же Татьяну Михайловну. Он резко обернулся, но рядом с ним никого не было.
– Я тут, – сказал Женя, вернувшись под лампочку, растерянно оглядываясь. Но Татьяна Михайловна уже увидела его.
«Это же наш библиотекарь, – пронеслось у него в голове. – Как же так? Разве она имеет допуск или это очевидная необходимость для библиотекаря – работать в хранилище?»
– Да, нас с сестрой всё время путают. – Широко и приветливо улыбнулась женщина. – Мы с ней близнецы и с возрастом всё сильнее и сильнее походим друг на дружку.
«А ведь я её ни о чём не спрашивал, – пронеслось в голове Жени. – Она что, мысли читает?»
Он повнимательнее взглянул на стоящую перед ним даму. Действительно, просто одно лицо, и причёска с длинными, ниже плеч тёмными волосами, и фигура слегка полноватая, с приятной мягкой линией руки, плеч. Невысокий рост компенсируется высотой каблуков. Большая грудь не скрадывается наличием живота. Округлые бёдра. И осанка прямая, гордая. Так ходят женщины, которые знают, что нравятся всем без исключения мужчинам. И уверенность в своей неотразимости. Всё это было точной копией той Татьяны Михайловны, которая трудилась двумя этажами выше в библиотеке и которую Женя знал уже полгода. Пожалуй, только цвет волос позволял различать этих двух женщин. Та, что работала наверху в библиотеке, была блондинкой.
– Даже не слышал, что у нашего библиотекаря есть сестра, а уж такая точная копия. – Улыбнулся Женя. – Вы удивительно похожи…
– Весьма странный комплимент – говорить одной женщине, что она точная копия другой. – Усмехнулась Татьяна Михайловна, глядя прямо в глаза Жени. – Впрочем, спишем это на вашу молодость и неумение обольщать женщин.
– Почему это неумение? – обиделся Женя.
– Молодой человек, – вновь широко и открыто улыбнулась Татьяна Михайловна. – Не надо обижаться! Когда мужчина неловок и наивен в общении с женщинами, это огромный плюс в его пользу. Уж поверьте даме, разменявшей четвёртый десяток и кое-что понимающей в этом.
Увидев, как Женя покраснел и отвёл глаза от её бюста, расхохоталась.
– Ладно, молодой человек, проехали. – Она лукаво посмотрела в глаза Жени. – Давайте работать.
– Да вот у меня тут… – Начал нерешительно мямлить Женя.
– Самостоятельно вы тут ничего не найдёте. – Прервала его Татьяна Михайловна, она подошла вплотную к Жене и мягко улыбнулась. – У нас тут такой бедлам… Давайте искать вместе, может, что и отыщем.
– У меня тут небольшой список. – Женя протянул ей свой листок. – Надеюсь, всё или почти всё, что мне надо, находится у вас здесь.
– Ого! – Воскликнула Татьяна Михайловна, взглянув на листок. – Сорок семь позиций… – Она посмотрела на Женю. – Серьёзно. Пойдёмте ко мне за стол.
И, слегка коснувшись бедром Жени, направилась мимо него в глубь комнаты. В тусклом жёлтом свете ламп хранилища Жене показалось, что силуэт Татьяны Михайловны слегка дрожит и двоится.
Прошло три дня. Помощь Татьяны Михайловны оказалась неоценимой. Уже к концу первого дня выделенный Жене стол и пространство возле него было завалено папками с журналами, полевыми дневниками и небольшими коробками, забитыми различными статуэтками, глиняными черепками и просто камнями. Но не было главного: не было никаких рукописей, текстов, вообще ничего, связанного с теми письменами, ради которых Женя и спустился сюда, в хранилище.
Утром четвёртого дня Татьяна Михайловна сказала:
– Женечка, мне нужно вести ребёнка к врачу. Вы уж покопайтесь тут сами, а заодно прикройте меня от начальства.
– Конечно, идите. – Женя оторвался от изучения бронзовых плиток, которые он разложил на столе. – А если вас будут искать, я скажу, что вы вышли в библиотеку и вот-вот вернётесь.
Оставшись один, Женя ещё минут пять рассматривал рисунки на плитках. Потом потянулся, сидя на стуле, который под ним жалобно скрипнул, и оглядел своё рабочее место. Было найдено более половины предметов из его списка. Но вот трети списка, похоже, в хранилище института не было, и где их искать, Жене не представлялось. Он решил пройтись вдоль стеллажей, размяться и встал.
«Почему Татьяна Михайловна находит всё, что угодно, но только не исписанные древними листы? – подумал он. – Ведь листы пергамента, папируса или на чём они там ещё писали не должны, да и не могут лежать вперемешку с коробками или рабочими дневниками. Ведь ясно же, что тут всё очень хорошо систематизировано, только посторонним может показаться, что тут свалка и хаос… И потом, она приносит мне много лишнего, но очень интересного. Взять хотя бы эти плитки. Их в моём списке нет. Зачем она их принесла и положила мне прямо под нос? Хотя, конечно, они весьма необычны, и вопросы возникают к ним интересные. И понятно, что ответы сразу не получишь…»
Женя упёрся в стенку и повернул направо, огибая стеллаж, заставленный картонными коробками и папками.
«Скорее всего, древние тексты, которые находили в экспедициях и привозили сюда, должны храниться в каких-нибудь специальных условиях. Может быть, в деревянных или металлических ящиках, чтобы оградить от всяких случайностей. – Думая так, он вернулся к своему столу, за которым работал последние дни. – Нет, вряд ли. Обычный стол совсем не подходит для хранения… Библиотека… Кстати, она прямо над нами. Но там хранятся современные книги, журналы. Там уйма народу… То ли дело здесь, да и попасть сюда может не каждый. Я вон работаю тут почти неделю, а видел тут всего пару-тройку сотрудников, находившихся тут не больше часа».
Он остановился у стола и стал собирать бронзовые пластинки, разложенные на нём. Одна из пластинок выскользнула и упала на пол. Женя нагнулся за ней и, разгибаясь, посмотрел наверх стены, у которой он просидел все эти дни. Там на стене висел план пожарной эвакуации.
«Надо же, какой подробный, – подумал Женя, складывая таблички в небольшой фанерный ящик, – и все стеллажи обозначены. А вот тут стоит мой стол. Хотя, конечно, он на плане не обозначен, но всё равно понятно.
Нет, должны быть ящики. Всё-таки институту столько лет, да и экспедиций не одна в год. Ящики должны стоять отдельно, чтобы не мешать передвижению работников от стеллажа к стеллажу».
Женя закрыл крышкой коробку с плитками и ещё раз посмотрел на план хранилища, висевший на стене.
«Тут даже окна есть, если, конечно, план не врёт». – подумал Женя и принялся методично обходить хранилище, внимательно оглядывая полки стеллажей. Минут через сорок, огибая очередной стеллаж, он увидел в круге яркого солнечного света, падающего из окна под потолком у стены, семь ящиков, аккуратно составленных друг на друга. Все ящики были опечатаны.
«Вот, – сказал он себе, – это уже кое-что».
Он попытался дотянуться до верхнего ящика, но тот оказался слишком высоко. Пришлось принести стремянку, стоящую возле стола Татьяны Михайловны. Ящик оказался на удивление лёгким, килограмм пять, не больше. Пока Женя, держа ящик в руках, спускался по ступенькам стремянки, бумажка с печатью отвалилась.
«Проблемой меньше, – усмехнулся он, – секретчики чёртовы».
Внутри ящика оказались листы размером, близким к обычным школьным тетрадкам. Все они были из бересты с вырезанными на них буквами, как определил Женя на первый взгляд, древнеславянскими или что-то близкое к этому. Каждый листок был запаян в плоскую стеклянную ампулу, так что его легко можно было видеть и при желании прочесть, если, конечно, знать буквы, вырезанные на бересте. Женя повертел ампулу с берестой в руках, разглядывая её со всех сторон.
«Нет, – прошептал он и улыбнулся, – это не стекло, это оргстекло».
Он полез за вторым ящиком, потом за третьим, четвёртым. Вскоре все ящики стояли перед ним на полу. Рвать полоски с печатью не пришлось ни на одном – они либо отваливались сами, либо отставали при малейшем прикосновении. Женя стал открывать ящики, перебирать их содержимое и в шестом ящике нашёл то, что искал. Он плохо представлял, что ищет, но, увидев потемневшие от времени листки, всё так же запаянные в прозрачные ампулы оргстекла, он понял – это то. Именно то, ради чего он вот уже почти полгода не вылезает из библиотек, терпит колкости коллег из отдела и молча сносит упрёки и выговоры начальства, что занимается не пойми чем, когда нужно готовиться к летней экспедиции по утверждённой тематике.
«Вот и первый результат. – пронеслось в его голове. – Но почему Татьяна Михайловна не захотела дать их мне? Ящики стоят на виду, она мимо них раз сто на дню ходит и наверняка знает об их содержимом».
Он принялся открывать остальные ящики, но два последних оказались пустыми.
«Что ж, не будем расстраивать Татьяну Михайловну, – с усмешкой подумал Женя, – составим всё как было».
Он вернулся к своей находке и аккуратно перенёс содержимое ящика на стол. Получилось не так уж и много: шесть листков в ампулах и шесть журналов.
«Где два пустых ящика, там и три». – рассмеялся про себя Женя, составляя ящики друг на друга и прикрепляя на них, предварительно послюнив, бумажки с печатями. Настроение у него поднималось с каждой минутой.
Усаживаясь за стол, он обратил внимание на журналы: они все были дореволюционными.
– О как, – произнёс вслух Женя, – это что-то новенькое! Ладно, разберёмся.
Бегло пролистав журналы и ничего не поняв в дореволюционном тексте, он сложил их в верхний ящик стола. Теперь дошла очередь до ампул с листами. Листы были большими, почти с газетную полосу, и разложить их на столе так, чтобы можно было видеть все одновременно, не получалось. Просмотрев все шесть листов по очереди и сложив их стопочкой, Женя откинулся на спинку стула.
«Интересно, но ни черта не понятно, – подумал он, – ясно только, что все листы написаны разными языками. Очевидно: эти два иероглифами, эти два арабскими буквами, правда, каллиграфия странная, а эти два вообще не понять чем: какие-то крестики, треугольники… Но раз всё это здесь, значит, их кто-то уже изучал… И потом, чтобы так хранить… Получается, тот, кто их запаял или дал указание, распоряжение или что там командуют в таких случаях? Понимал, как всё это важно, а значит, должны быть следы этих исследований, отчёты. Стоп! А зачем тут журналы?»
Он выдвинул ящик стола, куда сложил журналы. Но тут на столе Татьяны Михайловны зазвонил телефон. Женя поморщился и, встав, дотянулся до телефонной трубки.
– Молодой человек, – пролаяла трубка голосом начальника первого отдела, – заканчивайте работу и поднимайтесь ко мне в кабинет.
– Что случилось? – растерянно спросил Женя. Ему показалось, что вездесущая служба уже знает о его самоуправстве тут, в хранилище. И сейчас, если не расстреляют, то наверняка сошлют куда-нибудь за полярный круг.
– Случился конец рабочего дня! – перебила его трубка строгим голосом ответственного руководителя. – И я не собираюсь тут сидеть из-за вас!
Женя взглянул на свои часы – шестнадцать сорок пять.
– Ё-моё, – воскликнул он, – уже бегу.
Но в трубке раздавались только короткие гудки.
«Где же Татьяна Михайловна, – подумал Женя, – получается, её весь день не было. А с этим что делать?»
Он попытался спрятать ампулы с листками в пустой широкий ящик стола, но они туда не влезли.
«Нехорошо может получиться, если она обнаружит, что я копался тут и нашёл это без неё. – пронеслось в его голове. Он оглянулся вокруг в надежде спрятать свои находки. – Ладно, пусть всё лежит как есть. Завтра объяснимся».