Вечером пошёл снег. Женя, накинув пальто поверх спортивного костюма, курил на балконе.
«Значит, иероглифы, – думал он, вдыхая морозный воздух и поглядывая в ночное небо, – определить японские, китайские или какие там ещё бывают, просто. То же с арабскими… А вот с треугольничками всё гораздо сложнее, хотя… Может быть, это какая-нибудь шифровка, но тогда и те четыре листа должны быть зашифрованы. Но зачем древним шифроваться? Надо определять возраст всех листов. – Женя бросил окурок вниз и заглянул через окно в комнату. Жена хлопотала, собирая на стол ужин. – В городе есть иняз, значит, есть кафедра восточных языков или что-то близкое к этому. Надо идти туда».
– Не замёрз? – Света открыла балконную дверь. – Пошли ужинать, всё на столе.
– Ты знаешь, – говорил Женя, поглощая приготовленную женой жареную картошку, – похоже, я нашёл документальное подтверждение существования того самого алмаза. Правда, в этой находке больше вопросов, чем ответов. Вернее, ответов пока вообще нет, но я чувствую, что это именно то.
– Интуиция – это основа любого поиска, – улыбнулась Света. – Всегда есть множество версий, и именно интуиция помогает определить верное направление, если фактов мало.
– Фактов как раз достаточно, – ответил Женя, – несколько статей, даже есть свидетели поисков и событий, с ними связанных, например, мой шеф. А теперь ещё и эта находка в хранилище. Впрочем, тут главная загвоздка… Эти листы в запаянных ампулах.
– Думаю, эта проблема у тебя быстро разрешится, – сказала Света, начав собирать со стола грязные тарелки, – обычно на самые неразрешимые загадки и вопросы быстро находишь ответ.
– Или не находишь их никогда, – рассмеялся Женя, вставая, чтобы помочь жене налить чай.
– Вот это ты напрасно, – сказала Света, – в моей и твоей работе много общего, я это ещё студенткой поняла. Вот сегодня, шесть часов назад, я с группой выезжала на происшествие – погибла женщина. Когда я стала вникать в суть случившегося… ужас! Проблема на проблеме. Было ясно только одно – женщина разбилась об асфальт, упав с большой высоты. То ли её выбросили из окошка, то ли она сама выкинулась, то ли случайно выпала.
– Как это случайно из окошка, – удивился Женя, – я понимаю летом. Там, например, окна мыла и поскользнулась, а зимой-то и окна никто не открывает.
– А ты дослушай. – продолжала Света. —
Действительно, первая версия – убийство. Ты прав: люди так просто из окон не выпадают. Но в результате обычных стандартных розыскных мероприятий, там обход жильцов дома, осмотр места происшествия и квартиры, из окна которой эта женщина упала. Было установлено, что причиной всему кот!
– Кот? – удивился Женя.
– Да! – подтвердила Света. – Именно кот. Нашлись свидетели, которые всё видели. А точку в этом деле поставил эксперт, исследовавший окно, из которого она выпала. Хотя ещё в институте нам рассказывали, что есть огромная разница между состоянием тел выпавших, скажем, с четвёртого этажа и с девятого… И вот у меня сложилось впечатление – эта женщина упала чуть ли не с километровой высоты. Но тогда откуда она падала: ни небоскрёбов, ни каких отвесных скал и близко нет?
– Кот вылез на уличный подоконник, – усмехнулся Женя, – что ж тут опасного, погуляет и обратно в квартиру. Скажем, через форточку.
– Хотя был свидетель, – задумчиво сказала Света, – он рассказал, что женщина не поскользнулась на подоконнике, а её столкнула птица. Чёрный дрозд. Он это особо подчеркнул. Хотя зачем: дрозд там или, к примеру, голубь, какая разница? Но вот откуда в центре города скалы высотой с километр, или она с вертолёта упала. Сомневаться в экспертизе: меня на смех поднимут. Да и птица такая экзотичная: дрозд.
Соседи все дружно, как один, показали, что у неё не было кота, получается, она так рисковала из-за чужого животного. И вообще у неё никого не было, жила одна. Даже удивительно для такой женщины. Надо будет этого свидетеля ещё раз опросить…
– Кстати об экспертизе, – не слушая её, сказал Женя, – думаю, ты меня сможешь просветить. Те листы, что я нашёл в хранилище института, они запаяны в прозрачные ампулы. Я думаю, это оргстекло. По крайней мере очень похоже. Можно попытаться аккуратно разрезать, листы достать, вынести из института и тогда ходить с ними по экспертам…
– Ты с ума сошёл! – воскликнула Света. —
Я так понимаю, что ваше хранилище находится в ведомстве первого отдела, а это очень серьёзно! Даже не думай, тебя сразу поймают и пойдёшь по статье – измена родине. Это расстрельная статья, а у тебя жена беременная, между прочим! И потом, ты что, собираешься бегать с этими листами по городу и искать знающего человека? Это просто бессмысленно!
– Успокойся, ради бога, успокойся, – сказал виновато Женя, – я пошутил. Я очень хорошо знаю, что такое первый отдел и чем он занимается.
– Дурацкая шутка. – сказала Света, успокаиваясь. – Ты давай учись сначала думать, а потом говорить и тем более делать!
Они молча допили чай, убрали стол и составили грязную посуду в раковину в ванной, и Женя принялся её мыть, а Света взяла полотенце.
– Знаешь, – сказала Света, – может быть так, что все экспертизы этих листов уже проведены. Ведь не зря их так бережно хранят и прячут.
– Да? – удивился Женя. – Хотя очень может быть. Мой завлаб как-то сказал, что его учитель, академик Фёдоров, этим занимался. Так что версия не лишена смысла. Какая ты у меня умница. Вот только где их искать.
– Где-нибудь там же, где ты нашёл эти листы в ампулах. – улыбнулась Света. – Секретность она везде одинакова, что в науке, что в следствии. У нас все экспертизы хранятся в самом деле, по которому они проводились. И у вас в институте должно быть так же.
Они домыли посуду и расставили её в кухонном шкафчике в комнате, когда Женя вспомнил о женщине, выпавшей из окна.
– Эта дама, которая из окна выпала, когда за котом полезла, кто она? – спросил он.
– Она пыталась дотянуться до кота, он сидел на пожарной лестнице… Опять же откуда он там взялся в такой холод. А звали её… – Света на секунду замолчала, вспоминая. – Набалдян Татьяна Михайловна.
07 апреля 1975 года.
– Итак, – сказал старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Прахов Виктор Валентинович, глядя в объектив кинокамеры, – начинаем следственный эксперимент. Значит, присутствуют: я – советник юстиции Прахов В. В., юрист третьего класса Полякова Светлана… Чёрт, как твоё отчество? – Он повернулся к Свете, стоявшей выше на лестничной площадке между этажами.
– Александровна. – ответила Света, доставая из папки, что держала в руках, бланки, отпечатанные на серой бумаге.
– Вот я и говорю, – продолжил Виктор Валентинович, – Полякова С. А. Значит, далее…
Света отвлеклась от речи своего начальника, принявшись заполнять бланк, положив его сверху на папку.
«Какой же он выродок, столько людей убил. Изнасиловал женщину, потом её ребёнка… и убил на глазах матери, – подумала она, – этот… как… его… – Она раскрыла папку, заглянула в протоколы допросов, – Локсодорм… Почему-то имени нет. Что это, кличка? И почему данных паспорта нет? До сих пор личность не установили… странно. Следствие уже шесть дней идёт».
Света постаралась не думать более о преступнике и, закончив с бланком, посмотрела вниз, туда, где у дверей квартиры толпились люди: ее сослуживцы из прокуратуры, милиционеры, понятые и сам убийца.
Локсодорм отстранённо смотрел себе под ноги, но, почувствовав взгляд Светы, поднял голову и посмотрел ей в глаза спокойным немигающим взглядом, полным злобы и ненависти.
Гладкая кожа без каких-либо морщин вокруг глаз внушала его лицу холодный и безразлично отстранённый вид. Но прищуренные, вытянутые глаза внимательно и осторожно наблюдали за происходящим вокруг него. Свете показалось, что зрачки Локсодорма вертикальные и пульсируют в ожидании действия. Тонкие губы слегка приподняты в едва заметной презрительной усмешке. Мертвенно бледная гладкая, упругая кожа без признаков старения, казалось, обтянута блестящей тонкой плёнкой, добавляла лицу загадочности и мистичности. Отсутствие морщин на лбу и между бровями придавало лицу молодое и энергичное выражение. В целом вид Локсодорма вызывал ощущение опасности и тревоги.
«Змея, – подумала Света, – уверенный в своей силе удав или питон. Почему он так спокоен? Ему конкретно вышка светит, а он как будто знает наперед, что с ним ничего не случится. И он будет дальше жить, как жил. Убивать, насиловать… Его же принудительно лечить надо, а лучше сразу расстрелять. Может, он задумал бежать? Так и наверху, и внизу сотрудники, в квартире, куда зайдем, оперативники. И пристёгнут он наручниками к милиционеру. Или он псих и ничего не боится? Разве у ненормальных, больных может быть такой сильный, притягивающий взгляд».
Она с трудом смогла оторваться от завораживающих чёрных глаз Локсодорма. И увидела, что её начальник смотрит на неё.
– Будьте повнимательнее. – сказал Виктор Валентинович, глядя на неё снизу—вверх. – Начнём. Итак, вопрос первый, он повернулся к Локсодорму, – как вы попали в квартиру?
– Очень просто, – ответил тот с улыбкой, – дверь была открыта, просто защёлкнута замком. Надавил на ручку – дверь открылась, и я вошёл.
Он свободной от наручника рукой надавил на ручку двери и, потянув на себя, открыл дверь и переступил порог квартиры.
– Так, – сказал в объектив камеры Виктор Валентинович, – вы вошли. Что было у вас в руках?
– Тесак, нож такой… – улыбнулся Локсодорм.
– Не отвлекайтесь… подозреваемый. – резко и зло оборвал его Виктор Валентинович. – Мы тут отлично знаем, что такое тесак.
Света поймала себя на мысли, что её начальник с трудом себя сдерживает. Ей показалось: секунда, другая, и он бросится на убийцу.
– Ну вот, – продолжил Локсодорм с неизменной улыбкой, – хозяин был в коридоре или в комнате… В общем, в метрах пяти от меня. Я сделал два шага, – Локсодорм сделал паузу, вспоминая, – да, два, и рубанул без замаха, снизу. Половину снёс. Хороший удар, быстрая смерть. Наверное, был хороший человек, легко умер… По крайней мере, не вредный, раз так с ним быстро… Локсодорм вновь улыбнулся.
«А ведь он пытается нас убедить, что он не нормальный, – подумала Света, ведя протокол, или он в самом деле псих».
– Второй мужчина, молодой такой, вышел из этой двери, – Локсодорм указал на дверь ванной комнаты и шагнул по узкому коридору в квартиру. Он тоже понять ничего не успел… Я ударил с разворота сверху в шею и снёс ему голову… Дальше по коридору, но уже в комнате спиной ко мне, лицом в угол стояла женщина. По-моему, она молилась или что-то в этом роде… Она обернулась на шум всей этой возни… Да, молилась. В руках у неё была какая-то книжица, я потом посмотрел, молитвослов какой-то…
– Продолжайте. – хмуро сказал Виктор Валентинович. – И говори по делу, сво… Он сдержался.
– Так я по делу. – весело сказал Локсодорм. – Зачем молиться? У нас в стране не надо молиться, мы тут все атеисты… А раз не понимаешь и к тому же нарушаешь, так получи по полной!
– Дальше мразь. – зло прервал его Виктор Валентинович.
– Неправда ваша, гражданин начальник, – огорчённо сказал Локсодорм, и на лице его появилось обиженное выражение, – мразь или кто другой только суд может определить, а покуда суда нет, я человек такой же, как и все тут. Хотя признаю, может быть, с небольшими отклонениями…
И видя, что его никто не прерывает, продолжил с улыбкой.
– Красиво получилось. Первый взмах снизу—вверх: один труп, второй взмах сверху—вниз: второй. Секунда – делов. Ну вот, а дамочка эта… надо сказать, красивая, – он опять задумался, подыскивая слово, – ладная такая. Это я уже потом понял, когда дотронулся до неё… Так вот, я и говорю: Увидела меня и мертвяков этих… Стало быть, мужа, а второй… Я не знаю, может, сынок их, может, любовничек. И застыла. Ну прям жена Лота.
– Не понял? Чья жена? – остановил его Виктор Валентинович.
– Ну Лота. – усмехнулся Локсодорм. – Когда Содом с Гоморрой ответку держали…
– Так ты что же, Библию читал?! – не поверил услышанному Виктор Валентинович.
– А то, – сказал Локсодорм. – Я, когда последний срок тянул, у нас на зоне поп сидел. Прелюбопытнейший, скажу вам, экземпляр. Его свои же попы сдали… Чего-то они там не поделили… Наверное, подаяние убогим, что у церквей кантуются. Тут не знаю, врать не буду. Его на втором годе вертухаи забили – и правильно, не надо проповеди читать, для этого политотдел есть. Так вот, он Библию прямо наизусть шпарил…
– Ясно, – оборвал его Виктор Валентинович. – Дальше что было?
«Странно, – подумала Света, – откуда у этого матёрого уголовника такой лексикон: «прелюбопытнейший экземпляр», «дамочка»?
– Так я и говорю: нацелился я на эту дамочку, но тут сзади дверь скрипнула. Я обернулся, а там баба какая-то входит. И так недоумённо: «А что, это у вас соседи задрались»?
Пришлось отвлечься… Сделать шаг назад и опять на развороте снизу вверх: в шею под подбородок. Так, чтобы в череп на всю глубину тесака войти. Потом резко вывернул руку – и голова этой бабы просто лопнула.
– Как лопнула? – не понял Виктор Валентинович. – Ты разве не стрелял?
– Зачем стрелял? – удивился Локсодорм. – Тесак же широкий. Смотри, начальник…
Он попытался показать правой рукой, какой был замах и удар, но прикованный левой рукой к руке милиционера не смог этого сделать и вопросительно посмотрел на следователя.
– Отстегни его. – коротко приказал Виктор Валентинович. И уже всем. – Охране повышенное внимание!
– Так смотри, начальник. – повторил с усмешкой Локсодорм.
И Света увидела, как он легко отступил назад к входной двери и, стремительно подняв левую руку, ударил ребром ладони стоявшего рядом милиционера в шею. Удар у него не получился, вернее, получился, но не достиг цели: милиционер успел прижать подбородок к груди и этим спас себе жизнь. Локсодорм прыгнул на него, пытаясь правой рукой достать из кобуры на поясном ремне пистолет. И ему это частично удалось, пистолет появился из кобуры, но держала его рука милиционера, в которую вцепился Локсодорм.
Один за другим грянуло два выстрела. Оперативники, находящиеся в квартире и на глазах которых Локсодорм напал на их коллегу, открыли огонь на поражение. Обе пули попали Локсодорму в правое плечо, отчего его правая рука повисла плетью. Но Локсодорм не оставил своих попыток завладеть оружием и здоровой левой рукой плотно обхватил пистолет, вырывая его у милиционера.
– Не стрелять! – громко и страшно закричал Виктор Валентинович. – Живьём! Только живьём! Гада!
Грянул ещё один выстрел, и на голову Светы посыпалась штукатурка. От неожиданности Света выронила на пол папку с бланками и вдруг отчётливо поняла: уйдёт. Милиционер перестал сопротивляться и мешком повалился на пол. Локсодорм легко переступил через него и, скалясь на удивление белыми ровными зубами, взглянул в упор чёрными зрачками, как навёл двустволку, на Свету.
– Ну уж дудки, – прошептала Света, – тут ты, гад, ошибся.
В эту секунду она не вспомнила, вернее, не подумала, что беременна. И то, что она собирается сделать, может быть опасно для её будущего ребёнка.
Одним прыжком она преодолела лестничный пролёт. Успев подумать, какая же неудачная длина у форменных юбок: замах для удара не получился. Оперевшись руками о лестничные перила, она легко изогнулась и носком левой ноги что есть силы ударила Локсодорма в ухо.
Обычный приём, как когда-то в детстве, когда она и Милка удирали с уроков, чтобы вволю потренироваться с ребятами… Вспышка выстрела ослепила её.
– Ну ты, мать, даёшь! – первое, что услышала она, когда пришла в себя. Открыв глаза, она увидела склонившегося над ней Виктора Валентиновича с её папкой под мышкой. – Ты где ж такому научилась?
Света быстро поднялась на ноги и осмотрелась. Локсодорм, уже в наручниках и на коленях, стоял тут же в дверях. За ним возвышались двое оперативников, ещё два милиционера стояли на лестничной площадке внизу. Все четверо пристально смотрели на Локсодорма, и у всех в руках было оружие. В глубине коридора квартиры угадывался ещё милиционер, у которого Локсодорм вырвал пистолет. Двое понятых с белыми лицами забились в угол. Виктор Валентинович и оператор стояли тут же и смотрели на неё.
– Так ты где этому научилась? – изумлённо повторил вопрос Виктор Валентинович.
– Да так, было дело, – нервно рассмеялась Света, – в детстве.
– В детстве?! – удивился Виктор Валентинович. – Тебе сколько лет, девочка? В детстве! Ты ещё сама ребёнок.
– Значит, в другой жизни. – сказала Света. Она увидела пулевое отверстие в стене, чуть ниже первого, как раз на линии её прыжка. Да… пронеслось у неё в голове, замешкайся я на долю секунды, и всё… Здравствуй, Алик.
– Ты снимаешь? – Виктор Валентинович повернулся к оператору.
– Безпрерывно. – ответил тот. – Будет что посмотреть.
– Значит так. – начал говорить в камеру Виктор Валентинович. – В связи с попыткой побега подследственного, мною, старшим следователем по особо важным делам Праховым В. В., принято решение о прекращении следственного эксперимента. Милиции доставить подследственного в изолятор… Ну и мы тоже пойдём!
Локсодорм поднялся с колен, и его лицо оказалось рядом с лицом Светы. И Света почувствовала леденящий душу холод, который исходил изо рта преступника. Чувство обречённости и страха охватили её. Это было не просто неприятное ощущение, а по-настоящему леденящий кровь ужас, сковавший всю её от пяток до макушки. И внутри под сердцем кто-то тихонько вздохнул. Как будто всё уже предрешено в её жизни, и любая борьба обессмыслена и бесполезна…
– Жаль, что не дотянулся я до тебя, подстилка прокурорская, – вдруг прошептал он, глядя в глаза девушки, – но ничего, не я так другие… Тебе всё равно не жить. Печать наложена, и тебе не быть рядом с ним.
Во рту у него было полно крови, и она, пузырясь, стекала по его губам и небритому подбородку. Света обратила внимание, что никто из присутствующих не оказал помощи преступнику, и из его плеча из пулевых ранений текла густая кровь, которую Локсодорм тщетно пытался остановить закованными в наручники руками.
– Позёр! – усмехнулся Виктор Валентинович. – Такому важно сказать последним. Надеюсь, он не напугал тебя?
Он меня? – улыбнулась Света. – Да я ему башку разнесу, если он хотя бы попытается… А последним ему скажет суд! Вот тогда и посмотрим, что станет с его позёрством!
– У меня сложилось впечатление, – сказал оператор, выключив камеру и сняв её с плеча, – что этот парень о побеге и не помышлял, а хотел убить нашу Свету.
– Глупости, – сказал Виктор Валентинович, провожая взглядом оперативников, уводящих Локсодорма, – попытка побега и всё. Света просто оказалась на пути.
Следующий день выдался солнечным и ветреным. Ближе к обеду слепящий диск солнца завис в зените и прогрел воздух. Утренняя свежесть сменилась зноем. Сильный ветер гонял по-летнему раскалённый воздух по улицам, с шумом врывался в открытые окна домов, открывая их обитателям неизведанные просторы и горизонты. Город казался живым и прекрасным, как будто новая жизнь зарождалась внутри него, напоминая горожанам, что в мире есть место чуду и красоте.
Три человека сидели в комнате с плотно задёрнутыми шторами и под стрёкот кинопроектора внимательно смотрели на экран.
– Вот сейчас будет интересно. – сказал, не отрываясь от экрана, висевшего на стене, Виктор Валентинович.
– Жаль, что не дотянулся до тебя… – глядя с экрана, прошептал Локсодорм одними губами, по которым стекала кровь.
Виктору Валентиновичу показалось, что Локсодорм произнёс эти слова не в адрес стоящей перед ним Светы, а фраза эта предназначалась сидящей рядом с ним за столом в комнате Татьяне Михайловне. И взгляд Локсодорма был устремлён именно на неё.
– Надо признать, что вы оказались правы: эта девочка имеет принципиальное значение. – сказал, глядя на Татьяну Михайловну, Виктор Валентинович. – Вы ведь так сформулировали поставленную передо мной задачу.
– Принципиальное значение имеет смерть этой девочки. – усмехнулся профессор Радченко. – Если быть точным в формулировках. Хотя чем она так опасна нам?
– А этот ваш Локсодорм, он кто? – проигнорировала вопрос Татьяна Михайловна.
– Обычный уголовник, полжизни по тюрьмам. – ответил Виктор Валентинович.
– Видимо, не совсем обычный. – сказал Александр Петрович. Он выключил кинопроектор, стоящий перед ним на столе, и, поднявшись со стула, подошёл к окну, принялся раздвигать плотные шторы. – Вполне мог сбежать или, по крайней мере, попытаться, а он давай палить в неё.
– А девочка оказалась подготовленной. – сухо сказала Татьяна Михайловна. – Лихо она его…
– Если бы не она, он бы сбежал. Внизу, на площадке, стоял ещё один милиционер. Но вряд ли он смог бы его задержать. – сказал Виктор Валентинович.
– Почему вы вообще решили, что эта парочка: девчонка и её муж имеют отношение к нашим поискам? – сказал Александр Петрович.
– Эта, как вы выразились, «парочка» была у входа в подземелья. И твари, что там ждут своего часа, несомненно, видели их. И отпустили. – терпеливо сказала Татьяна Михайловна. – Да, их там было четверо. Но одного мальчика удалось убить сразу, вторая девочка исчезла, и я всё время думаю об этом. А эти двое уж больно ловко сблизились, а муж её слишком быстро и целенаправленно приближается к камню. И этот уголовник.
– Да кому он нужен, этот ваш уголовник. – сказал Александр Петрович.
– Любой человек, даже такой, хочет жить! – резко вспылил Виктор Валентинович. – Из камеры сбежать много сложнее, почти нереально! А светит ему высшая мера!
– Так зачем же вы его повезли на квартиру? Зачем этот эксперимент? – удивился Александр Петрович.
– Такова процедура. Кроме того, это самый надёжный и простой способ выполнить поставленную задачу! – зло сказал Виктор Валентинович.
– Ша, мальчики! – прикрикнула на обоих мужчин Татьяна Михайловна. – Задачу о том, какое отношение эта девочка имеет к камню, поставила я! И вы это, товарищ учёный, отлично знаете! А то, что прокурор её решил таким рискованным способом…
– Зато эффективным. – буркнул Виктор Валентинович.
– И что мы имеем в сухом остатке? – сказала Татьяна Михайловна.
– Первое и главное: мой сотрудник Женя Поляков не сегодня-завтра найдёт алмаз. – сказал Александр Петрович и, поперхнувшись под суровым взглядом Татьяны Михайловны, поправился: – Камень, то есть, конечно, камень.
– Если уже не нашёл. – сказал Виктор Валентинович.
– Я бы знал. – сказал Александр Петрович.
– Мы бы все знали. – сказала Татьяна Михайловна. – Как только камень почувствует свет, об этом узнают все, кто к нему причастен. И в первую очередь, эти твари в подземельях…
– И второе, не менее важное: жена вашего сотрудника должна умереть. – сказал Виктор Валентинович.
«Почему должна? – подумала Татьяна Михайловна. – Ясно, что её смерть нужна этим… в подземельях. Этот Локсодорм – их посланник, и всё, что мы сейчас видели, затеяно ради её смерти. Это очевидно. Но почему так сложно? Он что, не мог подкараулить эту девчонку где-нибудь в подворотне? С его-то подготовкой! Или всё это…»
Виктор Валентинович продолжал говорить, но его слова казались далёкими и незначительными. Татьяна Михайловна пыталась сосредоточиться на том, что он говорит, но её разум был занят другими мыслями. Она чувствовала, как страх нарастает, как будто невидимая рука сжимает её горло.
Страшная догадка, от которой холодный пот прошиб Татьяну Михайловну, всё её тело покрылось мелкими мурашками, голова стала тяжёлой и горячей. Сильный страх, граничащий с паникой, появился внутри неё. Внезапно она услышала слабый звук, похожий на шёпот ветра в листьях, что что-то приближается. Что-то ужасное и неотвратимое.
Татьяна Михайловна закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но её сердце продолжало биться в бешеном ритме. Она продолжительно и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе ясность мысли.
«Если всё это затеяно ради меня? Если это демонстрация, показ, что они знают: близнецы здесь, что мы женщины, впервые за тысячу лет. А если так, то они знают всё! И эти его последние слова: „Жаль, что не смог дотянуться“. Уж посланник-то отлично знает: против близнецов он бессилен. Но смерть сестры. Случайность или кто приложил руку? Понятно, что этот Локсодорм тут не один. Но даже десятерым им не справиться. Конечно, если бой открытый… Он себя подставляет, провоцирует меня на противодействие: девку охранять».
Татьяна Михайловна посмотрела на своих подручных. Александр Петрович курил, стоя у окна, что-то тихо говорил сидящему за столом Виктору Валентиновичу.
«Или я накручиваю. Локсодорм этот стрелял и промахнулся. Что бы посланник подземелий промахнулся, да ещё два раза подряд? Когда такое было? Даже в летописях такого нет. И сказал он эту фразу девке, а не мне. Нет! Он же продолжил: „Печать наложена“! Это его слова, и произнесены они для меня. Значит, и в подземельях всё знают, и шансов у меня мало. И он знает всё о моём окружении…»