– Тогда тут лагерь должен быть: ну там, палатка, радист, продукты. – Сказал Женя, он прилёг на бок и вытянул ноги.
– Значит, это был один спелеолог. – Рассмеялась Мила.
– Эй, дознаватели! – крикнула Светка. – Пофехтуем?
– Ну сейчас будет представление. Занимайте места в зрительном зале. – Сказала Мила. – Нет уж, давай без меня.
– А что, – сказал Алик, – я не прочь попробовать. Но только днём и тренировочными мечами.
– Как знаете. – сказала Светка. Она нагнулась к рюкзаку и тут же, оттолкнувшись от земли, сделала сальто в воздухе. В правой руке у неё блестел меч. Отблеск костра почти не доставал до неё, и Светка двигалась в лунном свете.
В полнолуние, под яркой, высокой луной Светку было отчётливо видно. Женя подумал, что движения Светки больше напоминают ритуальный танец, а не упражнения с холодным оружием. Светка, кружась, выпрыгнула из тени стоящей отдельно от остальных деревьев огромной сосны, и Женя увидел рядом с ней прозрачный женский силуэт. И тотчас же до него долетел звон скрещиваемого оружия. Жене показалось, что Луна стала светить гораздо ярче, чем это обычно бывает в полнолуние, а прозрачный силуэт стал наполняться плотью. И в этом белом свете он отчётливо увидел лицо призрака: хищное лицо молодой девушки, наверное, ровесницы Светки, с резко очерченным острым подбородком, небольшим крючковатым носом. На узком лице горели голубым пламенем большие, чуть раскосые глаза. Длинные прямые волосы развивались над плечами в такт движениям тела. На тонких, чуть приоткрытых губах призрака блуждала лёгкая улыбка обречённости. Странно, но и Светка улыбалась, улыбалась широко и уверенно, как будто знала: ещё пара минут, и она победит в этой схватке. Призрак почти не касался земли, кружа вокруг Светки, пытаясь достать своей саблей непременно её голову. В какой-то момент, Женя не сумел заметить,
картина схватки изменилась. Исчез лес, полянка и костёр. Исчезли Алики Мила. А сам Женя оказался в огромном зале, где посреди на возвышении, которое представляло собой крутую четырёхстороннюю лестницу, стоял трон, а на нём сидел непонятный умирающий мужчина, державший в руках огромный размеров алмаз. И вокруг этого возвышения, как и вокруг Жени, шёл самый настоящий рукопашный бой! Почти весь пол зала был завален трупами, стены забрызганы кровью. Защитники зала были почти полностью раздеты, только оружие в руках. Чего не скажешь о ворвавшихся в зал – все они были великолепно вооружены и тела их защищали доспехи. Тем не менее бой шёл долгое время: почти никто из сражавшихся не стоял на полу. Груды порубленных тел закрывали гранит пола, мешая передвижению живых.
Светка, вся закрытая доспехом и со шлемом на голове, бешено рубилась с обнажённой девушкой у самых ступеней лестницы, ведущей к трону. Вдруг резкий гортанный крик, более похожий на вопль умирающего, заполнил мозг Жени. Он увидел, как человек, сидевший на троне, встал и начал разваливаться на куски, как будто был сложен из множества кубиков разного размера и формы. Повалившись вперёд, вся эта груда гниющего мяса и липких, обмазанных чем-то густым, что лишь издали напоминало кровь, полетела вниз по ступеням прямо на Светку, сковав движения. Этим быстро воспользовалась её противница. Легко уклонившись от падающего смердящего тела, она одним прыжком преодолела несколько ступенек лестницы, тем самым оказавшись выше Светки, которая не смогла увернуться от падающего и разваливающегося на части человека и, замешкавшись, потеряла из виду противницу. Та изогнулась и, легко оттолкнувшись от ступеней, выбросила вперёд руку с саблей, целя из-за спины разваливающегося на руках Светки умирающего мужчины в слабое, почти незащищённое место между подбородком, закрытым пластиной ремня шлема, и верхними нагрудными пластинами доспеха. Надеясь остриём сабли достать горло и отсечь голову. Каким-то чудом Светка почувствовала смертоносный выпад и сумела среагировать, согнув руки с мечом и прикрыть щель в доспехе рукоятью своего оружия.
Но падающий рядом со Светкой латник, проткнутый насквозь копьём, навалился на летящую в прыжке соперницу Светки, придавливая её к ступеням. Сабля легко прошла снизу вверх между ног, вспарывая мясо бедра, и скользнула выше через промежность в живот Светки. Бёдра и колени моментально окрасились красным, и Светка молча повалилась на груду тел у подножия лестницы. Женя в ужасе перевёл взгляд на девушку, сумевшую если не убить, то серьёзно ранить Светку. Но не смог разглядеть её под упавшим латником. Тем более что на него уже падало другое тело обнажённого мужчины безголовы. А дальше, за уже мёртвой, разрубленной через латы от плеча до пояса и сползающей по крутым ступеням лестницы, женщины, на троне сидел мужчина в богато расшитой тунике, и в руках он держал всё тот же алмаз. Женя отчётливо увидел ужас в глазах воссевшего на трон.
Звон мечей то приближался к Жене, то удалялся от него. И в какой-то момент стал напоминать ему колокольный звон, который почти каждое утро будил его по утрам в школу.
Его семья жила в столице в спальном районе на окраине города в одной из девятиэтажек, и рядом с домом, метрах в ста, стояла неизвестно как сохранившаяся действующая церковь. Более того, при церкви была небольшая школа для детей из неблагополучных семей, которую Женя посещал из любопытства и весьма целенаправленно: уж больно интересно там рассказывали об истории, увязывая значимые исторические события с географическими катаклизмами.
– Эй, командир! – услышал Женя над собой весёлый Светкин голос. – Уснул что ли?
– Солдат спит – это понятно, – рассмеялась стоявшая рядом с ней Мила, – а вот когда командир…
– Ничего я не сплю, – нарочито громко сказал Женя, тряхнув головой, – просто задумался.
– Купаться пойдёшь? – спросила Светка, снимая с головы кожаный шлем, забрызганный кровью, с роскошным оперением, разрубленным в двух местах.
– Купаться? – переспросил Женя, усилием воли отгоняя от себя остатки видений.
– Алик говорит, что тут недалеко есть озеро. – Сказала Мила. Женя посмотрел на Алика, тот возился со своим рюкзаком, доставая из него лёгкий нейлоновый спальник.
– Нет, – ответил Женя с улыбкой, – знаю я вас, начнёте купаться голышом при лунном свете.
– А тебе слабо? – улыбнулась Светка. – Или мы не красивые?
– А что, купаются только с красивыми? – сказал Алик.
– Они будут подглядывать из кустов! – рассмеялась Мила. – Эх вы!
– Идите уже. – сказал Женя. – Мы пока ко сну подготовимся.
Смеясь, девчонки повернулись и пошли в сторону леса, туда, где должно быть озеро. Женя услышал, как Мила спросила: «Что это у тебя за дырки в костюме на ноге и попе?» И Светка ответила: «О, чёрт! Я и не заметила. Похоже, пока упражнялась, зацепилась за сучок».
– Привидится же такое, – прошептал себе под нос Женя. Он склонился к своему рюкзаку и принялся отстёгивать от него свёрнутое одеяло.
– Ого! – закричал за его спиной Алик. – Жека, ты тоже это видишь?
Женя поднял голову и увидел, как из леса к ним устало бредёт старушка. Он, как и Алик, изумлённо уставился на эту едва передвигающую ноги женщину, которая медленно подошла к костру и спокойно уселась на бревно с лежащими на нём комбинезонами девчонок. Лишь только пламя костра отделяло Женю с Аликом от неё.
Старуха сидела прямо, подав вперёд свою отвисшую грудь, толстые полные колени угадывались под длинным красно-чёрным рваным и грязным платьем. Руки жилистые с крючковатыми толстыми пальцами как бы невзначай шарили вокруг неё по одежде, на которой она сидела. Лицо старухи злое и осмысленное, с глубокими чёрными морщинами на лбу и щеках, с сумрачным взглядом тёмно-жёлтых глаз, в которых застыла безысходность, уставилось на Женю.
– Какая отвратительная бабушка, – тихо сказал Алик. – Вроде даже и не бабушка, а пожилая женщина, и даже не пожилая, а так, в возрасте и не очень почтенном. Лет так пятьдесят – пятьдесят пять.
– Странно, что она вообще тут, – так же шёпотом ответил Женя. – И что значит не в почтенном возрасте? Ей, на вид, лет сто, если не в десять раз больше.
– Скажешь тоже, – возразил тихо Алик, —лет пятьдесят или того меньше. – И уже вполголоса обращаясь к старухе:
– Вы кто, женщина? И как тут оказались?
– Ты проклят! – вдруг громко, на весь лес, сказала старуха гортанным, каркающим голосом. – И тебе не спастись!
– Это она кому? – прошептал Женя, хотя отчётливо понял: старуха прокричала в его адрес. Его охватило чувство, что именно здесь и сейчас решится его судьба. Что он встанет на ту дорогу, которая приведёт его к успеху и славе. И он узнает всю правду о своём будущем. В нём появилась, стала расти и крепнуть уверенность, что жизнь его будет светлой и радостной.
Пламя костра сильно выросло, его языки взметнулись до небес. Гул гигантского пожара проник в голову Жени, яркие, кроваво-красные языки охватили его душу, заполняя её нестерпимым жаром. И из этого жара возник ослепительный, прозрачно-белый, бешено вращающийся шар. Внутри которого Женя увидел огромных размеров кристалл со многими гранями, и в каждой из этих граней появлялись и исчезали непонятные, тёмные, почти чёрные знаки, напоминающие странные письмена.
– Ничего себе полыхнуло, – воскликнул Алик, вскакивая от костра и тут же падая лицом в костёр от удара по голове горящим поленом, вылетевшим из пламени. А старуха спокойно опустила руку, кисть которой была испачкана углями и сажей горящего дерева, и вновь уставилась на Женю, сидевшего без движения и с ужасом смотрящего, как тело друга охватывают языки пламени.
– Ты проклят! – повторила старуха каркающим голосом. – Я бы отдала всё, даже жизни своего народа, только бы остановить тебя!
– Что вы такое говорите? – всё так же тихо сказал Женя, с трудом разлепив пересохшие губы. – Я неделю как школу закончил, и Алик. Зачем, за что вы его?
– Умрут все, кого коснётся твоя жизнь, – глухо сказала старуха, – а наиболее близкие к тебе проживут отпущенное им в кошмарах и сгинут страшной смертью!
Старуха встала, и Женя увидел за ней Светку в серой, больничной, застиранной до дыр рубахе. Между ног Светки выпал странный, кровавый сгусток. А за ней, у сосны, обнажённая Мила, всё тело которой покрывали шрамы и ожоги, со старинным и красивым стилетом в горле, приколотая, как букашка, к дереву. И костёр перед ним, в котором во всю пылают голова и плечи Алика.
– Это ты! Ты! Убьёшь всех и этим будешь счастлив! – закричала во всё горло старуха. В её руках появился огромный алмаз с вспыхивающими на гранях кровавыми письменами. И она, широко размахнувшись, кинула его через огонь костра в Женю. Кристалл исчез, и тут же языки пламени захлестнули парня. Искры фейерверком взлетели к тёмному небу, и рой их осветил всю поляну. И Женя увидел, как горит, пытаясь своими лохмотьями сбить с себя огонь Светка. Как вся, сразу, факелом вспыхнула Мила. И старуха, вся в огне, приплясывая и подпрыгивая, несётся обратно в лес, оставляя за собой огненный след…
– Зря вы не пошли с нами, – сказала Мила, подходя к костру, – вода… просто сказка!
– У них ещё всё впереди, – возразила Светка, нагибаясь к бревну и беря свой комбинезон. – Такая ночь… звезды…
– Сплошная романтика, – сказал Алик, он закончил со спальником и теперь, сидя на земле и разложив на масляной тряпке, чистил свой автомат.
– Между прочим, с вот этим всем, —сказала ему Светка, обводя руками лес, горы и небо, – никакое оружие не справится.
– А зачем с этим-то справляться? Это наша среда обитания. Не будет её, не будет нас. – Усмехнулся Алик. – Справляться надо с людьми.
– Например, со мной, – томно, с придыханием сказала Мила. Она сделала шаг к Алику и, опустившись рядом с ним, так, чтобы его лицо коснулось спортивной курточки из нейлона, и он ощутил под тонкой материей её упругие, налитые груди.
– Да ну вас, малолетки! – отшатнулся, чуть не упав, Алик.
– А сам-то кто! – захохотали девчонки.
Женя во все глаза смотрел на своих друзей, широко и глупо улыбаясь.
…Они возвращались днём. Как всегда, Алик сидел у руля, а Женя на вёслах. Девчонки располагались на носу лодки, сидя на рюкзаках.
– Какое необычное место, просто сказочное. В таких местах непременно должны исполняться самые сокровенные желания. – Сказала с мечтательной улыбкой Мила.
– Конечно, – ответил Алик, – а иначе зачем мы сюда приходили.
– Хорошо бы, – улыбнулась Светка.
* * * * *
Дишана, четыреста девяносто третий повелитель каравана, спрятанного в толще гор, устало разомкнул веки и увидел нависший над ним каменный свод. Освещённый неровно колеблющимся тусклым пламенем факела, воткнутого в узкую расщелину стены в дальнем углу пещеры. И тут же шевельнулась наложница у его ног. Повелитель чуть приподнял кисть правой руки, и сильные руки рабов, появившихся из темноты, бесшумно подняли женское тело и растворились во тьме пещеры.
Кошмары снов, мучавшие повелителя последние шесть тысяч лун и, казалось, отступившие всего тридцать лун назад, вернулись. Повелитель тяжело вздохнул, пытаясь набрать полные лёгкие воздухом, но острая боль пронзила грудь раскалённой иглой. И тут же услужливые руки рабыни, стоявшей на коленях у камня постели, положили на голую грудь влажную холодную материю. Повелитель шумно выдохнул и провалился обратно в кошмар сна туда, где на смотровой площадке сторожевой башни крепости стоял человек, кутающийся в длинный плащ.
Император стоял на верхней площадке самой высокой башни крепости и смотрел вниз туда, где в отдалении, чтобы не достали стрелы лучников, от стен крепости в темноте горели костры.
Варвары! Завтра они возьмут крепость, и дорога к Храму Камня будет открыта…
Несмотря на тёплый ночной воздух, даже тут, в трёх сотнях локтей над землёй, его знобило. Император плотнее запахнулся плащом и поднял глаза к тёмному небу. «Если у каждого костра сидит всего лишь с десяток воинов… Нет… Всё равно не удержать… Их слишком много! За что караешь?» – чуть было не крикнул он в ночное небо.
Крепость… Именно сюда веками стекались людские потоки тех, кому было суждено умереть в Храме Камня. Первые шесть тысяч лун наместники, выполнявшие кровавую волю императоров, боялись бунта обречённых… Были отстроены непреступные стены, в основании переходящие в гранит скал, которые омывались водой реки, протекающей неподалёку по равнине перед крепостью и наполняющей вырытый ров. Казалось, крепость вырастала из скал и своими зубчатыми чёрными башнями грозно нависала над пропастью рва.
Те ушедшие во тьму мастера, что всё это строили, умело использовали преимущества окружавшего рельефа. Огромная, уходящая за горизонт равнина перед бездонным рвом, в котором бурлила река, и ничего больше. Именно там, на равнине, скапливались мужчины, женщины, дети с покорённых земель, на которых было указано при счёте.
Каждый шестой приводился сюда, выходил на дорогу к Храму Камня и, воссев на трон, умирал с алмазом в руках. Все это знали: и стражи, и обречённые.
Но страх перед бунтом был напрасным: все, кто входил в ворота и выходил в противоположные, начиная свой путь по дороге к Храму Камня, были покорны своей участи. И стены крепости никогда не видели крови и не слышали запах горелого мяса.
Император глубоко вдохнул полную грудь воздуха.
– Похоже, это последняя моя ночь, – прошептал он в пустоту неба. – Впереди только день, наполненный ужасом и болью… Вряд ли я увижу закат. Интересно, какую смерть они мне приготовили? Впрочем, я умру с мечом в руке на горе изрубленных тел! Хотя было бы неплохо встретить врага на троне Храма Камня, держа в руке алмаз… Вряд ли кто из варваров посмеет прикоснуться ко мне. – Он усмехнулся. – Сколько патетики! Скорее всего, быть мне изрубленным в рукопашной. И то славная смерть! Кто из императоров так умирал?
Он не смог вспомнить.
А ведь ещё шестьдесят лун назад всё было незыблемо…
Они появились внезапно с севера. Впрочем, нет! Сначала был набег на приграничные восточные сёла. Но так было и раньше: сожгут пару деревень, вырежут мужчин, стариков, угонят женщин, детей – им нужны наложницы и будущие войны. Закрыть границу парой легионов… Приграничная зона их не прокормит, а содержать в столице… Это ж сколько обозов с провиантом и амуницией… Лучше пусть грабят: ущерба для империи почти нет, зато есть место для ссылки ненадёжных. Но в этот раз всё было по-другому! Конница варваров сразу, не обращая внимания на небольшие поселения ссыльных, углубилась внутрь территории, и пехота, следовавшая следом, не занимаясь грабежом, а просто убивала всех, кто становился у неё на пути. А ведь в приграничных районах востока есть чем поживиться. По крайней мере, варварам. А ночь спустя такой же удар с севера! И вот уже город Ятба окружён и на следующий день взят штурмом. Форпост империи на северо-востоке. А ведь именно оттуда он планировал через каких-то три зимы начать освоение новых земель. Не пришлось. И ясно, что не придётся. Может быть, лет через тысячу…
Сразу почувствовалась железная воля и знания боевого дела. Это у варваров! Которые даже строем ходить не приучены. А если солдаты не умеют ходить в ногу, откуда у их командиров знания тактики и тем более стратегии? Но в течение каких-то двух лун это всё было продемонстрировано: и отсутствие боевого построения в маршевых переходах, и грамотное вторжение, и такой же неотвратимый штурм крепостных стен города Ятба.
Весть о том, что империя подверглась нападению, пришла на острие копий: настолько быстро варвары продвигались по цветущим полям государства. И вновь странность: они не грабили, не сжигали города, даже посевы старались сохранить. Убивали лишь тех, кто оказывал сопротивление.

Единственная битва произошла, когда варвары вторглись в империю на три дня пути. Полководец Салмона, проводивший полевые учения своих легионов, выступил навстречу вторжению, послав весть в город Пунон, где квартировали ещё три легиона. Но, увидев бескрайние волны варварских полчищ, отступил. Маневрируя, он смог задержать стремительное наступление и дождаться легионов из Пунона, которые привёл полководец Вассан. В долине Ацмон, возле горы Ог, они дали бой наступавшим варварам.
Повелитель Дишана во сне поднял руку, как будто защищаясь от вражеского меча, и, опрокинувшись навзничь, свесил голову с каменной постели. Комнату наполнил звук лязгающего металла, хрипы умирающих и крики победителей. Казалось, кошмар вырвался из головы повелителя и заполнил собой зал для сновидений. Кровь поднялась к самому краю ложа, безмолвно захлебнулись в ней рабыни, следящие за покоем сна. Стены комнаты исчезли, открылась равнина, покрытая изрубленными телами. И над ними сталкивались волны сражающихся латников и варваров. И ухмыляющиеся морды, страшные, безобразные, кровавые морды варваров, приближаясь, склонялись над повелителем…
Всю кавалерию – это больше пятнадцати тысяч всадников под командованием генерала Кифера, племянника императора, Салмон послал в обход горы Ог, дабы они ударили в нужный момент в тыл варварам. Полководца Вассана во главе тысячи колесниц Салмон поставил в резерв. А сам с пехотой легионов у излучины реки Салх стал ждать варваров, которые и напали на его солдат в полдень.
Когда светило коснулось линии горизонта, понял полководец Салмон, что варвары разгадали его замысел и кавалерия генерала Киферы попала в засаду и полностью истреблена. Тогда полководец собрал вокруг себя пехотных командиров и сам повёл их в атаку, ударив в центр варварских полчищ. И он достиг успеха! Сверкающие доспехами латники, как пущенное умелой и сильной рукой копьё, разрезали надвое фронт варваров, углубившись на сотни локтей в их ряды. И настал момент, когда всё могли решить колесницы Вассана.
Но струсил полководец, и не повёл он главную ударную силу легионов в разорванные ряды варваров. Бежал он, убоявшись свирепого вида сражающихся, что стояли по колено в крови, которая потоками лилась на поле сражения. Напрасно полководец Салмон ждал удара колесниц. Варвары сомкнули ряды, и погиб Салмон со своими командирами.
И началась резня. Варвары не брали в плен сражавшихся солдат, доблестью своей заслуживших почётный плен. Они убили, убили всех. Только бежавшего Вассана схватили и отдали своим женщинам, которые камнями забросали труса.
И столица была полностью разрушена и вырезаны все её жители. Императору даже не пришлось издавать указ о казни советников, проморгавших вторжение. Все царедворцы с семьями были повешены сразу после штурма столицы среди развалин императорского дворца. А император… Он узнал обо всём, когда империя уже рухнула! Весть принёс начальник над тысячью Савл, когда кортеж императора возвращался из обычного паломничества к Храму Камня. Как удачно варвары выбрали время! Император с сыном каждую луну молились в Храме Камня, и никто не посмел нарушить, остановить обряд. А ведь служители Храма Камня знали! Не могли не знать! Но побоялись сесть на трон, где гниют и умирают избранные счётом, и взять в руки камень!
И вот теперь сторожевая крепость. Последний заслон перед Храмом Камня. И завтра, всё говорило об этом, светило ещё не достигнет своей высшей точки на небосводе, крепость падёт, и орды варваров ринутся по дороге к Храму Камня…
И только на западе три легиона ещё держались. Почти тридцать пять тысяч пехотинцев, больше семи тысяч всадников да триста колесниц. Сила! Император помнил, как в первый год своего правления он всего лишь с одним легионом за двадцать лун поставил на колени царство Навузардан. Куда что делось за эти двадцать тысяч лун? Кто там командует? Спросил он себя. И вспомнил: Бефсан. Именно он шесть тысяч лун назад в битве у предгорий Кедрон стремительным кавалерийским натиском решил исход сражения и спас императора, окружённого с когортой гвардейцев и прижатых к берегу реки Мар… Нет, всё равно не успеет. Ему бы кто помог…
Император повернулся, мельком взглянул на склонившего голову придворного и направился к лестнице, ведущей внутрь и вниз башни. «Надо переправить алмаз на запад к Бесфану, – вдруг ударило в его голове. – Храм Камня всё равно не спасти! Алмаз, вот основа, фундамент могущества! Тут всё равно уже всё кончено, а в той резне, что ожидает западные легионы, алмаз можно спрятать, спасти, и тогда строить новую империю!»
– Пусть мой сын и начальник над гвардией придут ко мне. – негромко сказал он.
Спускаясь вниз по каменным ступеням лестницы и отворачивая лицо он невыносимо коптящих факелов, закреплённых на стенах и освещающих ему путь, он думал, что время ещё есть. Пусть не дни – часы, но есть!
13 сентября 1974 года.
Женщина в отделе кадров улыбалась, перелистывая его документы.
Молодой спортивного телосложения парень в новом синем костюме, белой рубашке с галстуком в тон пиджака и модельных туфлях стоял перед ней. Был он коротко подстрижен, с высоким открытым лбом, густые аккуратные брови чуть приподняты над выразительными серыми глазами. Прямой нос на вытянутом лице и жёсткая линия губ. Сильный подбородок с небольшим шрамом.
– Странно, – наконец произнесла она, оторвавшись от бумаг и посмотрев на Женю, – красный диплом столичного вуза и к нам на периферию?
– Почему? – удивился Женя. – Ваш институт очень даже известен, столько академиков, докторов наук. Любая столица позавидует.
– Может быть, может быть. – Кадровичка улыбнулась и вновь склонилась над документами.
– Меня хочет взять к себе профессор Радченко, я у него преддипломную практику проходил, да и диплом тоже писал. – Сказал Женя.

– Александр Петрович? У него лаборатория укомплектована. – Она потянулась к телефону, набрала номер. – Александр Петрович, это Полина из отдела кадров, у нас тут молодой специалист прямо из университета, говорит, к вам… Да, да… Хорошо… Всё понятно.
Она встала и направилась к сейфу.
«Поля, – подумал Женя, – и фигурка у неё… есть на что посмотреть».
Полина закрыла сейф и вернулась к столу.
– Заполните эти бланки, – сказала она, – и ступайте к своему руководителю. Третий этаж, комната триста двадцать. Он ждёт вас. Потом вернётесь сюда, я дам вам направление в общежитие.
«Какая улыбчивая Поля, даже настроение поднялось». – Думал Женя, шагая по коридору и выискивая взглядом нужную дверь.
Александр Петрович Радченко. Профессор, доктор наук, лауреат многих международных и отечественных премий, в том числе и самой престижной научной награды в стране. Крупный специалист по истории древней Руси. Его археологические экспедиции давно стали классикой исторической науки. Без ссылок на его работы не обходилась ни одна монография по истории страны. Сам Александр Петрович производил впечатление человека, очень хорошо знающего себе цену: живой классик, который знает, что он классик. Так сказать, человек на своём месте, и место это он уступать никому не собирался.