Я стану твоим врагом

– Вы не сердитесь? – не поверила своим ушам девушка. – Правда, не сердитесь?

– Нет, – мужчина улыбнулся, проходя мимо неё. – Не сержусь.

Некоторое время Флорика смотрела вслед незнакомцу, пока тот не вывел животное из конюшни, затем всплеснула руками и выскочила вслед за ним.

– Почему вы один, мессир? Где ваш слуга, почему не подал вам коня?

– Захотел прогуляться в одиночестве. Иногда так хочется вдохнуть свежего воздуха, – мужчина перекинул седло через спину коня, стянул ремешки. – Ты так не думаешь?

– Не знаю, – честно призналась девушка. – У меня нету так много времени, чтобы думать про воздух-то.

Мужчина тихо рассмеялся, легко вскочил в седло. Оружия при нём Флорика не заметила, один только странного вида заплечный мешок.

– Вы в лес? Совсем один? Не боитесь, мессир? – странная лёгкость, с которой мужчина общался с ней, придала ей и смелости, и сил. – Совсем безоружный…

– Даже будь у меня меч, – продолжая улыбаться, ответил он, – немного смог бы я сделать в случае беды. Я не воин, дитя.

– Мессир, – опомнилась Флорика, как только мужчина тронул поводья, – постойте! Подождите, – уже сбивчиво повторила она, доставая из юбки небольшой кошель, – вот, вы обронили…

Мужчина глянул на неё внимательней, покачал головой, забирая свои деньги.

– А я-то думаю, отчего мне так полегчало, – усмехнулся он. – Ступай, дитя, и больше не попадайся. Не все здесь такие добрые, как я.

Улыбка у него была очень светлой. Она и придала ей сил для последнего рывка:

– Мессир! Кто вы, мессир? Как мне вас называть? Я не встречала вас здесь прежде…

Мужчина помолчал, потом, будто решившись, представился:

– Януш. Можешь звать меня Януш, дитя. Я лекарь его светлости герцога Ликонта. Доброго дня тебе, красавица.

Флорика провожала отъехавшего доктора долгим взглядом, распахнув рот и выпучив глаза. Нет, таких мессиров она точно раньше не встречала! Как он сказал? Януш…

– А я Флорика… – шёпотом и крайне запоздало представилась девушка. – Просто Флорика…

***

Нестор наблюдал.

Удар, отражение. Удар, защита, стойка. Удар, уклон, контратака.

Они провели в императорском замке уже неделю, а пущенные по следу воров воины каждый раз возвращались с пустыми руками. Нестор всерьёз задумывался о замене их свадебного подарка, а близость дня помолвки не давала покоя его мыслям даже ночью. Обратиться за помощью к начальнице столичной стражи стало одной из тех бредовых, но навязчивых идей, которые не покидали его голову ни на минуту.

Леди Марион проводила тренировку – в полном облачении, с оружием в руках. Обычно на тренировках использовались деревянные или затупленные, с закругленным острием мечи, но у Синей баронессы, очевидно, были свои мысли на этот счет.

– Быстрее! Ещё быстрее!

Острие клинка, очертив дугу, царапнуло шлем и щеку воина: тот отшатнулся в последний миг, и касание вышло лёгким, почти безболезненным. Ощущение опасности, тяжесть настоящего оружия в своих руках и руках наставницы обостряли чувства, ускоряли рефлексы, и ощутимо сокращали длительность тренировок и обучения: стремившиеся остаться целыми воины большинство движений и приёмов схватывали с первого раза, не ожидая повторений и связанных с ними рисков.

– Хорошо.

Наставница вернула клинок в ножны, коротко кивнула воину, позволяя вернуться в строй.

– Тяжело в учении…

–…легко в бою!!! – гаркнули воины, заканчивая давно заученный девиз.

Нестор не видел её лица, но мог покляться, что Марион улыбается.

– На сегодня всё. Сэр Эйр!

Подошедший на её зов младший офицер стал на её место, проводя последние наставления. Марион отошла к крепостной стене, на ходу расстегивая ремни шлема. Уже у каменной кладки осторожно стянула шлем, встряхнула головой, вдыхая свежий воздух. Стянутые в пучок волосы были влажными от пота, лицо раскраснелось. Определённо, Нестор не смог бы сейчас назвать её красивой – но совершенно определённо, не мог отвести глаз.

Избавиться, немедленно избавиться от этого наваждения.

Леди Марион уже общалась с невысоким молодым офицером, когда тот кивнул поверх её плеча, и женщина резко обернулась, безошибочно глянув на смотровую площадку.

Нестор не видел её глаз, но по напряжённой, выжидающей позе понял, что настало время ему сделать шаг. Спокойно, уверенно, не спеша, генерал Ликонт спустился со смотровой площадки, прошел через весь внутренний двор и приблизился к Синей баронессе.

– Леди Марион, – герцог сдержанно поклонился, и молодой рыцарь, беседовавший с наставницей, шагнул назад, к стене, где сидели и стояли в ожидании тренировки лучшие воины столичной стражи.

– Герцог Ликонт.

Нестор коротко улыбнулся – одними губами.

– Мне больше нравится моё генеральское звание, леди Марион. Оно не перешло ко мне по праву рождения и честно мной заслужено.

Женщина дёрнула щекой; по окаменевшему, застывшему лицу пробежала судорога.

– О, да. Вы его заслужили, – тихо и страшно проговорила она.

Безумием было предполагать, что эта женщина чем-то поможет ему. Следовало срочно сменить тему, и Нестор коротко кивнул на стройные ряды воинов, упражнявшихся в борьбе.

– Постоянные тренировки. Мне нравится ваш подход, леди Марион.

– Я считаю, генерал Ликонт, что лучше быть всегда наготове. Нет лучшего залога мира, чем хорошо подготовленная и отлично вооружённая армия противника.

Если бы Нестор мог себе позволить, он бы усмехнулся. Определённо, эта женщина могла стать лучшим союзником – но вместо этого стала самым страшным его врагом.

– Нельзя всё предусмотреть и ко всему подготовиться, – ему хотелось откланяться как можно скорее, чтобы болото этих тёмных, глухих и неподвижных глаз не затянуло его ещё больше – туда, где выход будет только один, и только для одного.

– Так говорят только лентяи, сменившие жар поединка на тухлую вонь дворцовых интриг. Но ведь вы не относитесь к ним. Не так ли. Генерал Ликонт?

Нестор медленно огляделся. К их беседе прислушивались, его реакции ожидали. Лучшие рыцари императорского дворца и воины столичной стражи – они ждали его слов, его ответа на вызов. Капкан был расставлен, и он сам наступил на него.

– Конечно, нет, леди Марион, – приторно улыбнулся герцог, скидывая свой плащ. – Вы правы, дворцовые интриги никогда не заменят дружеского поединка. И если потребуется, я готов доказать это на деле, здесь и сейчас.

Марион слегка склонила голову, приподняла бровь, изображая удивление для своих рыцарей, чтобы те знали: это добровольный выбор, личное желание валлийского генерала – попробовать свои силы в поединке. Агрессор – не она.

– Как пожелаете.

Воины оживились, для них освободили одну из тренировочных площадок. Нестор мог только порадоваться, что не снимал верной кирасы всю эту чрезвычайно длинную неделю. Возможно, самую длинную в его жизни… хотя их пребывание в Ренне ещё не окончено, и кто знает, что ещё припасла для него эта…

Марион шагнула на песок площадки, дошла до центра, резко обернулась. Меч, вынутый из ножен – как продолжение руки, взгляд – холодный, режущий – направлен на него.

– Я вижу, вы без шлема. Генерал. Теперь и мне придется отказаться от него.

Нестор сокрушённо развел руками.

– Не имею привычки ожидать нападения от тех, с кем заключен мир.

– И именно поэтому вы не расстаетесь ни с мечом, ни с кирасой, – сухо добавила Марион.

Нестор коротко улыбнулся, медленно потащил из-за спины двуручник.

– Для этого есть другие причины, – глядя ей в глаза, медленно и уже без улыбки проговорил он.

Двуручник описал в воздухе дугу, встретился с рыцарским мечом, ушёл в сторону. Нестор и Марион ступали по кругу, медленно, осторожно, точно под ногами не песок был – уголья раскалённые. Короткий одноручный меч уступал в одиночном поединке мощному двуручнику, но щит в левой руке воительницы уравнивал положение. Марион не могла и не подпускала противника близко; ведь Нестору достаточно сделать единственный выпад, чтобы достать её. Нестор, в свою очередь, старался не идти на провокации, почти не двигаясь с места, не позволяя себя увлечь в воинский танец леди-рыцаря.

Оружие налагает определённый стиль ведения боя, реакцию на противника. Нестор ждал быстрых налётов от вооружённой коротким оружием воительницы, но оказался всё-таки не готов. Сделав обманное движение вправо, женщина метнулась вперёд и влево, попадая в мёртвую зону противника, пригнулась, ныряя у того под отведённым локтем, и уже на излёте, разворачиваясь у него за спиной, царапнула лезвием по подбородку. Нестор зашипел, развернулся, успев тяжело, наотмашь ударить уходящую воительницу по раскрывшейся спине. От удара Марион упала наземь, тут же перекатившись, вскакивая на ноги – подальше от разозлённого врага.

Царапина почти повторила тот путь, задев подбородок, и первая кровь – его кровь, Нестора Ликонта – упала на песок.

– Дружеский поединок заканчивается с первой кровью, генерал, – напомнила Марион, тяжело дыша.

Он задел её достаточно, чтобы она не могла стоять с той же легкостью, что и ранее – боль не давала ей солгать. Она стояла в привычной стойке, меч и щит в её руках соприкасались, готовые к защите и нападению – но раненое тело отказывалось стоять так же ровно, предательски изменяя осанку.

– Я прошу у вас милости продолжить поединок… миледи.

Голос подрагивал от ярости. Нестор пытался унять гнев и не мог. Она напомнила ему о собственном бегстве с поля боя, когда валлийские войска начали отступление, напомнила всего одним движением, будто говоря – вот она, моя метка, моё клеймо на твоем лице. Вот оно, и ты, и я знаем об этом.

– Как пожелаете.

Нестор перешёл в наступление. Двуручник выписывал длинные дуги, плясал в руках, перескакивая из ладони в ладонь, изматывал порывистыми движениями как его, так и воительницу. Она устанет раньше: он сильнее, выносливее, и не провел всё утро в изнурительной муштре новобранцев.

Широкое лезвие двуручника свистнуло, рассекло воздух – над ухом, над головой, под ногами, заставив её подпрыгнуть, поберечь ноги. Всё-таки информатор оказался прав: Нестор Ликонт по праву считался одним из лучших фехтовальщиков Валлии. Марион могла только уходить от шквала ударов, пережидая бурю, выжидая момент.

Несколько раз герцог раскрывался, несколько раз получилось достать его тычковыми ударами – не слишком сильно, чтобы не ранить, но достаточно ощутимо, чтобы оставить крупные синяки под толстым слоем металлической кирасы.

Марион присела, позволяя лезвию свистнуть над головой, и в тот же миг почувствовала, как лопается бечёвка, перехватывающая волосы, и ранее собранные в пучок пряди хлестнули её по лицу, освобождаясь от плена прически.

Она ударила шагнувшего вперед герцога кромкой щита по незащищённым лодыжкам, заставляя того пошатнуться; вскинуть меч, встречая удар сверху, перекатиться, уходя от тяжести давления, вскочить на ноги, в защитную стойку.

Нестор смотрел на рассыпавшиеся по латам тяжелые черные пряди, на запыхавшееся, раскрасневшееся лицо, и чувствовал доселе незнакомое, жгучее желание – лишить её власти, этой колдовской, ведьминской власти над ним. Лишить её того, что сводило с ума, избавиться раз и навсегда от наваждения.

Перехватив двуручник в защитную позицию, Нестор пошёл вперед. В глазах Марион мелькнула тень беспокойства: герцог шел на неё, но ударить она не могла: торс валлийца был надежно защищён его собственным оружием, и единственное, что она могла делать – отступать.

Нестор не собирался ждать. Перебросив двуручник в правую руку, он пошёл в наступление. Ударив ногой в край щита, герцог обрушил двуручник на левое плечо воительницы – и совсем не удивился, ощутив – так близко – короткий замах её меча. Он ждал этого, он был готов – перехватив её правое запястье, он притянул женщину к себе, переходя в тесный контакт.

Щит в её высоко поднятой левой руке удерживал огромный двуручник на весу, сдерживая удар, не давая герцогу воспользоваться оружием. Нестор сам помог ей, разжав пальцы, позволяя тяжелому двуручнику упасть в песок – и поднырнул под щит, плечом удерживая её отведенную руку в прежнем положении.

– Ведьма, – шепнул он, перехватывая рассыпавшиеся по её плечу волосы. – Ведьма…

– Убийца, – прохрипела женщина, дёрнувшись вслед за его движением.

Полускрытые её щитом, тесно прижатые друг к другу, они замерли – всего на миг – а затем Марион поняла и вскрикнула, попытавшись разжать кольцо.

Нестор надавил сильнее, заставляя её собственную руку держать меч, наклоняя его всё ближе – и дёрнул на себя, отсекая зажатые в другой руке волосы…

Кольцо распалось – Марион, вывернувшись, двинула герцога сапогом в колено, заставляя того отшатнуться назад, рухнуть на спину. Нестор тут же перекатился, поднимаясь на ноги, но поединок был окончен.

Обезоруженный, но победивший, генерал Ликонт смотрел на леди Марион. Раненая левая рука безвольно повисла вместе со щитом, правая по-прежнему сжимала рукоять собственного предательского меча, только что послужившего оружием для врага. Женщина закусила губу, не поднимая на него ненавидящих, блестящих глаз. А у ног её лежали отсеченные пряди некогда роскошных чёрных волос…

***

Януш медленно ехал по широким тропинкам королевского леса, всё дальше отдаляясь от имперского дворца. Здесь царила самая настоящая живая тишина, которую так любил молодой доктор: пение птиц, треск веток, шелест листвы и журчание лесных ручьев. Замкнутые пространства он не переносил. Не привык к ним и за годы службы у герцога Ликонта, проведенные в основном на полях сражений.

Янушу едва исполнилось двадцать девять лет. Жизнь молодого доктора нельзя было назвать безоблачной. Отец его, обедневший дворянин, после смерти жены судьбой сына не интересовался: Януша отослали в монастырь Единого, где он провел долгих десять лет, наполненных постом, молитвой и непрерывным обучением. На его пятнадцатилетие отец сделал последнее доброе дело, оплатив его обучение в одной из лучших магистерских гильдий Валлии, и скончался от скоропостижной болезни. Вступить в наследство Янушу не довелось: имение раздали за долги, и, как оказалось, статус покойного отца перед кончиной был таковым, что он едва не лишился дворянского титула из-за скандальной связи с замужней женщиной. От бесчестия его, да и Януша, как наследника рода, спасла только смерть.

К двадцати годам Януш остался без дома, без семьи, без денег и положения, с запятнанной репутацией отпрыска порочного отца.

Ещё в монастыре целительные способности его замечали монахи – умение отрока снимать боль облетело всё братство; а после окончания гильдии Януш стал одним из лучших, но также и одним из самых непризнанных лекарей королевства.

Его услугами пользовались обедневшие дворяне, духовенство, порой и простолюдины, прекрасно знавшие, что молодой доктор в помощи не отказывал, если не было веских на то причин. Януш не думал, что в его жизни что-то изменится, пока судьба не подарила ему две встречи, одну за другой: крайне неприятную и спасительную, укрепившую его шаткое положение.

Януш спешился, взял коня под уздцы. Заплечный мешок он закрепил у седла, и останавливался время от времени, чтобы сорвать нужные травы. В имперских лесах встречались порой лекарственные мхи, которые не росли в Валлии, и Януш не хотел упускать возможность собрать их.

Он забрёл уже достаточно далеко: мешок наполнился наполовину, а солнце начало клониться к закату. В лесу темнело быстро, и Януш заспешил обратно: как бы ни был приятен свежий воздух лиственного леса, ночевать под открытым небом не хотелось.

Решив обойти каменистый холм с другой стороны, доктор услышал журчание ручья, и конь за его спиной довольно фыркнул, чуя близость воды.

– Стой! Кто идёт?

Женский голос прозвучал так резко и так неожиданно, что Януш невольно шатнулся назад. Конь недовольно заржал, не уступая хозяйскому произволу, и доктор ткнулся спиной в теплую морду, понимая, что пути назад нет, придется спускаться к самой воде.

– Я прошу прощения… миледи? Я не знал, что тут кто-то есть. Можно мне пройти? Тропа узкая, мне не удержать коня.

– Спускайся, – разрешил голос, и Януш осторожно сошел по каменистому склону к воде.

Конь всхрапнул и едва не вырвал узду из его рук, устремившись к ручью, где уже устроил себе водопой пригарцовывающий гнедой скакун, искоса глянувший на соседа.       Сидевшая на берегу женщина выглядела странно: разбросанные по камням части доспеха, меч и щит, и окровавленная серая рубашка, которую женщина полоскала в реке. Такие же серые штаны были заправлены в армированные сапоги, а на плечи был накинут плащ, который покрывал обнажённые плечи и грудь. Хуже всего выглядели волосы: короткие, волнистые, с неровными, косыми краями, они создавали впечатление, будто кто-то просто вырвал у неё клок волос, оставив вместо роскошной шевелюры воронье гнездо.

А ещё у неё были воспалённые тёмные глаза, покрасневшие и сухие; горящие почти безумным огнем, как у раненой волчицы. Она смотрела на него, не то готовясь к броску, не то выжидая… Януш тряхнул головой, приходя в себя.

– Во имя Единого! Миледи… вам нужна помощь!

Женщина окинула его цепким взглядом, отвернулась, выжимая рубашку.

– Кто ты? – резко, неприязненно бросила она, не реагируя на его слова.

Януш осторожно приблизился, присел на корточки, касаясь рукой земли.

– Я лекарь, – сказал он. – И я могу помочь.

Она вскинула глаза, меряя его взглядом – долгим, невыносимо тяжёлым. Януш несмело улыбнулся, пытаясь разрушить эту непробиваемую стену отчуждения, и руки её, державшие мокрую рубашку, дрогнули.

– В самом деле? Можешь?

Януш кивнул, придвинулся ближе.

– Если вы позволите.

Марион усмехнулась, разглядывая молодого мужчину, перебросила мокрую рубашку через плечо. Этим честным, понимающим зелёным глазам и светлой, спокойной и теплой, как весеннее солнце, улыбке хотелось верить. И тембр его голоса – мягкий, ненавязчивый…

Должно быть, сработала привычка – молодому доктору не раз приходилось утешать, успокаивать, уговаривать буйных больных, отказывающихся от доброй помощи.

Она медленно кивнула.

Януш придвинулся ближе, безошибочно потянувшись к прикрытому плащом левому плечу. Отражение чужой боли, так явственно, так остро, он ощутил, едва приблизившись к ней. Ему не нужно было видеть рану, чтобы знать, где болит.

– Я сниму боль, – негромко объяснил он, положив ладонь ей на плечо. – Во имя Единого…

Марион хмыкнула ещё раз, с удивлением рассматривая незнакомца. Нечасто встречались среди лекарей те, кто веровал в Единого Бога. И тем более не встречались среди них те, от прикосновения горячих ладоней которых становилось так невыносимо жарко, так невероятно легко… и свободно…

Боль утихла, перестав терзать измученное тело, и Марион облегчённо выдохнула, на миг прикрывая глаза. Левое плечо, то самое, на которое обрушился двуручник герцога, пострадало не только от самого удара, но и от прогнувшейся, не выдержавшей удара брони, вонзившейся в кожу. Это оказалось сущей пыткой – снимать левый наруч, наплечник, вытаскивать кусок металла из открытой раны…

– Теперь надо промыть рану и наложить повязку, – Януш отнял ладони от её плеча и вопросительно посмотрел на воительницу. – Мне нужно осмотреть вас.

Марион развязала тесьму плаща, позволяя тому упасть на землю.

– Глубокая… – лекарь покачал головой, поворачивая её руку так, чтобы рассмотреть рану. – Промойте плечо, миледи, я принесу травы. Они помогут снять воспаление.

Он спустился к воде, где, удовлетворённо фыркая от долгожданного водопоя, стоял его конь, снял заплечный мешок, на ходу доставая нужные травы, сполоснул в воде. Женщина забрела в воду по колено, чтобы удобнее было промыть плечо, и он не стал тратить времени попусту, принявшись собирать хворост. Вечерело очень быстро, тьма в лесу падала всегда неожиданно, а ему нужен был свет.

– Как зовут тебя, лекарь?

Она казалась сейчас уже совсем спокойной: боль оставила её, проясняя освободившийся от терзаний разум; лицо, умытое, освежённое, вопреки первому впечатлению, оказалось приятным, и приглаженные влажные волосы уже не были похожи на воронье гнездо.

– Януш, миледи.

Он достал из сумки чистые тряпицы, которые брал с собой на случай, если придется укутывать свежесобранные травы, перочинным ножом разрезал их на несколько длинных полос.

Женщина опустилась рядом с собранным хворостом, принялась разводить костер, искоса наблюдая за его приготовлениями. Некоторое время они молчали, пока пламя набирало силу, затем Януш придвинулся к костру.

– Сядьте ближе к огню, миледи, – попросил он.

Над костром вновь повисло молчание: Януш был занят наложением повязки, женщина изучала его, без всякого смущения разглядывая одухотворённое лицо, руки, работающие быстро и умело, внимательные глаза.

– Боль, – вдруг сказал лекарь, оставляя перебинтованное плечо. – У вас болит… Вы позволите?

Марион помедлила: удар, пришедшийся по спине, не особо тревожил её, когда острая боль в плече затмевала всё остальное, но ощущался сейчас, под тугой повязкой, стягивавшей грудь и спину.

Этот незнакомый юноша сделал уже достаточно, чтобы доказать свой лекарский талант, ему хотелось верить. Она повернулась к нему спиной, медленно распуская поддерживающие грудь бинты, привычно потянулась к волосам, чтобы перекинуть их через плечо и скрыть наготу, но тотчас отдёрнула руку, ощутив под пальцами неприятную пустоту.

– Вот так, – чуть провернув её к свету, проговорил лекарь, – во имя Единого…

Знакомое тепло от прикосновения неожиданно горячих ладоней разлилось по телу, успокаивая глухую боль в ушибленной спине. Януш провёл руками по обнажённой коже несколько раз, тряхнул кистями, снова коснулся опухоли пальцами.

– Здесь ушиб, – негромко проговорил он, – не слишком большой… Холод прикладывать не советую, миледи, можно застудить спину. Не тревожьте рану несколько дней, и это пройдет. Если… будет лучше, если вы… не станете бинтовать грудь. Хотя бы сутки.

Руки сами соскользнули со спины, и Януш отвернулся, позволяя незнакомке накинуть плащ. В свете костра кожа её отливала почти бронзовым светом, и молодой доктор с запоздалым удивлением понял, что женщина привлекает его – так, как не должна привлекать требующая лекарского ухода и заботы больная.

В свои не такие уж юные годы Януш так и не познал плотской любви. Нет, он не давал обета безбрачия, когда жил при монастыре, но вначале монастырская жизнь, затем напряжённая учеба в гильдии, а позже – три года нищеты, когда едва удавалось сводить концы с концами, не оставляли шансов для романтических увлечений.

Януш знал себя достаточно, чтобы избегать случайных связей: как и отец, он оказался однолюбом, и любовь на одну ночь его не прельщала. Но поиски той, единственной, затянулись, а война и пять лет на полях сражений вместе с патроном, герцогом Ликонтом, и вовсе лишили его всякой надежды на собственное счастье: разве мог он позволить себе влюбиться, когда не принадлежал сам себе? Может, с годами, когда молодой генерал Ликонт остепенится, осядет, и не нужно будет проводить столько времени в постоянных разъездах…

Оказывается, любовь приходит совсем не тогда, когда человек к ней готов. Это Януш понял почти сразу, как только кровь прилила к щекам, а сердце забилось чаще.

– Как ты оказался здесь, Януш?

– Собирал травы в имперском лесу, – пустился в сбивчивые пояснения молодой доктор, с трудом выравнивая дыхание. – Уже собирался обратно, когда встретил вас…

– Мне повезло, – женщина вымученно улыбнулась, подсаживаясь к костру. – Правда, Януш. Ты очень помог.

– Позвольте, – доктор кивнул на мокрую рубашку, которую всё ещё сжимала в руках воительница.

Марион кивнула, позволяя ему развесить рубашку на толстых сучьях, поближе к костру. Ночь упала стремительно, как всегда бывает в лесу, и в темноте родились звуки – всхрапывание лошадей, журчание ручья, ухание ночных птиц и крики животных. Следовало возвращаться во дворец, но на Синюю баронессу внезапно снизошло такое блаженное, почти безразличное спокойствие, какое она не испытывала уже очень давно. Должно быть, впервые со дня смерти Магнуса, и только рядом с этим странным молодым лекарем, ощутила она подобное.

То было полное отсутствие какой-либо опасности, тихое умиротворение, исходившее от него. Странным он был, этот Януш. Очень привлекательным, насколько она могла судить, и в то же время начисто лишённым той самодовольной уверенности, которую она привыкла видеть в признанных придворных красавцах.

– Ваш доспех, – напомнил Януш, кивая на разбросанные на камнях латы.

Марион устало глянула в темноту, не сразу отвечая молодому лекарю.

– Позвольте?

Синяя баронесса усмехнулась, наблюдая, как Януш ищет в темноте части доспеха, и складывает их у костра. Когда лекарь наконец подошёл, прошло достаточно времени, чтобы она отогрелась и окончательно пришла в себя.