Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

Вот как, к примеру, римский писатель греческого происхождения Дион Кассий описывал принцепса Марка Ульпия Нерву Траяна: «Среди всех остальных правителей он выделялся отчаянной храбростью и жаждой справедливости. В привычках же был непритязателен, и его совершенно не прельщало присущее его предшественникам стремление жить в роскоши и неге. Он не проявлял зависти по отношению к другим, никого без веской на то причины не преследовал и не приговаривал к наказанию, и любой достойный человек в нём всегда мог найти участие и поддержку. При нём ни один человек не был по какой-либо прихоти казнён.

Также, принцепс этот никогда не испытывал ненависти или страха перед достойными и талантливыми людьми, и потому старался таковых приблизить к себе.

Рачительно он распоряжался и поступавшими в казну деньгами. А поступление их при его правлении было огромным. Но он не расходовал их на пиры и какие-либо излишества, а тратил поступавшие деньги на благоустройство столицы и провинций. Не жалел он казённых денег и на вооружение легионеров и подготовку армии к новым военным действиям, и при нём армия империи приобрела невиданную до этого боеспособность.»

Каков же у Траяна был характер?

Тут, помимо Диона Кассия, и Плиний Младший, и Павсаний, и Евтропий были единодушны. Вот, что, к примеру, о нём написал другой древний автор, Евтропий: «Принцепс Траян отличался общительным нравом и поэтому находился всегда на виду. Он постоянно пребывал с народом: и на каких-либо торжествах, и в трудное для сограждан время. Часто и без охраны Траян любил посещать дома простых людей. И хотя он не получил хорошего образования, и не предавался каким-то там уж совершенно отвлечённым и заумным рассуждениям, но никто не мог его назвать простофилей или тем более глупцом.»

Я бы от себя ещё добавил: этот принцепс совсем мало тратил денег из казны на себя лично, на какие-либо свои прихоти, но за то не жалел их для улучшения жизни сограждан.

И ещё, вслед за Дионом Кассием, и другими авторами, я добавлю…

Траян, как личность, был очень разносторонен. И потому он прославился не только своими успешными военными кампаниями, в ходе которых к империи были присоединены огромные территории (как в Европе, так и на Востоке), но и своей строительной деятельностью. Причём настоящая строительная лихорадка при нём развернулась не только в Вечном городе и в остальной Италии, но и затронула многие провинции. Как на Западе, так и в Азии, и в Северной Африке.

Проектировал и руководил строительством всех главных объектов в империи при Траяне выдающийся архитектор и личный друг принцепса, сирийский грек Аполлодор Дамаскин.

***

Только в столице, за двадцать с небольшим лет правления Траяна, были возведены сорокаметровая колонна его имени, ознаменовавшая победы римлян над даками, новый великолепный Форум, роскошные термы, базилики и очередной акведук, протянувшийся на десятки миль и улучшивший водоснабжение двухмиллионного столичного мегаполиса, безмерно разросшегося к тому времени по обоим берегам Тибра.

В тогдашних морских воротах Рима, в Остии, был построен огромный порт, который принимал одновременно десятки судов, ну а в провинциях, помимо храмов, терм и прочих общественно значимых сооружений появились новые мощённые дороги, протяжённостью в двадцать тысяч миль, а также был реконструирован и углублен канал, соединявший Средиземное и Красное моря, и позволивший наладить регулярную торговлю с Аравией, и даже с далёкой и сказочно богатой Индией и с ещё более отдалённым Цейлоном.

Ну а что сказать о Траяне не как о политике и правителе огромной империи, а как о полководце?

Думаю, что тут опять правомерно обратиться к одному из древних авторов, к примеру, к Диону Кассию…

И вот что этот грек написал: «Среди римских полководцев его ещё при жизни причислили к одним из наилучших. Его ставили на второе место после Юлия Цезаря. Ну а если сравнивали не только с римскими, то его включали в пятёрку самых талантливейших. После Александра Великого, Ганнибала, Пирра и Цезаря он замыкал эту выдающуюся пятерку.

Можно сказать, что Траян был всегда готов возглавить армию и выступить в поход. Потому что ему довольно быстро надоедала праздная жизнь в роскошном дворце. Она ему прискучивала.

За то он редко снимал доспехи и его внешний облик выдавал в нём прежде всего не правителя, а военачальника.

В любом походе он не бросал легионеров, и твёрдой походкой шёл впереди. Вместе со своими легионами он переправлялся через реки и горы, попадавшиеся им на пути. При этом он в походе мог спать даже на земле, завернувшись в плащ. Он никому не передоверял командовать армией в решающих битвах, и нередко в молодости, и даже уже будучи принцепсом, сам возглавлял легионеров на поле боя.

Вот так описывали Траяна римские и греческие писатели, однако давайте вновь вернёмся к этому принцепсу, как к политику.

***

Не стоит забывать, что он продолжил развивать алиментарную систему в империи (так именовалась система государственной поддержки малоимущих). Впрочем, справедливости ради следует сказать, что её начали внедрять ещё при предшественнике Траяна, при Нерве, однако при следующем принцепсе она набрала новые обороты и одним из ключевых её новшеств стало то, что в поддержке бедных граждан приняли участие помимо государства и различные частные фонды, в том числе созданные и поддержанные самой императорской семьёй и лично Траяном.

Эти частные фонды тоже стали выплачивать пособия и раздавать бесплатно продукты питания малоимущим, а также детям сиротам и вдовам, ну а ещё они предоставляли и бесплатные зрелища (так, за счёт императорской семьи, устраивались гладиаторские бои и гонки колесниц на цирковых аренах).

При Траяне упорядочили работу и налоговой службы, отныне не сдиравшей с подданных по три шкуры и зачастую раньше обогащавшей не государство, а самих мытарей. Смещены были с должностей многие халатные и не чистые на руку чиновники, и куда не коснись, везде проявлялись благотворные результаты его деятельности.

Поистине, Траян был великим и самым достойным правителем!

Но даже он, хотя и обладал неиссякаемой энергией и разнообразными талантами, не сумел бы совершить столько успешных дел и во-многом преобразовать империю, если бы у него не было не менее способных и талантливых сподвижников.

И одним из ближайших из них являлся Луций Лициний Сура.

***

Об этом друге Траяна мне тоже следует рассказать…

По происхождению своему Сура являлся иберийцем (то есть, не латинянином, а коренным испанцем) и родился он в колонии Цельсе, располагавшейся в долине Эбро. Ещё его отец получил римское гражданство и сделал успешную карьеру по большей части на магистратской службе. Ну а вот Сура не пожелал идти по стопам отца. Вначале он проявил себя на юридической стезе, и быстро стал одним из самых знаменитых и востребованных адвокатов в Риме. К примеру, поэт Марк Валерий Марциал вообще его считал едва ли не величайшим оратором своего времени. Но после сорока Луций Лициний Сура надумал всё-таки сменить адвокатскую практику на военные плащ. И вскоре его назначили легатом I Минервина легиона. Однако командовал он этим легионом сравнительно не долго и уже вскоре получил должность наместника в ранге консулярия. Вначале его отправили в Верхнюю Германию, а потом перевели в Белгику.

Расцвет карьеры Суры пришёлся на правление Флавиев, однако особое место он занял при Нерве. Именно в это время Сура приобрёл такую силу и авторитет, что во многом уже влиял на настроения различных фракций как в Сенате, так и при дворе. И когда Нерва, опасаясь преторианского бунта, обратился за советом к Суре, что ему делать, чтобы сохранить себе жизнь, то именно Сура и посоветовал престарелому и бессильному старику усыновить Марка Ульпия Траяна. И посоветовал Сура его не только из-за того, что они оба были родом из Испании, но и потому ещё, что они с Траяном уже успели познакомиться и сдружиться.

Луций Лициний Сура участвовал в обоих походах Траяна на Дакию, и даже при первом из них принцепс поручал ему вести переговоры с царём Децебалом. Примерно за полгода до второго похода, когда ближайший друг и соратник Траяна вернулся из Сирии в Рим, они встретились в Палатии, и у них там состоялся продолжительный и совершенно приватный разговор.

– Ну как тебе Восток? – спросил у друга Траян.

Сура был старше принцепса, и это бросалось в глаза. Он был немного ниже среднего роста, но скорее не коренаст, а сухощав, и виски у него рано поседели. Вид же у него был примечателен, потому что нос у него был заметно искривлён и глаза, как и у Александра Великого, были разного цвета. Левый глаз был голубой, а правый – зелёный. И помимо этого, на лбу у Суры часто собирались глубокие морщины, и такие же отходили от крыльев носа. Кожа же на щеках была не чистая, а с заметными рябинками.

После Востока Сура даже и внешне изменился. То ли он стал менее резок в движениях и даже в словах, то ли ещё в чём-то он изменился. Но в чём, Траян так и не смог сразу распознать.

Сура поправил тогу, и только после этого ответил:

– Я так и не привык к Востоку, и к его нравам, Божественный…

– Из-за климата? Слишком он жаркий и трудно переносимый, мой друг?

– Не только…

– А ещё из-за чего? Поясни мне.

– Ну как бы тебе сказать поточнее, Божественный? Скажу прямо… Восток – это другой мир! Он совершенно не похож на наш! Ла-а-адно, ещё Сирия, Египет, Иудея и другие наши провинции на Востоке… они уже давно и изрядно эллинизировались, и потому там как-то можно нам приспособиться и ужиться, и нас местные не воспринимают как совсем уж чужих, и с ходу не отвергают, а некоторые из них даже поклоняются нашим богам и говорят на нашем языке, на греческом или на латинском, но вот да-альше… Если отправиться уже за Евфрат…В ту же Парфию… Или в Месопотамию… Ну или в Армению… О-о, там, Божественный, совсем уже другие нравы. Там совершенно другие люди. И там совсем другой мир.

Траян в ответ не сдержался и усмехнулся:

– Я тоже успел побывать на Востоке, правда это было давно… И мне не показалось, что он такой уж непонятный, и с нами совершенно несовместим.

– А почему ты меня об этом сейчас спрашиваешь? – немного удивился данному вопросу принцепса Сура.

– А потому, – продолжил Траян, – что я задумал новый поход…

– Неужели на Восток? Ты хочешь напасть на Парфию? – высказал свою догадку Сура.

– Да, мой друг! Я хочу вторгнуться в пределы Парфии!

Сура в замешательстве покачал головой:

– Ну и ну…

– А что это тебя так удивляет, мой друг?

– Божественный, ну а ты представляешь, какие на тебя и на твои легионы выпадут трудности и какие нас подстерегают там опасности? Ведь на Востоке безводные пески, а кое где и наоборот, самые полноводные реки, высочайшие горы, огромные и почти безлюдные пространства… И зачастую там будут нам встречаться не цивилизованные народы, а совсем дикие племена…

– Представляю! Но я вот что на это тебе скажу… – заметил принцепс. – Был в истории уже один правитель, который преодолел все эти неимоверные трудности…

– Ты имеешь ввиду Александра?

– Да! Однажды Александр Великий уже прошёл через всю Азию и достиг Индии, а ведь по началу от этой затеи его многие отговаривали! И никто не верил, что он победит. Так почему же мы за ним не сможем этого повторить?

– Но ведь Александр Великий был не просто величайшим полководцем, а он был – гением! Непревзойдённым в военном деле!

– Ну и что? Это мне ни о чём не говорит. А я что? Разве я никудышный полководец, мой друг? Я его постараюсь превзойти! – произнёс убеждённо Траян.

В конце концов, Траян убедил друга в том, что грандиозный поход на Восток, сравнимый с походом Александра Великого, вполне осуществим. Но для его начала необходимо было подготовиться, и ещё кое-что сделать.

А что именно необходимо было сделать, Траян тоже Суре при том их приватном разговоре объяснил.

– Ты считаешь, Божественный, что перед походом на Парфию следует разделаться ещё и с даками? – переспросил принцепса Сура.

– Разумеется. Именно так я и считаю. Это нам крайне необходимо будет сделать! И я объясню, почему на этот раз мы должны с даками разделаться окончательно! – заявил принцепс. – Перед тем как наступать на Восток, нам следует обезопасить свои тылы, – продолжил Траян. – И поэтому… Дакия должна быть повержена! И её в дальнейшем не должно быть! – твёрдо подытожил свою речь принцепс.

Траян о чём-то задумался, и только после продолжительной паузы задал ещё один вопрос самому близкому своему другу, которому он всецело и во всём доверял:

– А вот скажи мне, Сура, ты же встречался уже с царём даков на переговорах…

– Встречался, Божественный.

– Так скажи: насколько он подвержен внешнему влиянию?

– А что? – переспросил Сура, не совсем понявший подоплёку этого неожиданного вопроса.

– Он и впрямь вспыльчив? – уточнился принцепс. – И, как неразумный мальчишка, бывает и горячится? Мне необходимо это знать… Для того, чтобы, в том числе, я бы смог его вынудить пересечь границу первым… – прояснил свою мысль Траян.

Сура задумался и через некоторое время обстоятельно ответил и на этот вопрос.

Он сказал, что царь даков был всегда горяч, и иногда горячность эта его приводила к непродуманным поступкам, а иногда она даже переходила и в безрассудство, но в последние годы Децебал начал заметно меняться. Он уже стал сдержаннее и набрался политической мудрости. Хотя и по-прежнему у него в груди бьётся львиное сердце, и он, как и Траян, прежде всего даже не правитель, а бесстрашный воин.

Выслушав Суру до конца, принцепс многозначительно заметил:

– Ну, ничего, ни-и-ичего, я всё-таки сделаю так, что он мне даст повод объявить войну… Пусть Сенат пока и категорически против неё, но я всё-равно эту войну начну… Потому что она мне нужна! И потому что без этого я не смогу подступиться к своей главной мечте… К походу на Парфию, и к завоеванию всего Востока!

И действительно, как мы знаем, Траян сумел спровоцировать нападение дакийского полководца Котиса на приграничные римские укрепления, и после этого вопреки настроению Сената Траяном была развязана Вторая Дакийская кампания.

***

Сура возглавил отдельную римскую колонну, и она с некоторым опозданием продвигалась к сердцу Дакии немного севернее главной колонны, которой командовал уже лично Траян.

Пробиться в лоб к столице даков, через ущелье Бауты, пока что никак не удавалось. Хотя и по всему чувствовалось, что сопротивление даков с каждым днём всё заметнее ослабевало. Траян поинтересовался у командира своих паннонских конных разведчиков Тиберия Клавдия Максима:

– Что слышно о Суре и о его легионах?

– Пока что ничего не могу сказать, Божественный, – развёл руками разведчик. – Уже почти две недели, как мы с проконсулом Сурой не связывались. Я к нему посылал уже двух вестовых. И ни один из них не вернулся. Послать ещё?

– Разумеется! Ну а что известно о Квиете?

– Я думаю, что он уже занял Орлиное… – ответил Тиберий Клавдий Максим.

Принцепс удовлетворённо покачал головой:

– … Будем надеяться на это. Я о-оч-чень надеюсь на трибуна Квиета. Впрочем, он и прежде никогда меня не подводил. Так что он не должен пропустить северных варваров через перевал Орлиный, – заключил свою мысль Траян.

***

Ну а теперь вернёмся к главному театру военных действий этой очередной Дакийской кампании… Так что же сейчас происходило на пути к столице Дакии с Юго-Запада, где продвигалась основная колонна имперской армии?

А там происходило сейчас вот что…

Прошло примерно около недели после того, как поверив в слух, что Траян находится при смерти, и решив воспользоваться наступившей сумятицей в стане врага, даки напали на римский лагерь. И после этого нападения они понесли тяжелейшие потери. И теперь римляне беспрерывно атаковали Редизона, и силы его отряда, защищавшего ущелье, таяли прямо на глазах. Скорио взял командование отрядом на себя, а тяжело раненного отца отправил в тыл.

Скорио понимал, что римляне со дня на день их дожмут и прорвут оборону даков, и после этого им уже ничто не помешает пройти до столицы царства, ну а там…

А вот там Децебалу придётся за Сармизегетусу сражаться. И сражаться в невыгодных для него условиях. Потому что помощь с Севера ещё явно не подошла. И потому, что царь даков ещё не успел собрать всё своё ополчение, так как римляне напали неожиданно.

И вот, в этом, казалось бы, совершенно безнадёжном положении, Скорио видел только один выход… Необходимо было в ущелье Бауты задействовать главную ударную силу даков, хотя бы половину того отряда, который состоял из наиболее обученных и опытных воинов, вооружённых ромфеями – страшными серповидными двуручными мечами, которыми эти бойцы-профессионалы могли сокрушить любого противника.

И Скорио послал гонца к царю, чтобы тот направил на подмогу хотя бы часть этого отряда, состоявшего из нескольких тысяч отборных меченосцев, наводивших ужас на всех, и в том числе и на надменных римлян.

***

На Востоке забрезжил рассвет.

Скорио его встретил на ногах и уже прошёл по всем постам, проверив, как готовились его воины к очередной атаке римлян. А уже через час с небольшим во всех трёх римских лагерях, устроенных перед ущельем, ожили буцины и тубы, и меньше чем через час римляне вновь выстроились в так называемые «черепахи» и пошли в атаку.

Под ногами римских калиг осыпался щебень, но это не останавливало продвижение легионеров. Двигались римляне уверенно и неудержимо.

– Ба-ар-р-ра!

– Ба-а-ар-р-р-а-а!!

– Ба-а-а-ар-р-р-р-ра-а!!!

Вновь разнёсся привычный римский воинский клич по ущелью и его окрестностям, и эхо охотно подхватило его и разнесло ещё дальше.

Римляне накатывались волнами, одна их волна сменялась другой, и примерно к полудню, после нескольких часов их беспрерывных и упорных атак, даки совершенно выдохлись и обессилили.

Скорио, подбадривая своих людей, сам возглавил отчаянную контратаку. Он успел поразить трёх легионеров, и тут…

Откуда-то прилетела римская стрела и поразила его в грудь. Он еле-еле выдернул её, пошатнулся и упал. Тут же кто-то с боку ударил его мечом. Удар пришёлся на голову, но юношу спас шлём с гребнем. Два воина, бившихся с ним рядом, успели его оттащить от первой линии обороны, где продолжалась беспощадная рубка, и накрыли своими плащами. Голова у юноши кружилась, ему было трудно дышать, и он почувствовал, что уже теряет сознание…

«Не выдержим… Римляне прорвутся… Э-э-эх, не удалось нам выполнить приказ царя…Неужели всё пропало?» – в отчаянии пронеслась мысль в голове раненного Скорио.

И уже совсем теряя сознание он всё-таки услышал, как из рядов его воинов разнеслись воодушевлённые крики:

– Замолксис нас не оставил!

– Он по-прежнему с нами!!!

– Не сдаёмся, братья!!! Бьёмся!!!

– Славься, Замолксис!!!

– Сла-авься!!!

У Скорио впервые за последние дни на лице появилась слабая улыбка и он понял, что отборные дакийские меченосцы, хотя и в самую последнюю минуту, но успели подойти на помощь к защитникам ущелья, и даки и на этот раз всё же смогли отстоять свои позиции.

Римляне через ущелье Бауты так и не прорвались.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Рамизадава являлась одной из самых впечатляющих твердынь в Дакии и располагалась на крайнем востоке царства. Она была практически неприступной и негласно считалась, как бы второй резиденцией дакийских правителей, и именно сюда Децебал отправил свою семью и часть царских сокровищ. Подальше от опасностей, которые сулило неожиданное вторжение римских легионов.

Замок этот увенчивал отвесную скалу и сложен он был из внушительных каменных глыб и представлял в плане неправильный четырёхугольник с семью башнями. Так называемая Дозорная башня, была самой высокой и располагалась на западной стороне замка. Здесь же находились и единственные его ворота.

А у подножия этой скалы располагался одноимённый небольшой городок с населением не больше трёх тысяч жителей, и несколько ещё меньших по размеру поселений.

Супруга царя Андрада и дочь Тиссия уже на третий день по прибытию в замок освоились в нём. Они заняли так называемый дворец, тоже выложенное из камня внушительное здание в три этажа и состоявшее из двадцати восьми комнат, и имевшее внутренний дворик, и даже открытый и достаточно глубокий бассейн, предназначенный для омовений.

Сопровождавшие их слуги расставили любимые Андрадой скульптуры, развесили картины по стенам (в том числе и ту самую копию, обожаемую Андрадой, на которой знаменитый греческий художник Апеллес изобразил «Похищение Зевсом Европы»), и ещё поставили привычную и удобную мебель, вывезенную из царского дворца.

Рядом с этой резиденцией располагались семь цистерн для воды. В них собиралась так необходимая для обитателей этой твердыни влага, которую – если наступал засушливый сезон – брали из ближайших источников. Ею заполняли бурдюки, грузили их на осликов, и поднимали по одной единственной извилистой тропинке, которая вела к воротам Рамизадавы.

Охрану замка составляли царские телохранители, хорошо вооружённые и опытные воины. И им приказано было даже даков из близлежащих поселений без особого на то разрешения в Рамизадаву не пропускать.

Так что все меры предосторожности в этом замке были приняты.

***

Андраду вновь преследовали ночные кошмары, она из-за этого плохо спала и часто поздно вставала. Так и на этот раз ей опять привиделось нечто… Какое-то чудовище, которое гонялось за ней. Но на этот раз это были не огромный козлище, и не медведь-шатун или кто-то ещё, а внушительных размеров и весь заросший длиной шерстью бык. Прямо какой-то минотавр. Но бык особенный. У него была человеческая голова, увенчанная изогнутыми рогами.

Этот бык, в конце концов, нагнал царицу и, прижав к стене, начал её бодать.

Андрада в лице этого страшного человеко-быка узнала римского повелителя Траяна, которого изображали на имперских монетах, и которые ходили в Дакии на ряду с местными котизонами. «Да, это был он, этот римский император! Он зловеще при этом улыбался. Даже нет, не улыбался, а скалился. При этом у него показывались внушительные кинжалы-клыки, как у саблезубого тигра!»

От ужаса Андрада закричала и проснулась. Андрада была вся в холодном поту.

Тут же появилась Тиссия. Дочь спала в соседней спальне и прибежала на крик матери.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Тиссия. – У тебя опять был плохой сон? Опять тебя донимали кошмары?

– Ничего-ничего, не бери в голову… Всё хорошо… – попыталась Андрада успокоить встревоженную дочь.

– Но ты же та-а-ак громко кричала? – возразила обеспокоенная Тиссия. – Я даже твои крики услышала через стенку!

– Да-а-а… сон мне приснился… – призналась дочери Андрада. – Не очень приятный…

– Ну что, и опять кошмарный?

Андрада закивала головой.

Тиссия обняла мать и поцеловала её в щёку, и после прошептала:

– Успокойся, мамочка… Всё у нас будет так, как мы надеемся и ждём… Ведь римляне уже не в первой к нам в Дакию вторгаются, ну и что из того? Мы же всё равно выживали, и будем и дальше выживать. Отец у нас самый смелый, самый умный, и самый сильный! Он самый-самый! И его никто не сможет победить! Даже римляне… Ну а что эти римляне? Они уйдут. Я верю в это. И я так же верю, что всесильный Замолксис по-прежнему на нашей стороне! Замолксис нам поможет, он нас обязательно спасёт!

Андрада в свою очередь приласкала дочь и спросила её:

– А ты как себя чувствуешь? А тебе-то что снится?

Тиссия в ответ замялась, но Андрада вынудила дочь признаться, и та, густо-густо покраснев, тихим голосом всё же ей призналась:

– А мне вот снится… один юноша, мама…

– Ну я так и думала! О-ох, девочка, моя девочка! А я его знаю? Кто он? – во взгляде Андрады загорелось неподдельное любопытство.

Тиссия долго отнекивалась, однако Андрада смогла выяснить, по ком вздыхала её дочь.

***

– Э-это сын военачальника Редизона…– наконец-то, призналась матери Тиссия.

– Скорио, получается?!

– … Д-да, мамочка… – совсем уже тихим и дрогнувшим от волнения голосом подтвердила догадку Андрады Тиссия.

Тиссия уже который год вздыхала по этому юноше, но Скорио об этом даже и не догадывался. Она впервые в этом своём чувстве призналась. Скорио и Тиссия знали друг друга с самого детства, потому что оба воспитывались в Сармизегетусе при царском дворе. Только Скорио был постарше и поэтому защищал Тиссию, особенно от Котизона, её брата, который вечно пытался обидеть или унизить её.

Андрада ещё крепче прижала к себе дочь и прошептала ей на ушко:

– Если тебе так нравится этот самый юноша, то мы с твоим отцом всё устроим… Вы со Скорио поженитесь. Но надо лишь только дождаться окончание этой проклятой войны…И когда к себе уберутся римляне.

На смягчившееся было лицо Андрады внезапно вновь легла тень.