Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна

***

Затем настала очередь Ореста. После разговора с Гиемпсалом трибун вызвал к себе его.

Когда дак появился, Квиет тут же увёл его в сторону от посторонних глаз.

Они уселись в некотором отдалении от их временной стоянки. При этом они примостились прямо на земле или вернее на двух валунах.

Орест как всегда был задумчив и отводил взгляд. Лузий несколько нервно откашлялся. Его этот вопрос занимал все последние дни, он не выходил у него из головы, и поэтому трибун не выдержал и прямо спросил у перебежчика:

– А вот скажи… Ты сам-то знаешь дорогу до нужного нам перевала?

– К которому мы идём?

– Ну, да. Осталось ведь до этого перевала не так уж и много.

– Дорогу до него я знаю, трибун.

– Ну и насколько хорошо она тебе знакома?

– Более-менее.

– Ты часто по ней проходил?

– Наверное, раз десять…Не меньше!

– Хм-м… Ну а то-о-огда… Тогда вот что мне объясни… А зачем нам понадобился ещё один проводник? А-а?

– Мне известна только длинная дорога, которая проходит намного ниже… уже в предгорьях, – стал пояснять перебежчик. – И я могу провести вас лишь только по ней. Но она для вас небезопасна. Поэтому, насколько я понял, и нужен вам второй проводник. Он проведёт когорту скрытно и тайной тропой. О которой почти никто даже из местных не знает. И проведёт по самой кромке этого высокогорья. Где мы вряд ли с кем-нибудь ещё столкнёмся…

– А-а-ах во-о-от значит для чего понадобился второй проводник…– удовлетворился ответом Ореста Квиет. Для него всё, наконец-то, в этом вопросе прояснилось.

– Да, для этого, трибун! – подытожил свои слова перебежчик.

– Ну, ну, хорошо… А сколько нам до нужного перевала тогда осталось идти? – попытался уточниться Квиет.

– Я могу лишь сказать примерно.

– Ну, хотя бы…

– Ду-у-умаю… это займёт ещё неделю… Ну, может… неделю с небольшим.

К вечеру следующего дня разведчики Гиемпсала привели второго проводника, который их дожидался уже в окрестностях Альбурна.

Однако это был уже не дак, а северный варвар. И это оказался не бастарн, не костобок, а самый настоящий карп.

***

Гиемпсал этого проводника подвёл к трибуну.

Квиет внимательно осмотрел его. Взгляды трибуна и второго проводника встретились. И эти взгляды были оценивающие. Трибун осмотрел карпа буквально с ног до головы.

Этот карп был не слишком старым. Кажется, ему едва ли перевалило за тридцать пять. Он и по облачению, и внешне очень походил на ту троицу, которую воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий.

Карпа этого звали Жданом, и он был из племени уличей. А ещё точнее, это был доверенный человек старейшины рода Дулёб. То есть, получается второй проводник подчинялся Хвалимиру, а значит и послан был к римлянам именно этим старейшиной. Впрочем, то, что Хвалимиру каким-то образом удалось связываться уже не только с роксоланами, но и договариваться напрямую с римлянами, чьи земли располагались за сотни миль от Данастрия, этого Драговит ещё не знал. А старейшина рода Дулёб развернул такую бурную деятельность, что уже вовсю пытался завязывать контакты с Южной империей за спиной князя.

Тут же появился несколько запыхавшийся Орест. Он с ходу стал переводить.

Квиет через Ореста спросил у второго проводника:

– А скажи, насколько трудна будет дорога до нужного нам перевала?

– Дорога будет не из лёгких, – подтвердил предположения трибуна этот самый Ждан. – Особенно для ваших коней… В некоторых случаях будем двигаться спешившись, и совсем уж медленно. Почти на ощупь, ну то есть гуськом.

– Г-гу-у-у… гуськом? Хм-м…А это как?

– Это- по одному! Чтобы не сорваться в пропасти. Торопиться не стоит. И потому добраться мы сможем до перевала, если нам ничто не помешает, не раньше, чем через восемь-девять дней…

– Мда-а-а…Я понял! Слу-ушай, а как я вижу, ты же не дак? – напрямую спросил второго проводника Квиет.

– Да, я не дак, – ответил тот.

– И лучше всех знаешь это безлюдное высокогорье… От чего оно тебе так хорошо известно? – заинтересовался трибун.

– Потому что я прожил здесь не один год, – ответил карп. – Ведь моя мать была коренной дакийкой. Она – из дакиек горянок. И родом из этих самых мест.

Квиет кивнул головой:

– Теперь понятно…

Трибун ещё кое о чём расспросил Ждана и хотел его уже отпустить, но тот почему-то замешкался, переступил с ноги на ногу, и, наконец, через Ореста всё-таки в свою очередь задал Квиету вопрос:

– Проводник спрашивает тебя, трибун: а что, в твоём отряде ещё есть соплеменники Ждана?

Квиет утвердительно кивнул головой.

Тогда посланный Хвалимиром проводник ещё спросил: а можно ли этих карпов увидеть, и с ними пообщаться? А также выяснить, как они оказались столь далеко от своего дома?

– Увидеть их? Ну, почему же, это мо-ожно… – согласился трибун. И тут же он велел тех трёх карпов, которых воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий, привести.

Квиет уже стал терять терпение, когда появился Гиемпсал. Командир разведчиков VIII Ульпиевой когорты был явно чем-то взволнован.

Подойдя к Квиету, он инстинктивно оглянулся по сторонам и как можно тише произнёс:

– Трибун, случилось непредвиденное…

– Что произошло?

– Северных варваров, которых мы пленили, нет. Они пропали…

– Как нет? Что-о-о?!! – лицо у Квиета от услышанного невольно вытянулось. – Они что, сбежали?!! Ко-о-огда?!

***

Вскоре выяснилось, что карпская троица, незаметно освободилась от пут и перехитрив свою охрану, состоявшую всего из двух воинов нумидийцев, сбежала.

Квиет распорядился за сбежавшими немедленно выслать погоню, но это не дало никакого результата. Сбежавшие карпы, как в воду канули. Что было не трудно сделать в высокогорной местности, если ты тем более эту местность знаешь лучше, чем твои преследователи.

Провинившихся двух охранников нумидийцев, заснувших на своём посту, следовало бы наказать, а по законам военного времени, так и вовсе не церемониться с ними и казнить, но Квиет сжалился над этими нерадивыми охранниками, и велел ограничиться десятью палочными ударами.

Квиет вызвал к себе второго проводника.

Со Жданом появился и Орест.

Трибун спросил через дака у карпа:

– А ты видел тех троих, которые от нас сумели сбежать?

– Мельком… Да и то, только из дали…

– Ты кого-нибудь из них признал? Скажи мне прямо!

– Ка-аже-ется…

– А если точнее?

– Узнал. Да, да! Я узнал одного из них.

– И что тогда скажешь?

– Могу сказать, что это были не поселяне… И появились они в этих местах совсем не случайно. По-о… по-мо-оему… это были лазутчики. Клянусь молниями Перуна! И пусть свидетелями моих слов станут Хорс и Сварог!

– Ла-азутчики, говоришь?!

– Совершенно верно!

– И кем они посланы?

– Я так думаю, что их послал побратим дакийского царя Децебала…

– Кто?!

– Я имею ввиду карпского князя…

– Конязя?

– Ну, да, это карпский правитель. И этого правителя зовут Драговитом. Он и должен на выручку дакам привести воинов, собранных из множества северных племён.

Услышав это имя, Квиет сразу же помрачнел.

Бывший гладиатор Квиет понял, что совершил непростительную ошибку, когда оставил пленённым карпам жизнь. Но теперь уже ничего нельзя было исправить.

***

VIII Ульпиева когорта приближалась к северной границе Дакийского царства. Пройдено ею было без малого несколько сот римских миль.

К концу подходил восьмой день продвижения этой когорты, после того как её повёл не Орест, а второй проводник, уже карп по имени Ждан. Оставалось совершить ещё один бросок и к вечеру следующего дня когорта должна была достичь долгожданной цели, подойти к намеченному перевалу.

Квиет приказал Гиемпсалу обследовать подступы к перевалу Орлиному, и его разведчики, только лишь на востоке забрезжили первые лучи встававшего из-за вершин солнца, снялись со стоянки и выдвинулись на север. Немного погодя снялась с временной стоянки и уже вся когорта, и двинулась тоже на север, к конечному пункту своего продвижения.

К полудню разведчики вернулись и сообщили, что перевал занят.

– Кем?! – удивился трибун Квиет.

– Кажется его заняли даки, – ответил Гиемпсал.

– А сколько их? Много? – встревоженно переспросил Квиет.

– Ну, наверное, сотни две будет, – ответил командир разведчиков. – Говорю примерно… На глаз их определял.

Лузий Квиет тут же приостановил продвижение когорты и спешно вызвал к себе Ореста. Когда тот появился, Квиет его тут же спросил:

– Что скажешь?

– А что такое?

– Нас опередили? Как могло такое случится? Кто-то Децебала предупредил? Или нас всё же даки выследили?

Орест немного подумал и затем произнёс:

– Не думаю, трибун. Мне, кажется, что царь просто сделал это из обычной предосторожности. И потому он повелел Пирусту, вождю племени Северных дайесов, взять под охрану этот проход, ведь он находится на территории этого племени. На всякий случай. И воины Пируста его будут охранять до подхода карпов и прочих союзников Децебала.

Квиет призвал к себе префектов ал и Гиемпсала, и стал с ними обсуждать сложившееся положение. Ему понадобилось со своими младшими офицерами посоветоваться.

Все префекты ал VIII Ульпиевой номерной когорты сошлись в едином мнение, что необходимо выбить охрану даков из Орлиного. До того, как сюда подойдут многочисленные отряды северных варваров.

И напасть на даков было намечено на раннее утро уже следующего дня.

***

Даков, которым поручили охранять перевал, оказалось действительно немного. Не больше двух-двух с половиной сотен. Они расположились у выхода из ущелья. Здесь они устроили свой небольшой лагерь и поставили палатки.

В центре их лагеря на высоком шесте развевалось знамя. Разноцветное и яркое, и для римлян очень необычное. Во всяком случае, Квиет такое раньше никогда не видел. Я опишу его…

Оно было выполнено не в виде привычного полотна, а в виде дракона, надувавшегося под потоком воздуха. Голова этого дракона была полая и в неё была вставлена трубка. И если ветер вдруг усиливался, то этот дракон начинал оживать и издавать свист. Временами этот свист был очень неприятным.

Дракон являлся едва ли не главным символом Дакии, причём с самой глубокой древности. По крайней мере он им считался уже при первых правителях этого народа, и тот же Замолксис ему покровительствовал.

Было видно, что даки собирались находиться у перевала Орлиного не один день.

Квиет в сопровождении Гиемпсала, Ореста и Ждана подобрались как можно ближе к расположению даков, и стали из надёжного укрытия наблюдать за ними.

– Насколько я вижу, у них выставлено всего двое дозорных, – произнёс Квиет. – Это мало… Они что, не опасаются нападения?

– А-а-а, не-ет, во-он, ещё двоих я вижу, – возразил Гиемпсал, и указал глазами ещё на двоих дозорных, которые находились в отдалении от лагеря и тоже бодрствовали.

– И в стороне, чуть-чуть левее, ещё трое… – добавил Орест.

– А я их сразу и не увидел, – согласился с перебежчиком-даком Гиемпсал.

Квиет ещё раз окинул взглядом расположение даков, ему сейчас было необходимо всё тщательнейшим образом оценить.

– Вначале спешимся, затем уберём их дозорных, и только потом нападём. Причём разом. И со всех четырёх сторон, – высказал своё мнение трибун. И тут же пояснил: – Чтобы ни один дак от наших мечей не ушёл!

Квиет, Гиемпсал и проводники осторожно отползли от укрытия и направились к своим.

Через примерно час когорта рассредоточилась и напала на даков. Но прежде разведчики Гиемпсала устранили дозорных. Да так ловко и бесшумно это им удалось сделать, что те даже не успели подать сигнала тревоги.

Пронзительно зазвучали тубы. Ну и затем раздалось…

– Ба-а-ар-р-ра!

– Ба-а-ар-р-ра-а!!!

– Ба-а-ар-р-ра-а-а!!!

Эти воинственные и подбадривающие крики раздались сразу с четырёх сторон, и горное эхо их подхватило, многократно усилило и разнесло по всей округе.

Это был воинский клич, к которому привыкли уже и перегрины. И который использовался только в римской армии и в подразделениях её ближайших союзников. Он должен был привести в смятение и ужас противника. А подражал он рёву взбешённых слонов, и начали его использовать римляне со времени их борьбы с Ганнибалом.

Воины когорты действовали слажено и в едином порыве.

Даки, ещё до конца не отошли ото сна и хватаясь за оружие, выбегали из своих палаток и сразу же попадали под копья и мечи нападавших на них негров, нумидийцев и мавретанцев, выросших как из-под земли. А ещё, к тому же, налетевших на них неожиданно и со всех сторон.

Квиет отдал приказ никого из даков не жалеть.

В итоге схватка продлилась не больше трёх часов, и уже вскоре с охраной перевала было покончено.

К трибуну подвели раненого сотника даков, которого нападавшие не стали добивать, и который по всей видимости и командовал отрядом, охранявшим перевал.

Разгорячённый ещё ожесточённой битвой, и получивший шрам на щеке, Кварт ударил сотника палкой по ногам и заставил встать на колени.

Квиет пленённого дака спросил:

– Когда появятся здесь отряды карпов и их союзников?

– Не спрашивайте! Я ничего не знаю… А если бы и знал, то ничего бы не сказал! – ответил хмурый сотник.

Квиет так ничего и не добился от пленного и, разгневанный, велел его отвести в сторону и зарубить.

Понимая, что в случае чего, даки никого из них не пощадят, трибун решил пленных больше не брать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После того, как бывший гладиатор Лузий Квиет, на протяжении короткого времени дважды спас Марка Ульпия Траяна от верной гибели, они сблизились и стали друзьями. Тогдашний наместник Верхней Германии Траян, уже намеревался присвоить другу более высокое воинское звание, а перед этим дать даже гражданство, но сенаторы в Риме не захотели прислушиваться к его рекомендации и утверждать это решение, и прежде всего потому, что друг Траяна был не белым, а всего лишь чернокожим, а такого ещё не случалось в Римской истории, чтобы какой-то там презренный негр, какой-то выскочка с необычным цветом кожи, уроженец глубинной Ливии, да ещё и бывший бесправный раб, занимал бы высокое звание в имперской армии. Это решение Траяна сенаторы единодушно высмеяли.

Траяну пришлось смириться с отказом и проглотить нанесённую ему заносчивыми патрициями хлёсткую пощёчину. Получается, что сенаторы его ни во что не ставили.

Ну а когда неожиданно для всех в Сенате выбор Нервы пал на проконсула Траяна, и тот стал его соправителем, то испанец вновь выразил желание отметить Квиета, но на этот раз уже сам Лузий не пожелал получать довольно-таки щедрый подарок от внезапно возвысившегося друга. Он отверг предложение нового правителя необъятной империи стать трибуном, а впоследствии возглавить легион.

Их предпоследнюю встречу с принцепсом Траяном Лузий до сих пор вспоминал…

***

Какое-то время, после того, как Траян стал соправителем престарелого императора Нервы, он оставался в Германии и продолжал наводить на Северо-Западной границе порядок. Однако, когда совсем одряхлевший Нерва переселился из Палатия в лучший из миров, и удостоился общения с самим Юпитером Громовержцем, Траян вынужденно засобирался в дорогу. Ему следовало срочно ехать в Рим.

Дальше откладывать этот переезд уже было невозможно.

Но перед отъездом Траян вновь вызвал к себе своего чернокожего друга. Они встретились во дворце наместника в Могонциаке, в атриуме. Рядом никого не было, и потому они, не соблюдая этикет, обнялись по-товарищески.

Траян предложил другу вина, но Лузий от него отказался.

Тогда, уже без всяких долгих и ничего не значивших вступлений, обращаясь к Квиету, Траян прямо заговорил:

– Выслушай меня, друг… Божественный Нерва, как ты уже знаешь, ушёл из жизни, и теперь мне не откладывая придётся покинуть Могонциак и перебраться в столицу… Я хочу тебя взять с собой. Мне нужны люди, которым я могу всецело доверять. Как ты на это посмотришь?

Лузий ожидал этого вопроса. И он уже всё обдумал заранее, и потому сразу же ответил на него:

– Я тебя благодарю за это предложение, Божественный, но… О Риме у меня остались слишком уж тягостные воспоминания… И мне вдали от него намного лучше. Мне здесь гораздо легче дышится. Ну не неволь меня, пожалуйста, я прошу тебя… Лучше я останусь в Германии.

Тогда они с Траяном расстались не лучшим образом.

Принцепс был не то что недоволен, а всё-таки обиделся, что его друг не захотел последовать вслед за ним. А Квиету не нравилась столица империи. И прежде всего потому, что с ней связаны были не самые лучшие воспоминания из его жизни. Ну и ещё из-за того, что «Вечный город» был сосредоточием оравы горделивых и слишком уж заносчивых патрициев. И в нём, как нигде больше, процветали пороки. Причём всевозможные, и даже самые что ни на есть гнусные, которые неудобно называть.

Это был на взгляд Квиета, не просто город, а какой-то вертеп.

***

И вот прошло несколько лет.

Лузий Квиет по-прежнему ни к чему не стремился и прилежно служил в скромном звании префекта алы на границе, на удалённом Германо-Ретийском лимесе. Можно сказать, что он случайно попал в имперскую армию.

Ему пришлось в неё завербоваться вынужденно. Ну и так сложились у него на тот момент обстоятельства.

Лузию необходимо было как можно быстрее покинуть Рим, ведь на него положила глаз не кто-нибудь, а распутная жёнушка Домициана, и она не давала ему прохода. А это было очень опасно. Потому что некоторые её любовники по принуждению были принцепсом раскрыты и безжалостно наказаны. Их подвергли изощрённым казням. И такая же участь могла ожидать и Лузия, если бы он промедлил и остался в Риме.

Честно признаться, поначалу Лузий Квиет вообще не собирался делать в римской армии какую-либо карьеру. Однако с годами, не сразу, а постепенно, его мнение на этот счёт начало меняться. И особенно на это повлияла их самая последняя встреча с Траяном, когда венценосный друг неожиданно вновь вспомнил о нём и повторно вызвал к себе.

После общения Лузия с Марком Ульпием Траяном, которое произошло в приграничных Дробетах, новоиспечённый трибун пересмотрел свои взгляды. Он пришёл к выводу, что не только сможет, но и должен уже со второй попытки достичь многого на военном поприще. И это полезно будет не только для него, но и для его близких, для тех же его приёмных детей. Так что отказываться от представившейся для него возможности было бы и глупо, и не разумно. Теперь ему необходимо было проявить себя. Уже в этой новой кампании.

И вот Квиет оказался в Дакии.

И под его командованием теперь была целая когорта. А это – почти тысяча опытных и закалённых нумидийских и негритянских бойцов! И с ними можно было горы свернуть!

***

Пока что Лузию Квиету по большому счёту везло. Уже который день он находился в Дакии со своей отдельной номерной когортой, и ещё ни разу они не попадали в серьёзный переплёт. Схваток с превосходящими силами врага так и не происходило. И они, наконец-то, достигли указанной им цели.

Но что же хотелось бы по этому поводу добавить….

Лузий не мог оставаться равнодушным к тому, что видел. Его уже захлёстывали эмоции, и они его в последние дни переполняли. Он не переставал удивляться этой стране и мысленно ею восхищался. И восхищение у него было совершенно искренним.

Это была не засушливая Ливия, и даже не Италия или Германия. О-о, нет! Дакия представлялась каким-то райским уголком. В ней было на что посмотреть! Боги щедро одарили различными благами её. Здесь имелось множество поистине великолепных мест. И их было не перечесть!

Карпские горы (или вернее, как их сейчас называют Карпаты), там, где собственно и располагался перевал Орлиный, несколько понижались и становились кое где более пологими. Но и там их высота иногда превышала две тысячи метров от уровня моря. И, в основном, они поросли густыми смешанными или хвойными лесами, кроме отдельных скалистых вершин.

Да-а-а, места здесь были действительно красивые, иногда какие-то совершенно дикие и завораживающие.

Воздух кажется был не просто свежий, но какой-то прозрачный, почти что хрустальный, а вода наичистейшая и необыкновенно вкусная. Ею невозможно было напиться.

Ну а что же из себя представлял сам перевал Орлиный?

***

Его, на мой взгляд, можно соотнести с тем, который сейчас называют Яблонецким, и который располагался примерно на километровой высоте в этих горах (в так называемых Восточных Карпатах).

Этот перевал соединял долины рек Пирита (Прута) и Малой Тиссии (Чёрной Тисы), а также крайнюю западную область тогдашнего расселения карпов и северные районы Дакийского царства.

Именно через этот перевал спустя одиннадцать с половиной веков пройдут полчища татара-монгольских воинов, направленные Великим ханом на завоевание Центральной и Западной Европы. Но не будем надолго отвлекаться от моего повествования.

И так, в Северных и Восточных Карпатах находилось с три десятка перевалов, через которые в древности северные народы могли проникать в Дакийское царство и дальше, в Римскую империю. Однако среди этих перевалов более-менее удобными для перехода являлись около десяти, а вот для карпов таковым считался прежде всего Орлиный, и потому принцепс Траян и поручил Квиету и его VIII Ульпиевой когорте этот перевал надёжно закупорить. Потому что Траяну стало известно от своей агентуры, что именно через этот перевал направятся северные варвары, для того чтобы помочь дакам в их борьбе с Римом.

***

«Пол дела, можно сказать, ими сделано, – удовлетворённо подумал Квиет. – Когорта достигла перевала? Да, она это сделала. И что не менее важно, достигла его вовремя. И в нём уже основательно укрепляется.»

Но Квиета беспокоили потери при захвате Орлиного. Он потребовал их подсчитать и доложить ему о количестве погибших и раненых.

Потери составили двадцать три убитых и чуть больше раненных. И среди раненых только семеро были тяжёлые, которые не могли встать. То есть, потери оказались не очень тяжкими для VIII Ульпиевой когорты. И после этого Квиет тут же собрал префектов ал и велел воинам лишь недолго передохнуть, и утром следующего дня начать спешно обустраиваться.

И вот, с самого раннего утра следующего дня, по всей округе раздался гулкий шум, вспугнувший белок и прочую живность, и подхваченный вновь ожившим горным эхом.

Этот шум производили многочисленные удары топоров, визг двуручных пил и падения срубленных деревьев.

***

Лагерь VIII Ульпиевой номерной когорты на глазах стал подниматься в виде частокола и засек. А также в виде стены, которая теперь преграждала самый удобный проход со стороны карпов в дакийские пределы. И буквально через пять дней основные укрепительные работы были завершены. А помимо этого, на север, уже на территорию карпов, и на юг, на территорию Дакийского царства, по приказу Квиета стали регулярно засылаться летучие дозоры, которые были усилены и которым было приказано внимательно отслеживать всё, что происходило вокруг.

Ну а к концу недели, после того, как когорта Квиета закрепилась на перевале, трибуну доложили, что даки всё-таки узнали о неожиданном появлении воинов Траяна у себя в глубоком тылу. И значит на это они должны были как-то отреагировать.

Относительно спокойная жизнь у Квиета и его когорты завершилась?

Наверное, так оно и есть.

Квиет понимал, что всё самое опасное для них в Дакии лишь только начиналось.

***

После свадьбы Воислава и единственной дочери Верховного вождя роксоланов Савлеи, племянницу воеводы Ратибора как подменили. Она стала избегать их обоих, но ревность её по-прежнему душила и не давала спокойно жить.

Родослава всё вспоминала их прежние встречи с Воиславом. Их свидания, наполненные страстью, и которые она никак не могла забыть. Если где-нибудь она с кем-то из этой влюблённой и невыносимо счастливой парочки встречалась, то Родослава бледнела и невольно опускала глаза.

Поначалу Савлея не обращала на это внимания, потому что полностью находилась во власти своих чувств. Свадьба только что состоялась, и они с Воиславом редко расставались, а если и расставались, то ненадолго. Они до сих пор не могли успокоиться и утолить до конца свою страсть.

Но рано или поздно должно было что-то произойти.

Так оно и вышло…

***

Перед концом первой недели липеца (это нынешний месяц июль) мать Родославы послала её к брату, что бы тот передал им часть мяса от убитого на недавней охоте огромного тура, и когда Родослава появилась в усадьбе дяди, то столкнулась с соперницей, с ненавистной ей красавицей роксоланкой.

Савлея пришла к воеводе по просьбе Воислава. Тот тоже захотел получить свежего турьего мяса от недавней удачной охоты. На удивление карпов, Савлея быстро сняла свой свадебный белый наряд, скроенный на карпский манер, и вновь облачилась в привычную для неё мужскую одежду: в полотняную отбеленную рубаху, в роксоланские куртку и штаны, заправленные в остроносые сапожки на низком каблуке. Только золотые серёжки и такие же золотые массивные браслеты на запястьях обоих рук подчёркивали её женскую сущность. Но Савлея всё равно была очень привлекательна, и это с сожалением Родослава должна была признать.