Теоретико-мыслительный подход. Книга 1: От логики науки к теории мышления

16

Ideenmystik (нем.) – мистика идей. Примеч. ред.

17

Речь идет о «триадичности» диалектики Гегеля, которая становится возможной у него только в рамках спекулятивного мышления.

Ср.: «Спекулятивное, или положительно-разумное, постигает единство определений в их противоположности, то утвердительное, которое содержится в их разрешении и переходе.

‹…› 1) Диалектика приводит к положительному результату, так как она имеет определенное содержание, или, иначе говоря, так как ее результат есть поистине не пустое, абстрактное ничто, а отрицание известных определений, которые содержатся в результате именно потому, что он есть не непосредственное ничто, а результат. 2) Это разумное, хотя и оно есть нечто мысленное и притом абстрактное, есть вместе с тем и конкретное, потому что оно есть не простое, формальное единство, но единство различенных определений. ‹…› 3) В спекулятивной логике содержится чисто рассудочная логика, и первую можно сразу превратить в последнюю; для этого нужно только выбросить из нее диалектическое и разумное, и она превратится в то, что представляет собой обычная логика, – в историю различных определений мысли ‹…›.

Относительно спекулятивного мышления мы должны еще заметить, что под этим выражением следует понимать то же самое, что раньше применительно в основном к религиозному сознанию и его содержанию называлось мистическим. Когда в наше время говорят о мистике, то, как правило, употребляют это слово в смысле таинственного и непонятного, и в зависимости от полученного образования и образа мыслей одни смотрят на это таинственное и непонятное как на нечто подлинное и истинное, а другие видят в нем суеверие и обман. Мы должны прежде всего заметить, что мистическое, несомненно, есть нечто таинственное, но оно таинственно лишь для рассудка, и это просто потому, что принципом рассудка является абстрактное тождество, а принципом мистического (как синонима спекулятивного мышления) – конкретное единство тех определений, которые рассудок признает истинными лишь в их раздельности и противопоставленности. ‹…› Но, как мы уже видели, абстрактное рассудочное мышление столь мало представляет собой нечто незыблемое и окончательное, что оно, наоборот, обнаруживается как постоянное снятие самого себя и как переход в свою противоположность, разумное же мышление как таковое состоит именно в том, что оно содержит в самом себе противоположности как идеальные моменты. Все разумное мы, следовательно, должны вместе с тем назвать мистическим, говоря этим лишь то, что оно выходит за пределы рассудка, а отнюдь не то, что оно должно рассматриваться вообще как недоступное мышлению и непостижимое» [Гегель, 1974, с. 210–213].

18

См., например, [Маркс, 1959, с. 6–7].

19

производственные отношения являются формой в процессе развития производства, а производительные силы – содержанием – дословно такой фразы у Маркса нет. Ср.: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы» [Маркс, 1959, с. 6–7].

20

В рукописи неразборчиво. Фраза реконструирована редактором. Примеч. ред.

21

Вопросы, которые ставит Ленин, относятся, по-видимому, к той форме, которую приняло это правильное положение у Гегеля, потому что далее он замечает: «У Гегеля тут идеалистическая неясность и недоговоренность. Мистика» [Ленин, 1969б, с. 156].

22

des Erkennens (нем.) – познания. Примеч. ред.

23

Ленин здесь цитирует Гегеля в своем переводе. В переводе Б. Г. Столпнера: «Это поступательное шествие познания должно определяться природой вещей и самого содержания» [Гегель, 1937, V, с. 55].

24

В конспекте Ленина первая строка этой фразы: «Логика есть чистая наука…».

25

«А диалектика, в понимании Маркса и согласно также Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией познания, гносеологией, которая должна рассматривать свой предмет равным образом исторически, изучая и обобщая происхождение и развитие познания, переход от незнания к познанию» [Ленин, 1969а, с. 54–55].

26

Речь идет о работе Фердинанда Лассаля (1825–1864) «Философия Гераклита Темного из Эфеса» (F. Lassalle. Die Philosophie Herakleitos des Dunklen von Ephesos. Nach einer neuen Sammlung seiner Bruchstücke und der Zeugnisse der Alten dargestellt. 2 Bde. Berlin: F. Duncker, 1858).

27

Ср.: «История философии вот те области знания, из коих должна сложиться теория познания и диалектика kurz [кратко (нем.). – Ред.], история познания вообще греческая философия наметила все сии моменты» отдельных наук» умственного развития ребенка»»» животных» языка NB: + психология + физиология органов чувств вся область знания» [Ленин, 1969б, с. 314] (орфография и пунктуация оригинала сохранена).

28

«Обитатели лесостепной зоны, почти двуногие приматы позднетретичного времени, по своему анатомическому строению не могли пробегать огромного пространства в поисках пищи, подобно копытным, или конкурировать с хищными в преследовании добычи. Они должны были ограничиться небольшой территорией, что для сравнительно крупных животных представляло значительные затруднения. Для лесостепных приматов, крупных, но лишенных специфических приспособлений – рогов, копыт, больших клыков и т. д., оставался один выход: увеличить силу своих рук, ног и зубов систематическим, а не случайным, как у обезьян, применением различных орудий – камня, раковин, палок, рогов животных и т. д. – для раскапывания корней, для метания в выслеженного зверя и пр. Унаследованные от древесных приматов, характерные для них инстинкты поисковой и игровой деятельности, ориентирующей работы пальцев рук, облегчили эту задачу и способствовали постепенному включению в жизненную необходимую обстановку разнообразных внешних предметов, активному их усвоению. Существование этих групп приматов было связано уже не только с органами тела, но и с независимыми от них предметами. Переходные формы антропоидов-гоменид не могли обходиться без палок и камней для добычи и приготовления пищи, для самозащиты. Дальнейшее развитие приводило к намеренному изготовлению орудий, сначала без закрепленной формы, а потом и определенно обработанных, т. е. к появлению древнейших людей» [Бунак, 1951, с. 261].

29

См. [Маркс, 1960, с. 190–191].

30

Здесь автор ссылается на учение физиолога И. П. Павлова (1849–1936) о «сигнальной системе», понятие о которой им было введено для объяснения закономерностей работы больших полушарий головного мозга, высшей нервной деятельности. Павлов выделял: а) «первую сигнальную систему», формирующуюся у животных и человека при воздействии внешних раздражителей (сигналов) – световых, звуковых, тепловых и т. д. – и образующих систему условных связей, ассоциаций в коре головного мозга; б) «вторую сигнальную систему», которая свойственна только человеку и формируется как «прибавка» к сигналам первой сигнальной системы – в виде речи и мышления как «сигналов сигналов» – на основе раздражений рецепторов органов речи – мускулатуры, губ, щек, гортани и т. д. и идущих от них импульсов в кору головного мозга. (См., например, [Павлов, 1951а, с. 345])

31

«Речь возникла на основе звуков, свойственных высшим антропоидам, но не аффективных криков, а аффективно-нейтральных жизненных шумов, сопровождавших обыденные акты поведения» [Бунак, 1951, с. 271]. (Это, видимо, самая последняя точка зрения по данному вопросу.)

32

«…Слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные общие у него с животными…» [Павлов, 1951б, с. 428–429].

33

«…Кинэстезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов. Они представляют собой отвлечение от действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специально человеческое, высшее мышление» [Павлов, 1951а, с. 232–233].

34

«…Начальные слова… объединяют в неразрывном комплексе обозначение акта поведения, его цель, средство, вероятно также применяемое орудие» [Бунак, 1951, с. 274].

35

Человек как бы наново в абстрактном мышлении переоткрывал мир, уже один раз данный ему, как и всякому животному, в ощущениях. Работы по истории языка дают на этот счет немало интересных примеров.

Так, можно было бы предположить, что первыми в языке и сознании должны были появиться слова-понятия для тех цветов, которые наиболее распространены в природе: для голубого и зеленого. Однако человек начинает называть цвета особыми словами только тогда, когда эти цвета получают определенное значение в коллективной практике. Известно, что скотоводство было одним из важных занятий населения на Кавказе. Скотоводство создает необходимость различать масти животных, и вот оказывается, что у некоторых народов слова-названия для мастей животных появляются раньше, чем названия для других цветов и видов окраски. Так, например, в адыгейском языке первичные односложные слова-корни обозначают именно названия мастей. Слово «фы» обозначает «светлый», «гъо» – «рыжий, красноватый», «тхъо» – «буланый», «шхъо» – «светло-серый, голубовато-серый». «Названия цветов вообще образуются лишь вторичным путем от названия мастей с помощью словообразовательного суффикса “жьы”» [Яковлев, Ашхамаф, 1941, с. 227]. Понятие «голубой цвет» образуется еще более сложным образом: «шхъу-антIэ».

36

У гуичолов пшеница, олень и растение гикули имеют одно и то же название. К. Лумгольц, наблюдавший жизнь гуичолов, указывает, что для них «пшеница, олень и растение гикули являются в действительности в известном смысле одной и той же вещью (по своему значению), все они служат питательным веществом, предметом питания и в этом смысле тождественны» [Резников, с. 205].

37

«…В языке эскимосов разными словами обозначают моржа, находящегося на льдине или на лежбище [то есть доступного охотнику – Г. Щ.]… и моржа, находящегося далеко в море… [то есть недоступного – Г. Щ.]» [Бунак, 1951, с. 255].

38

Таким образом, каждое название было одновременно как изолирующей, так и обобщающей абстракцией.

39

Ясно, что этот процесс идет особенно интенсивно в той области, где лежат основные практические интересы коллектива. Обилие названий для предметов, различия между которыми вызывают к себе практический интерес, сочетается с крайней бедностью языка в тех случаях, когда практические нужды непосредственно не требуют такой дифференциации.

«Характеризуя язык бразильского племени бакаири, К. Штейнен пишет, что “количество понятий зависит прежде всего от особенностей интересов. С одной стороны, по сравнению с нашими языками наблюдалось обилие слов, служащих названиями животных и родства, с другой стороны, бедность, которая вначале просто поражала: yélo означает и гром, и молнию, kχоpö – дождь, бурю и облако”» [Steinen, 1897, S. 80–81] (цит. по [Резников, 1946, с. 212]).

«…Согласно данным Макса Мюллера, у туземцев Гаваи есть только одно слово “aloba” для обозначения таких чувств, которые мы называем любовью, дружбой, уважением, признательностью, доброжелательством и т. д.… Но эти же туземцы располагают, например, многими словами для обозначения различных направлений ветра и его силы.

…Весьма бедный по своей лексике язык лапландцев имеет свыше 30 названий для обозначения северного оленя – животного, играющего большую роль в их жизни» [Резников, 1946, с. 213].

40

В разобранном выше примере с названием пшеницы, оленя и растения гикули у гиучолов Лумгольц указывает, что, по-видимому, название оленя, служившего с древнейших времен средством питания, перешло затем к пшенице (по функции средства питания).

Современное адыгейское слово «хьацэ» (ячменное зерно) первоначально обозначало «ячменный зуб». Здесь более старое слово «цэ» – «лезвие», «режущий край орудия», «зуб» (животного) оказалось использованным в совершенно новой области экономики [Яковлев, Ашхамаф, 1941, с. 231].

«Вот, например, как описывает этнограф Карл Штейнен процесс называния новых вещей бразильским племенем бакаири: “В высшей степени замечательна была та быстрота, с которой они связывали неизвестные им вещи с известными, причем они тотчас же и без всяких ограничивающих дополнений давали этим неизвестным ранее вещам названия известных. Они обрезают волосы острыми раковинами или зубами рыбы пиранья, и мои ножницы, предмет бесконечного восхищения, который так гладко и ровно обрезал волосы, они назвали просто зубом пиранья. Зеркало оказалось водой. Покажи воду, кричали они, когда желали взглянуть на зеркало”» [Steinen, 1897, S. 78] (цит. по [Резников, 1946, с. 204]).

41

В тех же исследованиях отсталых племен было замечено, что, когда существенная функция предмета оказывалась неизвестной и непонятной, предмет назывался в соответствии с бросающимся в глаза признаком. Например, некоторые австралийские племена, увидев впервые книги, стали называть их «ракушками», так как они раскрывались подобно ракушкам (см. [Бунак, 1951, с. 255]).

42

Ссылка отсутствует, но автор, вероятно, имеет в виду «Путешествия на берег Маклая: Этнологические заметки о папуасах берега Маклая на Новой Гвинее».

43

Здесь и далее названия параграфов в квадратных скобках даны редактором. Примеч. ред.

44

«…Большинство первых философов считало началом всего одни лишь материальные начала, а именно то, из чего состоят все вещи, из чего как первого они возникают и во что как в последнее они, погибая, превращаются, причем сущность хотя и остается, но изменяется в своих проявлениях, – это они считают элементом и началом вещей. И поэтому они полагают, что ничто не возникает и не исчезает, ибо такое естество (physis) всегда сохраняется…» [Метафизика, 983b7—13].

45

О том, насколько медленно происходит отрыв абстракции от чувственных представлений, насколько медленно осознается абстрактное содержание понятий, насколько это осознание трудно, можно судить по тому, что еще Плутарх упрекал Анаксимандра за то, что он так и не сказал, что представляет собой его бесконечное, есть ли оно воздух, вода или земля. [Автор доксографического компендия «Мнений философов» до сих пор не установлен. Г. Дильс считает, что им был Аэтий (Аэций), но многими историками философии это оспаривается. Данное высказывание Псевдо-Плутарха об Анаксимандре см., например: Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. М.: Наука, 1989. С. 119. Примеч. ред.]

46

«То, что находится в противоположности, имеет, говорят они, своим родом равное и неравное; покой есть равное, ибо он не может быть большим или меньшим; движение же есть неравное. ‹…› Здоровье есть равное, болезнь – неравное» (Секст Эмпирик) (цит. по [Гегель, 1932, IX, с. 193]). Это появление количественных различий.

47

«Особенностью пифагорейцев является то, что ограниченное, бесконечное и единое не суть, подобно огню, земле и т. п., другие стихии и также не обладают другой реальностью, чем вещи; пифагорейцы рассматривали само бесконечное и саму единицу как субстанцию тех вещей, о которых они высказываются. Поэтому они и говорили, что число есть сущность всего. Они, следовательно, не отделяют чисел от вещей и признают числа самими вещами. Число есть для них первоначало и материя вещей, равно как и их свойства и силы» (Аристотель) (цит. по [Гегель, 1932, IX, с. 196]).

48

«Они, по крайней мере, говорят, что явления необходимо состоят из простых элементов, и было бы противно природе вещей, если бы первоначало вселенной входило в состав чувственных явлений. Элементы и начала не только нечувственны и невидимы, но и вообще бестелесны» (Секст Эмпирик) (цит. по [Гегель, 1932, IX, с. 187]).

49

Гегель по этому поводу замечает: «Это изложение обнаруживает внимание к совершенно общим логическим определениям, которые ныне и всегда имеют величайшую важность и представляют собой моменты во всех представлениях, во всем, что существует. Природа этих противоположностей здесь правда еще не подвергается рассмотрению, но важно то, что они осознаны» [Гегель, 1932, IX, с. 193].

50

«Таблица противоположностей» – приводимый Аристотелем перечень десяти парных «начал», которые предложили пифагорейцы (см., например, [Метафизика, 986а22—26]). В переводе А. В. Кубицкого названия используемых автором понятий из этой «таблицы» даны как «предел» и «беспредельное».

51

Симплиций в своем комментарии к «Физике» Аристотеля говорит: «что для него [Анаксимена], как и для Анаксимандра, первосущность была одной и бесконечной природой; только ему она представлялась не неопределенной как Анаксимандру, а определенной, представлялась именно воздухом». Согласно Цицерону, «он определял воздух как представляющее собой безмерное, бесконечное и находящееся в непрерывном движении» [Гегель, 1932, IX, с. 169].

52

Цит. по [Гегель, 1932, IX, с. 233].

53

Цит. по [История философии, 1941, с. 90].

54

«Каждое из бесконечного множества телец должно быть определенной величиной» (Диоген Лаэрций, Х, 56) (цит. по [История философии, 1941, с. 97–98]).

55

Источник не определен. Примеч. ред.

56

Источник не определен. Примеч. ред.

57

Мы уже приводили цитату, в которой Зенон показывает, что бесконечно большое и бесконечно малое не существует с точки зрения чувств (см. главу «Из истории развития понятия «бесконечное» от Фалеса до Аристотеля»).

58

А. «Если мы определим тело как нечто, ограниченное поверхностью, то не может быть бесконечного тела – ни мыслимого, ни воспринимаемого чувствами. Но [не может быть] и числа как чего-то отдельного и [в то же время] бесконечного: ведь число или то, что имеет число, исчислимо. Следовательно, если возможно сосчитать исчислимое, то можно будет пройти [до конца] и бесконечное» [Физика, 204b6—10].

Б. «Некоторые считают таким [единым и простым началом] бесконечное, а не воздух или воду, чтобы все прочее не уничтожалось от их бесконечности, так как [эти элементы] противоположны, например воздух холоден, вода влажна, огонь горяч. Если бы один из них был бесконечным, все остальные были бы уничтожены…» [Физика, 204b24—28].

В. «…Говорят…, [бесконечное] есть нечто иное, из чего эти [элементы порождаются]. Но невозможно, чтобы такое [тело] существовало, не потому [только], что оно бесконечно ‹…›, а потому, что такого чувственно-воспринимаемого тела, наряду с так называемыми элементами, нет: ведь все [предметы], из чего состоят, в то и разрешаются, так что оно должно находиться здесь наряду с воздухом, огнем, землей и водой, но ничего такого не оказывается» [Физика, 204b28—35].

Г. Невозможность бесконечного тела возникает из того, что оно не может быть ни простым, ни сложным.

Д. Наконец, что не может существовать бесконечное чувственно воспринимаемое тело, явно из следующего. «…Всякое чувственно-воспринимаемое тело находится в [каком-нибудь] месте, виды же и различия места – вверху или внизу, спереди и сзади, справа и слева; и эти [различия таковы] не только для нас и по условию, но [они] определены и в самом целом. В бесконечном же [теле] такие различия невозможны» [Физика, 205b32—34].

59

Еще в работах Г. Галилея (XVII в.) мы находим следы этой формы понятия скорости. Так, в начале «Диалога о двух главнейших системах мира» мы читаем: «…Я не совсем понимаю, – говорит один из собеседников (Согредо), – почему необходимо, чтобы движущееся тело, отправляясь от состояния покоя и переходя к движению…, проходило все предварительные степени медленности между какой-нибудь намеченной степенью скорости и состоянием покоя…» [Галилей, 1948, с. 32].

В настоящее время понятие «скорость» употребляется преимущественно как абсолютная количественная характеристика, и употребление словосочетания «степень скорости» кажется несуразной.

Но в то время, когда абстракция «скорость» употреблялась только в противопоставлении абстракции «медленность» и носила качественный характер, появление словосочетания и понятия «степень скорости», как некоего количественного определения, было совершенно естественным.

60

«Так как всякое движение происходит во времени, и всякое время делимо, и в меньшее время движение меньше, то всякое движение необходимо делится по времени. ‹…› Подобным же образом, как делимо движение, так делимо и время; именно если все движение происходит в течение всего времени, половина – в половину времени и снова меньшая часть – в меньшее [время]» [Физика, 235а11—13, 235а23—24].

61

В рукописи схема отсутствует. Приводится по тексту примечаний И. Д. Рожанского к «Физике» Аристотеля (см.: Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1981. С. 570 (рис. 3)). Примеч. ред.

62

В сочинениях Галилея мы находим указания на то, что вся наука и, в частности, его механические и астрономические открытия были вызваны к жизни потребностями общественной практики. Сочинение «Беседы о двух новых механиках» начинается с замечания одного из собеседников – Сальвиати – о том, что обширное поле для размышлений дает пытливым умам постоянная деятельность венецианского арсенала, «особенно в области, касающейся механики, потому что всякого рода инструменты и машины постоянно доставляются туда большим числом мастеров». На что Сагредо отвечает, что беседы с мастерами арсенала не раз помогли ему «разобраться в причинах явлений не только изумительных, но и казавшихся сперва совершенно невероятными» и что в этих вопросах «мало помощи оказывает то, что сказал по этому поводу кто-либо из древних, или общераспространенные взгляды и учения» [Галилей, 1934, с. 47–48].

63

Ср. глава «О возникновении абстракций и понятий». Примеч. ред.

64

Исходя из этого положения Галилей уточнил определение равномерного движения. «Движением равномерным или единообразным я называю такое, при котором расстояния, проходимые движущимися телами в любые равные промежутки времени, равны между собой.

Пояснение. К существующему до сего времени определению (которое называло движение равномерным просто при равных расстояниях, проходимых в равные промежутки времени, мы прибавили слово “любые”, обозначая тем какие угодно равные промежутки времени, так как возможно, что в некоторые определенные промежутки времени будут пройдены равные расстояния, в то время как в равные же, но меньшие части этих промежутков пройденные расстояния не будут равны» [Галилей, 1934, с. 282–283].

65

Исследуя неравномерные движения, Галилей ввел понятие ускорения и дал закон равноускоренного движения. Кроме того, Галилей показал относительный характер скорости. Все это, конечно, является развитием понятия скорости, но эти стороны в развитии понятия мы здесь уже не можем рассматривать.

66