Теоретико-мыслительный подход. Книга 1: От логики науки к теории мышления

Итоги совещания были опубликованы в журналах «Вопросы философии» и «Вестник высшей школы» (см. [Осьмаков, 1948; Против идеалистического…, 1948]). По сути, основными вопросами этого совещания стали программы по курсу истории логики П. С. Попова и учебника логики В. Ф. Асмуса.

Фрагмент обзора, посвященный Асмусу, дает представление о «составе» предъявленных ему «обвинений»: «…“Логика” профессора Асмуса представляет собою образец формалистического учебника,… страдает крупнейшими методологическими изъянами: объективистским подходом к освещению логических законов и форм, неисторичностью, аполитичностью и безыдейностью.

Важнейшие вопросы философской науки, как предмет и задачи логики, учение о понятии, о суждении, об индукции и др., автором “Логики” изложены путанно, с эклектических позиций, без привлечения высказываний классиков марксизма-ленинизма. ‹…›

Для объяснения логических законов и форм профессором Асмусом использован материал, который ставит логику вне современной идеологической борьбы, отводит в этой борьбе логику на “нейтральные” позиции, делает ее безучастной ко всему, происходящему в современном мире, превращает ее в аполитичную науку, выхолащивая из нее социалистическую идеологию.

Выступив на совещании, профессор Асмус не только не отказался от своих ошибочных установок, но пытался даже их отстаивать, заявив, что мы еще очень далеки от понимания сущности формализма. Будучи, однако, вынужден под давлением критики признать, что его книга аполитична, он все дело свел лишь к тому, что в его книге допущено неправильное процентное соотношение между примерами, взятыми из области естественных наук, и примерами из общественной жизни, обойдя вопрос о том, что дело не столько в примерах, сколько в идейности, партийности, направленности и воспитательном значении привлекаемого материала» [Осьмаков, 1948, с. 376].

Вопросы логики и ее преподавания вновь стали предметом обсуждения на Всесоюзном совещании преподавателей марксизма-ленинизма 8—15 июля 1949 г. Здесь учебник Асмуса вновь был подвернут критике. На этот раз Асмус был вынужден признать «в общем и целом вполне справедливой, заслуженной и правильной по существу критику его книги “Логика”. ‹…›

Профессор Асмус говорит, что в своей книге он охарактеризовал логику как науку, оторванную от социалистической практики, не показал логику как одно из средств коммунистического воспитания советского студенчества, не указал, что содержанием логического мышления советских людей должны быть социалистическая действительность, задачи и цели социалистического строительства.

Профессор Асмус подчеркивает, что он не охарактеризовал логику как партийную науку, что он не развил необходимой для советского автора острой, боевой, непримиримой критики реакционных, идеалистических и формалистических учений, распространяемых современными логиками капиталистических стран, особенно реакционной зарубежной “логики отношений”.

Он говорит, что в его книге не показана истинная роль марксизма-ленинизма в разработке науки логики, между тем марксистско-ленинская, социалистическая идеология является той основой, на которой только и может строиться изучение логики. Не только для материалистической диалектики, но и для логики труды классиков марксизма-ленинизма представляют неоценимый и притом единственный непререкаемо авторитетный источник» [Осьмаков, 1949, с. 368].

На совещании выступил М. С. Строгович с критикой философских кафедр, преподавателей диалектического и исторического материализма, которые, по его словам, не решают «проблемы общефилософского характера: о предмете логики, о соотношении логики и материалистической диалектики. ‹…›

Но дальше молчать нельзя. Преподавателю не дают замалчивать эти вопросы студенты, и, следовательно, каждый преподаватель принужден решать их по-своему. Совершенно ясно, что из этого ничего, кроме вреда, получиться не может, ибо точек зрения по этим вопросам много, может быть, столько, сколько есть логиков.

Некоторые, например, полагают, что логика, которую мы преподаем в средней школе и в вузах, идеалистическая по самой своей природе. Спрашивается, за какие же грехи мы принуждены преподавать идеалистическую науку?

Спорят о том, одна или две логики. И эти споры вносят немало смущения и путаницы в среду логиков и, что еще хуже, в студенческую среду» [Осьмаков, 1949, с. 369].

Старт новому этапу дискуссий о логике был дан самим Сталиным, хотя, очевидно, это даже не входило в его намерения. 20 июня 1950 г. в главной газете ЦК ВКП(б) «Правде» была опубликована статья (в виде интервью) Сталина «Относительно марксизма в языкознании». В том же году, дополненная ответами Сталина на вопросы по статье, она была издана в виде брошюры под названием «Марксизм и вопросы языкознания».

Это выступление Сталина было направлено против «нового учения о языке» Н. Я. Марра, критику основных ее положений, но прежде всего против его последователей, которые попытались монополизировать эту научную область, вытеснить из нее другие концепции и подходы, против, по его выражению, «аракчеевского режима в языкознании». Сталин, по сути, поставил точку в дискуссиях сторонников и противников Марра, которая проходила на страницах той же «Правды» с мая по июль 1950 г., и объявил, что «никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики» [Сталин, 1953, с. 31].

Прямых указаний относительно логики в статье Сталина не было. Основной ее тезис: язык не является «надстройкой» (в марксовом смысле) и поэтому «не может идти и речи о классовом языке», «формула о “классовости” языка есть ошибочная, немарксистская формула» [Сталин, 1953, с. 12, 22]. В статье Сталина также говорилось о связи языка и мышления в связи с критикой Марра, который эту связь, по словам Сталина, отрицал. При этом Сталин ссылается на слова К. Маркса о языке как «непосредственной действительности мысли».

Тем не менее дискуссия о соотношении формальной и диалектической логики получила новый внешний импульс – не отреагировать на статью Сталина как живого «классика марксизма-ленинизма» советским логикам и философам было нельзя. Более того, апелляция к новому тексту Сталина давала им возможность выйти за те идеологические рамки, которые были до этого им навязаны Министерством просвещения СССР и лично министром Кафтановым.

И во втором номере «Вопросов философии» в 1950 г. редакцией журнала был дан старт заочной дискуссии о логике: «Введение преподавания логики потребовало создания учебных пособий, учебников и программ, разработки теоретических проблем логики. При этом выявилось, что среди логиков существуют большие неясности и путаница по самым коренным вопросам: в определении предмета логики, в решении вопроса о соотношении логики и марксистской диалектики и др., что сильно затрудняет преподавание логики и научную работу в этой области. Обсуждение этих вопросов и споры по ним среди логиков не привели к положительным результатам. В связи с этим назрела острая необходимость обсудить в печати спорные вопросы логики» [От редакции, 1950, с. 197].

Дискуссию открыли статьи завкафедрой логики Тбилисского университета К. С. Бакрадзе «К вопросу о соотношении логики и диалектики» и завкафедрой логики Московского университета В. И. Черкесова «О логике и марксистской диалектике».

Бакрадзе считает, что противопоставление формальной логики и диалектической логики ложно по своей постановке. Во-первых, сам термин «диалектическая логика», который употребляли классики марксизма-ленинизма, есть лишь синоним «диалектического материализма» – методологии научного познания. «Поэтому вопрос о соотношении логики и диалектики фактически сводится к вопросу о соотношении логики и диалектики как теории познания» [Бакрадзе, 1950, с. 201]. Во-вторых, логика как наука о «правильном мышлении» есть элемент процесса познания, в котором результаты этого познания формулируются в виде умозаключения или доказательства: «Логика как наука о правильном мышлении зависит от теории познания, от диалектики, и поэтому решение основных проблем логики с помощью только ресурсов логики невозможно» [там же, с. 205]. То есть, по сути, Бакрадзе уточняет, развивает точку зрения Строговича, которую тот излагал в своем учебнике логики.

Черкесов начинает с того же вопроса, что и Бакрадзе: «Самый существенный вопрос, с которым столкнулись логики, – это вопрос о соотношении логики и марксистской диалектики. Этот вопрос стоял в центре внимания всех совещаний по логике… и всех вообще обсуждений и споров, которые имели место среди преподавателей логики» [Черкесов, 1950, с. 209]. Но в отличие от Бакрадзе он не сомневается в правомерности употребления самого термина «диалектическая логика», хотя через запятую использует как синоним «марксистскую диалектику». По мнению Черкесова, формальная логика – это элементарное учение о формах и правилах человеческого мышления, а диалектическая логика является «высшей, подлинно научной логикой», соотносятся же они как низшая и высшая математики и решают разные задачи. Более того, ссылаясь на высказывание Ленина о том, что «диалектика, логика и теория познания – одно и то же, он утверждает, что нет таких задач формальной логики, которые не могла бы решить диалектическая логика как логика. А потому нельзя считать формальную логику «единственной логикой» вообще, нельзя сводить ее (как делает, например, Бакрадзе) и к элементу, «первой ступени» процесса познания [там же, с. 213–219].

В декабре 1950 г. в рамках открытого журналом «Вопросы философии» обсуждения вопросов логики в МГУ на философском факультете была организована дискуссия на тему «Соотношение формальной логики и диалектики». Кроме сотрудников философского факультета в ней приняли участие сотрудники Института философии, преподаватели логики. Во втором номере журнала «Вопросы философии» за 1951 г. был опубликован обзор этой дискуссии М. Н. Алексеева – выступлений А. П. Гагарина, Т. И. Ойзермана, В. М. Богуславского, А. А. Ветрова, Г. В. Казанцева, В. Ф. Асмуса, М. Н. Алексеева, Е. К. Войшвилло, Н. В. Воробьёва, С. А. Яновской. На дискуссии также выступили Е. С. Кузьмин, В. И. Кремянский, А. К. Панфилов, И. И. Осьмаков, В. М. Семенчев, М. С. Строгович, А. А. Зиновьев, В. И. Черкесов, П. С. Попов (см. [Алексеев, 1951]).

Несмотря на то, что математическая логика развивалась в СССР безотносительно к вопросам идеологии, как прикладная дисциплина, ей не удалось избежать идеологических обвинений в «идеализме».

В процессе обсуждения вопросов логики в «Вопросах философии» эти обвинения обрушились на С. А. Яновскую. В 1950 г. в журнале была опубликована статья В. П. Тугаринова и Л. Е. Майстрова, обвинивших Яновскую в «примиренчестве» с идеализмом, некритическом отношении к претензиям математической логики «на роль всеобщей научной методологии» [Тугаринов, Майстров, 1950, с. 336]. «…Решение задачи логического обоснования математики может быть осуществлено лишь на базе марксистского диалектического метода», пишут авторы статьи [там же, с. 331]. Поводом для критики Яновской была публикация под ее редакцией и вступительными статьями книг Гильберта и Аккермана и Тарского. В том же номере опубликовано письмо самой Яновской, в которой она, по сути, была вынуждена оправдываться и разъяснять сущность «так называемой математической логики», что последняя есть лишь «вспомогательный аппарат математики и логики», а не «настоящая логика» [Яновская, 1950, с. 339, 342].

В пятом номере 1951 г. «Вопросов философии» публикуется обзор неопубликованных материалов. В нем говорится, что в редакцию поступило около 60 статей и писем, в которых авторы, «излагая свои взгляды на формальную и диалектическую логику, вносят ценные предложения относительно дальнейшей разработки и преподавания логики» [Митрофанов, 1951, с. 153]. А. Митрофанов, за псевдонимом которого, скорее всего, скрывался Митрофан Николаевич Алексеев – сотрудник кафедры логики МГУ и ближайший единомышленник В. И. Черкесова – почти после каждого пересказанного материала делает замечания его автору, указывая на его «ошибки».

И наконец, в шестом номере 1951 г. редакция журнала подводит итоги дискуссии. В материале (который был опубликован без подписи) относительно соотношения формальной логики и диалектической логики сказано следующее: «Обсуждение показало…, что большинство советских логиков и философов придерживается правильной, марксистской точки зрения на формальную логику и ее отношение к логике диалектической. Эта марксистская точка зрения сводится к следующему: формальная логика есть наука об элементарных законах и формах правильного мышления. ‹…›

Марксистская диалектическая логика совпадает с диалектикой и теорией познания марксизма, она, в сущности, представляет собой тождество с ними. ‹…›

Диалектическая логика применяется как к изучению законов и форм мышления, так и к изучению законов действительности. Она раскрывает органическую связь форм и законов мышления с формами объективного мира, показывая, что они суть не что иное, как отражение законов объективного мира.

По сравнению с логикой формальной диалектическая логика есть качественно новая высшая ступень в развитии мышления. ‹…›

Диалектическая логика, будучи высшей логикой, не устраняет низшую, формальную логику, но показывает ее ограниченность. Диалектическая логика входит составной частью в марксизм, формальная же логика составной частью марксизма не является.

С этой, марксистской точки зрения опровергаются как никчемные и явно вредные “прожекты” создания какой-то “новой”, “особой”, “диалектической формальной логики”, или, как некоторые выражаются, “формальной логики диалектического метода”. Подобное “диалектизирование” формальной логики ведет, с одной стороны, к опошлению марксизма, а с другой стороны, подрывая основы самого существования формальной логики, – к полной ее ликвидации, ибо нельзя “диалектизировать” формальную логику, не уничтожая тем самым ее как логику.

“Диалектическая формальная логика” – это полнейшая бессмыслица» [К итогам обсуждения…, 1951, с. 145–147].

Нельзя исключать, что, развернув эту дискуссию на страницах «Вопросов философии», ее инициаторы и основные участники надеялись, что Сталин и в этом вопросе выскажет решающее заключительное слово, как и в случае языкознания. Однако этого не произошло. Судя по подведенным итогам, промежуточная победа досталась группе «диалектических логиков», главными представителями которой в МГУ были Алексеев и Черкесов. Об этом свидетельствует и опубликованная ими в конце 1952 г. в журнале «Большевик» статья «К вопросу о логике и ее изучении» (см. [Алексеев, Черкесов, 1952]). В ней они, по сути, повторяют те же тезисы, которые содержались в итогах, подведенных редакцией «Вопросов философии». (Подробнее о ходе и итогах дискуссии по вопросам логики 1950–1951 гг. см. также [Меньшикова, 2018, с. 28–39].)

В МГУ дискуссии о логике вновь возобновились лишь после смерти Сталина. Г. П. Щедровицкий вспоминает, что дискуссия по проблемам логики в МГУ проходила с декабря 1953 г. по март 1954 г. Он отмечает, что она имела очень важное значение для развития философии в СССР (см. [Щедровицкий, 2012, с. 17]. Кроме того, она, по сути дела, стала ключевым событием для формирования Московского логического кружка. Именно к моменту ее начала он, А. А. Зиновьев и Б. А. Грушин начали вместе обсуждать общие подходы к проблемам логики, «возможные программы дальнейшей работы в области логики» и их выступления на этой дискуссии были заранее согласованными [Щедровицкий, 2012, с. 223].

Именно в начале 50-х А. А. Зиновьев сформулировал идею «содержательной логики», которая нашла свое развитие в его диссертации «О методе восхождения от абстрактного к конкретному (на материале «Капитала» К. Маркса)» (1954), которую в дальнейшем развивал Г. П. Щедровицкий. По сути, в своей работе Зиновьеву удалось впервые конструктивно выйти за рамки догматически очерченного вопроса о соотношении формальной и диалектической логики, с одной стороны, используя тексты Маркса, а с другой – без обязательной апелляции к ленинским цитатам из «Науки логики» Гегеля – ход немыслимый в 20-х годах, когда этот вопрос только возник.

«3иновьев одним из первых в советской философии подошел к “Капиталу” структурно-логически. Он обратил внимание на то, что логика, реализованная Марксом, применима лишь по отношению к объектам особого рода, обладающих структурой так называемого “органического целого” ‹…›. Это, как правило, исторические или социальные объекты, обладающие внутренне дифференцированной и функционализированной структурой, но главное – обладающие имманентными механизмами развития и эволюции. Считалось, что такого рода объекты не могут быть адекватно описаны формальной логикой и должны изучаться диалектикой. 3иновьев заметил, что традиционная логика действительно не может выразить парадигмальные отличия марксова подхода, и предположил, что причина этого – в игнорировании содержательной и инструментально-операциональной (деятельной) стороны мышления. Логическое состояние диалектики оценивалось Зиновьевым реалистично – она оставалась в основном фактом “политмышления”, “алгеброй революции” и т. п. Из этого родился манифест новой, “содержательной” логики, которая в отличие от логики формальной фиксировала бы не только языковой аспект, но также содержательный (или логико-онтологический) и процедурный, а также связывала бы эти аспекты между собой. Зиновьев сформулировал лишь самые общие программные положения: 1) мышление должно рассматриваться логикой не как статичная структура, а как историческая деятельность, все структуры знания – суть временно зафиксированная деятельность мышления; 2) собственно логический анализ (языковой аспект) должен совмещаться с содержательным и процедурным анализом знания и научного мышления; 3) логика должна быть эмпирической наукой, ее эмпирический материал – реальные научные тексты, а предмет исследования – приемы и способы мышления, зафиксированные в этих текстах; 4) по отношению к самому научному мышлению логика – не канон, а набор инструментальных исследовательских средств (органон) и др. Реально эта программа Зиновьева повлекла за собой не только разработку содержательно-генетической логики, но и во многом формирование в советской философии логики науки как особого направления и области исследований» [Бабайцев, 2003]. (Подробнее о программе «содержательной логики» Зиновьева см. [Ладенко, 1991, с. 14–18], а также «Конференция по проблемам логики».)

По воспоминаниям Г. П. Щедровицкого, философский факультет МГУ в то время был «центром инновационных процессов, центром всевозможных нововведений. ‹…› И Московское совещание по проблемам логики, собравшее всех московских логиков и тех, кто приезжал из других городов, ближних и более далеких, специально на это совещание, было одним из таких мероприятий в ряду других, где начали формироваться какие-то новые ценности, новые ориентиры, ставиться новые цели и задачи в рамках марксистской философии ‹…›. Совещание по логике было обусловлено, прежде всего, притоком многих интеллектуальных сил в область логики. Вообще, на том этапе – а он ведь был, по сути дела, продолжением всего того, что формировалось до этого, – именно сфера логики была самой живой, стягивавшей на себя и вокруг себя основные прошлые ориентации людей и основные интересы. Там всей предшествующей историей формировалась очень напряженная ситуация, и поле логики было тем первым плацдармом, на котором мог быть реально дан бой старым представлениям» [Щедровицкий, 2012, с. 226, 227].

В своей работе М. А. Меньшикова приводит краткое содержание и цитаты из сохранившихся докладов на совещании в МГУ 1954 г. – В. И. Черкесова, П. С. Попова, В. Ф. Асмуса, А. А. Ветрова, В. С. Молодцова, А. М. Зозули, Б. А. Грушина, Г. П. Щедровицкого, М. Н. Алексеева, С. А. Яновской, Э. В. Ильенкова, В. И. Мальцева (см. [Меньшикова, 2018, с. 43–55]). Текст доклада А. А. Зиновьева не сохранился. Кроме доклада Г. П. Щедровицкого, который публикуется в настоящем издании, полностью был опубликован только текст доклада Э. В. Ильенкова (см. [Ильенков, 2017, с. 254–273]).

Впоследствии Щедровицкий вспоминал, что это совещание было задумано «для того, чтобы формальные логики могли взять реванш и отбиться от нападок диалектических логиков». Именно тогда «Асмус и Яновская могли взять реванш и утвердиться в своем человеческом достоинстве. Руководство философского факультета уже сообразило, что надо менять флаги и перестраиваться. А для нас… это были просто очень хорошие рамки для того, чтобы мы могли выступить и заявить свою платформу и свое понимание того, что нужно делать» [Щедровицкий, 1994, с. 11–12].

На совещании в защиту диалектической логики выступили В. И. Черкесов, В. С. Молодцов, М. Н. Алексеев, Н. И. Никитин, А. П. Гагарин, В. И. Мальцев и др. В защиту формальной логики – В. Ф. Асмус, П. С. Попов, С. А. Яновская, А. Н. Колмогоров.

Суть разногласий между двумя «лагерями» на кафедре логики МГУ сформулировал в своем выступлении В. Ф. Асмус:

«1. Часть членов кафедры полагают, что диалектика (диалектическая логика) в той своей части, в которой она изучает законы развития мышления, изучает в них то же самое, что в законах и формах мышления изучает логика (формальная). Отсюда эти товарищи вполне логично выводят, что, если обе эти науки изучают в мышлении в точности один и тот же предмет, то разница между ними может быть только в глубине этого изучения. А именно: логика изучает законы и формы мышления элементарно, примитивно, поверхностно, а диалектика те же самые законы и формы мышления изучает глубоко, неэлементарно.

Другая часть членов кафедры полагают, что диалектика (диалектическая логика) – в той своей части, в которой она изучает законы развития мышления, – изучает в них то, что есть в законах развития мышления общего с законами развития природы и общества. Логика же (формальная логика) изучает не общие законы развития природы, общества и мышления, а законы и формы истинного и обоснованного мышления. Этих законов и форм диалектика не изучает. Таким образом в мышлении диалектика и логика изучают не одно и то же. Значит, предметы у этих наук – разные.

Члены кафедры логики, стоящие на этой точке зрения, полагают, что логика изучает свой скромный предмет – законы и формы истинного и обоснованного мышления не элементарно, не примитивно, не поверхностно, а так же основательно и глубоко, как всякая наука – на каждой данной ступени своего развития – может изучать и изучает свой предмет. Элементарных наук вообще нет. Элементарным может быть преподавание науки, например, в средней школе (элементарная математика), но сама наука не может быть элементарной. Диалектика (диалектическая логика) – наука высшая в сравнении с логикой не потому, что диалектика неэлементарно изучает то, что логика изучает элементарно, а потому, что диалектика дает всем наукам (в том числе и логике) метод для исследования законов развития.

2. Первая часть членов кафедры полагают, что когда исследователь (в любой области знаний) мыслит диалектически о своем предмете, он в это время уже не соблюдает тех законов истинного и обоснованного мышления, которые выясняет логика, и мыслит уже не в тех формах мышления, которые выясняет логика, а соблюдает законы истинного и обоснованного мышления, которые выясняет диалектическая логика, и мыслит в формах мышления, которые выясняет диалектика. Выходит, будто в мышлении все законы существуют в двоякой форме – элементарной и высшей. ‹…›

Вторая часть членов кафедры логики полагают, что, так как законы и формы истинного и обоснованного мышления изучает не диалектика (у которой совершенно другой предмет), а логика (формальная), то исследователь в любой области знания даже тогда, когда он мыслит о своем предмете диалектически, мыслит согласно тем законам истинного и обоснованного мышления и в тех формах истинного и обоснованного мышления, которые выясняются логикой (формальной). Это не значит, что диалектическая логика (т. е. наука об общих законах развития, природы и мышления) “подчинена” науке логике: ведь предметы у этих наук – разные! Какое же тут может быть “подчинение”? ‹…›

3. Первая часть членов кафедры склонны думать, что логика (формальная) – не наука, способная, как всякая наука, развиваться, углубляться в свой предмет, но скорее предмет среднешкольного преподавания, все правила и положения которого уже выяснены и нуждаются только в поправках. Вторая часть членов кафедры склонны думать, что хотя логика (формальная) должна преподаваться с поправками – в средней школе, логика есть не только предмет среднешкольного преподавания (действительно элементарного), но, кроме того и прежде всего, есть настоящая наука, имеющая свой особый предмет, которого она не делит ни с какой наукой, в том числе и с диалектикой (диалектической логикой), у которой – совершенно другой предмет. Как наука, логика – наука развивающаяся и в настоящее время. Она не закончила исследования своего предмета, но, как всякая другая наука, продолжает углублять и совершенствовать его исследование» (цит. по [Фокин, 2016, с. 155–157]).