Песнь ста миров

– Договорились! А тот, кто нарушит клятву, должен будет выпить сотню чашек горького отвара. А иначе не оставлю тебя в покое даже после смерти!

Тогда он подыграл ей. Казалось, это было лишь шуткой, и только теперь Хо Ян понял, что сердце Су Тай уже тогда было наполнено тревогой.

– Хо И, – подозвал он сопровождающего его слугу. – Свари мне сто чашек горького отвара.

– Генерал?

– Покрепче и очень горького. – Он нарушил обещание, и его ждало наказание.

Хо Ян подошел к краю башни и, прислонившись к перилам, взглянул на сверкающее ночное небо – ему нравилось любоваться небесными светилами, нравилось подниматься на самые высокие точки и смотреть сверху на великолепие мира. Видя огромные просторы родной земли, что находились под его защитой, он всегда чувствовал ни с чем не сравнимое ощущение душевного покоя. Су Тай однажды сказала ему: «Невероятно высоко и невероятно красиво, вот только тут невозможный холод». Прежде он вовсе не чувствовал холод высот, а теперь, оглядываясь назад, понял, насколько стал одинок.

Высота окутывала его морозом, но лишь потому, что не было того, кто встанет рядом.

Хо Ян поднял руку к небу, слегка разлив горький отвар, и прошептал:

– Я выпил лишь девяносто девять чашек горького отвара сегодня, Су Тай. Я все еще в должниках, так что призрак твой сможет меня отыскать. Буду ждать.

Су Тай, кутаясь в темно-синее одеяние и прижавшись к стене, стояла в безмолвной ночной темноте у подножия башни Чжайсин, а в ледяном воздухе растекался горький запах отвара. До кончиков ее ушей доносился гомон с площадки девятиуровневой башни – она слышала, как кого-то тошнит, слышала чьи-то тревожные уговоры.

Су Тай закрыла руками лицо, выдавив лишь тихий дрожащий стон.

Глава 6

По другую сторону границы бушевали ветра и снег. Народ государства Жун бился свирепо, однако Хо Ян умело командовал войсками, вынудив врага отступить на прежние земли. Война длилась половину месяца, и войска Жун ушли обратно на сотни километров, Хо Ян преследовал разгромленного противника, намереваясь сделать так, чтобы при его жизни тот больше не посмел напасть на Вэй.

Линия фронта растягивалась и росла, и, когда Хо Ян понял, что их специально заманивали вглубь вражеских земель, было уже слишком поздно.

Во главе трехтысячной легкой конницы он штурмом атаковал жунский лагерь, не ожидая, что обнаружит возведенные на болотах пустые палатки. Генерал велел немедленно отступать, вот только время было не обернуть вспять, и вэйские солдаты оказались в кольце тридцатитысячной армии врага.

Наследник Жун оказался горделив и высокомерен. Загнав Хо Яна в тупик, он не бросился сразу в атаку, – наоборот, занял место на возвышении, с огромным интересом наблюдая за неподвижными лицами издавна славящейся отвагой армии Вэй.

– Из тебя и правда вышел достойный противник, Хо Ян. Убить тебя сегодня для меня будет очень прискорбно.

Гнедая Луна выглядела ярким пятном посреди снежного ветра, с плеч Хо Яна свисала черная накидка, с абсолютной невозмутимостью генерал произнес:

– Не стоит так говорить, эти слова льстят вам и оскорбляют меня.

Лицо наследника тут же помрачнело, он холодно усмехнулся:

– Раз так, генерал, я покажу тебе настоящее оскорбление. – Он взмахнул рукой, и тридцать тысяч наездников ринулись вниз, мгновенно положив начало кровавой битве. Никто и не заметил, как худощавый солдат в жунской форме тихонько примешался к сражающимся.

Все пространство заполняли звуки убийств, ничем не отличимые от тех, что звучали в последнем бою государства Сюй. Су Тай медленно пробиралась к Хо Яну, он сидел верхом – так его было легче отыскать, но сложнее вывести. Она стиснула зубы и, изловчившись, отняла у вэйского солдата рядом изогнутый меч, после чего оглушила его ударом навершия и, развернувшись, отправила лезвие прямо в брюхо Луны.

Благородная лошадь тут же встала на дыбы и заржала, передние копыта взметнулись в воздух, забив ударом немало жунских солдат, но затем ранение быстро взяло свое, и не успели копыта опуститься на землю, как один из вражеских бойцов, жертвуя жизнью, рванул вперед и отсек зверю ноги.

Луна с грохотом опрокинулась на землю. Хо Ян соскочил с лошади, и в мгновение с плеч слетело несколько голов. Со скорбным лицом он провел рукой по морде скакуна, а затем поднял глаза и посмотрел в направлении Су Тай, в мрачном взгляде таилось пламя ярости.

Девушка незаметно скрылась за спиной одного из жунских солдат. Она по-прежнему размышляла над тем, как приблизиться к Хо Яну, но внезапно до нее донесся низкий рев.

Генерал атаковал сверху, одним ударом разрубив напополам человека перед ней, и брызги зловонной крови облили Су Тай с ног до головы. Девушка растерянно застыла на месте, глядя в полные ледяной ярости глаза Хо Яна.

Они столкнулись лицом к лицу совершенно неожиданно. Су Тай видела, как его пронизывающе холодный взгляд постепенно наполняется невероятным удивлением.

Свежая кровь, поле боя и непрекращающиеся убийства, – казалось, их настигла та самая встреча, которой так и не произошло в Сюй.

Глава 7

– Су… – Едва Хо Ян успел раскрыть рот, как Су Тай тут же пришла в себя и, бросившись вперед, заключила его в объятия.

От этих объятий уже не исходило прежнего женского тепла и приятного запаха, соприкоснувшись, холодные латы звонко лязгнули. Хо Ян не слышал ее дыхания у своего уха, но почувствовал сильный запах гнили от тела. Эти чувственные восприятия постепенно проникли в него, и генерал замер в растерянности.

Воспользовавшись этим моментом, Су Тай стянула с него накинутую на плечи черную накидку и тут же отбросила прочь, его доспехи ничем не отличались от тех, что носили обычные солдаты. Таща Хо Яна за собой, девушка сделала несколько шагов по полю боя, тридцать тысяч жунских солдат теперь понятия не имели, как именно выглядит главнокомандующий Вэй.

Недолгое время они просто двигались вперед, пока Хо Ян наконец-то не пришел в себя.

– Ты убила Луну… чтобы спасти меня?

Девушка, не обращая внимания, продолжала идти впереди, Хо Ян нахмурился:

– Су Тай!

Она остановилась, а когда обернулась, из вскинутой руки по ветру разлетелся белый порошок. Перед глазами Хо Яна все тут же поплыло, его тело обмякло.

– Ты снова… меня провела. – Су Тай подхватила его ослабевшее тело, слушая бормотание цепляющегося за сознание Хо Яна. – Пусть так…

В его словах читалось больше скорби, нежели бессилия. Казалось, ему было все равно, если ее рука лишит его жизни.

На лице Су Тай не отразилось ни капли эмоций. Весь путь делая вид, что сражается, она вместе с Хо Яном медленно отступила внутрь пустого шатра. Там, вынув из-за пазухи комплект жунской формы, помогла ему переодеться.

Она понимала, что сейчас Хо Ян ни за что не бросит три тысячи своих солдат и не сбежит в одиночку. Глубоко внутри этот мужчина был так же упрям, как и благороден. Ей оставалось только убить лошадь и содрать с его спины мишень, нужно было, чтобы он стал пылью, ведь только так она могла его спасти.

Смерть на вкус ощущалась ужасно. Это было отчаяние, вырывающееся из глаз. Неважно, насколько сильно ты пытался его подавить, это была паника, рвущаяся из глотки наружу. Неважно, как ты старался себя успокоить, это была беспомощность при запахе крови у кончика носа. Неважно, насколько твердо было твое сердце.

Су Тай не хотела, чтобы Хо Ян испытал это на себе.

Она дождалась, когда звуки расправы снаружи постепенно стихли, и только тогда вышла наружу с Хо Яном на спине. Три тысячи вэйских солдат были полностью разгромлены.

В студеном воздухе витал аромат свежей крови. Девушка, опустив глаза, шла вместе со строем раненых жунских воинов, покидающих поле битвы. Когда они отошли на приличное расстояние, Су Тай перебила несколько десятков раненых, похитила лошадей и, вместе с Хо Яном преодолев заснеженную горную долину, отыскала главный военный штаб Вэй.

Еще никогда прежде она не чувствовала себя настолько благодарной мертвому телу: будь Су Тай прежней, одних только ранений на поле битвы хватило бы, чтобы лишить ее жизни. Но новое тело не чувствовало боль, оно не старилось и не умирало. И пока молчала, Су Тай могла продолжать жить.

Вот только зачем ей жить вечно?

Она ясно ощущала, как собственные чувства постепенно умирают вслед за телом: ее покинуло волнение, покинула печаль, все, что осталось, – это упрямое упорство.

Когда Хо Ян очнулся, все раны на его теле оказались перевязаны. Осмотревшись, он почти в тот же миг понял, что именно сделала Су Тай. Генерал повернулся на бок, встал с постели и вышел из шатра. Солдаты на страже немедленно поклонились Хо Яну, но тот лишь спросил:

– Где женщина, которая меня привела?

– Кажется, она ушла, как только вас вернула.

Хо Ян изменился в лице:

– Вы без моего на то приказа позволили человеку в одежде врага уйти?!

Двое мужчин тут же опустились на колени и дрожащим голосом произнесли:

– Когда вы вернулись, выглядело так… словно вы хорошо с ней знакомы, и мы предположили, что… Поэтому и не решились ее остановить.

Генерал сдвинул брови, не сказав больше ни слова, как вдруг уголком глаза заметил стоящую в отдалении девушку в серой одежде, она смотрела на него неподвижно. Стоящие на коленях солдаты тут же невероятно оживились:

– Господин, она вернулась!

Су Тай смотрела на Хо Яна спокойным, точно вода, взглядом. Тихонько ему кивнув, она отвернулась и пошла прочь. Мужчина сжал кулаки, его сердце наполняли бесчисленные вопросы. Он собственными глазами видел, как лекарь вскрывал ее тело, так почему же она все еще была жива, почему оказалась здесь, почему… спасла его?

Невольно он двинулся вслед за Су Тай и покинул лагерь. Девушка неторопливо шла в направлении бескрайнего ледяного поля.

По другую сторону границы холодный ветер со снежными хлопьями, напоминающими гусиные перья, царапал лицо. Они шли друг за другом в полной тишине посреди застилающего небо и землю белого цвета. Внезапно Хо Яну показалось, что в следующую секунду девушка взмоет ввысь и исчезнет.

– Су Тай, – наконец-то не выдержав, позвал он, вот только вдруг лишился всех остальных слов.

Она сделала еще несколько шагов вперед, а затем неожиданно припала к земле. Среди снега и льда девушка выкопала белую травинку. Это было растение, крайне полезное в лечении внешних ранений. Рукой она подозвала Хо Яна к себе.

Су Тай вложила растение в мужскую ладонь, и от прикосновения ледяных кончиков пальцев к его теплой коже они оба замерли.

Девушка подумала, как было бы хорошо, если бы она могла забыть прошлое, если бы все отпустила и просто осталась с ним рядом, вот только это было невозможно. Их разделяло предательство, между ними лежала смерть, клином стояла ненависть к родине другого. Лишиться памяти она не могла, а значит, не могла и быть с ним.

В эти мгновения в ее душе крутился один и тот же вопрос: «Почему ты не принял капитуляцию?»

«Почему обрек Сюй на такой горький конец, почему пожелал уничтожить все без остатка? Ты был настолько предан своему правителю, что отказался от меня, от ребенка? Разве нельзя было уступить хоть немного? Или же ты возжелал, чтобы на том свете я не смогла взглянуть в глаза своим солдатам и народу лишь потому, что хотел отомстить за мое предательство?»

Все эти вопросы теперь не имели значения. Прими Хо Ян капитуляцию сейчас, это все равно бы не изменило того факта, что он уничтожил государство Сюй.

Он должен был быть верен своей стране, а она должна была защищать своего правителя.

Неожиданно Су Тай поняла, что судьба с самого начала сделала их чужими.

Она смахнула с плеча Хо Яна собравшийся снег так же, как когда-то летом в тени деревьев стирала пот с его виска. Она попробовала изогнуть губы в улыбке, но в конце концов ей пришлось оставить эти попытки. Между двумя людьми растекалась тишина, пока наконец-то Су Тай не сжала крепко руку генерала и легонько не прижала его ладонь к своему животу.

Кожа под тканью оказалась неожиданно бугристой. Как бы она ни располагала внутренности, они все продолжали непослушно собираться в кучу, напоминая о том, что она уже давно мертва.

– Это мальчик, Хо Ян, – тихо произнесла Су Тай.

Он вздрогнул, сжался, словно его обжег кипяток. Тогда девушка отпустила его ладонь, склонила голову и, смотря на свой живот, легонько провела по нему рукой. И пусть лицо ее оставалось пустым, теплоты во взгляде оказалось достаточно, чтобы Хо Яну стало больно дышать.

Су Тай хотелось сказать, что ребенок был похож на него – здоровый и красивый. Вот только жизнь теперь навсегда лишила ее слов.

Она отступила на шаг, и Хо Ян машинально потянулся за ней. Разве он знал, что, стоит его ладони коснуться ее предплечья, как Су Тай разобьется на осколки и, унося с собой несуществующие отныне любовь и ненависть, вслед за вихрем зимнего ветра сольется с метелью и улетит прочь.

Он не успел даже ответить. Хо Ян остался тихо смотреть на то место, где исчезла девушка.

Этой картине предстояло стать кошмаром его будущей жизни, тревожащим из ночи в ночь, не дающим покоя.

С хрустом снега на землю упал гребень из древесины персикового дерева. Хо Ян ошеломленно замер, но не прошло и мгновения, как с земли его подняла чья-то бледная рука. Он даже не заметил, когда рядом появилась женщина в белом. Цвет ее одеяния, казалось, сливался с миром вокруг. Незнакомка достала из одежды кисть, легонько коснулась ей гребня и, словно утешая, произнесла:

– Тьму в твоем сердце я забрала себе.

Хо Ян остался все так же растерян.

Подняв голову, Бай Гуй окинула взглядом его уставшее лицо и прохладным тоном с примесью жестокости произнесла:

– А вот твоя останется с тобой.

Отныне этому человеку было не избавиться от воспоминаний и не воротить прошлое…

Ему остались лишь пронзающая до костей тоска по любимой и неумолимая боль.

Часть 3. Проклятая картина

Глава 1

В третий месяц весны, когда плакучую иву у окон женской половины дома Лю укрыли новые побеги, а теплый ветер ласкал поверхность воды, тревожа ее мелкой рябью, со двора, взволнованно топоча и крича, выбежала служанка в светлых одеждах:

– Господин! Плохи дела, господин! Юная госпожа вновь разгневалась! – Ей вслед полетела череда бьющегося фарфора и пронзительных воплей.

Свернув за угол, служанка угодила головой в мужчину – тот спокойно ее придержал, а затем вежливо отступил. Девушка растерянно вскинула глаза и тут же оторопела: какой же красивый… даос.

Из-за спины незнакомца раздались крики другого мужчины, на вид годившегося ей в отцы:

– Бестолковая девчонка, смотри, куда несешься! Чего встала? Пропусти служителя внутрь!

Наконец-то придя в себя, она боязливо повиновалась, но тот не унимался, пока молодой даос не отмахнулся:

– Ничего страшного не случилось. – Голос у него оказался легкий и очень приятный на слух, казалось, он обладал некой успокаивающей силой, от которой внутри все затихало.

Даос обогнул служанку и медленно вошел во двор, но не прошло и мига, как в землю полетела фарфоровая кружка и женский голос завизжал:

– Вон! Пошли все вон! Здесь нечистая сила… Нечистая сила!

Цзин Нин взглянул на лицо юной госпожи семьи Лю и слегка нахмурил брови. Он достал из-за пазухи желтый бумажный амулет и, бормоча заклинание, двинулся к ней.

Служанка вместе с господином Лю следили за ним с тревогой, однако лицо юной госпожи постепенно стало разглаживаться, а когда Цзин Нин наконец-то передал амулет девушке, приобрело тот же ласковый вид, что имело до появления недуга.

– Подождите немного снаружи и держите его крепко.

Сжимая в ладони амулет, юная госпожа послушно вышла со двора. Со щелчком дверь заперлась изнутри. Взгляд Цзин Нина медленно прошелся по каждому уголку комнаты, а затем упал на рисунок за столиком для курильницы.

На рисунке была изображена девушка, одетая в бледно-желтое платье, под деревом плакучей ивы. Прислонившись боком к растению, она, казалось, одновременно любовалась рыбами, пребывала в глубоких раздумьях и словно была потеряна. Родинка у глаза, напоминавшая слезу, придавала облику печали. Цзин Нин почти в тот же миг узнал в изображении юную госпожу Лю, а еще понял, что она ей вовсе не является.

Он только сделал шаг и не успел еще ничего предпринять, как изображение тут же размылось и из картины неожиданно высунулась голова. Девушка с ребячливым видом наигранно закатила глаза и показала ему язык, как будто верила, что такое глуповатое поведение могло его отпугнуть.

Закончив с представлением, которое рассмешило бы даже ребенка, она быстро нырнула обратно в картину и спрятала голову, точно черепашка.

Простояв мгновение в оцепенении, Цзин Нин загадочно прищурился. Он впервые видел настолько глупую нечисть. С невозмутимым видом он шагнул вперед и постучал по столику для курильницы.

– Выходи.

Изображение не двинулось. Тогда даос согнул пальцы в заклинании и с вспыхнувшим на ладони клубом оранжевого огня произнес:

– Так как дел ты натворила немного, я хотел отнестись к тебе со снисхождением, но… – он слегка подпалил свиток с изображением, – раз ты выбираешь продолжать свои злодеяния, мне ничего больше не остается.

Изображение продолжало молчать еще какое-то время, но потом, будто не вытерпев напряжения, вся покрывшаяся потом девушка вновь высунула голову на поверхность. Она озлобленно вытащила язык и угрожающее шикнула на служителя.

Нисколько не изменившись в лице, Цзин Нин погасил огонь, а затем проворно ухватился за длинный язык.

На лице девушки тут же отразился испуг, она вся побледнела. Уголки губ Цзин Нина слегка приподнялись, и мягким голосом с редкой ноткой веселья он произнес:

– Будет немножко больно.

Тут же, без всяких церемоний, он потянул за язык и силком вытащил ее из картины.

– Ай! Ой… – Девушка в желтом униженно свернулась на полу и мысленно зарыдала, баюкая руками язык, что пока был не в состоянии сжаться обратно.

Цзин Нин же как ни в чем не бывало вытер перепачканную в слюне ладонь о ее свиток, размазав при этом выразительный рисунок ивы. С собирающимися в глазах слезами девушка в желтом устремила на него гневный взгляд, а затем, еле выговаривая слова, произнесла:

– Вот же.

Глава 2

Цзин Нин, которого и без того обвиняли в бесстыдстве, не придал этому особого значения и равнодушно спросил:

– Как тебя звать, нечисть из картины?

Та горделиво хмыкнула и отвернулась. Тогда Цзин Нин повел указательным пальцем, и прямо ей в лоб ударился шарик яркого огня. Обожженная девушка во весь голос завопила.

Даос спросил еще раз помягче:

– Как тебя называть?

Она засунула язык обратно в рот и с обиженным видом сглотнула. Имя нечисти служило своего рода заклинанием, и стоило человеку его узнать, как он обретал контроль над существом. Девушка скосила взгляд на огонь у указательного пальца Цзин Нина, губы ее дрогнули. Жалобно, давясь слезами и утирая их же, она произнесла:

– Мо Хуа, зовут меня Мо Хуа.

Цзин Нин кивнул:

– Почему ты вздумала навредить юной госпоже Лю?

Глаза Мо Хуа забегали по сторонам, она не хотела отвечать на этот вопрос. Тогда даос тихонько позвал девушку по имени, и все ее тело слегка окаменело. Скривив рот в несогласии, она ответила:

– Меня написал один ученый человек. Всю жизнь он был влюблен в юную госпожу Лю, но в прошлом месяце узнал, что ее отдают замуж за другого… и утопился в реке. Я стала его последней картиной и слышала последнюю волю: он желал взять юную госпожу в жены. Поэтому у меня не было иного выбора, и я…

– Решила убить и ее, чтобы они воссоединились на том свете?

Мо Хуа слабо кивнула:

– Мне было его жалко, поэтому захотела помочь исполнить последнее желание.

– Пусть твой умысел и исходил из доброты, но рождение, старость, болезни и смерть определяются свыше. Как можно губить чужую жизнь, только чтобы удовлетворить собственные желания? – ответил Цзин Нин. – Вижу, что натура у тебя неплохая, поэтому сегодня проявлю снисхождение, но впредь не совершай больше зла.

Мо Хуа послушно кивнула.

Немного помолчав, служитель добавил:

– И не высовывай постоянно язык, за него очень легко ухватиться.

Склонив голову вбок, девушка ненадолго задумалась.

– Но это постоянно срабатывало, юная госпожа так меня боялась…

Цзин Нин какое-то время молчал, Мо Хуа же смотрела на него в надежде. От вида ее сверкающих глаз и раскрасневшегося от слез носа сердце мужчины неожиданно смягчилось, и он тихо предложил:

– Если искренне хочешь встать на правильный путь, могу тебя обучить.

Стоило прозвучать его словам, как глаза Мо Хуа тут же ослепительно загорелись, она бросилась к его ногам и, обняв, воскликнула:

– Буду хорошенько… хорошенько слушаться вас, учитель! Позаботьтесь обо мне!

Цзин Нин снова выдержал паузу, а затем тихонько оттянул от себя руки девушки.

– Манерам тебе тоже нужно научиться.

– Я всему научусь. – Она смотрела на него, запрокинув голову. – А как ваше имя, учитель?

– Цзин Нин.

– Цзин Нин, – повторила она.

– Тебе следует называть меня учителем.

– Но ваше имя звучит так успокаивающе.

– И все же зови учителем.

– Учитель Цзин Нин.

Глядя на вскинувшую на него голову Мо Хуа, Цзин Нин подумал, что ей, пожалуй, не хватает только торчащего хвоста, виляющего туда-сюда. Повинуясь ситуации, он провел рукой по ее голове:

– У меня еще не было учеников, и природа не одарила тебя великим умом, но я верю, что труд вознаграждается свыше, поэтому буду учить тебя как следует. А ты старательно учись, и когда-нибудь у тебя получится хотя бы притворяться умной.

Мо Хуа радостно кивнула:

– Я не подведу вас, учитель!

Глава 3

Сверхъестественной силой Мо Хуа обладала небольшой и никогда не покидала картину более чем на шесть часов, но в этот раз, чтобы как следует позаниматься, она решительно оставила истинное тело снаружи. Вот только с огромным трудом продержалась день, вдобавок устала так, что даже лишилась возможности прямо ходить.

Заметив ее состояние, учитель слегка прищурил глаза:

– Я и без того знал, что в мире не найдется нечисти менее способной, чем ты, но никак не думал, что тебе не удастся оправдать и без того невысокие ожидания…

Едва он это сказал, как Мо Хуа вся обмякла и, точно глина, бессильно шлепнулась на пол, где принялась горько плакать.

– Учитель меня презирает.

– Верно, презираю.

Ответ Цзин Нина прозвучал настолько прямо, что слезы на лице Мо Хуа застыли, не зная, падать им дальше или катиться обратно. Проведя в раздумьях некоторое время, она все же решила зарыдать с еще большим горем:

– А я считала, что у учителя Цзин Нина доброе сердце. Вот уже не думала… У-у-у, несчастная я, отдалась, доверилась не тому, кончена жизнь моя…

Цзин Нин скосил на нее взгляд:

– Хоть понимаешь, что значат эти слова?

Девушка покачала головой, не переставая горестно рыдать.

Даос помолчал немного и только потом вынул из-за пазухи белый фарфоровый бутылек, который украшал синий узор. Стоило ему выдернуть красную пробку, как вокруг тут же разлился легкий аромат. Цзин Нин тихо произнес:

– Это снадобье, изготовленное из кровавого лотоса с гор Тянь-Шань, оно поможет тебе достичь десятилетнего прогресса за три дня и в течение пятидесяти лет совершенствоваться в два раза быстрее обычного. Можешь считать это подарком учителя… – Он едва успел договорить, как нежная белая ручка уже выхватила из его ладони фарфор.

Мо Хуа запрокинула голову и одним глотком осушила все его содержимое.

Даос сощурил глаза, и в его легком тоне зазвучала нотка угрозы:

– Тебе следовало бы сначала отблагодарить учителя за доброту.

С полным ртом снадобья девушка распахнула большие невинные глаза и едва разборчиво спросила:

– Учителя чашто делают своим ученикам пливетственные подавки?

Цзин Нин знающе кивнул.

– Где же подарок ученицы в благодарность учителю?

Она закатила пару круглых глаз и, проглотив остатки снадобья, радостно пропела:

– А вот. – Она подскочила на ноги и, подпрыгнув к Цзин Нину, быстро и как следует поцеловала его.

От такой неожиданности бесстрастное, точно зеркало, сердце мужчины пропустило удар. На лице Мо Хуа перед ним расплылась ослепительная улыбка.

– В благодарность за добро у нечисти нет большего подарка, нежели обещание себя, разве нет? Поэтому я обещаю себя учителю, а?

Цзин Нин долгое время молчал, а потом, вынужденно отведя взгляд, горестно вздохнул:

– И все же тебе сначала стоит поучиться культуре.

Девушка посмотрела на него с предвкушением:

– Я в вашем распоряжении, учитель.

Цзин Нин невольно отклонил голову, вдруг испытав желание сорваться с места и сбежать. Но, выдержав долгий взгляд Мо Хуа, он с притворным равнодушием произнес: