Маленькая Леночка

– Философский взгляд на время? Презентизм, этернализм, эмерджентность, петлевая квантовая гравитация… – стала перечислять Лена, демонстрируя своими знаниями, что она частично в теме.

– Да, да, Леночка! Поэтому и спускаются сюда души для получения опыта интенсивного переживания, который накапливается, по большому счёту, за один вселенский миг, а на Земле – долго и интересно. Или мучительно, если переживальщик ничем не интересуется… Прошлое изменить нельзя, но можно поменять к нему отношение. Тогда мы трансформируем свою доминирующую временную линию, одновременно с этим исцелив триггеры прошлого и их влияние на настоящее. Может быть, после твоего переосмысления Виктор вернется к тебе и бросит пить, или в твоей жизни появится новый мужчина, свободный от алкогольной зависимости.

– Всё так просто? Тогда этому надо учить ещё в садике! – угрюмо отозвалась Лена.

– Зря ты иронизируешь! Если человек что-то держит в темнице своей души, то страдает не только заточённый в ней невольник. Темница тоже страдает! Запертое и неподвижное разъедает нас своей плесенью изнутри, как плохое, так и хорошее. Всё вокруг и внутри нас есть энергия, и, если мы блокируем её течение или ставим запруду с одного конца, только беря или только отдавая, возникает проблема. Нераскрытые таланты и способности, необходимые для выполнения предназначения, с которым мы прибыли на Землю в «рабочую командировку», будут глодать нас необъяснимой тоской. А спрессованные пласты обиды, ревности и зависти необходимо вытащить один за другим, внимательно рассмотреть, плюнуть на этот хлам и растереть, и вскоре на освободившемся месте зазеленеет травка и зажелтеют одуванчики…

– Одуванчики быстро белеют… И рассматривать-то зачем? – удивилась Лена.

– Чтобы запомнить, как выглядит этот металлолом, и в следующий раз не распахивать двери перед похожими железяками. Как говорили мудрецы, не следует отпирать ту дверь, которую не сможешь закрыть.

… Машина прогрелась, создав вокруг Лены райский кокон в вечной мерзлоте улицы, а Лена все ещё сидела с сигаретой во рту, задумчиво глядя перед собой. Она была странным курильщиком, больше «пачкалась», чем курила; много раз бросала это гиблое дело, каялась на исповеди, вновь начинала, и количество выкуренных сигарет постоянно колебалось: от мизерного за неделю до приличного за многочасовым потягиванием вина в компании друзей или с её любимым. «Если с другом вышел в путь, веселей дорога, без друзей курю чуть-чуть, а с друзьями много…» Всё зависело от количества пережитых интенсивных эмоций… С Витей посиделки со временем стали происходить реже и реже, но всё так же до самого утра и под задушевнейшие разговоры. Невозможно представить, что в этом мире найдётся хотя бы ещё десяток пар, способных на такие увлекательные и потрясающие диалоги! Эмоциональные и будоражащие воображение, они всегда удивительно плавно перетекали от абстрактной философии к обсуждению земных тривиальных событий, неизменно заканчиваясь попыткой соединить одно с другим. Какое же это счастье, когда любящим людям есть что сказать друг другу, кроме просьбы поставить чайник и напоминанием купить батон; и счастье вдвойне, когда они слышат и слушают друг друга с большим вниманием и удовольствием! Лучше Эдуарда Асадова и не скажешь: «Как много тех, с кем можно лечь в постель… Как мало тех, с кем хочется проснуться…» В первые годы их совместной жизни романтические посиделки перемежались с такой же захватывающей и всепоглощающей близостью, не менее откровенной и продолжительной, и Лене казалось, что они с любимым растворены друг в друге на клеточном уровне. Когда у неё чесалась нога, она была уверена, что Витя в этот момент чешет свою, а если у неё вдруг начинало урчать в животе, можно было не сомневаться, что в этот момент её любимый вонзил свою вилку в жирный кусок мяса. Позже она узнала, что этому есть научное название – морфорезонанс Шелдрейка… Все добропорядочные герои смотрели с экрана на Лену глазами Виктора, в каждой красивой песне звучал его голос, а со страниц книг из благородных образов достойнейших мужчин испарялся запах её возлюбленного, призывный и волнующий. Эх, убрать бы вторую часть из Витиного основополагающего принципа жизни: любить, чтобы дух захватывало, а пить, чтобы лёжа пошатывало! Какой счастливой парой они смогли бы стать… В любом случае, Лена была благодарна своему Пёсе за то, что он помог ей раскрыться как женщине, утолив больную потребность быть желанной после десяти лет слёз в подушку с бывшим мужем, имеющим лишь одну неусыпную страсть – к деньгам, и досыта накормил своей нежностью и лаской. Неужели только это обстоятельство и явилось той самой причиной, приклеившей Лену к Виктору и заставлявшей её терпеть карманную чахотку своего возлюбленного, его пристрастие к алкоголю и неприятную способность убить одним гадким словом и взрывом гнева хорошее настроение и позитивный настрой окружающих?.. Господин Фрейд торжествующе взглянул на Лену и середину её туловища и злорадно потер руки, абсолютно уверенный в том, что победил её христианскую мораль одним плевком.

Задумавшись, Лена крепко затянулась и тут же закашлялась, но ей просто необходимо было перекурить эту мысль и закурить мысль следующую. Отец… Нечто похожее на совет Любаши она уже слышала, но это показалось ей абсолютно бесполезным. В первый год своего воцерковления Лена старательно извлекала из своей памяти всё, что смущало и терзало её душу, в том числе и по отношению к маме с папой. Она каялась в том, что в последние годы жизни своих родителей уделяла им меньше внимания и направляла большую его часть на родившегося сына; что папу с его онкологией кишечника после того, как он практически начал гнить изнутри, пришлось поместить в хоспис, так как его пребывание рядом с новорожденным малышом и парализованной мамой было чревато нежелательными последствиями, и вскоре папа скончался там от инсульта… В Лениных исповедях не раз звучали слова «папа» и «мама», и в утренних молитвах она всегда просила Господа упокоить души своих родителей, простить им «все согрешения вольные и невольные и даровать им Царствие небесное». Если Лена и помнила папины «проделки», то как кадры из старого черно-белого кино: вот летним днём папа сидит на траве, прислонившись к дереву рядом с отделением милиции, куда Лена сдала его накануне за пьяный дебош и угрозу расправы над больной мамой с помощью кухонного топора для рубки мяса; а вот Ленин приятель несет на руках брыкающегося и размахивающего ногами отца, одержимого белой горячкой, по глубокому снегу к психиатрической больнице под затянувшееся песнопение, понятное одному только папе и им же исполняемое… Или изрядно выпивший отец врывается в Ленину комнату, где они со школьной подружкой Пчёлкой сидят в обнимку, рассматривая альбом с фотографиями, и обзывает их непонятным словом, значение которого подружки узнают спустя несколько минут, когда полезут за разъяснениями в словарь, а потом долго будут таращиться друг на друга вылезающими из своих орбит глазами, не в силах представить, что такое вообще возможно, и затем, затыкая рот руками, наперегонки помчатся в ванную, где их обеих будет громко выворачивать наизнанку от страшной мысли, что с ними могло бы такое приключиться… Все эти воспоминания уже не вызывали в Лене ни больных чувств, ни неприятных эмоций, ведь это было так давно, что уже казалось неправдой, и если в качестве папы и мамы ей были даны именно такие люди, то на это однозначно существовали причины в духовном мире.

Лена устремила свои глаза в небесную высь, где её знаки вопроса снисходительно затянула серая дымка. Хорошо, когда можно потрогать, увидеть, понюхать и даже полизать предметы материального мира, но выражаясь словами Джека Лондона, «материя – величайшая иллюзия… которая проявляет себя в той или иной форме, а форма – это всего лишь видимость». Даже на одни и те же объекты видимого мира существа разумные, которых мы из себе изображаем, смотрят под разными углами, выражая миллионы точек зрения с тысячью эмоциями, подчас сковородкой по голове… Что же делать с пониманием законов невидимого мира, как узнать у Творца о всех духовных вещах, или как можно назвать то неосязаемое, что мы чувствуем или призваны почувствовать, догадываемся или призваны постичь? Не может мир физический существовать отдельно от мира невидимого, или метафизического, как модно сейчас его называть, ведь оба они являются выражением проявленного мироздания, как фигура и её тень. Только в нашем случае мир видимый и есть тень, отбрасываемая миром невидимым… Лена всецело доверилась Отцу небесному, Иисусу Христу и Духу Святому и изо всех сил старалась идти по пути, указанному Господом в Евангелии через притчи и заповеди, регулярно спотыкаясь и падая, разбивая в кровь свои деревянные грешные коленки и больную от бесконечных ошибок голову, вновь поднималась и опять с размаху шлёпалась в грязь. Чем больше она старалась искоренять из себя бесчисленные пороки, запрещая себе реализовывать неверные решения под влиянием взрыва эмоций и сопротивляясь дурным мыслям и желаниям, тем меньше их оставалось – по крайней мере, Лене так казалось. Однако непреходящее ощущение того, что она насквозь пропитана несовершенством и никогда не достигнет той чистоты и святости, которые являли собой подвижники, росло внутри её и сильно удручало. Лена оценивала свои шаги в духовном развитии и приближении к Богу в ничтожных миллиметрах за день, но и такие «подвиги» совершались далеко не всегда. Не смотря ни на что, другого пути и направления Лена не видела, и в те дни, когда она просто лежала по направлению к казавшейся ей недосягаемой вершине, обессилев и воткнув свой грешный нос в землю, она молилась только об одном: «Господи, призови меня к себе в назначенный час, не дай мне соскользнуть в лапы врага человеческого, и позволь мне увидеть хотя бы краешек твоих ног, я все равно не посмею поднять на тебя глаза! Я очень сомневаюсь, что достойна хотя бы взять метлу и подметать порог у входа в рай, но будь милостив – лучше немного чего-то, чем много ничего. Я признаю, что шансы получить от тебя такую щедрую должность ничтожны, но взываю к тебе: не гони меня прочь!» Всеми фибрами своей души в каждом прожитом дне она чувствовала заботливое участие и защиту небесных сил, соединялась с Господом через принятие святых Христовых таинств и была абсолютно уверена в том, что всё лучшее в ней – это плоды веры, святого причастия и покаяния, постов, участия в жизни православной церкви и чтения духовной литературы. Как говорят немцы, «Alles Gute kommt von oben» – «Всё хорошее приходит сверху», а псалмопевец поёт: «Господь – моя опора, щит и забрало», и в этом не было ни капли лицемерия. Однако жадная пытливость её ума, «любопытство – змеёныш мамы-гордыни», как выразился уважаемый ею проповедник Андрей Ткачёв, постоянно выбрасывала Лену в море информации, которой изобиловал двадцать первый век и которая, в свою очередь, увлекала и заинтересовывала её, взбивая в Лениной голове смузи из узнанного и додуманного, и если бы сейчас было время тёмного средневековья и инквизиции, её непременно сожгли бы на костре за ересь. Хотя, что такое ересь? Сознательное отклонение от религиозных догматов? А кто их установил и когда? Сколько штрихов истины находится в сотворённой руками человека религиозной картине, куда жирными мазками наносилось людское желание интерпретировать, контролировать и перекраивать всё на свой лад? Наверное, Бог не просто так позволяет нам самостоятельно искать истину, исследуя внешний и внутренний мир и размышляя над узнанным и непознанным, а также творить свои добрые и недобрые дела. При этом Он не испепеляет нас за страшные грехи прямо на месте преступления, но попускает страдания и боль для нашего осознания содеянного и дальнейшего развития, что для большинства людей является аргументом для отрицания Бога, который, по их мнению, должен проливать реки благодати на каждую минуту нашего бытия, которое мы старательно загрязняем и оскверняем, вольно или невольно… Возможно ли предположить эволюционное развитие людей на планете, где все являются выразителями и носителями одной идеи, единственной эмоции и абсолютной безгрешности? Наверное, это подходящий вариант для монотонного бега по кругу, словно стрелки часов по циферблату, только вот навряд ли в намерение Творца входило создание механизма. Механические исполнители – это уже про другую силу, а не про творчество… Интересно было бы посетителю Эрмитажа смотреть на один и тот же расчудеснейший портрет, выполненный рукой талантливейшего художника и развешенный в тысячах экземплярах на стенах выставочных залов? Не пронзило бы экскурсанта мощнейшее желание поскорее прекратить визит «сурка» и пририсовать изображению ушки, рожки или высунутый язык? Не оказалось бы мучительно тоскливым для ботаника бродить по земле, на которой растут только желтоголовые одуванчики и ползают одни таракашечки? Существовал бы в таком случае ботаник вообще? И стоит ли говорить о той катавасии, которая началась бы между одноликими мужчинами, женщинами и их детьми, заставляющей каждого из них придумывать способы маркировки друг друга опознавательными знаками или связывать себя брачными узами с пингвинами, которые обладают уникальной способностью узнавать из тысячи одинаковых яиц своё собственное…

Не отправил ли Бог на Землю миллиарды частиц своей всеобъемлющей души с целью дать ей возможность познать себя, проявившись в многообразии выбранных путей? А может, души приходят сюда, чтобы сыграть видимую игру плотными телами и наполниться полученными при этом невидимыми энергиями, словно пчелы, собирающие мёд и заполняющие им соты в улье, установленном заботливым пасечником, чтобы потом вновь соединиться со своим Создателем, добавив его многоцветному Мирозданию новый оттенок и каплю неповторимого опыта? Или отойти на службу другой силе, которая в земной игре показалась более привлекательной и щедрой на бонусы с кэш-бэком, чтобы затем продолжить играть руками дьявола, который не оставляет своим рабам права выбора, как и возможности творчества, которое для него неведомо, ибо творчество не подвластно контролю, а жесткий контроль – это как раз главное качество противоположной Богу силе.

Вообще, какое представление о счастье и радости имели бы мы без боли и горьких слез, или о любви и добре – без предательства и зла; о красоте и гармонии, если бы не было несовершенства и бездарности; об истине, озаряющей душу чувством прикосновения к тайнам Бытия, если бы нам не приходилось продираться сквозь заросли сорняков лжи и колючие кусты дремучего леса заблуждений? Как устремить вектор движения ввысь, если снизу ничто и никто не подталкивает? Правда, некоторые, застряв внизу в капкане страстей, не особо стремятся выбраться оттуда. Наоборот, стараются обустроиться поудобнее, свернувшись калачиком и находя своё расположение вполне себе комфортным и удачным, не смотря на боль застрявшей в железных зубах души, к которой они быстро привыкают и научаются не замечать. Ведь для них истина – не порождение неба, а небо – не источник жизни, а всего лишь натяжной потолок над их зубастой железякой… Остаётся только надеяться, что поблизости окажется тот, для кого истина – музыка осознанности в небесной гармонии. Возможно, он сумеет помочь бедолаге выбраться из западни, если только тот настроит свой слух на высокие частоты и у него хватит мужества и дерзновения отгрызть застрявшую лапу. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело было ввержено в геенну»…

Возможно, Лена рассуждала достаточно примитивно, но она не претендовала на Нобелевскую премию в этом вопросе, и лично для неё Бог являлся альфой и омегой, началом и концом, хранителем баланса всех сил и их взаимодействия, и в том, что Бог создал человека по своему образу и подобию, она видела заложенную в людей их основную функцию: творение и созидание в любви своего внутреннего и внешнего пространства, новых прекрасных миров, которые гармонично наполнят Вселенную своими свежими и яркими красками. Право же выбора и свободу воли, дарованные человеку, Лена считала бесценными и главнейшими условиями, без которых вышеупомянутая функция творчества была бы неосуществима. И тут она поспорила бы с Бернаром Вербером, что главный враг человека – это не дьявол или какое-нибудь злое божество, а свобода выбора. Скорее, не враг, а поле деятельности, которое можно неправильно вспахать и не тем засеять, а там – что посмеешь, то и пожнёшь. Через нас Творец выразил себя, и мы, по его подобию, тоже выражаем себя через всё, что способны производить: слова, мысли, чувства, эмоции и поступки, которые в гармоничном взаимодействии выливаются в творчество. Так в поисках своего оптимального выражения, а также при непрестанном доведении до совершенства своих качеств мы эволюционируем, помогая эволюционировать Вселенной. Каждый выбирает свой маршрут, главное, чтобы топливом была любовь, а искрой зажигания – искра Божия, которую необходимо найти внутри себя. Пока мы движемся, Вселенная расширяется. В противном случае начинается медленное сжатие: разрушение через уныние и депрессию, болезни, алкоголь и всякую другую дрянь, которое опускает человека на илистое дно безнадежности, где его быстро подбирает темный властелин мира, которому разрешено властвовать и распоряжаться теми, кто препятствует движению. Жизнь представлялась Лене как непрерывный процесс роста, трудоёмкий и очень непростой, своеобразной школой с вертикалью классов, в которой уроки повторяются до тех пор, пока ученик не сдаст пройденный материал на «отлично» и не перейдёт в следующий класс, и где переменки слишком коротки, чтобы на каждой из них рассиживаться в столовой. Хочется нам или не хочется, но следует очень постараться, чтобы эта школа не превратилась в интернат или исправительное учреждение. Забиться же под корягу, как жук, надолго не получится, иначе велик риск срастись с ней и со временем превратиться в трутовик. Для Лены жизненный процесс не имел ничего общего с ожиданием «того, не знаю чего», и бездумного путешествия от кресла до холодильника на полном автопилоте этакого заплывшего жиром хряка, плюхнувшегося брюхом на зловонную кучу земных удовольствий и почихивающего от втянутого в волосатую ноздрю кокаина, который помогает ему насладится ленивой игрой животного воображения. Так римские патриции в дни процветания Римской империи сходили с ума от пресыщения, давясь на тридцать шестой перемене блюд поданными соловьиными язычками в пикантном соусе, уже два раза до этого приняв рвотное и десять раз порадовав её величество Большую Клоаку, шедевр античной канализации, непереваренными деликатесами, чтобы потешить свое разнузданное чрево невиданными яствами. Ни призывы к умеренности эпикурейцев, ни образ свободы стоиков, заключенной в господстве над самим собой, не спасали их, ведь то, что не находится в активной фазе, атрофируется со временем и в лучшем случае становится рудиментом. Да и возможно ли обрести человеческое счастье, если все человеческое бездействует: сознание, душа, сердце, совесть? Жизнь по своей сути чрезвычайно динамична и похожа на часы с маятником: хочешь, чтобы стрелки бежали, раскачивай маятник! Эволюционируй, двигайся вперёд и не останавливайся, чтобы тебя не подстрелили тёмные силы – мусорщики, подбирающие неподвижно лежащую смятую бумажку на письменном столе эволюции. Беги со всех сил, ведь в движущуюся мишень трудно попасть!

Ещё до недавнего времени Лена была целиком вовлечена в этот удивительный, пускай часто и болезненный жизненный процесс, и, несмотря на всю его повышенную турбулентность, она научилась справляться практически с любыми трудностями. Но одиночество оказалось неподъемной глыбой, дамокловым мечом, который мог в любую минуту обрушиться на неё и выпотрошить последние остатки надежды и веры в счастливое будущее. Ох уж это одиночество, щемящее, нудящее, пугающее и грозящее… Виртуоз Любаша и от него предложила рецепт: сайты знакомств. «Не имеет никакого значения, что ты пока ещё замужем. Никто не толкает тебя на прелюбодейство, если ты вся такая верующая! Просто пообщаешься с прекрасным незнакомцем, встретившись с ним за чашечкой чая в уютном кафе, не понравится – уйдешь, а то и он может уйти…» Лена улыбнулась, вспомнив свою реакцию на такое чудовищное предположение: если мужчина рискнёт на первом свидании покинуть её королевское величество с обликом, превосходящим все критерии золотого сечения и олицетворяющим число Фи, то её глаза будут круглые и страшные, как у совы, а кофе у него за шиворотом будет липким и горячим. Да и сами прекрасные незнакомцы прекрасны, пока они незнакомцы, а потом неизбежно накатывает необходимость лепить из того, что есть… Но, положа руку на сердце, Лена уже потихоньку созревала на акцию «найди друга», тем более, как она поняла, интернет и в этом вопросе был впереди планеты вся. В своем успехе она, без лишней скромности, даже не сомневалась, а вот живут ли на загадочной планете дистанционных знакомств достойные мужчины было большим вопросом. Зачем им там быть, если в реальной жизни столько красивых женщин вокруг: куда не плюнь, одни ландыши и незабудки, все благоухают и тянут свои нежные стебельки к сильным мужским рукам, да и не очень-то препятствуют, если их тут же срывают! Наклоняться лень? Ответ был очевиден: в интернете сидели султаны, которые не хотели умирать в сорок лет от истощения, как их слуги, бегающие в гарем каждый день и приводящие своим хозяевам по одной наложнице, но желали пассивно дотянуть до девяноста лет на сайте знакомств, с каждым днём все чаще промахиваясь мимо нужных клавиш и всё реже разбирая, кто размещен на фотографии: мужчина или женщина. Эти неведомые Лене сайты знакомств всегда казались ей каким-то злачным местом, где каждый маньяк мог найти себе подходящую жертву, и в которое мужчины заглядывали, словно в интернет-магазин по продаже зимней резины, выискивая нужный размер шин по привлекательной цене – R12 или R 14, 175/70 или 165/80… Женщины же, желающие познакомиться с мужчиной таким образом, по мнению Лены, были либо на мужчин бесстыжие, либо отчаянные, либо отчаявшиеся, либо просто желали починить и покрасить забор на своём участке так, чтобы соседка Зойка умерла от инсульта и инфаркта одновременно, получив инсульт от зависти, увидев мужика с кисточкой в руках у соседки-заразы, а инфаркт – от злобы, потому что забор на совместной границе у неё теперь некрасивее. Остальных женщин на сайте вообще не было, но зато они оставляли там на передержку своих мужей и любовников, пока сами отлучались, чтобы напудрить свой носик для «третьего лица», и заскучавшие рыцари срочно кидались искать даму сердца для своих каких-то только им понятных целей. Или не только им? Другое дело – женщины, подобные Лене! Неоцененные, непОнятые, независимые, ненавязчивые, с максимальным набором возвышенных и удивительно волшебных качеств, богатым внутренним миром и тонкой душевной организацией! «Что, до сих пор ждешь принца на белом «Лексусе»? – Да нет, был бы человек хороший, а цвет «Лексуса» не важен…»

Сделав три круга вокруг футбольной площадки во дворе своего дома, Лена наконец припарковала машину в единственном более-менее подходящем месте, практически повесив её на дереве. Покорение четырёх лестничных пролётов проходило уже в предобморочном состоянии; перилла, за которые цеплялась Лена, словно за веревочный канат, вздували её бицепсы и рябили в глазах. Пообедав дома тарелкой лекарств, Лена впечатала свое тело в матрас, морщась от боли и от предвкушения онлайн занятий со своими учениками. Двумя, согласно дневной норме…

Глава 2.

– Ма, что на телефон не отвечаешь?

Задремавшая Лена вздрогнула и взметнулась от неожиданности на кровати, как акробат на батуте, а приземлившись, задергалась от боли, словно упала на оголённые электрические провода.

– Егорка, предупреждать надо! – простонала она после всех болезненных манипуляций. – У меня сегодня день раненного оленя: лежу, раскинув копыта и сбросив рога…

– В гости надо заходить неожиданно и дерзко, чтобы хозяева не успели спрятать еду! – рассмеялся сын. – Вот, всё как просила: Няшке корм, а остальное тебе.

С тех пор, как Виктор ушёл в туман, положив ключ от Лениной квартиры в почтовый ящик, как герой одной грустной песни, от которой романтичная Лена всегда роняла лирические слёзы, этот самый печальный ключ переехал к Егорке в карман. Когда Лена покидала дом на несколько дней – а её хлебом не корми, только дай возможность отправиться в путешествие, неизменно начинающееся с душевного ликования уже от двери квартиры под звуки громыхающего по лестнице набитого непонятно чем чемодана, – дети поселялись жить в её скромном чертоге, где оставался вызывающе лохматый и вечно линяющий белый перс Няша с крохотной кожаной пуговицей между глаз, через которую он загадочным образом умудрялся закачивать в себя воздух. Мало того, что это не совсем путёвое существо постоянно нуждалось в еде, как распустившаяся жадина, оно вдобавок требовало человеческие руки, которые затолкнут в его бездонную пасть кошачий корм! Потому что принимать пищу распоясавшийся кот предпочитал исключительно наглой мордой вверх! Зародилась эта возмутительная традиция неожиданно, когда однажды утром Лена застала своего питомца сидящим в углу с потухшим взором и повисшими ушами, обмазанного пенящейся слюной, которой, как оказалось, была заминирована вся квартира. Приготовившись к самому худшему, Лена схватила несчастного кота в охапку и повезла к ветеринару. Там под истошные вопли больного, от которого сидящие в приёмной собаки завыли, разделившись на сопрано, тенор и контральто, а черепахи построили из себя живую колонну, приготовившись к организованному побегу из аквариума, был произведен тщательный осмотр и ощуп, в результате коего был вынесен вердикт: виновна поджелудочная железа и Лена, дающая своему пожилому пятнадцатилетнему подопечному неправильный корм. Правильный диетический корм стоил в три раза дороже, но Лена готова была потчевать Няшу даже черной икрой, лишь бы он ещё сто лет мурчал ей в ухо и прокусывал нос от внезапно нахлынувших чувств. Тем более, что кот остался последним из могикан в Ленином доме!.. Приобретенный в ветеринарном магазине подходящий корм возвращался домой рядом с носом больного и вызывал огромный интерес у великовозрастного гурмана, о чём свидетельствовало громкое шуршание из переноски. Когда же по возвращении на родную землю еда и едун друг за другом вывалились из кибитки, Лена, сгорая от нетерпения узнать, как оценит новое лакомство её страдалец, уселась прямо на пороге, вскрыла упаковку и дала с рук оживившемуся Няше несколько горошин, которые тут же поглотила зияющая бездна. Ограничиваться мизерной порцией трапезник не собирался и потребовал добавки, слопав всю свою дневную норму за две минуты и провыв при этом известную только ему благодарственную молитву кошачьему богу, освежившую Лену нестерпимым помоечным ароматом из пасти молящегося. ВСЁ! После пережитого опыта приема пищи с гордо поднятой головой Няша счёл крайне неудобным и унизительным впредь помещать свою плоскую морду в миску с едой, мучительно вычерпывая оттуда содержимое совсем не приспособленным для подобной деятельности персидским ковшиком. За полгода белобрысая бестия окрепла, раздалась в плечах и попе и каждый раз, когда Лена задерживалась на кухне больше чем на минуту, демонстративно усаживалась в углу своей столовой и начинала выразительно переводить печальный взгляд Пьеро с пустой миски на Мальвину и обратно, демонстрируя своим видом всю боль голодающих детей Африки. От такого кормления связь Няши со своей хозяйкой стала крепче и проникновеннее, чем у грудного младенца с матерью, и с тех пор Лену не покидало ощущение, что у неё дома поселился тамагочи, который управляет её расписанием и непременно превратится в протяжное «пии», если она не успеет покормить того, кого приручила, в положенное время.