Маленькая Леночка

«Сегодня день соломенной трубочки для коктейля», – обозначил праздник бархатный женский голос по «Монте-Карло». Вот это да! Тогда поём и пляшем! Вчера, если не изменяет память, был день старого пледа и тыквенного соуса. А завтра, скорее всего, будет день задиристого петуха, догоняющего курочку? Интересно, когда она услышит о дне разбитого одиночества, если не по радио, то хотя бы в своей голове?

Прилетела ватсапка от Любаши, её остеопата, сообщающая, что врач застряла в снегах и опаздывает на полчаса. Лена припарковала свою десятилетнюю старушечку у Любашиного дома и с элегантностью бурого медведя вылезла из машины. Нельзя терять возможность подышать свежим воздухом, ведь за последнюю неделю истерзанная радикулитом спина позволяла ей прогуливаться только от кровати до туалета и обратно, да и то по большей части на четвереньках. Когда чуткий и любвеобильный кот Няша, занимающийся в коридоре истязанием ватной палочки для ушей, столкнулся с Леной, героически совершающую марш-бросок на четырех костях по напольной плитке, он сначала округлил свои глаза до размеров глаз взрослого марсианина, а потом, по её возвращению в кровать, лёг, как и положено порядочному коту, на больное место. По его мнению, это была Ленина голова.

Пока действовала обезболивающая пилюля, вертикальная ходьба хоть и давалась Лене с трудом, но была осуществима. Искрящийся снег скрипел под ногами и отражал свет гирлянд и витрин. Нынче зима получилась снежной и морозной, классическая зимушка-зима, как на советских новогодних открытках, словно природа сжалилась над питерцами, уставшими от регулярной декабрьской гребли на байдарках по улицам и площадям родного города, и вернула им снежок и снегирей, которых уже много лет где-то прятала. В своих добрых намерениях природа повторила человеческую ошибку и перестаралась: по части мороза однозначно ощущался перебор, и цитируя известную поэтессу, судьба снегирей была в опасности: «Выглянуло солнце, минус сорок три, тихо опадают с веток снегири…» После осенней слякоти и унылого мрака Лена жадно всматривалась в снежное покрывало, стараясь уловить каждое мерцание, каждый отраженный огонек, каждую новую снежинку, накрывающую белоснежную землю своим кружевным тельцем. Ей чудилось, что и её слякотная и мрачная душевная боль в тандеме с тянущей тоской впадает в спячку под белым холодным ковром, и голова медленно переключалась на фазу приглушенной мозговой активности. Прошедшая осень накачала свои мускулы за станком, производящим тоскливые дни, вливших в Ленину душу реки депрессивного яда, и сейчас дремала на доске почёта рядом с портретом Стаханова. Прошло совсем немного времени с той поры, как Лена вернулась с жаркой тропической Доминиканской республики, предметом её десятилетних мечтаний, где ей пришлось ежедневно бороться за возможность понежиться под южным солнцем, отвоевывая драгоценные минутки блаженства в промежутках между бесконечными капризами внуков. Они не хотели плавать с рыбками в синих водах Атлантического океана и квакали, словно лягушки, в хлористой воде бассейна, отрезая Лене путь к солёным тёплым волнам и бесстыдно заедая водяную хлорку фаст-фудом из ближайшего вагончика, незаметно доставляемого подпольными разносчиками гастрита и диареи, пока Лена на несколько минут растворялась в солнечных лучах на лежаке у бассейна. По их возвращении домой благодарный за двухнедельное отсутствие детей зять шепнул на ухо Катерине, что лучше всех загорела тёща и ещё больше стала похожа на какашку, а Лена денёк порадовалась вновь обретённой свободе и наступившей тишине, а потом стала тонуть в трясине ноябрьского холода, темноты и рутины, глубина которой возводилась в квадрат её гордым одиночеством. Как назло, её милая автомобильная старушечка уехала в запланированное двухнедельное путешествие на ремонт… Такое обстоятельство нельзя было назвать благоприятным для Лениной спины, потому что этой уязвимой части её хрупкого тела пришлось взять на себя верблюжью функцию и таскать огромные тюки с бельём на посуточные квартиры и обратно, подчинившись желанию своей хозяйки развеять тоску пешими прогулками. В те дни Лена внимательно всматривалась в лица прохожих, стараясь понять, не переполняют ли и их подобные страдальческие чувства, и быстро поняла, что остальным людям повезло гораздо больше. Ей даже стало казаться, что если они подключатся к вибрационным потокам Лениных тягостных ощущений, улицу пронзит протяжная сирена хорового людского воя…

Как избавиться от странного ощущения, будто жизнь прошла? Нет, скорее не прошла, а ушла к кому-то в гости, забыв взять Лену с собой. Каждый день Лена проживала одно и то же чувство невидимки, который отсутствует не только в восприятии живых существ, но и для неживой природы, поэтому она старалась переходить дорогу только тогда, когда тормозной путь приближающейся машины, по её расчету, давал возможность не только пройти по пешеходному переходу на зелёный свет, но и подремать в пути… Она всегда жаждала тишины и покоя, возможности сбавить бешенный ритм мелькающих в бесконечной работе и заботах дней и насладиться размеренной и спокойной жизнью, и что? Где, позвольте узнать, долгожданное наслаждение упоительными вечерами? Лена мечтала больше времени посвящать молитве, чтению акафистов и подробно изучать Святое Писание в уединении, а ещё заниматься рукоделием под интересную аудиокнигу, утонув в кресле, и, наконец, одолеть полный список фразовых глаголов английского языка, которые постоянно высыпались из её памяти, как горох из дырявой банки: то ли её память была дырявой, то ли фразовые глаголы были слишком мелкими и скользкими… «А мне всё время чего-то не хватает: зимою – лета, осенью – весны…» После прочтения молебного канона ко Пресвятой Богородице, «поемого во всякой скорби душевной и обстоянии», Лене на какое-то время становилось легче, но затем она снова возвращалась в состояние безысходной тоски и отчаяния. Постоянно читая Иисусову молитву, она со страхом принимала загружающееся в неё послание: «Хорошо, милую тебя, дитя. Будь готова принять и воспользоваться моей милостью». О какой готовности идёт речь?! Если только лечь и умереть… А когда Лена на исповеди, вытирая слёзы, машинально спросила, что бы такого ей принять от депрессии, батюшка погладил её по голове и тихо сказал: «Прими волю Божию». Но хоть расшибись с разбега об стенку, ничего принимать не получалось, кроме валерьянки и звонков от многочисленных посуточных клиентов, при этом первая вводила Лену в состояние размазанной тупости, а вторые – в состояние крайней напряжённости. Уже в десятый раз у Лены возникло подозрение, что она страдает душевно-психическим расстройством, и она ни капли не удивилась бы; наоборот, если его нет – вот это было бы странно. После таких петляющих виражей и испепеляющих мозг и нервы нагрузок уютная палата в заведении для душевнобольных пациентов имела большие шансы протянуть свой волшебный накрахмаленный халатик, предложив перевязать Ленину натруженную спинку своими длинными рукавчиками и воткнув их края в её рот, чтобы она никого не покусала…

– Ну, рассказывай, что приуныла? – спросила Любаша, положив руку Лене на больную спину.

– Кто, я? – Лена старалась звучать бодренько. – У меня всё лучше всех, после тебя, конечно!

Люба рассмеялась.

– Не пытайся меня обмануть! Ты же знаешь, у меня всевидящее око! Как дела?

– Дела идут, да не моим маршрутом… – громко вздохнула Лена. Она вспомнила, как пришла к Любаше в первый раз, после аварии, когда молодой парень, пребывающий в наркотической виртуальной реальности, въехал в стоящую на перекрёстке Ленину машину сзади; видимо, его «безобъектное» восприятие рисовало ему стыковку космического корабля с орбитальной станцией, на которой находилась вожделенная «закладка». К слову сказать, что такое «закладка» Лене узнала от полицейских, однажды совершившие рейд на её посуточную квартиру, после чего шокированная Ленина подозрительность перестала заселять молодёжь и через раз отказывала гостям, которые хоть раз моргнули, отвечая на её вопросы. Пострадавшую тогда увезли в больницу с подозрением на компрессионный перелом позвоночника, сделав инъекцию какого-то сильнодействующего препарата, благодаря которой она плавно перетекла в состояние своего агрессора. Пребывая в незнакомой эйфории, но все равно с очень острой болью, Лена два часа провела в больничной палате с такими же новоприбывшими, улыбаясь, как чеширский кот, и ведя беседу с каждым пострадавшим отдельно и со всеми сразу одновременно. К счастью, снимки не показали ничего страшного, кроме сильного ушиба, и Витя с Катюшиным гражданским мужем, Вовиком, забрали её домой. Спустя неделю после аварии Лена плюхнулась на стол в кабинете у Любаши, не имея понятия о том, как работает остеопат, и очень смутно представляя, как готовится и с чем подается его лечебное блюдо. Любаша объяснила ей тогда, что в основе остеопатии лежит представление о решающей всё связи между работой тех или иных органов и мышечно-скелетной структурой, и остеопат восстанавливает способность организма к самокоррекции после различных нарушений работы органов и заболеваний, выступая в роли мастера по установке правильной программы для организма, взявшего неправильный курс с молчаливого попустительства своего хозяина. Любаша поведала о том, как училась остеопатии, и вызвала у Лены огромное удивление описанием одного из заданий для начинающих врачей: обнаружить на столе, покрытой плотной простынёй, тонкий волос. Тогда в Лениной голове просвистел мяч, виртуозно забитый Любашей в ворота Копперфильда, потому что сама Лена с трудом находила в своей дамской сумочке гигантские по сравнению с волосинкой предметы не только наощупь, но и глазами, да и то, лишь залезши туда вместе с туфлями.

Лена полностью доверилась этой обаятельной женщине и замечательному доктору – ей всегда нравился комплексный подход к чему-либо: если в данной ситуации речь шла о здоровье тела, то оно не могло висеть в воздухе и болтать ножками в отрыве от головы, души и сердца, как и от всего того, что оно успело натворить за дни своего пребывания на Земле. Искренние разговоры с Любашей были Лене по душе, ведь по своей натуре она была открытым и бесхитростным человеком и периодически корила себя за это, потому что в её представлении искренность являлась признанием своего права на собственную точку зрения, выражаемого в виде доверительного приглашения собеседника в свой внутренний мир. Мир, в прочности и незыблемости которого искренний человек должен быть уверен, ведь всегда существует риск принять в гости Троянского коня, поэтому на такой подвиг способны либо глупцы, либо гордецы, либо вечные дети со светлой душой. Не обольщаясь высокой самооценкой, но и не отягощая себя излишней самокритикой, Лена относила себя к первым. С Любашей же она действительно с огромным удовольствием делилась своими мыслями и рассказывала о произошедших событиях, потому что её собеседница умела делать неожиданные и глубокие выводы и давать советы, достойные внимания. Как говорится, одна голова хорошо, а с туловищем лучше!

– Чего-то зубки у одиночества в последнее время остренькие… – задумчиво отозвалась Лена.

– Ну ты чудь заволоцкая! – расхохоталась Любаша. – Ты и одиночество? Куда же делся твой милый пузатенький обояшка?

Однажды Лена отправила своего Пёсу к Любаше, когда у того обострились боли в спине, причиной которых были межпозвоночные грыжи, и надо отдать должное остеопату – Виктору стало легче! Однако, обладая критическим взглядом на остеопатию в частности и на всех мануалов в целом, скептический всезнайка выразил свое «фи» и после пары лет медикаментозной терапии загремел в больницу с секвестрированной грыжей, от которой чуть не остался инвалидом на всю жизнь. Сразу после операции своего возлюбленного Лена услышала от доктора в приватной беседе: «Будем надеяться, что мужская функция со временем восстановится, но на это потребуется как минимум полгода, и это в лучшем случае. Однако, слишком не обнадёживайте себя, любезнейшая, и готовьтесь к худшему». В тот день она три часа проплакала в храме, стоя на коленях и горячо молясь перед каждой иконой, не сомневаясь ни минуты, что её слышат и непременно помогут Господь, Богородица и святые. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Спустя пару дней, получив радостное сообщение от Виктора, она возвела свои глаза к небу и расплакалась от счастья и чувства благодарности. Как сказал великий классик: «Человек ищет не столько Бога, сколько чудес». Да, как часто люди требуют чудес от Бога, как от фокусника, желая найти в своей пустой коробке, в которую они не положили ни капли веры и благодарности к Создателю, карамельки и леденцы, обернутые билетами в сказочное будущее! Желают пощупать Бога, чтобы убедиться своими ограниченными пятью органами чувств в том, что он существует в их ограниченном плотском формате, а найдя – распять, ведь не может же быть Бог человеком! Не нужен людям Бог, ни видимый, ни невидимый, потому что человек мнит богом себя! Но чудес он ждёт не от себя, а от кого-то сверху, временно исполняющим его собственные обязанности, по-видимому, и в упор их не замечает, как, например, главное чудо – жизнь! Наверное, потому что она есть всегда, по крайней мере, до определенного момента, а настоящее чудо должно случаться периодически, но регулярно, приходить и уходить, желательно перед и после каждого приёма пищи. И лишь только тот, кто полностью доверяет Богу, уповая на Божью милость и благодать, может рассказать, как у него, недостойного, эти чудеса происходят каждый день…

– Обояшка набрал слишком много алкооборотов…

– Пьёт? Ох, Леночка, у нас, к сожалению, вся страна пьёт… И похоже, что русские бабы обречены веками жить со своими горемычными пьяницами. Такова наша грустная традиция!

– Что меня и удивляет! – воскликнула Лена. – Мне не понятно, почему у нас жанр про зомби называется триллером, а про пьяниц – повестью и романом? Да алкоголиков уже давно надо изолировать от общества и помещать в отдельные гетто! Они в тысячу раз страшнее зомби, потому что зомби мгновенно распознаются по внешнему виду и поведению, а пьяницы до поры до времени выдают себя вполне себе нормальных товарищей! А когда к тебе приходит понимание, как здорово ты влипла, связав свою судьбу с управляемой бесами машиной, твоя жизнь уже наполовину разрушена и превращена в зомби-апокалипсис…

Из груди Лены вырвался горький стон.

– Любаша, ты когда-нибудь жила с человеком, у которого два лица, как у Эдварда Мордрейка? Утром ты целуешь его в одно лицо, умное, осмысленное и родное, а вечером приходишь домой и втыкаешься в другое, уродливое и глупое лицо незнакомого тебе существа, который каким-то непонятным образом вломился в твой дом и пытается следом вломиться и в твою жизнь, чтобы поставить там всё с ног на голову! Ты с изумлением и отвращением разглядываешь это создание, в котором лишь интуитивно угадывается знакомый тебе человек, пока оно пытается промямлить тебе всякие несуразные вещи, пуская при этом противные сопли и слюни, и испытываешь одно единственное желание – испариться и больше никогда не выпадать в осадок! Но ты выпадаешь и выпадаешь, и знаешь, что? Складывается очень противоречивая ситуация, которая для одного – сладкий мёд, а для другого – горький яд. Почему я должна пчелить все дни напролет под его ненавязчивое: «Пчела-пчела, я пчеловод, где мой сладкий мед?», а в редкие минуты своего отдыха любоваться пьяными ослиными глазками своего любимого, застыв в напряженном ожидании, когда стены его расширенного сознания с грохотом рухнут почему-то на мою несчастную голову? Почему я должна бояться хотя бы на день покидать свой улей, в который тут же залетит запойный дружок моего мужа и устроит мне «сказку»: будет сидеть на моем стульчике, пить из моей чашечки и спать на моей кроватке?

– Мне кажется, что лучше быть пчёлкой, собирающей мёд, чем размазывать нечистоты и всякую дрянь мушиными лапами, отравляя всё живое, – задумчиво проговорила Люба.

– Не о пчёлке сейчас речь, а о нерадивом пасечнике! – воскликнула Лена.

– У тебя, случайно, ничего после прихода гостей к твоему пасечнику не пропадает? – поинтересовалась Любаша, подложив под Ленину спину свои ладони и уперевшись пальцами в крестец.

– Ничего, кроме радости, спокойствия и веры в светлое будущее! – горько всхлипнула Лена. – Знаешь, здоровьем больного заразить нельзя, а вот больной своей заразой отравляет окружающих на счёт «раз-два»!

– Заражение происходит, если у здорового контактера нет иммунитета или он приблизился к больному без защитной маски, и в прямом, и в переносном смысле! Предохранительные и защитные меры у нас никто не отменял, особенно если мы вынуждены общаться с нездоровым человеком, – спокойно отреагировала Любаша.

– Помилуй, дорогая! Какой иммунитет может быть от алкоголика? Не замечать неадекватное существо, болтающееся по твоему личному пространству и квартире, предназначение которой – быть твоей крепостью? А крепость эта, прошу заметить, становится совсем не безопасным местом, когда в нём заводится нечто бесконтрольное и непредсказуемое! Да ладно бы – бесконтрольное, а то ведь очень даже контролируемое бесами… Иногда от усталости и отчаяния мне кажется, что есть только один вариант – упиваться до потери сознания вместе с любимым… Ведь людям по-настоящему хорошо лишь с теми, с кем они идентичны! Вариант, конечно, так себе, мрачная короткометражка… Не спроста же членов семьи алкоголиков называют созависимыми! Это только с ума по одиночке сходят, потому что психоз насилует мозг в индивидуальном режиме, а потихоньку деградировать вместе – уже совместное творчество: сидишь и смотришься в партнёра, как в зеркало, думая своей последней извилиной, что так и надо: стукнуться стаканами «до» и закусить «после»…

– Близких у пьющих людей называют созависимыми ещё и потому, что их душевный настрой, здоровье и завтрашний день зависит от живущего с ними алкоголика, который всегда непредсказуем, – перебила Лену Любаша, подложив свои руки под Ленин затылок.

– А я о чём! Быть созависимым, на мой взгляд, всё равно что разрешать незадачливому водителю пользоваться твоим автомобилем: мало того, что без конца приходится ремонтировать машину, оставаясь без денег и возможности пользоваться своим транспортным средством, так ещё каждый раз после гонок этого Гонзалиса приходится долго и мучительно восстанавливать первоначальные настройки: поправлять кресло и зеркала, искать любимую радиоволну и попутно выкидывать всяческие неожиданные сюрпризики. А в один прекрасный день ты и вовсе замечаешь, что за рулём уже давно сидит этот наглец, и ты послушно катаешься по его маршруту, как Чебурашка в ящике из-под апельсинов!

– Неплохое сравнение! – рассмеялась Любаша. – Знаешь, по статистике самые крепкие браки были сделаны по расчёту. Наверное, ты где-то промахнулась в своих расчётах.

– Я гуманитарий, Любаша, и с расчётами у меня плохо! – вздохнула Лена.

– В случае провала с осуществлением первого пункта задействуется пункт номер два – хорошая дрессировка! С мужчинами, как и с котами, действуют одни и те же принципы: сначала определяется, кто в доме хозяин, а потом хозяин как следует дрессирует питомца, – весело пропела Люба.

– Опять не про меня… До сих пор гадаю, кто из нас с котом в доме хозяин, а после каждой попытки дрессировки я получаю от питомца благодарность в виде аппликации из кучки или лужи в неожиданном месте… Впрочем, как и от Вити, только в виде извращенного абстракционизма.

– Ну, если так, то позволь мне серьёзно сказать тебе кое-что важное, Леночка! – Люба положила руки в карманы своего медицинского халата и нагнулась над Леной, глядя ей прямо в глаза. – Дело в том, что ты очень сильная женщина, и твой пузатик пьет из-за этого очень неприятного для него обстоятельства, потому что ты подавляешь его своей волей и взвалила мужскую ответственность на свои плечи, освободив его собственные для служения соблазнам и создав для этого самые благоприятные условия.

Лена громко икнула. Ну да, конечно, она виновата во всем, а еще в мировом коллапсе, крушении «Титаника», двухсот сорока миллионах голодающих в Африке и глобальном потеплении…

– Для кого это оно неприятное? Для того, кто сидит в этом обстоятельстве, как коала на эвкалиптовом дереве, лениво пожёвывая зелёные листочки и сплёвывая обглодыши на меня?

– Хорошо! Ответь мне, тогда, пожалуйста, на один вопрос: что ты испытываешь, когда видишь своего любимого пьяным? Что тебе хочется сделать? – Любаша вынула руки из карманов и смачно развернула верхнюю и нижнюю части туловища Лены в противоположные стороны.

– Приблизительно то же, что сейчас, – простонала Лена, наблюдая за Большим взрывом и образованием новой Вселенной перед её носом. – Мне больно! Я хочу убежать на другой конец света и замазать этого негодника краской самого непристойного цвета на своём жизненном рисунке! Потому что в таких ситуациях я чувствую себя вечным студентом на стажировке в психиатрической больнице, и сама go mad… Или жертвой в клетке с тигром, брошенной ему на растерзание! А ещё я часто ощущаю себя санитаркой, тянущей раненного, который заметил на поле табличку «минное», но всё равно полез, потому что там он ощущает остроту жизни. Ему ногу оторвало, пока он этой остротой наслаждался, а ты, рискуя собой, вытащила калеку и присела передохнуть, вдруг – глядь, а он обратно ползёт, брюхо дерёт, размотавшиеся кровавые бинты со своей культи за собой тянет и орёт от боли, как блажной. Но ползёт, потому что он уже себя запрограммировал на самоуничтожение! А ты сидишь и гадаешь: есть ли у тебя желание стать свидетелем, как ему другую ногу оторвёт вместе с руками и головой, или лучше рвануть в обратную сторону, роняя тапки, оставив без зрителя этот сериал о саморасчленении?

– Ой, дорогая, прекращай, а то у меня от твоих страшных метафор все энергопотоки заблокируются, – пробурчала Любаша.

Лена замолчала и прикрыла глаза рукой. Потом устало изрекла:

– Знаешь, во мне уже давно поселилось изматывающее чувство некой безысходной трагедии, которая никогда не закончится. Наверное, так себя чувствуют матери детей-инвалидов: «Это больно и навсегда!»

– Почему?

«Любаша, я отношусь к тебе очень уважительно, но это уже комбо, как сказал бы внучок. Надо заканчивать этот разговор…» – и напоследок из Лены вырвался безжизненный ручеек уже набившей мозоль на языке фразы, от которой у Виктора тоже была мозоль, но на ушах:

– Я выросла в семье алкоголика, и с тех пор отношусь к заядлым любителям зелёного змия не только обречённо, но также с гневом и пристрастием.

Любаша сложила Лену обратно, и та с облегчением потянулась, ощущая радость и братство своих воссоединенных членов. Да, Любашин стол куда лучше операционного, но там ты хоть под наркозом…

– Вот ты и ответила на мой вопрос, дорогая. И как ты живешь с этим?

«Хорошо, безжалостный расследователь, я буду отвечать тебе, как старая еврейка – вопросом на вопрос».

– А как мне надо жить с этим?

– Никак. Ты не должна с этим жить.

Таблетки переставали действовать, и боль снова пронзила тело Лены, вгрызаясь ещё и в голову. Что от нее хотят??? Суицида?

Любаша почувствовала закипающее в Лене негодование и произнесла с примирительным тоном:

– В первую очередь, тебе следует простить своего отца и отпустить с миром не только его, но и все свои плохие воспоминания. Говоря языком психологов – закрыть гештальт. Знаю, знаю, что ответишь. Для этого есть специальные техники. Нужно вытащить из памяти весь негативный багаж, связанный с папой, и максимально подробно и честно сделать «опись имущества», не забыв включить в неё своё отношении к отцу в то время, когда вы жили вместе, а также мысли и реакции на его пьяные выходки. Потом заполненный лист следует сжечь, символически похоронив в огне все свои плохие воспоминания. Далее необходимо постараться посмотреть на ситуацию с отцом под другим углом зрения и найти как можно больше полезных моментов. Например, какие ценные и полезные качества были приобретены тобой благодаря той реальности, которую создал отец в твоей жизни, и как они пригодились тебе в дальнейшем. Обязательно записывай все свои размышления! Затем внимательно перечитай написанное, поблагодари папу за каждый пункт, и жизнь обязательно начнет меняться, потому что после переосмысления ситуации происходит перезагрузка с последующей «переделкой» сценария, или, другими словами, переход на новую событийную ветку, исходя из нового отношения к произошедшему и новой тебя. Потому что переосмысление любой ситуации меняет и обновляет нашу личность! Цифровые коды в матрице души меняют своё значение, и личная программа перепрошивается!

– Ого! Типа я биоробот с заложенной внутри компьютерной программой? А кто за пультом управления? – Лена приподняла голову и посмотрела на свою собеседницу. – Это на каком курсе остеопатии изучают?

– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – пропела Люба. – Леночка, но ведь по такому же принципу работает и покаяние! Если, разумеется, оно осмысленное и искреннее, а не просто перечень совершенных грехов! Ты же знаешь, что в мироздании нет будущего и прошлого, существующего в понимании линейного временного континуума землян, всё существует сейчас, и только в плотных мирах, где частота вибрации существ низкая и затрачивается колоссальная энергия на фокусировку и создание линейной временной линии, время растягивается!