Цивилистический процесс: вчера, сегодня, завтра. Liber Amicorum. В честь профессора И.В. Решетниковой

Хочется сказать, что истина, видимо, находится где-то посередине. Но здесь более уместно вспомнить Гёте, подметившего, что в этом случае посередине находится не истина, а неразрешенная проблема, о чем и свидетельствуют последние изменения процессуального закона, затрагивающие апелляционное и кассационное производство, а также пересмотр по вновь открывшимся или новым обстоятельствам судебных постановлений, вступивших в законную силу.

В законодательных новеллах, институализированных федеральным законом от 9 декабря 2010 г. № 353-ФЗ «О внесении изменений в ГПК РФ», наблюдалась частичная корреляция принципа запрета поворота к худшему и пределов рассмотрения гражданского дела судом вышестоящей инстанции; согласно ч. 2 ст. 327.1 ГПК РФ, если в порядке апелляционного производства обжалуется часть решения, суд апелляционной инстанции проверяет его законность и обоснованность только в обжалуемой части.

Кажется, что правило non reformatio in peius через много лет безоговорочно вновь возвращено в гражданское процессуальное право и законодательство. Однако это в известной мере иллюзия, поскольку, во-первых, ст. 327.1 ГПК РФ не воспрещает суду апелляционной инстанции принимать новые доказательства и исследовать обстоятельства, правда, только если лицо, участвующее в деле, обосновало невозможность представления средств доказывания в суд первой инстанции по причинам, не зависящим от него, и орган правосудия признает такие причины уважительными.

Во-вторых, в силу абз. 2 ч. 2 ст. 327.1 ГПК РФ в интересах законности всякое итоговое судебное решение может быть проверено в полном объеме. В связи с этим ВС РФ в постановлении Пленума от 22 июня 2021 г. № 16 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции» дополнительно разъяснил, что под интересами законности с учетом положений ст. 2 ГПК РФ следует понимать необходимость проверки правильности применения судом первой инстанции норм материального и процессуального права в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов участников гражданских, трудовых (служебных) и иных правоотношений, а также семьи, материнства, отцовства, детства, охраны здоровья; обеспечения права на благоприятную окружающую среду, образование и других прав и свобод человека и гражданина; прав и законных интересов неопределенного круга лиц и публичных интересов и в иных случаях потребности охраны правопорядка[54].

Как видим, такая формулировка чрезмерно пространная и дискреционная, достаточно только первой ее части «необходимость проверки правильности применения судом первой инстанции норм материального и процессуального права в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов участников гражданских, трудовых (служебных) и иных правоотношений…» Она практически полностью сводит на нет принцип non reformatio in peius в пользу начала объективной истины. В 2021 г. не были приняты во внимание нарекания со стороны Европейского Суда по правам человека, который еще в постановлении от 13 мая 2008 г. «Галич против России» (Galich v. Russia) указал на аморфность терминологического оборота «в интересах законности», отрицательно сказывающегося на стабильности материальных правоотношений сторон[55].

Комментируя сложившуюся ситуацию, Ю.А. Тимофеев справедливо отмечает, что «достаточно широко трактуя интересы законности, Верховный Суд фактически предоставляет суду апелляционной инстанции неограниченное право по своему усмотрению независимо от мнения лиц, участвующих в деле, расширить пределы апелляционной проверки, что создает для них реальную угрозу поворота к худшему, когда лица, инициирующие апелляционное производство, в надежде улучшить свое положение по сравнению с тем, как оно определено решением суда первой инстанции, рискуют тем, что суд апелляционной инстанции, выйдя за пределы их доводов, по результатам проверки примет определение, ухудшающее их положение, изменив или пересмотрев решение в той части, с которой такое лицо было согласно. Возникает ситуация, при которой лицо, не согласное с частью решения суда, вынуждено отказаться от апелляционного обжалования под страхом потерять право на присужденное»[56].

В-третьих, вне зависимости от доводов, содержащихся в апелляционной жалобе, всегда проверяются обстоятельства, перечисленные в ч. 4 ст. 330 ГПК РФ, служащие безусловными основаниями к отмене судебного решения и иногда расширительно толкующиеся[57]. Близкая, но не аналогичная ситуация прослеживается и в современном кассационном производстве[58].

Применение принципа запрета поворота к худшему по гражданским делам потенциально не ограничивается изложенным выше, ведь в структуру механизма гражданского процессуального регулирования законодателем наряду с вновь открывшимися встроены новые обстоятельства, инициирующие пересмотр судебных актов, вступивших в законную силу. Теперь по п. 5 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ определение (изменение) в постановлении Президиума либо Пленума ВС РФ практики применения правовой нормы, если в таком постановлении содержится указание на то, что сформулированная в нем правовая позиция имеет обратную силу применительно к делам со схожими фактами, будучи новым обстоятельством, влечет за собой пересмотр окончательного судебного решения.

Не секрет, что это весьма спорное законодательное новшество было спровоцировано известным постановлением Пленума ВАС РФ от 12 марта 2007 г. № 7 (в ред. 14 февраля 2008 г.) «О применении АПК РФ при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам», разъяснившим в п. 5.1, что по таким обстоятельствам может быть пересмотрен судебный акт, оспариваемый заявителем в порядке надзора и основанный на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия определена в постановлении Президиума или Пленума ВАС РФ, в том числе принятого по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора[59].

Постановление Пленума ВАС РФ вызвало неоднозначные оценки в научной и практической среде[60], хотя бы уже потому, что оно шло вразрез с юридической аксиомой, гласящей, что закон с учетом его толкования смотрит вперед, а не назад (lex retro non agit). Кроме того, посредством данного постановления происходила легализация судебного прецедента как источника гражданского процессуального права и ставился под сомнение принцип res judicata, с чем были согласны далеко не все специалисты[61]. В связи с этим, как отмечала Н. Шиняева, «с момента появления Постановления № 14 многие юристы ждали, когда же проблема вновь открывшихся обстоятельств станет предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ»[62].

Ожидания быстро оправдались, о чем позволяет судить постановление КС РФ от 21 января 2010 г. № 1-П «По делу о проверке конституционности положений ч. 4 ст. 170, п. 1 ст. 311 и ч. 1 ст. 312 АПК РФ в связи с жалобами закрытого акционерного общества “Производственное объединение “Берег”, открытых акционерных обществ “Карболит”, “Завод “Микропровод” и “Научно-производственное предприятие “Респиратор”»[63]. В самом общем виде конституционные судьи согласились с тезами Пленума ВАС РФ, оговорив, что они могут быть реализованы с учетом: характера казуистических правоотношений, прямого указания Пленумом на придание обратной силы сформулированной правовой позиции применительно к делам со схожими фактическим обстоятельствами, соблюдения принципа non reformatio in peius[64].

При этом Г.А. Жилин в особом мнении, которое заслуживает отдельного внимания, подчеркнул, что «по настоящему делу на федерального законодателя возложена обязанность в шестимесячный срок внести изменения и дополнения в арбитражное процессуальное законодательство, закрепляющие возможность пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебного акта арбитражного суда, основанного на правовой норме, практика применения которой после вступления данного судебного акта в законную силу определена (изменена) постановлением Пленума или Президиума ВАС РФ. Между тем данное обстоятельство в системе действующего правового регулирования не относится к категории вновь открывшихся обстоятельств… Более того, реализация данного поручения может привести к негативным последствиям для российской правовой системы в целом, поскольку внесет дисбаланс в устоявшиеся институты пересмотра вступивших в законную силу (окончательных) судебных актов не только собственно в арбитражном процессе, но и во всех предусмотренных Конституцией РФ (ч. 2 ст. 118) видах судопроизводства»[65].

Ввиду того, что законодатель выполнил предписания Конституционного Суда РФ, включив в ГПК РФ и АПК РФ (а позднее и в КАС РФ) соответствующее основание для пересмотра по новым обстоятельствам судебных решений, вступивших в законную силу, нужно полагать, что правовая позиция конституционных судей теперь одинаково распространяется на все сферы судопроизводства. В связи с этим преимущественно более подробно остановимся на анализе принципа запрета поворота к худшему по гражданскому делу, окончательное решение по которому ставится под сомнение в связи с определением (изменением) в постановлении Президиума либо Пленума ВС РФ практики применения общеобязательного, формально определенного правила поведения.

Итак, КС РФ в своем постановлении констатировал несколько ключевых сентенций, а именно начало non reformatio in peius, во всяком случае, означает недопустимость придания обратной силы толкованию правовых норм, ухудшающему положение подчиненной (слабой) стороны в публичном правоотношении. Далее, по смыслу ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, невозможность отмены судебного решения, являющегося «законом для сторон», должна связываться не с характером обстоятельств как не существовавших на момент рассмотрения дела, а с тем, что сама по себе отмена влечет за собой негативную трансформацию имущественного статуса лица, установленного итоговым актом правосудия, иначе нарушается принцип правовой определенности. Если необходимо придать обратную силу интерпретации тех или иных норм, которая ведет к отмене судебного решения, в целях улучшения правового положения (reformatio in melius) гражданина либо организации, то это не только справедливо и сообразуется с общими требованиями действия норм во времени и по кругу субъектов, но также предполагает уважение окончательности вступивших в законную силу судебных вердиктов(res judicata).

Надо полагать, что все приведенные сентенции полностью распространяются на п. 5 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ и п. 5 ч. 1 ст. 350 КАС РФ, в которых de facto называются два самостоятельных варианта пересмотра по новым обстоятельствам судебных постановлений, вступивших в законную силу. Первый из них, как уже отмечалось, относится к области деятельности Пленума ВС РФ. Следующий более сложный – это оспаривание судебного постановления заинтересованным лицом в порядке надзора, основанного на законодательстве, практика применения которого после его принятия определена (изменена) дискреционной волей Президиума ВС РФ, в том числе проявленной при рассмотрении другого схожего дела (во всяком случае, по гражданским делам и экономическим спорам)[66].

При этом относительно приведенных норм права А.Р. Султанов с учетом мнения КС РФ, изложенного выше, делает ценное замечание, «ретроспективность правовых позиций (правоположений) Верховного Суда РФ, улучшающих положение лиц, привлекаемых к публично-правовой ответственности и (или) в публично-правовых отношениях, имеют обратную силу исходя из общеотраслевого и конституционно-правового принципа, допускающего обратную силу закона во времени, улучшающего положение граждан и их объединений. Несмотря на то, что данный принцип действует напрямую (ч. 1 ст. 15 Конституции РФ), поскольку закреплен в Конституции РФ, полагаем, что он должен найти отражение и в КАС РФ, и в других процессуальных кодексах во избежание различного правоприменения, в том числе для исключения неконституционной практики игнорирования данного принципа»[67].

Однако ВС РФ в своем постановлении Пленума от 11 декабря 2012 г. № 31 «О применении норм ГПК РФ при рассмотрении судами заявлений, представлений о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных постановлений» предпочел не уходить в своем толковании так далеко[68], подчеркнув, что судебное решение может быть пересмотрено в экстраординарном порядке, если в постановлении Президиума или Пленума ВС РФ, определившем (изменившем) практику применения правовой нормы, указано на возможность пересмотра по новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных актов, при вынесении которых правовая норма была применена судом иначе, чем указано в данном постановлении Президиума или Пленума ВС РФ. При этом следует иметь в виду, что пересмотр вступивших в законную силу судебных актов в данном случае допускается, если в результате нового толкования правовых норм не ухудшается положение подчиненной (слабой) стороны в публичном правоотношении (sic)[69].

Словом, про гражданские правоотношения в названном постановлении Пленума ВС РФ не упоминается, хотя КС РФ говорил об этом: пересмотр вступивших в законную силу судебных актов на основании правовой позиции, впоследствии сформулированной в постановлении в постановлении Президиума либо Пленума ВС РФ относительно дел, вытекающих из гражданских правоотношений (пенсионных, жилищных, по предоставлению обеспечения в порядке обязательного социального страхования и др.[70]), вполне допустимо, если этого требуют интересы защиты неопределенного круга лиц или заведомо слабой стороны в правоотношении[71].

В дальнейшем, как показала практика, уточнения имели место быть касательно не принципа non reformatio in peius, а различных процедурных моментов, к примеру, по поводу того, можно ли обращаться с заявлением о пересмотре судебного решения по новым обстоятельствам, если в определении судебной коллегии ВС РФ, которое было вынесено в порядке кассационного производства, определено (изменено) смысловое содержание той или иной нормы, использованной в конкретном деле. В частности, об этом отрицательно высказался КС РФ в постановлении от 17 октября 2017 г. № 24-П «По делу о проверке конституционности п. 5 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ в связи с жалобами граждан Д.А. Абрамова, В.А. Ветлугаева и других»[72].

Вместе с тем было бы неправильным не отметить, что в этом же постановлении конституционные судьи еще раз обратили внимание законодателя на следующее: для того, чтобы исключить возможность преодоления правовой определенности, окончательности и неопровержимости вступившего в законную силу судебного акта без соблюдения установленных законом особых процессуальных условий его пересмотра, нужно вернуться к ранее сформулированной правовой позиции органа конституционного контроля в той части, которая затрагивает вопросы пересмотра по новым обстоятельствам судебного акта, обретшего законную силу, тогда когда речь идет о делах, возникающих из гражданских правоотношений, с учетом запрета на придание обратной силы толкованию правовых норм, ухудшающих положение физического или юридического лица.

Однако законодатель по-прежнему упускает из вида начало non reformatio in peius и прямо не закрепляет его в нормах процессуального закона, хотя очевидно, что в связи с проанализированными постановлениями КС РФ оно имплицитно по отношению к п. 5 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ и п. 5 ч. 1 ст. 350 КАС РФ, а также, по всей видимости, и КоАП РФ[73], что подтверждается правоприменительной практикой[74].

Таким образом, в ближайшем будущем российскому законодателю предстоит обратиться к комплексному урегулированию проблемы внедрения и применения в гражданском, арбитражном и административном судопроизводстве принципа запрета поворота к худшему[75]. Это касается производства в суде апелляционной и кассационной инстанций, а также пересмотра по вновь открывшимся или новым обстоятельствам судебных постановлений. Немалой ценностью здесь может обладать опыт, накопленный как отечественной, так и зарубежной[76] процессуальной теорией и практикой, который в концентрированном виде подразумевает, что правило non reformatio in peius, являясь одним из многочисленных имманентных следствий диспозитивности, означает право заинтересованного лица ограничивать проверочные полномочия органа правосудия[77].

Конкретизируясь в апелляционном производстве, указанное правило не позволяет суду второй инстанции вмешиваться в необжалованную часть не вступившего в законную силу решения и тем самым ухудшать правовое положение лица, если только жалоба не поступила от обеих сторон либо прочих заинтересованных участников процесса, а также не затронуты фундаментальные основания, вызывающие безусловную отмену судебного акта. Кроме того, при неполной апелляции не считается таким ухудшением направление дела на новое рассмотрение в нижестоящий суд. Так, раскрывая существо отдельных статей ГПК Литвы, В. Некрошюс пишет, что «худшим решением не считаются ситуации, когда после отмены обжалованного решения суда дело возвращается в суд первой инстанции на новое рассмотрение или когда решение обжаловано обеими сторонами»[78].

В ходе пересмотра по новым обстоятельствам судебных решений, в частности, по причине определения (изменения) в постановлении Президиума либо Пленума ВС РФ практики применения правовой нормы, все описанные исключения из правила non reformatio in peius вряд ли будут иметь место. Объяснение кроется в том, что итоговый акт правосудия, имеющий силу закона и разрешающий дело по существу, судом не проверяется, но им осуществляется процедура самоконтроля[79] без передачи дела на новое рассмотрение; а вот подача заявления о пересмотре обеими сторонами или другими лицами, участвующим в деле, как нам представляется, вполне возможна.

Список литературы

1. Августина И.Д. Некоторые проблемы апелляционного производства по гражданским делам // Российский судья. 2022. № 1.

2. Ахмедов С.М. Производство по пересмотру судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в системе пересмотра судебных актов в арбитражном процессе: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2008.

3. Боннер А.Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности // Избранные труды по гражданскому процессу. СПб., 2005.

4. Борисова Е.А. Апелляционное производство: история, теория, практика // Вестник гражданского процесса. 2021. № 5.

5. Борисова Е.А. Апелляция в гражданском (арбитражном) процессе. М., 2000.

6. Борисова Е.А. Правило о запрете поворота к худшему в гражданском процессе // Российская юстиция. 2007. № 1.

7. Будак Е.В. Апелляционное производство в России и Австрии. М., 2010.

8. Бурков А.Л. Конвенция о защите прав человека в судах России. М., 2010.

9. Гарсиа Гарридо М.Х. Римское частное право: казусы, иски, институты. М., 2005.

10. Гойденко Е.Г. Отмена не вступивших в законную силу судебных решений в гражданском процессе. Калуга, 2009.

11. Голубцов В.Г. Применение гражданского процессуального закона во времени // Вестник гражданского процесса. 2021. № 3.

12. Гольмстен А.Х. Юридические исследования и статьи (Общая теория права. – Обычное право. – Гражданское право. – Торговое право. – Гражданский процесс). СПб., 1894.

13. Гражданский процесс / Отв. ред. Н.А. Чечина, Д.М. Чечот. М., 1968.

14. Жуйков В.М. Надзорное производство в гражданском процессе // Закон. 2021. № 7.

15. Зайцев И.М. Самоконтроль суда первой инстанции в гражданском процессе // Российская юстиция. 1998. № 12.

16. Зайцев О.В. Роль судебных решений (прецедентов) и судебной практики в регулировании общественных отношений // Вестник гражданского процесса. 2018. № 2.

17. Иванова О.В. Лица, не привлеченные к участию в деле, права которых нарушены решением суда. М., 2010.

18. Лесницкая Л.Ф., Забрамная Н.Ю. Об уточнении правил пересмотра судебных постановлений по новым обстоятельствам, предусмотренных п. 5 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ // Комментарий судебной практики / Отв. ред. К.Б. Ярошенко. М., 2019.

19. Муромцев С. Рецепция римского права на Западе. М., 1886.

20. Некрошюс В. Латвия, Литва, Эстония // Проверка судебных постановлений в гражданском процессе стран ЕС и СНГ / Под ред. Е.А. Борисовой. М., 2007.

21. Нефедьев Е.А. Учебник русского гражданского судопроизводства. М., 1909.

22. Носенко Д.А. Производство гражданских дел в общих судебных установлениях. Устав гражданского судопроизводства. М., 1894.

23. Победоносцев К.П. Судебное руководство. М., 2004.

24. Решетникова И.В. Допустимость доказательств и активность суда в современном процессе доказывания // Вестник гражданского процесса. 2021. № 5.

25. Решетникова И.В. Новации в регулировании пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам // Закон. 2008. № 4.

26. Решетникова И.В. Размышляя о судопроизводстве: Избранное. М., 2019.

27. Скворцов О.Ю. Институт кассации в российском процессуальном праве (проблемы судоустройства и судопроизводства): Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 2000.

28. Султанов А.Р. Ретроспективность правовых позиций Пленума Верховного Суда РФ в административном судопроизводстве // Вестник гражданского процесса. 2017. № 4.

29. Тарибо Е.В. Запрет поворота к худшему в судебной деятельности: на примере рассмотрения дел об административных правонарушениях // Вестник Омской юридической академии. 2017. № 4.

30. Терехова Л.А. Система пересмотра судебных актов в механизме судебной защиты. М., 2007.

31. Тимофеев Ю.А. Современные проблемы пересмотра судебных актов // Актуальные проблемы гражданского и административного судопроизводства / Под ред. В.В. Яркова. М., 2021.

32. Цитович П.П. Гражданский процесс (конспект лекций). Киев, 1894.

33. Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. СПб., 1995.

34. Чулкова Л.А., Ковалевская Д.Е. Порядок пересмотра дела арбитражными судами по вновь открывшимся обстоятельствам // Юридическая работа в кредитной организации. 2010. № 2.

35. Шакирьянов Р.В. Апелляционное производство, шаги по оптимизации гражданского судопроизводства: изменения в ГПК РФ // Арбитражный и гражданский процесс. 2010. № 4.

36. Шакирьянов Р.В. Пределы рассмотрения дела судом апелляционной инстанции // Арбитражный и гражданский процесс. 2004. № 1.

37. Шиняева Н. Кодекс или прецедент? // Эж-Юрист. 2009. № 48.

38. Яблочков Т.М. Учебник русского гражданского судопроизводства. Ярославль, 1912.

39. Gersdorf H. Verwaltungsprozessrecht. Heidelberg, 2006.

Н.Г. Беляева

Установление содержания иностранного права

Арбитражный суд Уральского округа, Екатеринбург, Россия;[e-mail]

Наталья Геннадьевна Беляева – кандидат юридических наук, доцент, судья Арбитражного суда Уральского округа.

Статья посвящена проблемам установления содержания иностранного права. Изложены основные вопросы распределения обязанности по установлению содержания иностранного права между сторонами и судом в законодательстве Российской Федерации и нормативных актах иностранных государств. Раскрываются способы установления содержания иностранного права, используемые судами Российской Федерации.

Ключевые слова: иностранное право; обязанность доказывания содержания норм; установление содержания норм иностранного права; международный договор.

ESTABLISHING THE CONTENT OF FOREIGN LAW

N.G. Belyaeva

Commercial (Arbitrazh) Court of the Ural District

Natalia G. Belyaeva – Candidate of Law, Associate Professor, Judge of the Commercial (Arbitrazh) Court of the Ural District.

The article is devoted to the problems of establishing the content of foreign law. The main issues of the distribution of the obligation to establish the content of foreign law between the parties and the court in the legislation of the Russian Federation and regulations of foreign states are outlined. The methods of establishing the content of foreign law used by the courts of the Russian Federation are revealed.

Keywords: foreign law; the obligation to prove the content of norms; the establishment of the content of norms of foreign law; an international treaty.

* * *

При разрешении экономических споров с иностранным участием нередко возникает необходимость применения иностранного права. Так, в силу ст. 1186 ГК РФ право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных граждан или иностранных юридических лиц либо гражданско-правовым отношениям, осложненным иным иностранным элементом, в том числе в случаях, когда объект гражданских прав находится за границей, определяется на основании международных договоров Российской Федерации, ГК РФ, других законов (п. 2 ст. 3 ГК РФ) и обычаев, признаваемых в России.