Цивилистический процесс: вчера, сегодня, завтра. Liber Amicorum. В честь профессора И.В. Решетниковой

Применительно к рассмотрению корпоративных споров тесная взаимосвязь арбитражного процессуального права и материального (гражданского) права обусловливает целый ряд проблем, в том числе связанных с доказыванием на различных стадиях арбитражного процесса. Так, используемая в АПК РФ и ГПК РФ категория «корпоративные споры» – понятие довольно условное и его содержание не в полной мере совпадает с пониманием корпоративных отношений, содержащемся в ст. 2 ГК РФ[23]. Для того, чтобы правильно выбрать надлежащий суд по конкретному делу (определить предметную компетенцию и территориальную подсудность), установить наличие у лица, заинтересованного в судебной защите, права на обращение в суд с соответствующим требованием, применить адекватные заявленному требованию правила судопроизводства, необходимо прежде всего определить правовую природу спора, по существу, доказать, что спор является корпоративным. Однако проблема в том, что вопросы определения природы спора, характера заявленных требований и связанные с ними вопросы судебной компетенции решаются судьей на стадии принятия заявления к производству суда и возбуждения производства по делу. Значит, суд должен решить указанные вопросы, исходя из содержания искового заявления. В исковом заявлении определяется предмет и основания иска, указываются нормы материального права, обосновывающие заявленное требование (ст. 125 АПК РФ). Как отмечается в литературе, из искового заявления суду должно быть ясно, подлежит ли спор рассмотрению в данном суде. Для этого достаточно определить характер спорных правоотношений (природу спора) и субъектный состав спорящих сторон[24]. Применительно к корпоративным спорам субъектный состав участников правоотношений, из которых возникли спор или требование, на разграничение судебной компетенции не влияет (ч. 6 ст. 27 АПК РФ), однако организационно-правовой статус корпорации будет выступать критерием разграничения вопросов ведения между судами общей юрисдикции и арбитражными судами (ч. 1 ст. 225.1 АПК РФ, п. 8 ч. 1 ст. 22 ГПК РФ).

Примечательно в связи с этим Определение ВС РФ от 2 апреля 2018 г. № 305-ЭС17-17083 по делу № А40-35170/2017 Арбитражного суда г. Москвы, в котором указывается на неисчерпывающий перечень видов корпоративных споров, предусмотренных в ст. 225.1 АПК РФ. В Определении отмечается, что к числу корпоративных относятся и иные споры, связанные с применением положений Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью». При этом ВС РФ подчеркнул, что если спор связан с нарушением предусмотренного Законом об обществах с ограниченной ответственностью порядка получения согласия на совершение крупной сделки, то характер такого спора не может меняться в зависимости от того, общество или его участник обратились с иском о признании такой сделки недействительной и (или) применении последствий ее недействительсности.

Как следует из содержания ст. 225.1 АПК РФ, категория «корпоративные споры» относится к большому числу споров, возникающих из корпоративных правоотношений и не только, имея в виду, что предусмотренный названной статьей перечень, во-первых, включает также споры, возникающие из административных и иных публичных отношений (п. 5 ч. 1 ст. 225.1 АПК РФ), а во-вторых, не является исчерпывающим. Таким образом, корпоративные споры – это различные виды споров, отличающихся по своему характеру друг от друга. В литературе отмечается, что нормы материального права влияют на особенности рассмотрения отдельных категорий судебных дел, в том числе на определение предмета доказывания. В соответствии с требованиями закона в исковом заявлении определяются предмет иска и его основание, указываются нормы материального права. Именно норма материального права и основание иска, – считает И.В. Решетникова, – являются источниками определения предмета доказывания. Исходя из предмета доказывания распределяется обязанность по доказыванию и определяются необходимые доказательства по конкретному делу[25].

В науке гражданского процессуального права под предметом доказывания обычно понимается совокупность обстоятельств (юридических фактов), имеющих значение для рассматриваемого дела. Такое понимание предмета доказывания приводится, в частности, О.В. Баулиным со ссылкой на работы А.Ф. Клейнмана, М.К. Треушникова, С.Л. Дегтярева[26]. На совокупность обстоятельств материально-правового и процессуального характера, устанавливаемых для правильного разрешения дела как на предмет доказывания, указывает и И.В. Решетникова[27]. В то же время В.В. Молчанов считает, что «предмет доказывания – это материально-правовые факты, подтверждающие обоснованность требований и возражений сторон и имеющие значение для правильного рассмотрения и разрешения дела, а всю совокупность фактов, устанавливаемых при рассмотрении и разрешении гражданских дел, целесообразно объединить общим понятием «пределы доказывания»[28]. Аналогичная позиция была высказана и М.К. Треушниковым[29].

Согласно ст. 65 АПК РФ обстоятельства, имеющие значение для правильного рассмотрения дела, определяются арбитражным судом на основании требований и возражений лиц, участвующих в деле, в соответствии с подлежащими применению нормами материального права. Из содержания данной нормы нельзя однозначно заключить, какие конкретно обстоятельства (юридические факты) входят в предмет доказывания, однако указывается на их источник. Представляется, что ссылка на нормы материального права, подлежащие применению при рассмотрении конкретного дела, не ограничивает предмет доказывания фактами материально-правового характера.

С учетом того, что категория корпоративных споров охватывает различные виды корпоративных споров, можно признать правомерным определение «своего», присущего конкретному их виду предмета доказывания, что обусловлено различиями в правовом регулировании соответствующих отношений, необходимостью установления различного круга обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения дела. В ряде случаев в число обстоятельств, подлежащих доказыванию по корпоративному спору, входят и обстоятельства процессуального характера, хотя и определяемые на основании норм материального права. Так, при рассмотрении вопроса о принятии к производству арбитражного суда иска участника юридического лица о возмещении убытков, причиненных этому юридическому лицу (ст. 225.8 АПК РФ), суд должен установить, относится ли лицо, предъявившее иск, к числу названных в ст. 225.8 АПК РФ субъектов, которым предоставлено право на обращение в суд в соответствие с нормами материального права. Исключить из предмета доказывания указанного обстоятельства невозможно, от этого зависит возможность принятия заявления к производству и рассмотрения данного спора как корпоративного, хотя и носит этот факт процессуально-правовой характер.

Весьма показательным является в связи с этим дело Арбитражного суда Республики Хакасия по исковому заявлению А.С. Постригайло от имени ООО «Разрез Аршановский» к двум директорам общества о взыскании солидарно убытков, причиненных этому обществу. Иск был предъявлен А.С. Постригайло как классический косвенный иск участника корпорации на основании ст. 53.1 и 65.2 ГК РФ, п. 5 ст. 44 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью». Однако прямым участником ООО «Разрез Аршановский» заявитель не был, он являлся участником двух иностранных компаний, которые в совокупности владели 25 % в 100 %-ном иностранном участнике российского общества. В данном деле арбитражный суд занял формальную позицию, сославшись при этом на заключение Исследовательского Центра частного права им. С.С. Алексеева, и констатировал, что в отсутствие указаний закона у всех иных лиц, в том числе акционеров / участников компаний более высокого уровня в корпоративной структуре отсутствуют необходимые полномочия, и, следовательно, они не вправе обращаться с косвенными исками в интересах юридического лица, участниками которого они не являются. В результате арбитражный суд вынес определение об оставлении искового заявления А.С. Постригайло без рассмотрения со ссылкой на п. 7 ч. 1 ст. 148 АПК РФ[30]. Арбитражные суды апелляционной и кассационной инстанций, а также ВС РФ согласились с выводами Арбитражного суда Республики Хакасия.

По другой разновидности корпоративных споров о принудительном исключении участника из общества с ограниченной ответственностью в предмет доказывания наряду с обстоятельствами материально-правового характера также входит установление статуса истца как участника того же общества, что и ответчик, необходимо будет доказать владение истцом 10 % доли в уставном капитале, т. е. доказать факты процессуально-правового характера, от установления которых зависит принятие иска о принудительном исключении участника из общества к производству.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что особенностью доказывания по корпоративным спорам наряду со спецификой в определении предмета доказывания по различным видам корпоративных споров является установление такого юридического факта, как факт участия в юридическом лице, в связи с деятельностью которого возник спор, установление отношения участия в корпорации истца и (или) ответчика (факты активной и пассивной легитимации)[31].

Как известно, понятие предмета доказывания связано с правилами распределения обязанностей по доказыванию[32]. И если предмет доказывания определяется судом, то бремя доказывания возлагается на лиц, участвующих в деле. В ч. 1 ст. 65 АПК РФ содержится общее правило: каждое лицо, участвующее в деле, должно доказать те обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений. Исключение из этого правила сделано лишь для дел, возникающих из административных и иных публичных отношений, где обязанность по доказыванию обстоятельств, послуживших основанием для принятия оспариваемого решения или действия (бездействия) возлагается на орган или лицо, чьи решение или действие (бездействие) оспариваются.

Ни процессуальное законодательство (гл. 28.1 АПК РФ), ни нормы материального права не предусматривают исключений из общего правила распределения обязанностей по доказыванию в корпоративных спорах. Вместе с тем в судебной практике по корпоративным спорам широкое распространение получил подход, при котором не только допустимо, но и необходимо перераспределение бремени доказывания, когда в процессе рассмотрения дела суд устанавливает недобросовестное поведение стороны. Речь идет о применении в процессуальном праве подходов и презумпций, сформировавшихся в материальном праве. В частности, в ГК РФ закреплены презумпция и принцип добросовестности. О добросовестности как принципе гражданского права говорится в п. 3 ст. 1 ГК РФ: при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. С принципом добросовестности взаимосвязана и правовая презумпция добросовестности: добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются (п. 5 ст. 10 ГК РФ).

В процессуальных правоотношениях также презюмируется добросовестность лиц, участвующих в деле. И так же, как в материальных правоотношениях, презумпция в процессуальных правоотношениях опровержима: пока не опровергнута презумпция добросовестности лица, участвующего в деле, предполагается, что оно действует добросовестно. В литературе отмечается, что процессуальным последствием недобросовестного поведения в процессуальном праве может быть перераспределение бремени доказывания[33].

Такой подход, сформировавшийся изначально в сфере материально-правовых отношений, находит отражение в судебной практике, в том числе по делам, связанным с рассмотрением корпоративных споров. Так, еще в 2012 году Президиум ВАС РФ при рассмотрении в порядке надзора дела по иску акционера открытого акционерного общества «Кировский завод» о взыскании в пользу Кировского завода убытков, причиненных ему генеральным директором, указал, что установленные в ходе разбирательства обстоятельства, свидетельствующие о намеренном неисполнении обязанностей генерального директора Кировского завода и сознательном пренебрежении ими, не позволяют применить к ответчику презумпцию добросовестности и переносят на него бремя доказывания[34]. Позднее эта правовая позиция нашла закрепление в постановлении Пленума ВАС РФ от 30 июля 2013 г. № 62. Пленум разъяснил, что по общему правилу на истце лежит обязанность доказать наличие обстоятельств, свидетельствующих о недобросовестности и (или) неразумности действий (бездействия) директора, повлекших неблагоприятные последствия для юридического лица. При этом директор может опровергнуть доказательства истца и дать пояснения относительно своих действий (бездействия), а также указать причины возникновения убытков. В случае же отказа директора от дачи пояснений или их явной неполноты, если суд сочтет такое поведение директора недобросовестным (ст. 1 ГК РФ), бремя доказывания отсутствия нарушения обязанности действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно может быть возложено судом на директора, т. е. на ответчика по делу[35].

Приведенные примеры подтверждают сформулированную в доктрине позицию, что «в процессуальном праве действует не закрепленная в законе правовая презумпция добросовестности, которая оказывает влияние на процесс доказывания, «сдвигая» бремя доказывания»[36]. Презумпция добросовестности и последствия ее опровержения в виде перераспределения бремени доказывания при рассмотрении корпоративных споров является важной гарантией защиты прав участников корпоративных отношений в условиях конфликта интересов. Допустимо ли перераспределение бремени доказывания при отсутствии к тому оснований, предусмотренных в законе? Как представляется, указание в процессуальном законе на обязанность лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться принадлежащими им процессуальными правами, риски наступления неблагоприятных последствий в случае злоупотребления ими (ст. 41 АПК РФ) позволяет суду применить дискреционные полномочия для установления содержания добросовестности применительно к фактам конкретного спора.

Список литературы

1. Баулин О.В. Бремя доказывания при разбирательстве гражданских дел. М., 2004.

2. Вялых Е.И. Процессуальные особенности рассмотрения корпоративных споров в Российской Федерации: Дисс. … канд. юрид. наук. Воронеж, 2018.

3. Добровольский А.А., Иванова С.А. Основные проблемы исковой формы защиты права. М., 1979.

4. Гражданское процессуальное право: Учебник: В 2 т. / Под ред. П.В. Крашенинникова. 2-е изд., перераб. и доп. Т. 2: Особенная часть. Производство по отдельным категориям дел. М., 2022.

5. Корпоративное право: Учебный курс: В 2 т. / Отв. ред. И.С. Шиткина. Т. 1. М., 2017.

6. Куликова М.А., Решетникова И.В. Процессуальные особенности рассмотрения отдельных категорий дел в гражданском судопроизводстве: Учебно-практическое пособие. М., 2017.

7. Молчанов В.В. Основы теории доказательств в гражданском процессуальном праве: Учебное пособие. М., 2015.

8. Решетникова И.В. Доказывание в гражданском процессе: Учебно-практическое пособие. М., 2010.

9. Решетникова И.В. Курс доказательственного права в российском гражданском судопроизводстве. М., 2000.

10. Решетникова И.В. Процессуальные особенности рассмотрения отдельных категорий дел в гражданском судопроизводстве: Учебно-практическое пособие. М., 2017.

11. Решетникова И.В. Размышляя о судопроизводстве: Избранное. М., 2019.

12. Справочник по доказыванию в гражданском судопроизводстве / Под ред. И.В. Решетниковой. М., 2005.

13. Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. М., 2014.

14. Треушников М.К. Судебные доказательства. 5-е изд., доп. М., 2016.

С.Ф. Афанасьев

О принципе запрета поворота к худшему в современном цивилистическом процессе

Саратовская государственная юридическая академия, Саратов, Россия; [e-mail]

Сергей Федорович Афанасьев – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой арбитражного процесса Саратовской государственной юридической академии, заведующий сектором теории и отраслевых проблем правовой политики Саратовского филиала Института государства и права РАН, член Научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ, судья в отставке.

В настоящей статье рассматривается вопрос о возможности более широкого внедрения в современный цивилистический процесс принципа запрета поворота к худшему. Обосновывается, что в рамках рассмотрения органами правосудия частноправовых споров данный принцип должен быть представлен в том или ином полноформатном варианте, тогда как при разрешении судами публично-правовых казусов это не столь очевидно. Последнее объясняется необходимостью дифференцированного учета механизмом правового процессуального регулирования юридической характеристики материально-правовых отношений, являющихся предметом судебного разбирательства. Констатируется явно недостаточное законодательное регламентирование по этому важному вопросу, в связи с чем его следует осуществлять системно, принимая во внимание особенности ГПК РФ, АПК РФ и КАС РФ.

Ключевые слова: цивилистический процесс; судебное решение и его отмена; принцип запрета поворота к худшему; принцип правовой определенности; апелляционное обжалование; пределы рассмотрения гражданского дела судом вышестоящей инстанции.

ON THE PRINCIPLE PROHIBITING A TURN FOR THE WORSE IN THE MODERN CIVIL PROCEDURE

S.F. Afanasyev

Saratov State Law Academy

Sergey F. Afanasyev – Doctor of Law, Professor, Head of the Commercial (Arbitrazh) Procedure Department of the Saratov State Law Academy, Head of the Theory and Sectorial Problems of Legal Policy Sector of the Saratov Branch of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences, member of the Scientific Advisory Council at the Supreme Court of the Russian Federation.

In this paper, the issue of the possibility of a wider introduction into the modern civil procedure of the principle of prohibiting a turn for the worse is considered. It is proved that in the framework of the resolution of private law disputes by the judicial authorities, this principle should be presented in one or another full-format version, whereas in the resolution of public law cases by the courts, this is not so obvious. The latter is explained by the need for separate consideration by the mechanism of legal procedural regulation of the legal characteristics of the substantive legal relations that are the subject of judicial proceedings. There is clearly insufficient legislative regulation on this important issue, and therefore it should be carried out systematically, taking into account the peculiarities of the Civil Procedure Code, Commercial (Arbitrazh) Procedure Code, Administrative Procedure Code of the Russian Federation.

Keywords: civil procedure; judicial decision and its cancellation; the principle of prohibiting a turn for the worse; the principle of legal certainty; appeal; the limits of consideration of a civil case by a higher court.

* * *

Известно, что римский принцип запрета поворота к худшему (non reformatio in peius) всегда находился в органической связи с другим значимым правилом – сколько жалобы, столько и решения (tantum devolutum quantum appellatum)[37]. Впрочем, это утверждение не распространяется на классический когниционный процесс, дозволявший судье независимо от волеизъявления апеллировавшего лица выносить более суровые вердикты, нежели исходившие от суда первой инстанции[38].

Рецепция европейскими странами римского юридического инструментария естественным образом привела к закреплению названного принципа на уровне процессуального законодательства либо он опосредованно выводился из сути действующих норм[39]. Так, согласно ст. 773 Устава гражданского судопроизводства Российской Империи судебная палата входила в рассмотрение только той части решения, которая указывалась в апелляционной жалобе, задерживая вступление этой части в законную силу (так называемый неполный суспензивный эффект апелляции)[40]. В связи с этим апелляционный суд придерживался тезы о том, что он не должен касаться необжалованных частей итогового правоприменительного акта с учетом четкого установления стороной собственных требований[41].

Вместе с тем, поскольку вышестоящая судебная инстанция не была стеснена оценкой прежних, а также новых доказательств, то орган правосудия иногда расширял пределы проверки решения через выводы, которые он делал из представленных объяснений, дополнительных материалов или же встречной апелляционной жалобы, поступавшей от процессуального противника в момент изучения основной[42]. Д.А. Носенко, отмечая трудности установления пределов апелляционного обжалования, в конце XIX в. писал, что «определение необжалованных частей решения должно делаться по способу изложения апелляции, для чего недостаточно одного перечня статей без указания апеллятором по обстоятельствам дела, в чем эти законы признаются нарушенными»[43].

Таким образом, в дореволюционном российском гражданском судопроизводстве, если апелляционная жалоба поступала только от одной стороны, то ей в известной степени гарантировалось сохранение имущественных и неимущественных благ, присужденных решением в той его части, которая не обжаловалась. При возникновении у апеллянта желания пожаловаться на все решение он обязан был отдавать себе отчет в наличии у суда права не руководствоваться принципом non reformatio in peius. Просьбы лиц, не привлеченных к участию в деле, на описанные процессуальные взаимоотношения сторон и органа судебной власти влияния не оказывали, ведь у них наличествовало право реагирования лишь на решение, вошедшее в законную силу[44].

В советский период развития государства широкий спектр действия принципа объективной истины нивелировал идею запрета поворота к худшему и всему, что с ней связано, хотя в процессуальной литературе отдельные авторы высказывались в поддержку законодательной фиксации non reformatio in peius[45]. Но этого не произошло, а суды общей юрисдикции продолжали в интересах законности всецело проверять постановленные решения, реализуя самые широкие императивно-властные полномочия[46].

С началом нынешних перманентных реформ в сфере цивилистического судопроизводства, затронувших многие актуальные вопросы, в том числе баланса реализации принципов состязательности и активности суда[47], вновь вернулись к обсуждению проблемы запрета поворота к худшему, а равно необходимости вплетения данного начала в ткань гражданского процессуального права и закона[48]. «Свобода обжалования судебного постановления не может быть полной без включения в гражданское процессуальное законодательство нормы, запрещающей внесение в это постановление изменений, ухудшающих положение лица, подавшего кассационную жалобу, при условии, что одновременно не были поданы кассационные жалобы иными лицами, участвующими в деле, либо кассационный протест прокурора»[49].

Несколько позднее в том же аспекте высказался еще ряд ученых[50], дополнительно подчеркнувших, что принцип запрета поворота к худшему должен корреспондировать требованиям доступности квалифицированной юридической помощи, иначе нарушается право на эффективную судебную защиту[51], что вполне обоснованно.

В свою очередь, оппоненты изложенной точки зрения замечали, что вопрос о пределах деятельности вышестоящего суда не может увязываться с принципом запрета поворота к худшему. Целью гражданского судопроизводства является правильное рассмотрение и разрешение дела по существу, поэтому суд второй инстанции обязан исправлять допущенные ошибки независимо от того, улучшит или ухудшит новое решение положение лиц, участвующих в деле. По мнению Л.А. Тереховой, «если суд первой инстанции допустил ошибку, то это значит, что одна из сторон по решению суда что-то неправомерно получила и знает об этом. Если при этом еще и подает жалобу на решение суда, то это иначе, как злоупотребление правом, названо быть не может»[52].

По всей вероятности, несовпадение взглядов во многом обусловлено различным восприятием социальной роли гражданского судопроизводства, его функционального предназначения и места в системе современной правовой политики, проводимой российским государством. Придание гражданской юстиции общей частноправовой направленности ведет к преднамеренному законодательному расширению сферы реализации принципов диспозитивности и состязательности в ходе рассмотрения судами дел, возникающих из цивилистических правоотношений. Это порождает гипотетику присутствия в нормах гражданского процессуального права принципа non reformatio in peius, представляющего собой одно из многих частноправовых проявлений правосудия. И наоборот, если речь идет о публично-правовой доминанте, то вряд ли доктрина процессуальных взаимоотношений государства в лице суда и индивида потерпит наличие запрета поворота к худшему по гражданским делам. В целом по поводу очерченного И.В. Решетникова совершенно верно подчеркнула: «гражданское процессуальное право, как и любое другое социальное образование, имеет содержание – объективированную в нормах данной отрасли права государственную волю и форму, представляющую собой организацию содержания»[53].