Не смотри назад

Но мужчина был непреклонен.

– Красавица, поверь, если ты здесь, то ты это заслужила. – спокойно сказал он. – Просто прими свою судьбу.

С этими словами он залез на стол и наступил на ногу девушки. Кажется, он сдавил ей сухожилие ноги. Кажется, там даже что-то хрустнуло, потому что несчастная завизжала еще сильнее.

– Кричи, милая, кричи. Ты даже не представляешь еще, что тебя ждет! – мужчина погладил ее по ягодицам, а потом опустился на корточки между ее ног.

Он долго что-то смотрел и изучал, потом позвал к себе своего напарника.

– Помоги мне. – попросил он. Второй подонок быстро подошел и начал держать девушку, раздвигая ей ягодицы.

Длинный вонзил раскаленную кочергу в ее задний проход.

Резкий запах опаленного мяса и волос пронесся по комнате вперемешку с воплями пленницы. Но крик затих достаточно быстро. Я подняла взгляд на голову девушки. Тело было неподвижно. Казалось, она даже не дышала. Неужели сердце не выдержало?

Мужчина, сидящей между ее ног, замер. Он быстро спустился со стола и метнулся к голове пленницы. Двумя пальцами прощупал пульс.

– Фух! Живая. Отключилась просто.

Он выдохнул еще раз и опустился рядом на пол.

– Эти пытки отнимают слишком много сил. Мне нужен отдых! Срочно!

Он отхлебнул из бутылки несколько глотков воды.

Мужчины какое-то время разговаривали, потом решили, что с нас двоих хватит.

Они вырубили свет в помещении, и нас окутала полная тьма. В этот момент мне уже не было страшно, что крысы меня съедят. Сейчас я не боялась крыс, мне казалось, что лучше умереть от того, что они тебя заживо съедят, чем от пыток этих двух инквизиторов.

Когда я снова очнулась, я была каком-то другом месте. Похоже, в каком-то сыром подвале. Точнее, мне показалось, что это был подвал – воздух был пропитан нещадным смрадом, а сырость и холод пронизывали до костей. Челюсти судорожно сжались от страха, словно это место само по себе наполняло меня ужасом. Подвал. Опять подвал. Этот одинокий, темный адский уголок, от которого я всегда бегала в своих ночных кошмарах. Здесь каждый запах, каждый звук, казалось, тянул меня обратно в тот момент, когда четыре ублюдка сломали меня в похожем подвале. Сама мысль о том, что я снова в этом месте, вызывала приступ паники, нутро сжималось от ужаса, будто каждый угол этой комнаты пытался задушить меня.

Я дернулась, пытаясь подняться, но руки были связаны. Веревки грубо врезались в запястья, лишая меня возможности двигаться. Слабый свет падал сквозь крошечное окно под потолком, едва рассеивая тьму вокруг меня. Каждое движение, каждый звук казался невыносимо громким – словно сама тишина оживала, напоминая, что выхода нет.

– Лана, ты где? – прошептала я, хотя знала, что ответить она не сможет. Даже если бы она появилась, ее присутствие сейчас было бы слабым утешением. Я была одна. Совсем одна.

Холод пробирал до костей. Боль в теле была почти невыносимой. Откуда-то с потолка капала вода, создавая ритмичный, монотонный звук, который постепенно сводил меня с ума. Я ощущала себя в ловушке, как дикая зверушка, запертая в клетке. В голове хаотично мелькали мысли о побеге, но любое малейшее движение вызывало резкую боль в теле, а также в запястьях и ногах, которые были стянуты жесткими веревками.

Дикая боль пульсировала в моей голове, словно что-то внутри рвалось на части, оставляя лишь тяжелый туман боли. В первые секунды я даже не пыталась понять, почему оказалась здесь. Когда именно меня сюда перенесли? Мне казалось, что легче было бы просто не вспоминать – глаза оставались закрытыми, как будто это могло защитить меня от реальности. От этого невыносимого страха, что стоит открыть глаза, и все вернется: холод, сырость, мрак и резкая боль.

Я не знаю, сколько времени прошло – минута, час или целая вечность. Внутри я кричала, но это было молчаливое отчаяние, которое нельзя выпустить наружу. Наконец, собрав остатки воли, я заставила один глаз открыться. Веки были тяжелыми, словно налиты свинцом, но я сделала это. Второй глаз не поддавался – ресницы слиплись так сильно, что мне казалось, их кто-то намертво склеил. Я попыталась поморгать, но это не помогло.

Мой единственный открытый глаз пытался ухватить хоть что-то в окружающем меня пространстве. Но… темно. Абсолютная, всепоглощающая темнота. Паника начала нарастать: «Неужели я ослепла? Это что, какой-то очередной извращенный трюк?» Но, несмотря на тьму, где-то глубоко внутри я знала: я не слепая. Просто здесь так темно, что даже собственные руки не видно.

– Лана… – прошептала я, безуспешно пытаясь вызвать в себе хоть какую-то иллюзию ее присутствия. Обычно она появлялась в такие моменты, чтобы хоть как-то вернуть меня в реальность. Но сейчас было пусто. Только тьма.

Голова снова запульсировала. Я попыталась приподняться, но веревки впились в запястья, резкая боль пронзила тело. Крик застыл в горле. Какого черта произошло? Я снова оказалась в ловушке, без какой-либо надежды выбраться. В памяти всплыли обрывки событий – как я бежала, как меня настигли, как темные силуэты преследователей схватили меня. Как меня насиловали сперва те ублюдки, потом как я попала к инквизиторам и меня пытали. Потом та девушка… Она ведь выжила? Или нет? Потом снова вспышка боли. И затем – темнота.

Я попыталась вспомнить хоть что-то еще, но мысли скользили, как песок сквозь пальцы. Голова болела так сильно, что казалось, вот-вот взорвется.

– Кто они? Почему я здесь? – мысленно прошептала я самой себе, зная, что ответов не будет. Откуда-то издалека, из самого нутра, поднималась дрожь. Неужели это снова конец?

Руки оказались связанными, но не слишком туго – с легким усилием я смогла выскользнуть из петли. Это открытие взбудоражило меня, хотя страх продолжал сковывать все тело. Я вспоминала Лану. Она изменила меня. Раньше я бы сдалась, сжалась в угол и ждала своего конца, но Лана всегда заставляла меня бороться, даже когда хотелось просто исчезнуть. Она была той частью меня, которая кричала: «Выживай! До последнего вздоха!» Именно эта мысль помогала мне двигаться дальше.

Нужно было выбираться. Темнота вокруг медленно отступала, позволив разглядеть старые, покрытые плесенью стены подвала. Теперь мои чувства меня не обманывали – это действительно был подвал. Казалось, что интуиция всегда вела меня верно, и я только сейчас начинала это понимать.

Тишина была почти звенящей, пока не нарушилась тяжелыми шагами, эхом разнесшимися по узкому пространству. Сердце забилось быстрее, и казалось, что эти шаги приближаются ко мне целую вечность. С каждым новым звуком они звучали все ближе, громче, тяжелее. Лестница. Раз, два, три… пять ступеней. Я напряглась, когда услышала, как поворачивается ключ в металлической двери. Звук ломающегося замка заставил меня вздрогнуть, и я моментально задержала дыхание.

Решив не проявлять признаков того, что проснулась, я замерла, прислушиваясь. Дверь распахнулась с резким скрипом, и в комнату вошли два человека. Они негромко переговаривались, но я не смогла уловить их слов. Их голоса были приглушенными, как будто они специально говорили тише, чтобы никто не услышал. Не теряя времени, они бросили на пол два тяжелых мешка, их глухой удар о каменный пол отозвался у меня в груди неприятным звоном.

Дверь с грохотом закрылась, шаги быстро начали удаляться. Я осталась одна в этом сыром, гнилом месте, но теперь знала – что-то происходило. Я не могла позволить себе оставаться здесь.

А внутри были человеческие тела

Каждое движение отдавалось болью и невероятной усталостью, но любопытство и жажда понять, что происходит, взяли верх. Я подползла к мешкам, которые охранники небрежно забросили в мой временный ад. Ощущение липкости и влажности от поверхности мешков заставило меня мгновенно напрячься. Контуры, отчетливо проступающие сквозь тугие узлы, не оставляли сомнений – внутри были человеческие тела.

Зрелище было настолько жутким, что у меня перехватило дыхание. Хотя за мои недолгие годы я повидала немало ужасов, это выбивало почву из-под ног. Вонь, пропитавшая подвал, была невыносимой, но к ней я начала привыкать. А вот новый запах, резкий и сладковатый, настойчиво навязчивый, наполнил воздух. Спекшаяся кровь – это был ее запах. Он проникал в мои ноздри, смешиваясь с холодом, и я почувствовала, как внутри все начинает переворачиваться.

Я инстинктивно отшатнулась, едва сдержав рвотный позыв. Мешки были липкими от крови, и мой разум лихорадочно пытался отогнать образы того, что лежало внутри. Стоило на секунду представить, что это может быть, как реальность начала разрываться перед глазами. В голове все поплыло, будто стены и пол исчезли, оставив меня в каком-то междумирье.

В этот момент мне вдруг стало казаться, что это всего лишь сон, что ничего из этого не может быть реальным. Все, что я видела, ощущала – это иллюзия, кошмар, в который я погружаюсь все глубже и глубже. Но я не могла позволить себе потерять сознание. Не сейчас. «Лана, помоги!» – прозвучало в голове, но ответа не последовало. Я сжала зубы, пытаясь удержаться на плаву.

Каждое движение давалось с большим трудом, но любопытство брало верх. Я подползла к мешкам, небрежно заброшенным охранниками в мое временное пристанище.

Я судорожно пыталась взять себя в руки, хотя тело словно не слушалось. Паника поднималась внутри, как волна, грозясь захлестнуть все остатки разума.

Я отчаянно пыталась внушить себе, что все это не иллюзия, что каждый ужасный миг вокруг – реальность, и моя жизнь висит на волоске.

Меня окружала мертвая тишина, прерываемая лишь стуком собственного сердца, но я знала – времени у меня немного. Нужно придумать план, как выбраться отсюда, но… в голове было пусто. Совсем. Как в дырявой бочке, из которой вылились все идеи, все стратегии.

Каждая мысль, как только рождалась, тут же исчезала, растворяясь в болезненном тумане. Я с ужасом осознала, что эта боль, пульсирующая в голове и теле, блокировала мою способность думать. Каждый раз, как только я пыталась сосредоточиться, резкая боль пронзала череп, словно иглы вонзались прямо в мозг. Меня выворачивало от бессилия, от того, что я не могу выработать ни одной здравой мысли. Паника жгла разум, как огонь, сжигающий все до тла.

"Лана…" – прошептала я мысленно, надеясь на хоть какую-то подсказку, на ее холодный и жесткий голос, который всегда выручал меня. Но ее не было. Я осталась одна, без идей и поддержки, беспомощная перед лицом этой адской реальности.

Я сжала кулаки, несмотря на боль, пытаясь вернуть хотя бы немного контроля. "Хочу жить… Хочу жить!!! Я должна выжить!"

За дверью снова раздались шаги. Я вернулась на свое место и затаилась, прислушиваясь к каждому звуку. Этот человек, кто бы он ни был, явно вел себя иначе, чем предыдущие. Его походка была осторожной, даже неуверенной, как будто он боялся сделать лишний шум. Он замешкался возле двери, и на мгновение я подумала, что он ушел или, что все эти звуки просто плод моего взбудораженного разума. Но затем раздался легкий стук в дверь, такой мягкий, что мог бы легко остаться незамеченным. Это вернуло меня в реальность.

Я подползла ближе и постучала в ответ, пытаясь не думать о том, что может произойти дальше.

– Живая! Я уж думал, не оклемаешься, – раздался сиплый шепот, неожиданный и жутковатый.

– Не дождетесь, – хрипло пробормотала я, чувствуя, как боль сдавливает горло, делая каждое слово невыносимо трудным.

– Ха! Шутишь? Это хорошо… Значит, правда живая.

– Кто ты? – Я напряглась, пытаясь понять, кто может стоять за дверью и что ему нужно.

– Кто я – не важно. Бьюсь об заклад, что ты даже себя вспомнить толком не можешь. Слушай меня, если хочешь жить.

– Я должна тебе верить? – с сарказмом пробормотала я, хотя внутри было совсем не до шуток.

– А у тебя выбора нет, – прозвучал угрожающий ответ. – Сейчас отойдешь на пять шагов и отвернешься. Будешь смотреть на меня – убью. Попробуешь сбежать – убью. Поняла?

– Куда уж понятнее… – прошептала я, чувствуя, как холодок страха снова пробежал по коже.

Решив не рисковать, я медленно отступила на пять шагов, так, чтобы мое дыхание не сбилось от паники. Дверь тихо приоткрылась, и я услышала, как кто-то осторожно вошел. Несколько секунд прошло в полной тишине, и дверь снова захлопнулась. Шаги удалялись по коридору так быстро, что мне стало страшно, как будто этот момент был лишь мимолетной иллюзией.

Я обернулась. На пороге остался кусок хлеба, бутылка воды и клочок бумаги, на котором я едва могла разобрать несколько слов.

Полоска света, пробивающаяся из-под двери, едва осветила клочок бумаги, который я держала в руках. Лежа на холодном полу, я прищурилась, пытаясь разобрать корявые буквы:

«Меняйся местами с соседкой. Через час. Тебя зовут Алиса».

Алиса. Это имя мне ничего не говорило, не находило отклика в моей измученной голове. Еще одна загадка в этой бесконечной череде кошмаров. Но что означало «поменяться местами с соседом»? С трупом?

От одной мысли об этом у меня сжалось все внутри. Делать это было отвратительно, но реальность быстро напомнила о себе – другого выхода не было. Мой незваный помощник был прав. Если я хочу выжить, мне придется сделать этот шаг.

Я сжала зубы, осознавая, что мне предстоит сделать. Сначала я пыталась заглушить отвращение, убедив себя, что это ради спасения. «Ты должна. Это просто тело. Ты выживешь», – бормотала я себе, но голова сопротивлялась, как могла.

Кусок хлеба, который я запихнула в себя, казался картонным, но я заставила себя съесть его, понимая, что мне нужны силы. Быстро запив водой, я, не давая себе времени на раздумья, принялась развязывать мешок, ближний ко мне. Веревки были скользкими, липкими от засохшей крови. Сердце стучало так громко, что мне казалось, оно разорвется.

Я ощущала, что вот-вот разрыдаюсь. Сейчас слезы текли, но истерику я с трудом, но сдерживала. И почему это все произошло со мной?

Каждое движение давалось с трудом. Я старалась не думать о том, что делаю. Не думать о том, что в моих руках. Когда узел наконец поддался, мешок раскрылся, и я сделала все возможное, чтобы не смотреть. Я не могла позволить себе увидеть лицо той, кто лежал внутри. Холодный воздух ударил мне в лицо, когда я развернула мешок. Сглатывая рвущийся крик, я стала натягивать мешок на себя, двигаясь механически, словно выполняя приказы машины, а не своей воли.

Запах крови был густым, как туман, он впитывался в кожу, пронзал каждую клеточку тела. Запах гниения и страха наполнял воздух, как удушающая дымка, постепенно вытягивая из меня последние силы.

Казалось, каждый вздох, который я делала, приносил с собой эту мерзость, вползая внутрь, отравляя разум. Я старалась ни смотреть, ни думать о том, что сейчас происходит, убеждая себя: это необходимо, это ради спасения. Но отвращение, подступающее к горлу, было невыносимым. С каждой секундой оно накатывало волнами, накрывая меня полностью, как океан, готовый затянуть на дно.

Желудок сжался в болезненной судороге, грозясь вывернуться наружу, и на мгновение меня охватило ощущение, что вот-вот меня стошнит прямо на тело, которое я должна вытащить. Но я не могла этого допустить. Я заставила себя проглотить приступ тошноты, закрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов. Слабость не должна была взять верх – сейчас не время для слабости.

Когда я схватилась за тело, покрытое липкой, засохшей кровью, холод его кожи проник в мои пальцы, словно смерть сама коснулась меня. Я с трудом приподняла его, стараясь не думать о том, кто это был. Белые волосы девушки свисали с мешка, ее лицо было измазано кровью, которая прилипла к бледной коже, но в темноте я едва видела что-то отчетливо. И все же, казалось, внутреннее зрение рисует мне каждую деталь, каждая линия становилась отчетливой, словно перед глазами всплывали жуткие образы.

Она была хрупкой, но ее безжизненное тело оказалось невероятно тяжелым, как будто вся тяжесть мира легла на мои плечи.

Стиснув зубы до боли

С каждой секундой мои руки начинали дрожать от напряжения, от боли. Я тащила ее к тому месту, где сама была прикована, но после нескольких шагов ноги подкосились, и я рухнула на колени. Весь мир закружился вокруг меня. Густой запах крови, капающей с ее тела, казался всепоглощающим, как будто его было так много, что он застилал даже воздух.

Я зарыдала. Я не могла сдержаться. Слезы текли по щекам, смешиваясь с потом и кровью, в которые я уже вся перемазалась. Казалось, меня и ее уже нельзя было отличить – кто из нас мертвый, кто живой? Я вся была покрыта ее кровью, а собственное тело, обессиленное от усталости и боли, чувствовалось почти таким же мертвым.

Но я не могла сдаться. Стиснув зубы до боли, до того, что в челюсти зазвенело, я снова встала. Шатаясь, срываясь на каждый шаг, я тащила ее дальше, чувствуя, как каждое движение отдается оглушающей болью в моих руках, ногах, голове. Земля под ногами казалась липкой, грязной. Я скользила, падая и снова поднимаясь, словно в каком-то безумном ритуале выживания. Внутри все кричало: «Хватит! Ты не выдержишь!» – но что-то более сильное, более глубокое, заставляло меня двигаться дальше.

Когда я, наконец, доволокла тело к месту, где она должна была оказаться, у меня уже не было сил. Я рухнула рядом с ней на колени, вцепившись в мешок, пытаясь дышать, но воздух казался вязким, словно его тоже пропитала кровь.

– Прости меня… – прошептала я ей, словно чувствовала вину за то, что занимаю ее место. Это было глупо. Но я об этом не думала в этот момент.

Я с трудом подняла дрожащие руки. Каждое движение давалось с неимоверной болью, словно мои мышцы сопротивлялись даже самой мысли о том, что нужно продолжать бороться. Сердце колотилось так яростно, что удары отдавались в ушах, гулким эхом, накатывающим волнами, будто где-то рядом шел бой, а не просто моя внутренняя битва за выживание.

Мешок лежал передо мной, липкий от крови, скользкий на ощупь, и мне пришлось сделать усилие, чтобы заставить себя прикоснуться к нему. Сначала я просто обхватила его руками, пытаясь найти точку опоры, но мои пальцы скользили по бечевке и ткани, как по стеклу. Воздух сдавливал легкие, и я чувствовала, как мир вокруг постепенно становился все более размыт, как будто туман окутывал мое сознание. Но я знала: если остановлюсь сейчас, то больше не смогу двигаться.

Стиснув зубы до боли, я с трудом поджала колени, поднимая одну ногу и стараясь аккуратно залезть в мешок. Мешок был тесным, и когда мои ноги коснулись липкой, влажной ткани, мне показалось, что я задыхаюсь, что этот мешок уже стал для меня могилой. Я старалась дышать медленно, но дыхание сбивалось, каждый вздох был хриплым и рваным, как будто я вдыхала пыль. Меня трясло от усталости и страха.

Поочередно я втягивала ноги, колени подгибались и застревали, одежда прилипала к мешку, затрудняя каждое движение. Как только я погрузила свое тело внутрь, я почувствовала, как липкая ткань обволакивает меня, словно сама смерть, и от этого меня затрясло еще сильнее. Каждый вдох давался с усилием, мешок стягивался вокруг, словно захватывая меня в свои удушающие объятия.

Пальцы дрожали, когда я натянула бечевку, стараясь быстро затянуть узлы. Мне казалось, что в любой момент они могут войти и обнаружить меня. Я оставила небольшие дырки для дыхания, чувствуя, как воздух в мешке становится горячим и тяжелым. Я лежала там, как в ловушке, обессиленная, вся в крови, чувствуя, что разница между мертвой и живой теперь только в том, что мое сердце все еще продолжает биться, хотя казалось, что оно вот-вот остановится.

Спустя время я лежала внутри мешка, чувствуя, как липкая кровь впитывается в мою одежду. Все внутри кричало от отвращения и ужаса. Я не могла дышать нормально, меня мутило, но я лишь продолжала твердить себе: «Это ради спасения. Ты должна это сделать. Это единственный шанс».

«Если заметят – мне конец», – пронеслось в голове. Ткань мешка, пропитанная чужой кровью, плотно прилегала к лицу, и от этого я чувствовала, как тошнота подступает к горлу. Нестерпимый запах разложения смешивался с пульсирующей головной болью, и каждый вдох казался пыткой. Боже, что я такого натворила, что теперь вынуждена думать, как обмануть смерть, словно это игра на выживание?

Шаги за дверью становились все ближе, знакомые, тяжелые, с добавлением невнятных пьяных голосов, которые время от времени взрывались дьявольским хохотом. На этот раз их было трое. Я услышала, как кто-то споткнулся, послышался звук удара, затем новая волна смеха. Дверь резко распахнулась с грохотом, и меня охватил парализующий страх. Я замерла, тело напряглось до предела, но сердце предательски колотилось в груди так сильно, что казалось, вот-вот вырвется наружу. Этот гул в ушах от стука сердца, казалось, был оглушающим, как будто они могли услышать его, просто подойдя ближе.

«Будь, как будет, – подумала я, чувствуя, как по телу разливается холодный пот. – Если выживу, значит, кому-то это нужно. Значит, в этой жизни я еще что-то должна сделать, еще не завершила свой путь». Каждый момент мог стать последним, но именно это держало меня на грани – страх и слабая надежда, что еще не все потеряно.

– Эй, Серый, проверь нашу постоялицу. Крепкая гадина, третьи сутки не дохнет. Из-за нее только и сидим здесь. Полиция, того гляди, с проверкой нагрянет, – раздался грубый голос одного из них.

Шаркающие шаги, тяжелые и осторожные, направились к углу, где раньше лежала я. Я почувствовала, как все тело напряглось, будто от одного этого звука сердце могло остановиться. Кто-то громко вздохнул, приближаясь к мешку, в котором теперь находилось тело девушки.

– Готова. Закостенела уже. Давай мешок, запакуем ее… Тяжелая сучка. Герман, помоги, – прозвучал его раздраженный голос.

– Пойду, свет включу, не видно ни черта, – отозвался третий, тот самый Герман, с ленцой в голосе.

– Совсем крышу снесло от выпитого??? Полиция рядом кружит. Сваливать надо. Пакуем и уходим, – резко перебил его второй. В его голосе было столько нервного напряжения, что оно передалось и мне, усилив страх.

– Не подумал… – начал оправдываться Герман, явно смутившись.

– Хозяин потом за тебя подумает пулей в голову, – злобно прошипел первый. – Давай быстрее.

Я затаила дыхание, слушая их разговор и стараясь не шевелиться. Сердце стучало так громко, что казалось, они могли услышать его в любую секунду. Я ловила каждое слово, пытаясь понять, что происходит, но с каждым моментом все казалось только запутаннее. Они собирались «упаковать» тело девушки, а потом быстро смыться. Я знала, что времени у меня оставалось совсем немного.

Я вслушивалась в каждый звук, в каждое слово, но понимание ускользало. Чем больше я слышала, тем больше вопросов возникало. Кто они? Что происходит? Но одно стало очевидным – среди этих троих был тот, кто пытался спасти мне жизнь. Возможно, даже ценой своей собственной. Но почему? Этот вопрос тревожил меня больше всего. Зачем ему это?

Я попыталась представить, кем мог быть этот человек. Может быть, он считал себя моим должником? Или что-то связывало нас в прошлом, о чем я не помню? Странно, но мысль о том, что он может быть другом Лазарева, мелькнула лишь на секунду. Нет, это невозможно. Лазарев давно бы явился сюда сам, разорвал всех на куски и спас меня, если бы знал, где я. Он бы не оставил все на чужие руки. Значит, он не знает, где я. И это не его человек.

Но тогда кто?

Мои мысли резко оборвались, когда кто-то внезапно схватил меня за ноги и дернул с такой силой, что боль пронзила все тело. Я с трудом удержала крик, стиснув зубы, но голова закружилась от боли и неожиданности. Меня тащили по полу, и каждый удар головы о холодный, жесткий бетон отдавался оглушающей болью в висках. Сердце колотилось так яростно, что казалось, оно сейчас вырвется из груди. Перед глазами плясали черные круги, все вокруг закружилось в безумной спирали.

Тело бесконтрольно болталось в мешке, ноги тащились по полу, а я чувствовала, как постепенно теряю связь с реальностью. Боль в голове становилась невыносимой, словно что-то разрывалось внутри, с каждой секундой подступая все ближе к краю безумия.

Вот ступеньки… Одна… Две… Третья… Я попыталась сосчитать их, но до пяти дойти не успела. Все вокруг погрузилось в темную, вязкую пустоту, сознание резко отключилось, как будто кто-то выключил свет внутри меня.

Мир исчез, оставив меня в безмолвной тьме.

Говорят, если тело не чувствует боли при пробуждении, значит, оно больше не принадлежит миру живых. Но мне было больно абсолютно все. Каждая клеточка тела кричала от усталости и боли.

Но я ощущала боль. Сильную и безумную. Эта боль пронизывала меня до самого основания. Казалось, не осталось ни одной клетки, которая не страдала бы от усталости и мучений. Моя кожа горела, как будто ее тысячекратно царапали грубой бумагой, мышцы ныли, будто их вытянули до предела и оставили так на грани разрыва. Кости казались хрупкими, каждая из них отзывалась тупой, глухой болью, как будто они вот-вот могли сломаться под давлением. Каждое движение, даже самое незначительное, будто разжигало огонь внутри меня, и казалось, что сама моя плоть сопротивляется существованию.