Карго поле

– Спаси Христос, повечеряли знатно, вот только как в реку вошли – так уж и в походе, а в походе хмельного нельзя. Так что не взыщи, Тарас, бочонок малый меду я тебе в дар поднесу, выпьете потом за нашу удачу в походе.

А теперь поведай мне без утайки, какие вести по реке плывут мимо вас? Что слышно про чудь, будут нас оружием встречать или в леса с реки уйдут? Мне ведомо, что летние стойбища ихние на местах впадения рек, на мысах стоят. Рыбу, поди, на зиму заготовляют?

– Так, княже. Они может и ушли бы в лесные селища, да рыбы надоть много наловить, а доможирич передал ихним старейшинам: – не будет рыбной дани – мехами вдвое возьмет.

– Ах морда холопья! Этак он их на войну с нами толкает!

– Истинно! Самому ему противустать вам пошто-то нельзя, так он чудинов на то подбивает. Идут к нему роды с Кены-реки да с озер Мошинских.

– А тати с Няндомского кряжа?

– Не ведаю, но, мыслю, не придут. Их русичи с Волги потрепали по весне, пожгли аж два острожка. Рубеж установили по Нименьге-реке, поставили острог и назвали Конда.

– Кон да…рубеж. Лепо. Вот скажи мне, Тарас, почему реку невеликую вроде Волгой зовете? Али она больше Онеги? Я видел Волгу не раз, с две Онеги шириной.

– Так ведь нехристи, княже, любую реку Волосовой дорогой зовут. Вот и Волга.

– Ну пущай зовут. А емьские мужи у вас часто гостят?

–Редко, княже. Они своей рекой Емцей на Двину к новгородцам да биармам ходят. А у нас кто-то им сбрую воинскую продает, не в селище, а в лесу недалече. Хотели имать, да те купцы так стрелами вдарили, что мы двоих схоронили. Больше не суемся. Да и продают мало, два-три копья, да пару топоров зараз, не боле.

– А доспехи?

– Вот не ведаю. Коготь со своими перемолвился – вроде нету броней, а шеломы были.

– А что за человек этот Коготь?

– Про то ты лучше своего Радивоя спрашивай, Коготь баял, что давно они знакомы. И Мирон тоже. Да ты не сомневайся, емьские в войну не встрянут, они с пермяками сцепились, все их лучшие воины на восход ушли.

– Ох, велика тут землица! Еще и пермяки какие-то живут. Поди, и еще есть неведомого языка люди, – проговорил Даннил.

– Добро, Тарас. А вам чудь обид не чинит? Не зорит промыслы?

– Бывает, что и зорит. А могут и в лесу встретить. Пропадают люди иной раз, но редко. Тут еще с заката иной раз сумь набегает, а они совсем не нашего обычая люди. И сбруя у них железная. Да народец у нас тоже непростой, сами кого хошь…ну ты видел Мирона, а и остальные не лучше…или не хуже, как поглядеть. Новгородцы ходят раз в два лета, но мы для них не добыча, мелковаты. Снедь иной раз прикупают, так платят серебром.

– Вижу, непростые вы люди, только не пойму – кем вам лучше со мной быть? Друзьями или ворогами? Делить вроде нечего, в набег на нас идти – у вас сил не хватит, а пакостить мелковато как-то. Думаю, нехай будет как было, помыслю о том на досуге.

– Помысли, княже. А по мне бы так любо было бы под твою руку идти, коли обычаи наши не порушишь.

– Мыслишь, при княжеской власти в вятшие* люди выйти?

– А хоть бы и так! Я муж статочный*, ежели и хуже того ж Ерша или Чурилы, то ненамного. Могу при нужде и дружину свою собрать. Да и еще таких двое есть. Надоело от воли горлопанов на вече зависеть. Под твоей рукой спокою больше.

– Помыслю о том. А теперь давай почивать, ночь на дворе.

Утром дружина стала грузиться на ладьи, готовясь к отплытию. Кое-кого и провожать пришли. Никола-торк стоял в обнимку с своей нареченной, которая время от времени вытирала концом плата глаза и никак не хотела высвободиться из объятий и дать молодцу взойти на ладью. Совсем по другому провожали Радивоя Мирон и Коготь, хохоча, хлопая по плечам, сыпали солеными шуточками так, что Даниил подвинулся к ним поближе и старался не пропустить ни одной колкости. Князь чинно простился с Тарасом и другими мужами и взошел на борт. Тут и Никола, наконец, отвел от себя руки любимой и птицей взлетел на ладью. Весь караван потянулся по течению на полночь.

Слова, помеченные звездочкой

Свидь – река в современной Вологодской области, соединяющая озеро

Воже и озеро Лача в Архангельской области.

Кметь – профессиональный воин, дружинник.

Прапорец – небольшой флажок на копье или само копьё с флажком.

Лача – озеро в Каргопольском районе Архангельской области, из которого берет начало река Онега. Самый крупный пресный водоем в области.

Кельты – близкие по языку и материальной культуре племена индоевропейского происхождения, в древности на рубеже до нашей эры населявшие обширную территорию, некоторые племена кельтов селились сред славян (голядь).

Галаты – кельтский союз племен, у ряда античных авторов название «галаты» распространяется на всех кельтов как синоним галлов.

Княже – форма слова «князь « в звательном падеже, существовавшем в церковнославянском и русском языках. Примеры: – друже, отче,сыне и т.д.

Весские, весь – прибалтийско-финское племя, от которого происходят вепсы и частично карелы. Племя занимало территорию

Межозёрья: между озёрами Нево, Онего и Белым и далее на юг.

Сумские, сумь –  название прибалтийско-финского племени суоми, заселившего в начале 1-го тысячелетия н. э. юго-западное побережье современной Финляндии. Родоначальники финнов.

Баять (местн.) – говорить.

Биармы – биармцы или бьярмы – народ, скорее всего финского происхождения, жители Биармии. По сообщениям викингов, бьярмы говорили на языке, похожем на язык «терфиннов» («лесных финнов»), ныне неизвестном. Принято считать, что это – древнее дославянское население среднего и нижнего течения Северной Двины.

Хотеновичи – часто дружинники боярина назывались и называли себя по имени своего вождя, в данном случае Хотен – Хотеновичи.

Оттуль(местн.) – оттуда.

Бачко(местн.) – сокращенное «батюшко», обращение к отцу. Автор застал употребление этого слова в деревнях Каргопольского района в 60-70 годах прошлого века.

Торк , торки – одно из тюркских племен, часть средневековых тюрков-огузов, кочевавших в причерноморских степях (южнорусских степях[1]), между Доном и Днепром в X—XIII веках. Служили киевским князьям как пограничная стража.

Гридень – княжеские дружинники, телохранители князя (IX—XIII века).

Гридница – изначально помещение, где жили гидни, позже – неотапливаемое помещение, где князья задавали пиры.

Молодечная – казарма для молодых неженатых дружинников, не имеющих своего дома или находящихся на казарменном положении.

Нурманы (норманны) – буквально люди севера, здесь – норвежские викинги.

Сполох – тревога. Сохранилось производное – всполошиться.

Вечор(местн.) – вчера вечером.

Братан(устар.) – двоюродный брат.

Полдень – юг, полночь – север. Соответственно, закат – запад, восход – восток.

Черная смерь – чума.

Папежники – католики, подчиненные римского папы.

Цистерианский орден – католический монашеский орден, в ХII веке уже проникший в Швецию.

Сулица – короткое метательное копье, дротик.

Табан – сорт персидского булата очень высокого качества.

Воин Трояна – воин в возрасте от 40 до 60 лет.

Ратовище – древко копья.

Морок – наваждение.

Исус – именно так, с одной И писалось имя Христа до никоновской реформы в XVII веке. СЧейчас так пишут и читают старообрядцы.

Китоврас – кентавр, иногда с крыльями, из русского фольклора.

Дикая вира – неоговоренная, произвольная сумма, взимаемая в качестве штрафа.

Нехай – пусть. Слово из южных диалектов, но наш герой в юности провел два-три года в Киеве.

Надь (местн.) – надо.

Гандвик – в скандинавских сагах название морского залива, на берегах которого расположена Биармия («страна Бьярмов») – цель торговых и грабительских походов древних викингов. Архангельские поморы так называли Белое море(иногда).

Остров Эрина – Ирландия.

Каледония – Шотландия.

Даньщик – чиновник, отвечающий за сбор дани и собирающий ее.

Погост – изначально – место, где княжеские гости ждут, когда местные привезут им дань для князя. Гостят на полном содержании из местного бюджета.

Доможирич – новгородский администратор, ответственный за сбор дани и отправку ее ив Новгород, в данном случае в Поонежье.

Стрелище – или перестрел, – примерно около 225 метров.

Опружить(местн.) – опрокинуть.

Пресвитер – Дионисий Ареопагит называет пресвитера «совершителем», «потому что он совершает священнодействия (причащение, крещение и благословение), хотя и не имеет права передавать благодать священства, то есть не может поставить другого

священника».

Гутарит (южн.) – говорит.

Козлы – в данном случае конструкция из жердей, на которую можно укладывать доски, снятые с петель двери, щиты и другие предметы, чтобы получился временный стол.

Бурак(местн.) – корзина из щепы.

Братина – Старинный большой шаровидный сосуд, в котором подавались напитки для разливания по чашам или питья вкруговую.

Стрельцы – те, кто стреляет, в том числе и из лука. Лучник – это тот, кто луки делает.

Пировать в блюде – на пиру пользоваться одной тарелкой на двоих, признак дружбы и доверия.

Пошто(местн.) – зачем.

Холоп – в Древней Руси холопы составляли весьма многочисленный социальный слой. Несмотря на зависимое положение, их жизнь не всегда являлась чередой тягот и лишений. Напротив, некоторые свободные люди по разным причинам сами просились в холопы к господам. Холопы делились на две категории:

страдные люди – ремесленники и хлебопашцы, работающие на господина;

приказные люди – слуги, ключники, тиуны (управляющие), представители сельской администрации и т.п.

Видок – свидетель.

Порубежье – пограничье.

Псари да половцы – живут в городе княжеские слуги и мирные половцы, а остальное население либо угнано в рабство, либо в бегах.

Вежество – вежливость, знание этикета.

Вол-га – Автор на старых, XVIII века, картах, обнаружил, что междуречье Онеги и Волошки (крупный правый приток Онеги) называлось Волгская волость. Житель деревни Усачево это подтвердил. Автор нашел аналогию: Волгский (Волжский) казачий полк. И назвал Волошку Волгой полуночной. Фэнтези.

Ушкуйники – новгородские пираты, преимущественно речные, далеко проникали на север и восток, тем самым содействуя расширению разбойничьей торговли и колоний Новгорода. Ушкуй – речной или

морской корабль определенной формы и судоходных качеств.

Косарь – большой нож, сделанный из обломка косы.

Ушка(местн.) – уменьшительно-ласкательное уха.

Поснедать – поесть. Снедь – еда.

Вятшие – лучшие, знатные люди.

Статочный – состоятельный, небедный.

Глава 2.

Онега – река широкая в истоке, величаво и неторопливо несет свои воды в Дышащее море, да вот не везде она такова. Где-то сужается между известняковых берегов, где-то порогами и перекатами гремит. В то далекое время, когда были не вырублены леса, реки северные были и шире, и глубже. Да и жили на берегах не те люди, что ныне. На долбленках смело через пороги хаживали, а то и вовсе – воткнут багор в бревно и стоя на бревне плывут по быстрине. А по тихой воде на том же бревне с багром и реку в любом месте переплыть было делом обычным. Да и бревна были тогда не нынешние, которые народ называет карандашами. В обхват взрослому мужику. Именно из таких бревен гнали сплавщики-лободыры плоты к морю, где пилили бревна на доски и либо на месте из них корабли строили, либо доску за границу продавали.

Ныне же, в ХII веке, и леса стояли по берегам почти нетронутые, и реки были полноводные и богатые рыбой. Лес вроде и рубили – на всякие постройки, частенько и крупные. Двухэтажный дом или двухконечный* не в диковинку были, а церкви да монастыри тоже немаленькие строили. И вот чудо – стоит большая деревня, дворов в пятьдесят – семдесят, лет триста стоит, а лес как был метрах в двухстах, так и остается. Новые дома рубят, церкви, мосты чинят, да на дрова сколько лесу надо – а лес как стоял, так и стоит.

Широка и спокойна река верст шесть от устья, но сужаются берега, течение убыстряется. Посреди реки, где красный сосновый бор на левом берегу зеленеет, немалый остров делит речную гладь на два рукава – один быстрый, что поуже, а широкий – спокойный. Об острове этом знали галаты, упредили. Надели все брони, изготовились. Галаты попросились первыми в быструю протоку войти, как будто одни идут. Двоих на веслах оставили, да кормщик на корме, их и себя щитами прикрыли, прошли протоку, к правому берегу за островом прижались и стали поворачивать назад. Тут и грянул на острове боевой клич чудинов, десятка три воинов к кромке воды выскочили и стрелы пустили, да далековато, не достали. А из тихой протоки длинные долбленки с воинами вылетают, разгоняются по течению, одна, две…пять! В каждой по десятку воинов с медвежьей лапой, намалеванной на щитах . Не дрогнули галатские мужи, ответили не менее грозным кличем, вскинули луки и послали четыре пернатые смерти чудинам, еще четыре, еще…поют стрелы, вот уже трое чудских храбрецов поймали по стреле и вывалились в воду, кто-то вскрикнул раненый, остальные стрелы у чуди в щитах застряли. Обе стороны приготовили копьями друг друга попотчевать…но тут вдруг следом за чудскими долбленками в протоке показались три ладьи, как будто летящие вдогонку. Белозерцы гребли так, что весла гнулись! Сходу ладьи врезались в долбленки, раздался короткий треск и крики тонущих. Некоторые чудские воины попытались вплавь уйти, но дружинники принялись бить плавающих копьями на длинных ремнях, как рыбу гарпунами, некоторые веслами били по головам..если и выплыл кто, то два-три, не больше. В одночасье почти пять десятков чудских воинов погибли.

А на острове, ломая заросли, плотной цепью шли дружинники с остальных двух ладей, прочесывали. Им было приказано не столько бить, сколько пленить, но ведь бой, всяко поворачивается. Вот навстречу цепи русичей выскочил могучего сложения чудин с секирой и щитом, одетый лишь в шкуру рыси на плечах, бросился вперед, занося свою секиру. Навстречу ему шагнул дружинник Чурилы, вскинул под удар щит, ловко так, чтобы удар вскользь прошел, а сам рубанул мечом из-под щита понизу. Чудин оказался непрост – присел и принял меч на свой щит, и почти без замаха попытался ударить секирой по голове, благо длина топорища и руки позволяла, но Чурилович снизу вверх врезал чудину щитом по руке так, что тот выронил секиру. Бросив щит, прыгнул чудин на своего врага, пытаясь хоть одной рукой схватить, помешать, подставить под оружие своих, набегающих следом, но свистнул меч, и голова чудина слетела, а из шеи плеснула фонтаном кровь. Чурилович довольно рыкнул и ударом плашмя свалил молоденького паренька с копьем, навалился, стал вязать руки его же ремнем. Соседи прикрыли его и пленника щитами и, выставив копья, двинулись вперед.

– Который? – крикнул Ярополк, командовавший на острове.

– Четвертый, – ответил Кован, шагающий на другом конце короткой шеренги, – да убитых уж дюжины полторы.

– Не бить! Князь пленить велел!

– Ага, пленишь тут! Как бешеные бьются!

– Мухоморов, поди, нажрались*, черти!

– Стой, падина! На! – удар обуха боевого топора разнес медвежий череп на голове чудина и оглушил его носителя. рухнувшего под ноги кметю без звука, – пятый, вяжу.

– Добро, вот и вода! Все, браты, на сегодня – все!

– А кто тамо из воды какое-то чудо тащит?

– Так кто еще! Радивоюшко опять изловил чертяку. Он же простых, как мы, не ловит.

Действительно, голый по пояс Радивой, в мокрых портах, держа в руке боевой нож, тащил за собой человека в замшевой рубахе и красном суконном плаще, точнее – в обрывке плаща. Человек пытался вырываться, но получив крепкий пинок в очередной раз, затихал.

– Кого полонил? – спросил Ярополк.

– Да, похоже, вождь ихний, вишь, как вырядился! Плащ не простой на нем, такой дорого стоит. И меч у него был.

– Волоки ко князю на ладью…да вон, князь на берегу, видно, судить будет. А ты так, без доспеха и ратоборствовал ныне?

– Так я с ладейки по – тихому унырнул в воду, да и поймал этого, когда их челн ладья проломила. Он чуть не утоп.

Все русичи, волоча за собой связанных пленников, стали влезать на причалившую к острову ладью, причем русичи ловко поднялись по веслам, а полоняников просто вздернули в несколько рук, как рыбу из воды. Пристав к берегу, где князь сидел на бревне, а вокруг стояли дружинники, подвели пленных, награждая пинками и тычками, чтобы шли, а не волоклись.

– Тааак! – гневно начал князь, – по какому праву вы тут разбой на реке творите? И не вижу вашего глупого вождя! Куда спрятался? Он еще и трус?

– Я не трус! – гордо вскинулся пленник Радивоя, – я не прячусь и не боюсь тебя, чужой князь! Дай мне меч и выходи сам, узнаешь… – чудин

хотел еще говорить, но мастерский удар локтем под дых согнул его пополам и заставил замолчать.

– Говорить будешь когда спрошу и что спрошу. Сказывай, своей волей вы на нас напали, или принудил кто? А может вы наняты кем?

– Не буду я, вождь, с тобой говорить. Если не трус – выходи на поединок, а если боишься – прикажи убить.

– Добро! Выйду, но если верх возьму, ты мне все расскажешь, что ни спрошу. Так?

– Так. Мой меч утонул, дай другой.

– Дайте ему меч!

Чудин схватил протянутый меч, покрутил, привыкая к балансу…и вдруг резанул себя мечом по горлу, резко и глубоко, выронил меч и рухнул навзничь.

– Вот ведь…ушел-таки, волчина серый, – почти добродушно проворчал Радивой.

– Дозволь, княже, мы с ними поговорим, – шагнул вперед Вторак Ершович, – они нам все расскажут…то есть тебе.

– Нет, не надо так, – шагнул вперед монах Феодор, – дозволь мне, княже.

– Ну спробуй, отче.

Монх шагнул к пленникам и вдруг спросил по-весски:

– Кто из вас говорит на языке русичей? Не опасайтесь, вы остались живы, наш Бог не велит убивать побежденных.

– А мы видели, как ты, человек в черном, бился своим копьем без жалезка и победил троих наших, – ответил молодой чудский воин с синяком в пол-лица.

– Но они живы, рядом с тобой стоят. Ты понимаешь наш язык? Будешь говорить с нашим могучим и мудрым князем?

– А что будет, если я заговорю?

– Князь услышит твои ответы и, если в твоих словах не будет лжи, то он сделает тебя своим голосом и своей рукой в вашем роду.

– Мы получим свободу?

– Да.

– И князь опояшет меня мечом?

– Может быть. Меч – дорогое оружие. Возможно, топор или боевой нож.

– Пусть так. Спрашивай, – обратился чудин к князю.

Князь спросил, своей ли волей напали, не было ли гонцов от чуди со Свиди и от доможирича, что делается дальше вниз по течению, в устье Волги, не видели ли шамана в плаще из шкурок крота верхом на лосе.

Чудин отвечал, что со Свиди гонцов не было, что доможирич требует дань рыбой, поэтому все роды сидят у реки, в устье Волги встали станом русичи – волосовы внуки, правда, несколько лодок с весинами прорвались вниз по реке, шамана не видели, хотя и слышали о нем.

– Как зовут тебя, воин?

– Арво.

– Когда говоришь с князем, добавляй либо «княже», либо «господине», уразумел?

– Да, княже.

– Ярополк, верни кунигасу* Арво и его воинам оружие. Приблизься, кунигас Арво.

Князь сделал некий жест, и Кован подал ему небогато украшенный воинский пояс, на котором, однако, висел кинжал в ножнах.

– Этот кинжал я добыл в походе на далекий юг, когда еще был молодым. Опоясываю тебя, Арво, этим кинжалом на воинском поясе и впредь хочу видеть тебя и твоих воинов в нашей стене щитов. Ныне отпускаю тебя и велю: – дань отныне будешь в Галатинку возить, а новгородцам не давать. А буде придут брать силой – вольно вам как моим людям деять сильно*.

Кован и Радивой надели на Арво пояс. Тот вынул кинжал, поцеловал лезвие.

– Клянусь небом и землей, княже, всегда быть верным тебе и твоим потомкам за себя и своих родичей.

– Клянемся! – негромко, но дружно поддержали нового вождя бывшие пленники, в одночасье из рабов превратившиеся в дружинников.

Пока варили варево, перевязывали раны (убитых русичей не было, но легкие ранения получил десяток воинов) в том числе и чудинам, князь и Даниил наставляли Арво – как избежать крови и поднять свой авторитет, укрепить свою, а, значит, и княжескую власть в верховьях Онеги. Когда варево поспело, русичи пообедали и по светлому времени решили плыть дальше. По словам галатов и Арво дальше течение сильно убыстрялось, река изобиловала порогами и перекатами. Так что был шанс за остаток дня доплыть до места впадения в Онегу Волги. Арво уверял, что вся река принадлежит в этих местах их роду и опасаться засады не нужно. Русичи погрузились на ладьи, и течение понесло их дальше. Река действительно стала поуже, течение усилилось. Однако, опытные кормщики не зевали, и ладьи шли без происшествий. Галаты хорошо знали здешние места, ибо хаживали к Волосовичам водой не по разу в год. Так было удобнее, чем продираться через чернолесье и обходить болота, особенно с большой поклажей. Потому и шли ладьи уверенно, как не в первый раз.

Вот и мыс показался справа, вот и устье Волги. Не уже Онеги она в этом месте, а вода и вовсе одинаковая. На мысу белозерцы углядели избу, обнесенную оградой, малую пристань и несколько навесов. У пристани стояла ладья, возле нее – десятка полтора людей в типично славянской одежде, хотя несколько человек были и в замшевых рубахах, а трое – в меховых безрукавках на голое тело. Вот у этих троих на спинах были мечи, остальные же – с ножами и топорами на поясах. Правда, один, постарше других, держал в руках топорик на топорище почти в рост человека. Топорище, крашеное охрой, было покрыто резьбой. Символ власти. Первой пристала к берегу Онеги ладья галатов, за нею – княжеская. Князь сошел на берег, с ним – Даниил и Ярополк. Радивой, углядев парней с мечами, помахал им как-то по-особенному и, когда они подошли к кромке воды, по веслу сбежал им навстречу. Пожав друг другу руки, но не ладони, а запястья, они отошли в сторону и тихонько о чем-то заговорили.

После обмена приветствиями речной вождь волосичей* с вроде бы несолидным прозвищем Малюта объяснил князю, что весяне прошли на лодках малым числом, двумя десятками, ночью мимо их селища, а потому их не остановили. Да если бы и днем – никто бы их не стал останавливать. Няндомские горы недалече, верст под сорок по прямой, а там всякий народ ходит. И реки оттуда – Нименьга да Няндама – текут в Волгу, а реки Волос для всех создал, всяк может плавать, если не с войной.

– Охотники видели много следов крупного лося вокруг селища, кружил кто-то верхом на лосе, высматривал, поди, что-то, – закончил свой сказ Малюта.

– А куда ушел?

– Ушел вниз по реке, на перекате на ту сторону переправился. На Горку, никак, поехал, там у них капище старое, много летов чудины, да и емчане иной раз там требы своим богам кладут. Мы ее так и прозываем – Марина горка.

– Ух ты! – не удержался Даниил, стоявший рядом с князем, – неужто самой Маре требы кладут?

– Поди знай, но черепа человечьи на ограде видели.

– Добро, Малюта. Дельно все обсказал. Знаю, претят тебе такие разговоры, но это – мой долг спросить: – не надумали креститься? Все русичи давно Христа приняли, одни вы упираетесь.

– Княже, мы уважили тебя, у нас на капище рядом с нашими богами стоит и крест в честь вашего Исуса. Не требуй большего, дай нам жить так, как наши пращуры. Сам ведаешь, польза тебе от нас есть, а вреда никоторого. Кабы не мы – давно бы гультяи* с Нянды* на Онегу и по ней на полдень воровать ходили бы.

– Знаю, пото и терплю ваше своевольство. А вот когда наполнится здешняя земля народом крещеным, что делать будете? Отринете старых богов или дальше в леса побежите с обжитых мест?

– А там, княже, видно будет.

– Ну ладно. Об остальном с Ярополком гутарьте.

Малюта слегка поклонился князю. Видно было, что эти двое могли бы быть друзьями, но доныне и сейчас были недовольны очередным разговором. Зато с Ярополком разговор завязался оживленный, громкий. Недовольство – это одно, а товарный обмен – совсем другое. Привезли княжеские ладьи кое-какие нужные изделия, коих нет в лесах и самим лесовикам не изготовить. Где, например, взять тонкое и ровно вытканное сукно? Или вот серебро на изделия? Свои кузнецы – умельцы хоть куда, но если болотное железо тут можно самим плавить, то где взять серебро на украшения? Где – бисер на вышивки? Душа русича всегда тянется к красоте, всегда мечтает изукрасить свою жизнь, свой быт, нарядить близких так, чтобы глазу было радостно. Вот и просят привозить, ибо не заплывают купцы столь далеко, даже вездесущие новгородцы только воинскими отрядами рискуют в этих местах ходить и вести какую-никакую торговлю. Князь привез нужное. Пойдет обратно – выйдут из Волги насады, груженые и данью, и платой за товар. Все по справедливости.

На берегу уже вовсю горели костры, в которых доваривалась каша с мясом, ибо зерно у волосичей было, значит, и кашу было из чего сварить. Свободные от дел дружинники и волосичи заводили разговоры, делились новостями. У кого-то были общие знакомые, кто-то и сам был знаком. В процессе шла и меновая торговля по мелочи, кто менял бисер на речной жемчуг, кто наконечники стрел на целебные коренья, приготовленные правильно, кто еще что-то.