Карго поле

Радивой и парни с мечами сидели в сторонке на бревне. Говорил Радивой, парни внимательно слушали.

– Виделся я на первой Горке с Мироном да Когтем-емчанином. Сказывали, что на Нименьгском озере на острове капище то ли весское, то ли и вовсе мерянское. И на том капище Урсуса-варяга, побратима нашего, шаманы в жертву своим темным духам принесли. Правда сие?

– Охти нам, правда. Наша промашка. Раньше надо было сходить туда, пройтись по краю Нянды. Ну да нету того капища уже. Богов мерянских мы в Нименьгу-реку пометали, как и положено по обычаю. А шамана да троих слуг его варяги-перуничи, что с нами ходили, в жертву Магуре светлой принесли – повесили на соснах, а потом петли рубили и мечами добивали.

– Сами такое выдумали?

– Сами. Порато злы были за Урсуса.

– Да, достойный был воин. Наверняка прямо в Страну света, в Рай ушел. Помянем, – Радивой вынул пробку из деревянной баклажки, которую снял с пояса, отхлебнул и передал по кругу. Баклажка посолонь* обошла всех, последний перевернул ее, и немного меда пролилось на землю.

– Тебе, брат Урсус.

– Ваш Малюта как, крепок еще?

– Крепок. Нас с вами в поход отправляет

– А кто из наших в селище остался?

– Так дюжина наших, а воеводой – старый Войдан.

– Как он, не недужит? Изранен за свою жизнь немало был.

– Ха! Не все молодые крепче его! Ты его давно не видел?

– Да годов семь.

– А он три лета тому себе молодую жену взял, вторую. Уж она ему и сына родила, так что крепок еще.

– Ну добро, коли так. А то я хотел одного из вас назад отправить.

– Среди галатов наши есть?

– Нету. Сами знаете, у них другие обычаи. И они уже давно Христа приняли. Как мне называть вас, волки?

– Меня Роговолт, Рог.

– Меня – Китоврас, Рас.

– Ну и меня – Малой, Мал стало быть.

– Ну и прозвища! Ну не хуже других. Меня так и зовите Войко, знаете небось.

Тут поспела каша, кашевары стали звать всех к котлам. Воины и волосичи достали ложки – у кого серебряные, у кого – дорогие, из кости, из «рыбьего зуба»*. Правда, у белозерцев таких не было, а вот Малюта и еще двое постарше, именно такими кашу ели. Что за рыба такая, с таким зубом, толком никто не знал. Привозили его кусками с полночи, говорили, что рыба эта в море живет, брали за него двойной вес серебром. Котлы быстро опустели, были вымыты и погружены на ладьи. Князь, было, хотел уж скомандовать отплытие, но вечер уже наступал, солнце садилось. Пришлось выставлять дозоры и располагаться на ночь. Благо ночи теплые, и шалаши и шатры можно не ставить. Правда, князь с Ярополком и Даниилом, взяв с собой Кована и Николу, ушли ночевать в избу вместе с Малютой и половиной волосичей, на каждой ладье осталось по пять человек – посменно нести дозор. Радивой с волчатами, как он стал называть волосичей, улеглись под елью, постелив лапник и накрыв его шкурами. Перед сном старший из волчат Роговолт поднес Радивою дар – меховую безрукавку из шкуры волка – волчовку. Радивой, от души поблагодарив, тут же надел ее.

Поутру, наскоро перекусив вяленой рыбкой с сухарями и запив все онежской водичкой, отправились дальше. Онега снова превратилась в спокойную и широкую реку, получилось даже паруса поставить и дать гребцам передышку. Впереди теперь шла не ладейка кельтов, а карбас, в котором приплыли волчата. Они в нем и сидели. С ними – Радивой и напросившийся с ними Никола-торк. Брать его не хотели, но он упросил Радивоя, мол, хочет лесу и реке поучиться. Но главным аргументом послужил меткий выстрел Николы из его составного лука, которым он на другом берегу подстрелил зайца. Зайца подбирать не хотели, но Никола разорался, что «правильных» стрел и так мало, всего десять, а остальные, как он выразился, «здешние кривые палки».

Карбас шел ходко, далеко опередив остальных, держался в тени близко подступающих к воде деревьев. Шли тоже под парусом, но парус был не светлый, а какой-то пестрый, грязный, на фоне леса не очень заметный.

– Наше с вами дело, волчата, добежать наперед остальных к Мариной горке да глянуть – много ли народу на капище. А того лучше – послушать, а совсем добро – скрасть кого-нито и расспросить обо всем. А потом бежать назад до князя с вестью, объяснил Радивой.

– Сделаем, дядько. Уж мы расспросим! Так расспросим, что сами просить будут выслушать.

– Потому и побежим скоренько, мал час на сон – и далее. Речки тута есть?

– Как не быть! Скоро Чучекса будет, а за горкой – Кладовец. Мы его так назвали, там вроде ушкуйники клад утопили. Никто не помнит – в каком месте, пьяные все были. А выше по реке их чудины в ножи взяли, всю ватажку. То давненько было, батя мой костяки этих ватажников хоронил с нашими.

– Не о кладе надо думать, а как дело наше справить по-годному. Все узнать доподлинно и самим не попасть в лапы к чудинам. Правь-ка, Мал, к бережку, вот под ивами карбас схороним и сами схоронимся. Поспим мал час и ночью пойдем далее, ночи светлые ноне.

Карбас вошел в небольшую заводь, над которой нависли разлапистые старые, а, значит, густые ивы. Наскоро перекусив вяленой медвежатиной с неизменными сухарями, все прикорнули прямо на карбасе, Сторожить остался Мал. Молодой, но хорошо обученный парень накрылся дерюжкой, оставив открытыми только глаза, и замер, зная, что звуки над водой разносятся далеко. Вот дело ближе к вечеру, ничего на реке необычного не происходит, так же спокойно и медленно катит река свои воды на полночь. И остальной ладейный караван еще не показался.

Когда Солнце коснулось верхушек деревьев на левом берегу, Мал аккуратно разбудил Радивоя, а тот – остальных. Быстро пожевали вяленой рыбы, попили воды – и в путь. Ходко побежали, благо ветер попутный, хоть и слабый, но парус наполнил. Ну и веслами помогают. Летит карбас как птица. Вот и солнце село, тени пропали, зари из-за леса почти и не видать. Как вдруг Радивой, сидевший у рулевого весла, резко повернул к берегу, шикнув на волчат:

– Парус долой! Опустить мачту!

Без всяких разговоров парус упал вниз и был мгновенно скатан, мачта вынута из гнезда и уложена на скамьи.

– Лук, – так же вполголоса скомандовал Радивой.

Никола выдернул лук из налуча, накинул тетиву, открыл тул и вопросительно глянул на Радивоя.

– Две хороших.

Никола вытянул из тула две стрелы, те, береженые, из старых запасов, нложил одну на тетиву, вторую прислонил рядом к борту.

– Стой! Замри! – новая команда. Волчата подняли весла, Рас ухватился за свисающие к самой воде ветви ивы. Карбас замер. Радивой и Рог из-под дерюжки на днище карбаса вынули взведенные самострелы. Все замерли, ни звука, только звон комариный. Некоторое время так и сидели, но вот тихо хрустнула ветка впереди, шагах в десяти, вторая… и огромная черная туша с шумом и плеском прыгнула в воду.

– Бей! – рявкнул Радивой и нажал на скобу, послав болт* в тушу, следом выстрелили Рог и Никола. Никто не попал. Существо уже скрылось под водой, на поверхности осталась только громадная голова лося с еще более громадными рогами. Лось стремительно поплыл наискосок по течению, удаляясь от засады. Рядом с его головой виднелась человеческая, наездник плыл, держась за уздечку. Второй раз успел выстрелить только Никола и почти попал: – стрела ударила в рог лося, тот дернул головой, всхрапнул…вот совсем близко берег, лось выбрался, встряхнулся. Всадник взлетел в седло, развернул своего скакуна к реке. Лось вскинул голову и оглушительно затрубил, а вместе с ним и всадник испустил режущий уши боевой клич. Радивой вскинул было самострел, но зверь и человек попятились в заросли и скрылись из виду. Пущенный наугад болт никого не задел судя по всему.

– Лемпо! – прошептал Рас.

– Какой еще Лемпо? Отходим от берега, плывем дальше! – Радивой сердито рыкнул на свою команду.

– Лемпо – повелитель лесных духов, бог зла. Девок портить любит. Так чудины и весины бают, – растолковал Рас.

– Хватит о девках! Мачту ставь, на весла живо! – и когда команды были выполнены, и карбас вновь устремился вниз по течению, Радивой проворчал: – не Лемпо, то шаман убеглый. Вот бесов сын! Шел, поди , берегом за нами. Марина горка на этом берегу? – махнул Радивой вправо.

– На этом, – махнул нап левый берег Рог.

– Не добро, что тать на другой берег утек, нам помешать может. Вот чего ему надо на том берегу! Весь бы резон ему на капище идти.

– Там Кена-река из дальнего Кен-озера в Онегу впадает. На озере том селища чудские немалые, да сумские вои там часто ходят, недалече им, – растолковал Рог, – до них, поди, злыдень и побежал.

– А вот то – худо, коли реку большая ватага чуди обсядет, да ежели с обоих берегов…а не может на горке ратной силы быть?

– Не должно. Место запретное, только шаманы да кто с ними там ходят. Вроде так.

– Ладно, подойдем – увидим. Навались, други, надо раньше татя до горки добежать, карбас схоронить да до капища сходить. А потом подняться по реке встречь князю. Гляньте-ка, вроде течение усилилось.

– Ну так тут перекаты есть, но глубоко. Порогов нет. Да и перекаты мене версты. Тут река на закат поворачивает, потом снова на полночь.

– А где гора?

– Назавтра к вечеру добежим. А Кена-река вроде дальше.

– Дальше. Завтра о полдне река опять на закат повернет, как раз к горке. А от нее опять на полночь.

– Вы тут бывали?

– Нет. Войдан бывал, с новгородцами хаживал. Он и обсказал. А дальше Кены и он не бывал.

– Тьфу ты! Надо князю сказать, чтобы запись вели, а то вдруг еще плавать тут одним придется. Ну давайте спать в очередь. Двое на веслах, двое спят, один правит. Садись, Рог, а я подремлю. Никола с Расом – на весла. Знаю, что гребец из тебя как из Мала наездник. Учись, раз захотел.

Так и плыли остаток ночи, утро и до полдня. Река и вправду повернула на закат, быстрина менялась плесами, по берегам по-прежнему стеной стоял лес. Ближе к вечеру левый берег стал заметно повышаться, не во всех местах можно было спускаться к воде, на два-три человеческих роста вновь белел в берегу камень-известняк.

– Надобно место тихое и тайное для карбаса найти поближе к горке да бережком до капища сбегать, – рассуждал выспавшийся и пообедавший всухомятку, как все, Радивой.

– Малый ручеек в реку впадает, там и спрячем карбас.

– Добро. Сторожить останутся Рас и Никола.

– Почему я? – сердито спросил торк, – я что, крайний?

– Ты по лесу так, как волчата, ни в жисть не пройдешь. Научишься может быть, но сей раз не учиться идем. Так что сторожите. Да в оба глядите! – построжил Радивой.

Как только карбас вошел в узкий, еле втиснуться бортами, ручей, Радивой, Рог и Мал выпрыгнули на берег и, цепляясь руками за кусты, стараясь не шуметь, взобрались на невысокий, но крутой бережок и двинулись , держа взведенные самострелы в руках. Идти было легко, подъем был длинный и пологий, но вот сосновый лес хорошо просматривался, укрыться можно было только за стволами деревьев. Поэтому двигались медленно, перебегая от дерева к дереву и страхуя друг друга. Пройдя с полверсты, обнаружили тропинку, потом еще одну. Дальше тропинки сходились, пересекались, лес редел еще больше, подъем стал круче. Вот и опушка леса.

На вершине длинной и пологой горы лес то ли не рос, то ли был давно вырублен. Только на самой середине виднелась огромная ель, явно выращенная, а не выросшая.

– Дерево Мары, – прошептал Мал, получив за это тычок от Рога. И так всем известно, что именно еловыми ветвями украшают ложе умершего, ими же устилают его путь из жилища и со двора.

Ель возвышалась за оградой в два человеческих роста из вертикально поставленных нетолстых бревен, скорее – кольев. На некоторых из них были надеты черепа – лосиные, медвежьи и человеческие. Правда, судя по белизне, были они отнюдь не свежие. Незаметно подойти к частоколу не было никакой возможности – на пол-стрелища укрыться было абсолютно негде. Ворота, видимо, были с противоположной, невидимой стороны.

– За мной по одному, – жестами приказал Радивой и, низко пригнувшись, метнулся к ограде, добежал, упал на землю и стал оглядываться, поводя самострелом. За ним точно так же пересек открытое пространство Мал, последним к изгороди подбежал Рог. Радивой передал Малу самострел, вынул нож и стал ковырять им между кольев дырку, чтобы заглянуть внутрь. В это время над головами захлопали крылья, воинов опахнуло воздухом…крупный ворон уселся на кол и как будто с любопытством уставился на людей.

– Вот только каркни! – прошипел Радивой, – получишь гостинец.

Ворон как будто понял, медленно и равнодушно отвернулся от людей.

– На-ко вот, – Радивой вытащил из-за пазухи сухарь и ловко метнул его в сторону леса. Ворон тут же сорвался в полет, ухватил сухарь и полетел в лес.

Радивой прильнул к отверстию. На капище все было ожидаемо: – большой очаг посредине, где едва горел маленький бездымный костерок, деревянные идолы по кругу, на полуночной стороне ель, а перед ней статуя, видимо, самой Мары, поскольку в отличие от остальных была без бороды и с явно женской грудью. По четырем сторонам света ближе к тыну располагались полуземлянки. Ворота были с закатной стороны и были заперты. Людей не было видно.

Вдруг в ворота раздался стук, громкий и настойчивый. Из ближайшей к воротам полуземлянки выскочили трое чудинов, босые, в штанах мехом наружу, с палицами в руках. Подбежали к воротам, один что-то вопросительное крикнул. Из-за ворот ответил сильный мужской голос. Тотчас двое других, побросав палицы, взялись за створки и слегка приоткрыли. В ворота важно вступил человек в меховом плаще и с лосиными рогами на шапке, не спеша прошествовал к идолам, вскинул руки…раздался знакомый клич, который Радивой слышал уже в третий раз за этот поход. Правда, сейчас шаман кричал не так громко, не пугал, а приветствовал. Тем не менее, волчата вздрогнули.

В ответ на клич из самой большой полуземлянки вышел, судя по виду, местный шаман. В длинной, до колен, рубахе из хорошо выделанной замши, расшитой узорами, в меховых штанах, с длинными, до поясницы, волосами, перевязанными ремешком. В руке – ярко белел посох, видимо, из «рыбьего зуба».

Шаманы двинулись друг другу навстречу, остановились, каждый протянул руку и положил на плечо встречному. Поприветствовав таким образом друг друга, они подошли к большой полуземлянке и уселись на вынесенную слугами скамью. Один чудин с палицей встал у вновь прикрытых ворот, а двое – по бокам от своего шамана. Вот заговорил хозяин капища, явно спрашивая, гость ответил. Разговор пошел плавно и чинно, только вот из-за расстояния слов было не разобрать. Судя по интонации, пришлый уговаривал хозяина, увещевал, а тот отвечал с сомнением. Гость все уговаривал, говорил все более резко и напористо…вдруг хозяин вскочил, гаркнул по-чудски: – Поди прочь! – и указал рукой на ворота. Двое его слуг, подняв дубинки, схватили гостя под руки и потащили к выходу, третий широко открыл ворота. Радивой видел, как чудины вышвырнули пришельца, тот еле сумел приземлиться на ноги. Ворота закрылись.

Выждав некое время, Радивой вдруг поднялся, убрал болт с самострела в сумку, спустил тетиву. То же проделал Рог. Втроем, не прячась, они двинулись в обход ограды к воротам.

Видимо, их заметили, потому что стучаться не пришлось: – ворота раскрылись. Радивой и Рог в воротах положили на землю самострелы, потом все трое расстегнули воинские пояса с мечами и ножами и опустили их на землю. Только после этого вошли в ворота. Не обращая внимания на идолов, двинулись к снова севшему на скамью шаману, подойдя – поклонились в пояс, явив пристойное вежество.

– И вам поклон, – произнес шаман, не двинувшись с места, – что привело людей-волков и тебя, воин далекого бога, друг волков, сюда?

– Мы идем по следу наших кровников, которые прошлым летом напали на наши селища и убили наших мирных людей. Узнали мы, что подбивает ваших воинов вот этот самый ваш шаман на лосе, которого ты приказал прогнать. Мы спрашиваем – почему? – закончил свою речь Радивой.

– Это не наш шаман, он не служит нашим духам и богам. Пришел с заката от народа суоми, чтобы сеять здесь вражду. Боги открыли мне: – когда ваши и наши воины перебьют друг друга, придут с заката воины народа суоми и нурманы и возьмут нашу благодатную землю себе. Потому я отказал ему, я не отправлю окровавленную стрелу ни на закат, на Кен-озеро, ни на восход, на Нименьгу и Мошу. Вы – сильные воины, вас много, а станет еще больше. Но вы не несете смерть целым родам. Мне рассказали, как вы поступаете с теми, кто отказывается с вами воевать.

Поэтому боги не хотят между нашими людьми войны.

– А что известно о людях с Моши? Люди с Волги идут с нами, вот их воины. Но мы не знаем – чего хочет русич с устья Моши.

– Этого и я не знаю. Но скажу так: – люди с Кен-озера многочисленны, у них много железного оружия, среди них много людей народа суоми. Они могут услышать призыв к войне. Идите к своему вождю и упредите его.

– Благодарим тебя, мудрый шаман с Мариной горки. Прими от нас в дар!

Все трое вынули по серебряной монетке и подали выступившему вперед чудину. Затем снова поклонились в пояс, повернулись и пошли к выходу. В воротах опоясались и подобрали самострелы. Ворота за ними закрылись, и трое воинов сразу сорвались в бег, благо тропки уже знали, да и путь был под гору. Только под ногти смотри, чтобы не споткнуться на бегу о торчащий из земли корень.

Бежит стремительно под гору лесная тропка, петляет между сосен и редких валунов, под ноги стелется троим воинам, бегущим по ней.

Торопятся к карбасу Радивой, Рог и Мал, упредить князя и дружину, донести, что до самой Усть-Моши по Онеге путь чист, если не решится на войну чудь с Кен-озера. Дай-то Бог, чтобы не решилась, не нужно чистые речные струи алой рудой разбавлять, в Белоозере да чудских селищах множить вдов да сирот. Простые люди так и мыслят: – нет ныне войны – и ладно. Да не так мыслит князь. Правы нурманы – у конунга другая честь. Знает князь: – чтобы дольше царил мир, надо примерно наказать чудь за последний набег, жестоко наказать. Потребовать, чтобы выдали чудины участников набега. Но – не выдадут, не по лесной Правде это. Потому – битвам быть. Это знает князь, знает и Радивой – муж битвы и совета. Знают и другие вятшие мужи. А молодым отрокам да кметям война в радость. Слава и добыча, коими любо перед девками покрасоваться, да подарки домой из похода привезти. Любо, чтобы за ратную доблесть князь гривнами пожаловал. Но это потом, потом…

А сейчас – вот он, карбас! Спрыгнули, вытолкали его из узости ручья на речной простор.

– А ну навались, браты, – гаркнул Радивой, – поспешаем до князя с вестью важной!

Гребли так, что весла гнулись, против течения, да без паруса не ходко идти. Менялись часто, по-быстрому пожевали мясца вяленого. Вечер наступил, а за ним и ночь, но карбас упорно шел вверх по реке. К полночи увидели у левого берега ладьи, а на берегу – затухающие костры. Громко окликнул дозорный – ответили заветным словом. Карбас ткнулся в берег, Радивой выпрыгнул, махнул стражу: – Веди до князя.

Князь то ли уже встал, то ли еще не ложился. Рядом – монах Феодор да Даниил Заточник, ну и Ярополк с Кованом.

– Исполать, княже. Дошли мы вниз по реке до Мариной Горки, там на

капище видели того татя, который на лосе ездит. Он с шаманом с капища чаял сговориться, но тот прогнал его как пса. Слуги его за ворота выкинули. Мы потом на капище зашли и с шаманом говорили. Не хочет он войны, не станет татю помогать. Все он обсказал, что тот и вправду с заката от сумских людей пришел и сеет смуту. Но ежели чудины с Кен-озера по Кене-реке выйдут на Онегу – быть бою. Кенские чудины добре оборужены, среди них и сумские воины есть. А так до Усть-Моши местные, речные люди путь чист дают, если никого не тронешь.

– Вот же хитрованы! Как мыслите, други: – не брать в ум, что и местные в набеге были, да пройти спокойно, иль учинить спрос? – обратился князь к окружающим.

– Наказать! Чтобы впредь неповадно было даже косо смотреть в нашу сторону! – рявкнул Ярополк.

– Да, нельзя спускать такое, – кивнули и Радивой, и Кован.

– Так бы надо простить по-Христиански, милость Божью явить, но только к тем, кто Святое Крещение примет, да вряд ли такие найдутся, – усомнился Феодор.

– Дозволь, княже, – явил придворное вежество Даниил, – тут надо, думается мне, поступить так, как ты доселе поступал. Явить милость, но потребовать за нее службы. Пусть онежские люди кен-озерских на Онегу не выпустят, заслоном встанут. Вот за то можно и помиловать, отпустить прежние вины.

– А и мудр ты, Данило, не по летам, – ухмыльнулся по-доброму князь, – быть по твоему, раз, гутаришь, что я так порешил. А вы, други, передохните до утра, а утром вперед снова уйдете, нашу волю объявить.

Радивой с парнями поклонились и направились к костру, откуда еще несло манящим запахом каши.

– Ух! – крякнул Радивой, давно горячего не снедали. Навались, робяты.

Робяты не заставили себя просить, вынули ложки и принялись поедать кашу так стремительно, что кашевар только головой качал. Радивой со своей серебряной ложкой как бы и не быстрее их насыщался. Когда котел опустел, и парни потянулись к ведру с водой, от княжеского шатра подошел Ярополк.

– Наелись? – спросил с усмешкой, – князь вам по чарке меда жалует, – подал он Радивою деревянную, обтянутую кожей круглую плоскую баклагу. Кашевар мигом явил на свет деревянные чашки.

– Еще одну! – рыкнул Радивой.

– Кашевар поспешно подал еще чашку. Радивой разлил мед, первую чашку протянул Ярополку, тот принял ее спокойно, как будто так и надо. Сам взял следующую и кивнул волчатам на остальные. Затем поболтал над ухом баклагой и протянул ее кашевару:

– Твоя доля. Спаси тя Христос, от души покормил.

Молча сдвинули чаши, молча выпили. Парни быстро наломали лапника, накрыли парусом с карбаса. Радивой, поблагодарив Ярополка, повалился в крепкий, после сытной еды и меда, сон. Волчата тоже. Только Никола какое-то время сидел и о чем-то думал, но вскоре сон свалил и его.

Наутро, как и было уговорено, Радивой с волчатами и Николой на карбасе, едва успев поесть горячей похлебки, снова двинулись впереди каравана вниз по течению. Плыли теперь не таясь. Видно, скоро вести летят по реке: – на берегах стали попадаться костры, на воде – лодки с чудинами. Радивой с товарищами старались всем объявить волю князя, особо делая упор на помощь онежской чуди против кенозерской. Чудины выслушивали, но ни да, ни нет не говорили. Ушли опять далеко вперед, миновали Марину Горку, река вскоре вновь повернула на полночь, плесы чередовались с перекатами. В одном месте с берега прилетела стрела, воткнулась в борт. Никто такого не ожидал, поэтому стрелка не успели заметить, а стрелять в лес не стали.

– Знать, не все послушали своего шамана, – повертев стрелу в руках, вымолвил Радивой.

– Не, дядя Войко, то не чудская стрелка, – рассмотрев стрелу, убежденно заявил Рог, – сумская.

– Откуда видно? – спросил Никола, и Рог быстро перечислил отличия сумской стрелы от местной чудской, а заодно и от емской.

– По мне – так стрела и стрела, – проворчал Радивой, хотя давно определил, что стрела не здешняя.

– Но получше здешних кривых палок, – заключил Никола и убрал трофей в тул, – вот и отдарюсь при случае.

– Раз постреливают, то надо с опаской плыть, браты.

Так и порешили: плыть с утра до полдня, потом отдых (просто несет течение) и сон в очередь, потом плыть далеко заполночь, а с утренней зарей снова спать до солнышка. Правда, спать приходилось вполглаза, реку никто толком не знал. Рог ссылался на рассказы Войдана, но когда однажды вместо плеса влетели на быстрый и мелкий перекат, то верить рассказу стали с оглядкой.

Река в общем текла спокойно, берега – невысокие и иногда болотистые, хотя горы Няндомского кряжа еще не совсем пропали из виду. Поводов поворачивать назад не было, поэтому плыли и плыли. Через некоторое время стали замечать, что река опустела: – ни костров на берегу, ни лодок на воде.

– Попрятались чудины, видит Бог – не к добру это, – ворчал Радивой.

– Думаешь, напасть могут? – спросил Никола.

– Да кто их знает, может ушли на Кену тамошних сторожить, а может и на нас копья острят. Чудь – она и есть чудь. Думают одно, говорят другое, а делают третье.

– Неправда твоя, дядя Войко, – откликнулся Рог, – коли правильно слово

дали – завсегда держат.

– А как по-ихнему правильно, ты ведаешь?

– Ведаю.

– Ну и как, шаман правильное слово дал?

– А он его и не дал вовсе, шаманы и так не врут.

– Молод ты еще, Рог, жизни не знаешь, мир не повидал, – наставительно произнес Никола, – ложь чужаку – не ложь, а воинская хитрость. Наши кровники печенеги говорят так: – договор с другим народом – как договор с солнцем, налетела туча, и солнце скрылось. Воин иногда просто не может правду сказать. Можно молчать и погибнуть с честью под пытками. А можно соврать и погубить этим сколько-нито врагов. И тож умереть под пытками, ежели будет у ворога время пытать.