Посторонние

В такие лагеря ссылались «оступившиеся», социально неблагонадёжные стилусоиды. Их строили на отдельной специальной Планете-тюрьме – Кортордр-5. Смертной казни в прямом смысле не существовало, но любой стилусоид в таком вот лагере имел право за счёт государства пройти процедуру фатализации – добровольного умерщвления. Состояло она из нескольких этапов: подача электронного заявления, которое вносилось в общую базу данных исправительного лагеря через специальный компактный гаджет, носимый каждым заключённым в виде браслета на предплечье, рассмотрение которого занимало несколько минут, и принятия решения – почти всегда положительного. Поскольку каждый имеет право на распоряжение собственной жизнью. Электронный голос вежливо приглашал заключённого в специальную небольшую кабину с единственным белым креслом без подлокотников, напоминающее стоматологическое, и одной большой кнопкой, вмонтированной прямо в него. Нажимал её заключённый сам, если не передумает в последний момент, конечно. В кабину через маленькие отверстия в потолке под давлением пускался газ-транквилизатор белого цвета с бодрящим свежим ароматом. Через несколько секунд все когнитивные функции нервной системы стилусоида отключались, личность его безвозвратно перегорала. Кабина проветривалась мощным газовым насосом сбоку. Следом подавался другой газ, горьковатый, который убивал за восемьдесят три секунды все нейроны в его мягком губчатом мозгу. Далее действовал насос. Электронные датчики снимали с тела показания и фиксировали окончательную смерть. Тело отправлялось на утилизацию в газовую печь с системой дожига, куда его отвозил вольнонаёмный рабочий, перекинув за руку в специальный труповозный ящик. Ещё через двадцать три местные минуты – время достаточное, чтобы позавтракать чем-то более благородным чем пакетик белых сухариков, труп сжигался в печи и дополнительно обрабатывался дожигающей системой. От него не оставалось ничего, кроме одного с небольшим кубометра разреженных газов, сразу улетучивающихся через трубу наружу.

От любезно приглашающего голоса до окончательного дожига проходило по установленному стандарту семь тиртов – примерно пятьдесят пять минут с допуском в три минуты. Стандарт этот действовал везде и считался нормой. Родственники, при их наличии, оповещались на следующие сутки.

Данной системой мог и на воле воспользоваться любой желающий, кроме детей, которые ещё были на попечении своих предков, вроде Скантула. Многие пользовались ею, когда не видели общественного смысла в своём дальнейшем существовании, так как болезни были побеждены почти полностью и от них естественным путём никто не умирал. Такие по сути дела самоубийства были нормой. Ведь общество в целом должно развиваться, а бессмысленные жители его тормозят и отягчают собой. Тем более, что искусственный интеллект, олицетворяющий собою власть, которому были отданы все полномочия по устроению общественной жизни, прогнозирующий всё наперёд на многие годы, всегда делал поправку на количество населения и давал настоятельные рекомендации по количеству детей в семьях, средней продолжительности жизни, времени вступления в брак, количеству выходных дней в неделю и тому подобные моменты жизни. Следовать его рекомендациям было, конечно, необязательно, но все понимали, что суперкомпьютер не может ошибаться, и предпочитали к нему прислушиваться, подавляя собственные соображения, предчувствия и желания. И до сих пор ИИ ещё ни разу не облажался.

Хотя существовал и несколько иной путь. Некоторые престарелые стилусоиды добровольно подвергались внутрисосудистому чипированию специальной капсулой с усыпляющим ядом, после чего переселялись на соседние планеты системы, предназначенные для «дожития», куда с Рибейседжа поставлялось необходимое продовольствие, световые энергогенераторы, запитываемые от благодатного света Ортостуртона – искусственной звезды: голубого гиганта с правильно рассчитанной яркостью, теплотой, радиацией, гравитацией, электромагнитным излучением и ещё целого ряда параметров помельче, о которых знали только специалисты. Звезда давала энергию и жизнь в первую очередь для Рибейседжа, но и прочие пять рукотворных планет отличались от него несильно, варьируясь в небольших пределах в основном по уровню влажности и содержанию газов в их атмосферах.

Максимально возможный срок дожития был равен трём четвертям от всей прожитой до текущего момента жизни. Если индивид в течение этого времени так и не «созревал» до окончательного решения о добровольном суициде, то оно вступало в действие автоматически. Вшитая капсула удалённо вскрывалась командой с пульта оператора на Рибейседже. Яд разливался по сосудистому руслу организма, проникал в глубинные ткани мозга и мягко подавлял его деятельность в течение нескольких часов. Стилусоид гуманно и навсегда засыпал через короткий промежуток времени, а специальная служба поддержки, получая сигнал на пульт с основной планеты, находила тело и подвергала его утилизации в соответствии с описанными выше алгоритмами.

Но это бывало редко. В основном жители понимали своё место в мире и не упирались до последнего момента, проходя фатализацию добровольно.

Скантул прошёл в свою комнату. Кругом был полумрак и тишина, отчасти из-за системы шумоизоляции, подавляющей все звуки, отчасти из-за врождённой привычки населения соблюдать тишину. Он сел на стул прямо посередине комнаты, надел оборудование, сосредоточился и приготовился внимать учению. Сегодня, на историческом этапе программы, гигантский дегородидр, длиной со шкаф и ростом Скантулу по колено, ползая вокруг него и издавая то и дело неприятные шипящие звуки, прочитал лекцию о том, как всего несколько миллионов лет назад населявшие на тот момент Рибейседж народы устроили между собой кровопролитную войну на полное уничтожение. Вся планета пылала и тряслась в термоядерной агонии. Что именно стилусоиды тогда не поделили, историкам доподлинно было неизвестно, ибо территории на тот момент давно были признаны общим достоянием, границ просто не существовало а все необходимые материалы и вещества вполне успешно абсорбировались из доставляемых на планету астероидов, так что проблема была в чём-то другом. Научное сообщество до сих пор недоумевало по этому поводу. А самая популярная версия гласила, что это было всеобщее помешательство, вызванное неизвестным вирусом, прилетевшим из космических глубин. Отчего бы ещё вся планета могла вдруг взбеситься?

В конце лекции дегородидр четыре раза плюнув на пол и шумно вздохнув, уставился своим бессмысленными красными глазами, то одним то другим, прямо на Скантула и задал ему свистящим шёпотом два контрольных вопроса:

– Наука до сих пор считает недоказанным тот факт, что эта война состоялась бы в любом случае, независимо от внешних обстоятельств, поскольку в то время сложилась исключительно негативная конъюнктура в сфере международных отношений, базис которых был подорван взаимными угрозами и отсутствием примата наднационального, надконфессионального и надполитического права в широком смысле этого слова. А как считаешь ты, Скантул?

– Я считаю, что вирус безусловно сыграл свою роль, – начал Скантул, которому было не очень интересно разбираться в столь далёких событиях, – однако он, скорее всего, лишь послужил триггером для начавшегося тогда хаоса. То есть, не будь вируса, ситуация всё равно бы разрешилась войной. Атмосфера взаимного недоверия и накопившихся претензий уже тогда была неразрешима дипломатическими методами. Бомба всё равно бы взорвалась.

– Научно установлено, – продолжал шипеть восьмилапый наставник, – что конфликт мог бы привести к полному вымиранию и исчезновению вида стилусоидов, если бы он продолжался ещё хотя бы десять годовых циклов, поскольку аграрная и промышленная база на тот момент были уничтожены практически полностью. Даже оружия остро не хватало. Девяносто пять процентов населения было выжжено себе подобными. Но что же заставило ваших предков прекратить войну, Скантул?

– Ну… на этот счёт тоже есть разные точки зрения. – Скантул покосился на свою правую руку, как будто там была шпаргалка. – По одной версии, появился некий миротворец среди стилусоидов, который нашёл нужные аргументы, убедившие всех начать всё-таки договариваться. По другой версии, по планете ударил метеорит, то есть не метеорит… маленькая планета, которую вовремя не распознали – все слишком увлеклись войной – и она чуть не разнесла весь мир. Ещё одна версия – какое-то супер-оружие, которое было применено, и уничтожило вообще всё живое: и растения, и животных…Осталась маленькая кучка индивидов. Лично мне наиболее вероятной видится версия с метеоритом. Их тогда могло остановить только что-то реально страшное и неотвратимое

– Ответы приняты, – мигнув произнёс дегородидр. Он ещё раз плюнул жёлтой субстанцией на пол, стукнул хвостом по полу и растворился в пространстве. Слова Скантула были записаны в базу данных и отосланы на рассмотрение в педагогический комитет, где другой ИИ принимал окончательное решение о соответствии их построения и смысловой нагрузке. В отношении гуманитарных предметов он бывал всё-таки настроен лояльно. Науку двигала вперёд математика, а не история.

На уроке астрономии виртуальный наставник, теперь уже не визуализированный, рассказывал ему об очередной недавно открытой спиральной карликовой галактике с условным индексом 55#. Посещение её в ближайшее время не планировалось, поскольку ничего примечательного она не содержала, только разреженную космическую пыль и несколько миллионов престарелых звёзд средней массы. Но она заняла теперь своё место на космической карте в ста тридцати девяти тысячах световых годах от Рибейседжа, которое прежде считалось пустым.

Всё это было очень абстрактно и казалось бы совершенно неинтересным для Скантула-2, если бы Бронкл регулярно не рассказывал ему о подобных вещах в более прикладной форме. Скантул знал, что иногда к ним стоило всё-таки присматриваться повнимательнее.

Сам Бронкл, так и не сумевший заинтересовать сына своими наработками, и понимая, что так он скорее всего ничего не добьётся, решил вживую посетить лабораторию, чтобы продемонстрировать коллегам, тоже изучающим образец, ход своих мыслей и узнать их дальнейший настрой.

В конце концов, бесконечно погружаться в виртуальные миры ему было пресно. Хотелось наружу, наверх, посмотреть на что-то настоящее, прикоснуться, вдохнуть, размять конечности, ощутить что-то реальное, а не цифровое. Да и Нэмикс надо бы найти. Она должна была уже вернуться из больницы, в которой работала хирургом-травматологом и очень там уставала. Морально тяжело было каждый день разглядывать чьи-то раздробленные кости, пусть даже и не прикасаясь к ним. Её задача была корректно сфотографировать микрокамерой повреждение с правильных ракурсов, внутренних и наружных, занести изображения в программу, выбрать дозу и состав наркоза и внести поправки на общее состояние пациента: пульс, давление, температуру, кислотность, психоэмоциональный статус, свёртываемость, резистентность, аллергические реакции, наследственность и т.д. и т.п. Все эти данные были, как правило, заранее записаны на чипе, который вшивался пациенту в заушную складку и извлекался оттуда одним умелым движением хирурга. Оставалось только аккуратно поместить данный носитель в считыватель и программа за несколько секунд сама принимала решение о ходе операции: какое положение придать пациенту – существовало несколько базовых – и сколько продлится сама операция; её наиболее вероятный исход. На этом функция хирурга была закончена. Он занимал своё место за наблюдательным монитором и в 3-D проекции следил за ходом операции, которая выполнялась бездушной, но гораздо более точной машиной с семью-восемью руками-клешнями разного калибра, которые вводили наркоз, делали нужные надрезы, шунтировали, прижигали лазером, зашивали плоть и следили за показаниями приборов. Гораздо быстрее, точнее и эффективнее чем команда настоящих хирургов. Разумная машина во время операции никогда не отвлекалась, не уставала и не ошибалась.

Нэмикс была дома в своём рабочем кабинете. Она готовилась сдавать отчёт в медицинское управление: сидя за столом на сиденье из голгинита – материала, получаемого из специально выращиваемой на комбинатах кристаллической породы перламутрового оттенка. Его вулканизировали в вакуумной среде, после чего быстро нагревали под жёстким инфракрасным излучением и так же быстро стабилизировали в охлаждённой до -95С воде. В результате получался пенистый и совершенно инертный материал с задаваемой мягкостью – голгинит. Его применяли при изготовлении мебели, детских игрушек, в медицине и ещё в десятке отраслей. Нэмикс делала отчёт глядя через узенькие очки-прибор в виртуальный монитор, висящий перед ней в пространстве и слегка мерцающий зелёным светом. На нём были выведены мелким забористым текстом данные о проведённых хирургических вмешательствах на задние конечности за последние три декады – сто двадцать суточных циклов. Статистика свидетельствовала о росте случаев травматизации среднего суставного звена среди молодого поколения стилусоидов. В целом её это не удивляло: в последнее время появилось движение молодых и не очень умных экстремалов, норовящих поиграться с антигравитацией где-нибудь в непроходном месте. Они нацепляли на себя специальный пояс с магнитными катушками обратной индукции, который применялся вообще-то в строительстве, и для бытовых нужд, а тем более для развлечений был совсем не предназначен, ибо катушки срабатывали плавно, и состояние свободного падения могли погасить не сразу, а за две с половиной секунды местного времени по нормативу. Экстремалы поднимались в пространстве, чем выше – тем круче! И потом, выключая антигравитационную тягу, с весёлым криком летели вниз, навстречу поверхности. Как правило – каменной. Кто-то из них успевал активировать тягу в нужный момент, и считался молодцом. Кто-то не успевал, и считался инвалидом, покуда Нэмикс и подобные ей добрые стилусоиды не восстановят ему обратно все кишки, не срастят все переломанные суставы и разорванные, обычно в ногах, связки. Особо одарённые персонажи в этом уже не нуждались, их последней остановкой была газовая печь. С системой дожига.

Нэмикс увлеклась и не заметила, как он вошёл. Бронкл приблизился сбоку и осторожно тронул её за плечо, понимая, что отвлекает жену от работы.

–Добрый! – вместо приветствия сказал он. – Как дела в вашей костоправке?

Нэмикс засмеялась. Она сама всегда с иронией относилась к своей работе, понимая, однако, всю её серьёзность. Если всё увиденное за день пропускать через психику, то надолго её – психики – не хватит, точно ёбнешься прямо там. Она ответила ему в унисон:

– Руки – чиним, ноги – чиним. Жалко только мозги никому починить не можем. Знаешь, что, Бро, к нам кое-кто по нескольку раз в отделение попадает, с одними и теми же травмами. Совсем стилусы, оборзели. Они реально считают себя бессмертными, – она со злостью стукнула кулаком по столу. – это уже не смешно, когда одного придурка по три раза за декаду к нам привозят. То шея в двух местах сломана, то все потроха у него отбиты. И он при этом ещё улыбается, дебил!

Бронкл улыбнулся, представив себя на месте такого дебила. Какую же надо иметь внутреннюю мотивацию для такого поведения? Веру в собственное бессмертие – это глупо, все умирают, понятное дело. А может – наоборот, стремление к смерти, подсознательное нежелание нести ответственность за свою судьбу, брать на себя обязательства? Этакий инфантилизм, только неоформленный чётко, а маскирующийся под личину молодёжной придурковатости. Раньше такое поведение можно было отнести на счёт всяких наркотических стимуляторов. Ещё триста-четыреста тысяч лет назад они были популярны, и не только среди молодёжи. Натуральные и синтетические, мгновенные и пролонгированного действия, дешёвые и дорогие, вредные и не очень. На любой вкус… Запрещать их было бесполезно, тут же появлялись десятки новых. И вот однажды фармакологи… Нет, некая полуподпольная фармакологическая ассоциация, возможно даже виртуальная, возможно связанная с правительством, изобрела генетическую вакцину, напрочь уничтожающую участки опиоидных рецепторов в мозге, ответственных за получение вульгарного кайфа ото всякой подобной продукции, и не только от неё, но и кайфа вообще, любого генезиса. Причём не у носителя этих рецепторов, а у его потомков. Всех, без разбора. Власть, мудрая и дальновидная власть, вакцину эту благополучно подхватила и внедрила в народ, без ведома и спроса, похоже просто распыляя её из космоса, засевая ею циклонические образования, которые проливались сверху дождями, и разносились ветрами по всей планете. Никто ничего даже не понял, только через несколько десятков годовых циклов, когда поколение сменилось вдруг выяснилось, что спирты больше не работают, опиаты не действуют. Целая трагедия была тогда… Хорошо хоть медицинский наркоз это сильно не затронуло, почти. Виноватого тогда так и не нашли. Пришлось просто смириться и привыкать к новой жизни, хотя новое поколение другой жизни и не знало, если только по рассказам предков.

Короче, кайф они ловили теперь иначе. Например, ломая себе кости при падениях в антигравитационной технологической строительной спецодежде.

– Я ненадолго отъеду, – сказал Бронкл, – есть несколько мыслей по поводу нашего текущего проекта. Хочу поделиться с коллегами своими соображениями, может у них будут какие-нибудь идеи. Материал нам попался интригующий в этот раз.

– Угу, – отозвалась Нэмикс, погружаясь в свои отчёты. – Опять коллоидная составляющая в вакууме в осадок выпадать не хочет. Беспредел творится!

Он поднялся в лифте на поверхность и взглянул на небо. Оно было чистое и прозрачное, благодаря высокому содержанию чистого водорода слегка отливающим зелёным оттенком. Над огромным городом восходил бледно-голубой красавец Ортостуртон. Большой, но в меру яркий и тёплый. Молодой, всего триста тысяч лет от зачатия. Он даже внешне не казался обычной звездой, в нём чувствовалась породистость, созданная не природой, но разумом.

Прежнее светило, породившее когда-то стилусоидную цивилизацию, было не слишком дружелюбным – красный карлик Бартеореликс. Он имел целый ряд существенных недостатков. Света красного спектра, который быстро начинал давить на психику, в целом давал маловато, даже днём приходилось использовать искусственные источники освещения. Корональные вспышки, магнитные бури, нестабильная яркость… Бартеореликс как будто притягивал к себе неприятности. Полный финиш наступил тогда, когда наука подсчитала его точный возраст – он был на своём последнем издыхании и через несколько сотен миллионов лет он бы просто превратился в маленькое тёмное ничтожество, растворив свои остывающие наружные оболочки в космосе. С ним срочно надо было что-то решать.

Но, разумеется, сначала надо было решить проблемы здесь, на Рибейседже. Энтузиасты, которые вызвались провести начальный этап исследований, нашлись быстро, но, как водится, всё упёрлось в деньги. Правительство, на тот момент уже общее на всю планету, поскребло свой бюджет, выделенный на научные разработки и уже распределённый по соответствующим статьям расходов. Всё, что удалось набрать – тридцать миллионов антирсов. Этого хватило бы, конечно, на некоторые исследования: полёт к звезде, сбор данных, обработку… Но глобально проблему это всё же не решило бы. Бартеореликс надо было нивелировать и обезвредить, найдя ему достойную альтернативу, а не просто так эмпирически в него потыкаться.

И вот, когда экспедиция наконец состоялась, звезда была измерена вдоль и поперёк, изнутри и снаружи, взяты пробы ядра и коронального вещества, появилось сразу три новости: две плохие и одна хорошая. Хорошая состояла в том, что научный руководитель этой экспедиции официально заявил: есть возможность – теоретическая – создания новой звезды, вместо Бартеореликса. В теории, она должна быть намного больше и ярче его, если только удастся запустить реакцию термоядерного синтеза в одном из участков ближайшего к Рибейседжу гигантского газопылевого облака, путём воздействия на него гравитационным коллапсатором, который ещё только предстояло изобрести и доработать. И в этом как раз состояла первая плохая новость: спасительного коллапсатора в природе ещё не существовало. Определённые разработки в этом направлении велись уже давно, вот только использовать его изначально предполагалось как оружие массового поражения, а потому, после прихода к власти Мирового правительства и установления Мира во всём мире, разработка была остановлена, проект заморожен. Хорошо хоть чертежи частично сохранились. Но это всё были проблемы космические, а проблемы местные – деньги, и причём деньги весьма немалые – висела очень остро. И в этом состояла вторая плохая новость – делиться во имя всеобщего блага почему-то не хотел никто.

Конечно, вопрос этот можно было продавить. Собрали бы комиссию, обсудили, потосковали, урезали бы отдельные статьи в бюджете на пару десятилетий вперёд… Пропаганда через средства массовой информации популярно объяснила бы народу, что так надо, иначе всё – звездец. Рядовые стилусоиды поверили бы и смирились, затянув потуже пояса. Подписали бы постановление, обязующее все ведомства скинуться на благое дело во имя высокой цели. Но политическая целесообразность, ещё имевшая тогда значение, подсказывала правящему классу так не делать. Положительная репутация, высокий рейтинг, широкие перспективы – всё это, заработанное годами честного труда во благо народа – без шуток – не хотелось разменивать на неочевидные прожекты, связанные с созданием другого светила. Многие поколения стилусоидов давно привыкли к неяркому свету Бартеореликса, и не жаловались на него. Зачем же нужна новая звезда? Да ещё за такие деньги. Да ещё если всё получится…

В общем, вопрос тогда окончательно забуксовал, несмотря на то, что некоторые учёные чуть ли не в истерике колотились, стращая народ через все мыслимые и немыслимые СМИ, например, телепатическую виртуальную рассылку, ужасными перспективами мучительной смерти их пра-пра-пра-пра-пра-пра… -правнуков. Отчего? Они сами толком не знали. То ли от замерзания, то ли от «внезапной» радиоактивной атаки со стороны карликового ядра звезды, когда оно вдруг обнажится во всей красе. Казалось, что этот народ, ещё относительно недавно с азартным остервенением истреблявший друг друга в глобальной войне, не прошибёшь никакими научными аргументами.

Но тут внезапно на помощь им пришёл сам Бартеореликс. Однажды, спустя всего три года по местному календарю от той звёздной экспедиции, в один очень непрекрасный день, он вдруг исторгнул из себя мощный протуберанец раскалённой звёздной плазмы невиданных ранее масштабов. Тот направился прямо на планету, сокрушая всё живое и неживое сначала в физическом диапазоне, а потом в электромагнитном. Он вырубил за полсекунды все спутники связи, применявшиеся тогда, разом смёл четверть атмосферы и посеял хаос среди всего живого на планете. Животные, даже самые маленькие, домашние, впадали в бешенство и бросались в атаку на всех подряд, растения разом завяли. Электрическая проводка, там, где она ещё применялась тогда, вся сгорела, повсеместно спровоцировав пожары. Надолго остановилось производство, отчасти по причине техногенной, отчасти из-за самих жителей, которые падали, иногда замертво, с отказывающими органами, не способными пережить такой скачок напряжения магнитного поля. Как выяснилось, их организмы очень чувствительны к нему, вот только было уже поздно. Через несколько суток, когда казалось, самое худшее осталось позади, последовал внезапный и кошмарный скачок температуры: Бартеореликс содрогнулся, как будто в припадке эпилепсии, и ярко вспыхнул на несколько секунд послав во все стороны испепеляющую волну жара. Она не принесла сильных разрушений, но на эти несколько секунд заставила стилусоидов, особенно тех, кто не был в укрытии в тот момент, почувствовать себя в аду, на самом дне преисподней.

Когда наконец пыль осела, жители планеты пришли в себя, отряхнулись и огляделись по сторонам, никто не мог поверить до конца, что всё дело было в этом, таком знакомом и практически родном солнышке. Говорили про секретное оружие, кем-то и зачем-то применённое именно сейчас, про заговор властей, про атаку инопланетной расы… Мудрили кто во что горазд. Кто-то вспомнил подзабытую уже религию, имевшую место быть в донаучную эпоху – собянитизм. Мол, верховное божество – Собян – пришло в праведный гнев, глядя сверху вниз на своих недостойных и забывчивых рабов, отрёкшихся от него и отдавшихся на милость технологическому прогрессу. Утверждали: оно будто бы коснулось своей всемогущей рукой Бартеореликса, и тот затрепетал, изрыгая и изливаясь Его гневом на этих презренных созданий. Целая секта тогда образовалась из новоуверовавших и несильно умных граждан и гражданок.

В общем, всякого бреда хватало.

Наконец, спустя ещё пару десятков лет, учёные почти всех убедили в природном генезисе того катаклизма и можно было двигаться дальше, решать, что же делать. Для начала хотели подыскать, где-нибудь недалеко, другую звезду и дружно переселиться на новую планету, создать которую с нуля в общем было намного проще, чем новое светило. Подобрали несколько подходящих вариантов, но, заглянув немного вперёд, все вдруг поняли, что Великое переселение народов будет предполагать спасение лишь небольшой кучки Избранных, ибо всех желающих переселить никак не получится, никаких космических кораблей не хватит, а спасётся примерно 0,5 процента от всего населения, и это в лучшем случае. А 99,5 процентов обречённых останутся здесь, ждать последний спазм звезды, который всех добьёт, уже окончательно…