Посторонние

Роджер Царапкин

Посторонние

Гигантский астероид, искусственно направленный на планету, за несколько секунд покрылся сетью мелких трещин. Он весь затрясся, как в припадке эпилепсии, отчаянно затрещал, разрываемый на лету мощной антигравитационной волной, но всё ещё сопротивлялся, пытаясь удержать на месте свои молекулярные связи. Бесполезно. Волна, пройдя сквозь многие километры железно-никелевой породы, добралась до самого центра объекта, в расчётной точке отразилась, выйдя наружу тем же путём, обогнула объект и, войдя в него с противоположной стороны, ударила ровно в поражённый ранее центр, заставляя его протяжно и оглушительно загрохотать, разрываясь на тысячи маленьких фрагментов, вызывая необратимые разрушения по всему объёму космического тела. Очередная атака с противоположной стороны – и астероид окончательно сдался, рассыпавшись на миллионы мелких камешков, размером до одного сантиметра. Камешки входили в плотные слои атмосферы планеты, с негромким шелестом эффектно сгорая ярким белым салютом, превратившим на пару местных часов ночь на тёмной стороне планеты в белый день.

Так цивилизация в очередной раз отметила годовщину окончания многотысячелетней войны, утвердив превосходство разума над диким инстинктом убивать и выжигать, подчинять и расчленять.

Вшшшших!

В невероятно звёздное небо Рибейсежа-1 взвился гигантский сноп разноцветных искр. Разлетаясь и быстро набирая высоту они меняли цвет, с тонким писком дробились на всё более мелкие искорки, оставляя за собой тонкие нити едкого тумана, который быстро растворялся в атмосфере планеты.

Скантул2, маленький стилусоид с жиденькими белыми волосами на голове и парой больших чёрных выразительных глаз, заворожённо смотрел вверх, на деяния своих рук. Их у него было две, с шестью пальцами на правой и пятью на левой. С недавних пор считалось, что такая конфигурация наиболее удачна с точки зрения квази-генетического отбора. Большинство родителей предпочитали детей с равным количеством пальцев на руках: более традиционная пятерня, или уж по шесть на каждой конечности. Но предки Скантула2 считали себя более продвинутыми, и продвинули его самого ещё дальше. Через восемь местных суток после зачатия, пока он был ещё неопределённым шаром из клеточного материала, была сделана одна лёгкая инъекция с гормональной фигнёй в пробирку, где он формировался, и – вуаля! Шесть пальцев на левой руке, пять на правой. Можно и наоборот. Можно по десять на обеих, и пять ног в придачу. Чего только изволите. Генетика 2.0, или 3.0, их никто уже давно не считал.

Последние искорки фейерверка догорели и погасли. Скантул разочарованно вздохнул, надо будет доработать некоторые моменты со звуковыми эффектами и продолжительностью горения в зелёной и фиолетовой фазе, чтобы всё смотрелось более гармонично. Кроме того ещё запах… Резкий, химический. Так раньше пахли различные растворители на лакокрасочных производствах, а теперь вот ещё этот фейерверк.

Над этим салютом он работал уже довольно давно и родители говорили, что он только зря теряет время, потому как к промышленному салюту, а тем более к праздничному, метеорному, по зрелищности ему всё рано никогда не подойти с такими обывательскими возможностями и любительским оборудованием. Но он энтузиазма не терял, ведь упорство, как уверяла нейросеть – залог успеха в политике и в жизни. Угу, главное ничего себе не подпалить пока будешь упорствовать. Ну, такого быть не должно. Программа, полулегально скачанная с ресурса производителя ПО, обещала полную безопасность готовых изделий. Главное, чтобы предки не узнали об истинном происхождении этой программы.

Он медленно побрёл домой через небольшой пустырь позади дома, на котором обычно и отрабатывал свои пиротехнические идеи, на ходу прорабатывая в мозгу варианты возможных дополнений и исправлений в текущие алгоритмы. Его дом – это небольшая квартира на минус тридцать восьмом ярусе восьмидесятиэтажного строения, чем-то похожего на большую белую свечу, половина которой уходила под поверхность, вторая половина поднималась вверх, к небу Из таких гигантских домов-свечей состоял весь город, небогатый в архитектурном плане, ибо его жители, как и жители любого другого города на планете, находили смысл своей жизни отнюдь не в жилых изысках. Изыском, как все понимали с момента рождения, была сама жизнь.

Так или иначе, но жить под поверхностью было скучновато, хотя это и считалось когда-то более безопасным, чем жизнь наверху. Местный воздух, состоящий в основном из водорода, нагнетался вниз по специальной системе принудительной вентиляции. На псевдопрозрачные окна проецировалось изображение с поверхности: жители, одетые в любимой белой гамме снующие по своим делам и из окна иллюзорно кажущиеся одинаковыми; индивидуальный транспорт – им ещё пользовались некоторые ретрограды по старой привычке, вместо так называемой службы телепортации; деревья всех цветов и размеров, от белого до чёрного, рассаженные псевдоказуальным образом вдоль узких дворовых дорожек; тротуары, бордюры, дороги и дорожки – всё было выполнено из специально обработанного и отполированного белого хондрита, доставленного с ближайших астероидов. Здесь росла белая трава, которую при желании можно было сделать красной, чёрной или зелёной, опрыскав соответствующими химикатами. Она полностью автоматически подстригалась небольшими роботами-косилками и поливалась естественным образом, с заданной периодичностью. Дожди, как и весь климат на планете, были отрегулированы оптимальным образом. Погоду никто не прогнозировал, её задавали на метеостанциях и отлаживали в соответствии с текущими потребностями. Большие голографические экраны-кубы, размером с одноэтажное здание, на которые были выведены объёмные, дышащие, ревущие и шипящие изображения живой природы, которые можно было рассматривать в трёхмерной проекции со всех сторон: звери, похожие на круглые пушистые шары, этакие колобки зеленоватого цвета, с хищной клыкастой пастью, всегда направленной вниз, к земле для ловли мелкой добычи; нечто странное, цвета ржавого металла и похожее на маленькую тумбочку – кольцит. Почуяв рядом добычу, он моментально распрямлялся в её сторону из плотно сложенного состояния, принимая свою истинную форму. Форму длинного и тонкого шпагата, несколько метров длиной и с острым клювом на конце; маленькая лысая, шестиногая тварь с сегментированным коричневым туловищем, чем-то напоминающая большую гусеницу, вполне безобидная на вид, но страшно ядовитая по своей природе; летающее нечто, недавно открытое биологами где-то в глухих лесах острова Конст-4. Оно представляло собой этакий аморфный мешок живой плоти, который мог принимать разные формы в зависимости от стоявшей перед ним задачи. Могло надуться вырабатываемым им самим инертным газом. – гелием, и подняться в воздух как воздушный шарик, слегка помогая себе небольшими крылышками, могло вдруг принять форму конуса и нырнуть под воду для охоты там. Могло довольно быстро ползать по суше, благодаря специальным ресничкам на нижней своей поверхности. Или лазать по деревьям и скалам, помогая себе при необходимости всё тем же инертным газом и прикрепляясь к поверхности с помощью прозрачной слизи из слизевых мешочков по краям туловища. Скантул поморщился, фу, гадость! Хотя эту слизь учёные сейчас активно исследовали. Она, якобы, обладала какими-то запредельными лечебно-заживляющими свойствами. Ну, это неточно.

Вот практически и всё. Дворовые скамейки, тренажёры, спортплощадки, всякая коммунальная инфраструктура – всё это осталось где-то в далёком прошлом, беззаботном и безрассудном. Мать когда-то рассказывала Скантулу о своей прабабушке, которая, сидя на такой вот скамейке, занималась воссозданием по памяти чертежей клеточных мембран какой-то давно вымершей букашки. Ей хотелось сгенерировать данную букашку самостоятельно, по остаткам органического материала, который был у неё в наличии неизвестно откуда. Вероятно, он тоже достался ей от прабабушки, которая в своё время тоже занималась подобной ерундой… Энтузиастки долбаные! «Наверное, – размышлял Скантул, – я уродился в своих бабок» – хотя геном потомства всегда очищали от лишнего мусора перед загрузкой в инкубатор даже в те далёкие времена. А теперь и подавно, а стало быть, что-то унаследовать он мог бы только от своих прямых родителей, и совпадение в характерных особенностях темперамента со всякими дедами и прадедами было, скорее всего, случайным. Если только родители не решили иначе, а теперь что-то ему не договаривают.

Подъезда, как такового в доме, не было. Три лифта – один маленький для жильцов. При необходимости он мог раздвигаться вдоль и лимитирован был только по нагрузке. Лифт был способен поднимать или опускать до десяти взрослых стилусоидов одновременно. Второй, побольше – был предназначен для перевозки бытовых и технических грузов. Ездить на нём было неудобно, поскольку он сильно разгонялся, создавая перегрузки внутри кабины, и тоже был лимитирован по массе, но уже по минимальной. Пользоваться им можно было минимум втроём Третий лифт, самый большой – резервный, или, как его называли жильцы – «Военный», хотя войн на планете не было уж много тысяч лет. Он всегда был отключён и закрыт. Без специального сканера невозможно было сказать, что там внутри, хотя об этом и так все знали: обычная на первый взгляд лифтовая кабина. На деле же кабина была бронированная, подъёмный механизм – усиленный. Она могла становиться полностью герметичной, без доступа жидкости и воздуха. Лифт мог переходить в полностью автономный режим и несколько суток работать без подачи энергии. Мог переключаться в ускоренный режим и двигаться в три раза быстрее. Были у него и ещё какие-то секретные заморочки, о которых никто не знал и интересоваться ими особо не хотел. Всё это хозяйство управлялось с удалённого диспетчерского пункта через беспроводную связь. Подобные лифты были в каждом многоэтажном доме и обычными жильцами воспринимались как атавизм из какого-то далёкого и непонятного прошлого. Но обсуждать решения нейросети было не принято, жители хотели только одного – покоя, и они его получали в полной мере. Безопасность от войн, безопасность от астероидов, безопасность от эпидемий, безопасность от техногенных катастроф, безопасность от голода, безопасность от перенаселения… Даже от старости и увядания Только от самих себя безопасность им так и не наступила. Преступность на планете была невысокая, но стабильная. Всегда находились отдельные персонажи, желающие получить всё и сразу. Или свести счёты с кем-либо. Глупость, жадность, лень, подлость и ещё некоторые пороки были осуждаемы в обществе, но, похоже, бессмертны. По крайней мере, пока.

Опустившись на свой этаж, Скантул набрал на входной двери своего жилища шифр из 18 цифр. Он вошёл в распахнувшийся проём, зевнул и огляделся по сторонам. Он стоял в полутёмном, уходящем направо и налево коридоре безо всяких попыток освещения. Только в разных концах его были сделаны некие подобия слабых светильников, освещавших входные двери в жилые комнаты тусклым синим светом. Лампы были практически не нужны. Глаза стилусоидов, благодаря синтетической эволюции, были приспособлены почти к любым условиям освещённости. Зрачки Скантула, немного овальной формы, расширились, вбирая полумрак и быстро выхватывая отдельные детали интерьера. Жилище было оформлено безо всяких излишеств. Шкафы с одеждой – облегающими и однотонными костюмами, без различия на мужские и женские – были стилизованы под бежевый цвет стен и выдвигались только при необходимости жестом руки. На полах специальное полимерное покрытие. Светло-синее и нескользящее, гипоаллергенное, с системой реконструкции материала. При разрыве или порезе повреждённые края моментально переходили в жидкостную фазу и сливались вместе не оставляя никаких следов на поверхности. Такая самореставрация занимала секунд тридцать. Этот материал можно было только сжечь газовой горелкой, если сильно постараться.

В одном потайном углу комнаты своей старшей сестры, под псевдокожаным креслом, там, где никто этого не видел, Скантул когда-то оставил такое вот горелое чёрное пятно, величиной с ладонь. Не со зла, конечно. Он засёк время, которое понадобилось покрытию, для саморегенерации, ведь рекламировалось оно как сверхбыстрое. Конечно, реклама немножко всё переврала, без этого никак нельзя! И вместо обещанных десяти местных рибейседжских минут, оно затягивалось почти полдня. Но в конце концов, к большому облегчению Скантула, видимых следов от него действительно не осталось, тут уж реклама точно ничего не преувеличила. А любознательность – она всегда была его фамильной чертой. Его отец тоже оставлял пятна в историческом развитии мироздания, только побольше и заметнее для всех.

А сейчас Бронкл сидел в своём рабочем кабинете и, как всегда, что-то колдовал с цифрами на вычислительном экране своей оптической гарнитуры – узеньких белых очков, надетых на глаза. Перед его взглядом были развёрнуты некие таблицы, схемы, чертежи, формулы… Во всём этом профессионально разбираться мог только он, за что Бронкл и был назначен руководителем Основного подразделения виртуальных коммуникаций и инопланетного мониторинга. Устройство было интегрировано с микропроцессором, вживлённым в затылочную долю его мозга, и учёному не требовалось никаких других механизмов взаимодействия с рабочим интерфейсом очков. Всё управлялось мысленными командами. Рядом с ним на столе стояли различные ампулы с веществами и порошками, анализаторы, шифраторы, конденсаторы и маленькая восьминогая ящерица в высоком и узком прямоугольном аквариуме – дегородидр. Тупая с виду, но очень злопамятная тварь белёсого окраса, с яркими жёлтыми полосками по всему телу. Хищная и очень ядовитая, агрессивная к чужакам, которыми она считала всех кроме хозяина. Дегородидр свирепо бросался на находящихся рядом, смешно ударяясь каждый раз головой об стекло, после этого открывая пасть и издавая обиженный тонкий писк на ультразвуке.

Скантул тихонько вошёл в кабинет. Он знал, что отец сейчас работает, и его лучше не отвлекать. Не имея чёткого представления о роде его деятельности, малой всё же понимал важность происходящего и старался лишний раз в такое время не маячить без крайней нужды перед своим предком.

Но Бронкл уже и так увидел его через сработавшее устройство наблюдения, вмонтированное в потолок и передавшее видеоряд ему прямо в очки, поверх других изображений. Он повернулся к сыну, снял свой аксессуар и изобразил нечто дружелюбное на своей белой и плоской стилусоидной личине – точь-в-точь как у Скантула, только глаза его были пропорционально поменьше, почти человеческие, и лучше гармонировали с остальными чертами.

– Как твои успехи, Скантул? Тебе ещё не поотрывало пальцы с этими салютами?

– Нет, – Скантул покачал головой. – Ты же знаешь, фарт, я сто раз всё проверяю теоретически, прежде чем запустить генерацию.

Бронкл недоверчиво покачал головой, вспомнив тот небольшой материальный генератор, который он подарил своему отпрыску год с небольшим назад – примерно двести суточных циклов по местному календарю. Он-то имел в виду совсем другое. Направить творческое начало сына в какое-нибудь полезное русло. Пусть научится делать лопатки для турбин каких-нибудь подводных зондов, хотя бы по образцу; или корпуса для бытовых астронавигаторов – приборчиков для любительского картографирования ближнего космоса

Но нет. После нескольких честных но неудачных опытов с металлоизделиями, Скантула потянуло на творчество совсем иного рода. Где-то, хрен его знает где, он достал промышленную взрывчатку, консистенцией чем-то похожую на глину – онтроксил. Вылепил из него симпатичные такие полупрозрачные розовые шарики, чуть меньше собственного кулака, и в этом самом генераторе за несколько местных часов, примерно половину суток, вырастил на этих шариках фугасную оболочку из какого-то серебристого полимера неизвестного происхождения. Позвал всех – Бронкла, мать – Нэмикс-3, сестру Пинстру-4 и своего друга (как его звать-то хоть?) на проведение закрытого испытания. Закрытого, потому что изделие – один такой вот шарик – предполагалось сначала закопать. Подальше от любого жилья, в местном лесочке с гиачибами – большими и коренастыми деревьями, почти без листьев и на редкость шершавой корой голубоватого цвета, которая по ночам начинала слабо флуоресцировать. Яму копали, конечно, автоматически, маленьким аутоном, который, низко гудя и выбрасывая на поверхность струю мягкой сероватой почвы, за несколько минут вырыл яму с заданной глубиной в пять стандартных картов – четыре местных метра или пару взрослых стилусоидов, и приличной ширины. Пара больших лабораторных шкафов туда бы запросто поместилась. Нэмикс сказала тогда, что он зря всё это затеял, и, как обычно, занимается всякой ерундой, а заодно и других отвлекает. Бронкл не сказал ничего, только смотрел, и по его виду всё было и так ясно. Сестра зевала, друг что-то ехидно комментировал.

Один симпатичный серебристый шарик поместили в подготовленную яму, рядом расположили автоматический детонатор, размером с палец. Аутон всё тщательно закопал, слоями закидывая почву и утрамбовывая каждый слой. Все отошли на расстояние, казавшееся тогда безопасным…

Скантул торжественно извлёк из кармана своего белого комбинезона крошечный пульт, управляющий детонатором, что-то тихо пробормотал себе под нос и нажал белую клавишу на нём.

Он ожидал какой-нибудь слабый грохот, или толчок. В крайнем случае – выброс породы на поверхность с какими-нибудь искрами, но произошло непредвиденное. Наружу, вырвалась раскалённая волна высокого давления, вырывая с корнями гиачибы и всякую мелкую поросль. Пройдя за полсекунды расстояние до стилусоидов, оказавшееся вдруг небезопасным, она ударила в них, оставив лёгкие ожоги на их нежных шкурках и разбросав по кустам.

К счастью, слуховой аппарат и дыхательная система у них были защищены органическими мембранами. Наука давно взяла под контроль природную защиту наиболее уязвимых органов разумного населения Рибейседжа. Мембраны их в тот раз с сюрпризом справились. Правда, со стоном.

Неопределённое время, спустя все зашевелились. Первой расчухалась Нэмикс. Она с трудом поднялась на ноги, ошалело оглядываясь по сторонам. Там и сям валялись какие-то ветки и листья, в ушах гудело, как будто по ним ездил маленький аутон; в глазах двоилось. В воздухе стоял неприятный сладкий запах. Первым она увидела друга Скантула – Стостра-1: тот лежал на животе без сознания и странно всхлипывал, из уха у него текла мутно-белая стилусоидная кровь. Впоследствии оказалось, что он пострадал больше всех остальных, плотно приложившись головой об какую-то корягу.

Из ближайших кустов начали раздаваться стоны, а потом и ругательства. Все потихоньку приходили в себя, выползали из зарослей, собираясь вместе. Бронкл, шёл слегка прихрамывая, на ходу ощупывал себя, и попутно ища глазами Скантула и дочку. У него был видимый ожог на щеке, кожа там повисла.

Откуда-то из зарослей вылезла Пинстра. Она отделалась сильным испугом и синяками. Её чёрный облегающий костюм и короткие белые волосы были вымазаны жёлтой и красной пыльцой от мисксов – маленьких невзрачных цветочков, обильно растущих в здешнем полумраке.

Скантул всё не появлялся, его пришлось хорошенько и дружно поискать. Взрывной волной его отбросило дальше других, отчасти потому, что он был самый лёгкий. Он свалился в канаву и мелко дрожал там, не издавая ни звука, хотя слышал, конечно, как все его зовут.

И только когда пришедший в себя его приятель – Стостр-1 – шатаясь и потирая ухо случайно заметил его, Скантул вынужден был встать и, выслушивая обидные оскорбления в свой адрес, нехотя брести к остальным, машинально отряхивая исцарапанные руки и обожжённую шею.

Он решил, что всё-таки легко отделался, получив пару плотных затрещин от отца, уничтожающий взгляд от матери и обидную вербальную характеристику своих когнитивных особенностей от сестры, от которой у всех невольно завяли уши. А наслушавшись всякого ещё и по дороге домой, добровольно решил навсегда завязать со своими взрывными экспериментами. Здоровье, всё-таки дороже, в том числе психическое.

В дальнейшем, поискав точки приложения своей творческой энергии, которая никогда не получала должного выхода в материальной учебке, поскольку работали там, вопреки названию, в основном с виртуальными цифрами, Скантул решил остановиться на пиротехнике. Дым, огонь и грохот там конечно не те, что с настоящей взрывчаткой: всё рафинированное, блёклое и какое-то ненастоящее… Но зато Бронкл на это не возражал, чем бы дитя ни тешилось…

– Присаживайся, – отец кивнул ему на чёрное кресло, стоявшее сбоку от его рабочего места. – Ты знаешь, Скантул, над чем мы сейчас работаем? – тот помотал головой, усаживаясь рядом. – Давай я сейчас немного тебе расскажу. Только не усни, как в прошлый раз, возможно тебе это пригодится в будущем. Ты же любишь что-нибудь создавать, а не только взрывать в конце концов. Вот смотри, – Бронкл взял со стола маленькую запечатанную мензурку с чёрным порошком, напоминающим дроблёный графит, – наша лаборатория недавно получила образцы органического вещества совсем из другой галактики. Нам уже много раз приходили подобные материалы, фосфаты, в основном. Построить из них что-то живое принципиально невозможно, но не в этом дело. – Он помедлил, размышляя как бы подоходчивее объяснить сыну вещи, в которые он и сам вникать толком не хотел. – Видишь ли, наша лаборатория финансируется из Общего бюджета, что это такое я тебе потом объясню. В общем, это не наши деньги. А Общий Совет под Сетевым управлением постоянно требует от нас конкретных прикладных решений. А я им много раз толковал, что наша лаборатория прикладной наукой не занимается. Наше дело – чертежи, расчёты, обоснования. Теория в общем. Вот это, – он аккуратно потряс пробирку в пальцах, – хорошая зацепка на будущее. Здесь содержится зола от некой органической субстанции. Что это именно – мы не знаем, я пока не могу найти соответствий на нашей планете, на ближайших – тоже. Но когда-то оно было живым, это точно. Генетическая информация уничтожена процентов на девяносто девять, так что в анализатор его не поместишь, он соответствий не найдёт, даже если они и были там когда-то. И отчасти это хорошо, ведь если не получится доказать, что это был какой-то известный тип органики, то нам выделят бюджет на дальнейшие исследования, а возможно даже грант дадут. Если у меня получится восстановить хотя бы исходную цепь аминокислотного синтеза этого образца, то, возможно, удастся определить его биологическую принадлежность к неизвестному семейству. Тогда можно будет подавать заявку в комитет на дополнительный анализ, привлечь финансирование, заинтересовать коллег из других департаментов… Мы сейчас стоим на пороге большого открытия, Скантул.

Маленький стилусоид благоговейно взял пальцами мензурку, тихонько её встряхнул, приглядываясь. Ну, да, то ли это уголь, то ли прах какой-то.

– Осторожно! – предупредил его отец. – Образец доставили сюда через несколько миллионов световых лет, у него нет аналогов.

– Я тоже хочу поучаствовать в разработке! – просящим тоном произнёс Скантул. – Дай мне чуть-чуть порошка, фарт, я хочу сам его исследовать.

– Н-нет, Скантул, к сожалению нельзя, – отринул учёный. – Образец ценен своей стерильностью, тут нет ни одной посторонней пылинки, и нам важно проанализировать его целиком, вплоть до последней молекулы, потому что это может иметь принципиальное значение. Ты же всё сам понимаешь.

Малой тихо кивнул. Он знал, что унывать повода не было, ведь немного погодя свой образец он обязательно получит. Наука вещь общедоступная.

Скантул вышел. Надев на глаза гарнитуру, подогнанную под его большие детские глаза, он сверился с расписанием уроков. На занятия он опоздать никак не мог, поскольку проводились они удалённо в виртуальной студии, в которую он мог попасть из любой точки, просто надев специальные очки с микрофоном и наушниками, и подключившись через коммуникатор к электронной студии. Он тут же попадал в виртуальный кабинет, где виртуальный же наставник, образ которого он тоже создавал сам, изначально представляющий собой искусственный интеллект в форме гундосливого баритона без визуализации, забивал пустующие ячейки его памяти всякой научной дребеденью. Говорил он по умолчанию монотонно, следить за ним просто так было муторно, но Скантул хорошо понимал, что это необходимо, и поэтому развлекал себя придумывая для него остроумные образы, помогающие не терять концентрацию на занятиях. Ведь отстать было легко, а научный прогресс, который он видел и ощущал на себе каждый день, не оставлял шанса таким персонажам. Государство, ненавязчиво присутствующее в жизни общества и охватывающее собой всю планету целиком, тоже таковых не приветствовало. Конечно, оно о них не забывало, можно было рассчитывать на минимальный уровень жизни в любом случае. Этот уровень включал в себя бесплатное медицинское обслуживание, минимальное образование, белково-углеводный комплекс в виде белых сухариков в небольших порционных пакетиках и витаминно-минеральный премикс в виде бурых сухариков в пакетиках ещё поменьше. Их выдавали специальные фандоматы на улицах, после сканирования микрочипа под тонкой кожей стилусоида. Всё пресное и синтетическое на вкус. В исправительных лагерях на другой планете, где с преступниками работал в основном тот же искусственный интеллект, и то кормили лучше.