Песни Серебряных Струн. Песнь вторая: «Волшебник и вор».

Сердце менестреля снова кольнула боль бессилия.

– Ах, сударь Тэрен!– Вслед за этим, кажется, уколоть его решила и Адолетта дель Эвилл. – Ваш талант настолько безграничен и собрал уже столько похвал – в том числе и самых высоких, что я – как первая статс-дама, получавшая подобные похвалы при дворе Его Величества – просто-таки не могу не вызвать вас на поэтический поединок.

– Меня, сударыня? – Даан улыбнулся. В его творческом прошлом подобные дуэли вовсе не были редкостью. С самого детства, с первых лет своей прилежной учёбы, он бесчисленное множество раз состязался с другими артистами. Бывало – даже вполне часто – выигрывал, а иногда – наоборот – признавал поражение, и в следующий раз старался выступить ещё лучше, и никогда таких дуэлей не избегал. В Киннаре это было сродни делу чести.

– Именно вас, – подтвердила фрейлина, улыбаясь в ответ. – Предлагаю устроить состязание в том, кто сочинит лучшие стихи по случаю дня рождения нашей прекрасной и неотразимой Госпожи Миррэтрис. А сама Её Высочество – и весь высочайший двор – смогут оценить наши выступления и рассудить нас во время праздничного пира. Согласны, маэстро?

Она говорила достаточно громко, чтобы привлечь к происходящему внимание всех, кто сидел за столом. На деле, конечно, главной её целью было, кажется, привлечь внимание самой Госпожи, впрочем, учитывая то, что и Даан, и Адолетта занимали места подле волшебницы, не услышать их она попросту не могла. Похоже, ей и вправду было интересно, как же он, зарекомендовавший себя весьма самодовольным, ответит на подобный вызов. И менестрель, ощутив на себе заинтересованный взгляд своей возлюбленной, ещё раз любезно улыбнулся бросившей ему вызов фрейлине.

– Нет, сударыня. Хоть ваше приглашение очень лестно, я откажусь.

– О, вот как? – Адолетта, похоже, не ожидала подобного ответа от него, хотя старалась никак не выказать этого. – Вы недооцениваете мои силы, как поэтессы, переоцениваете свои, или же – может быть – попросту боитесь оказаться в проигрыше?

– На все три ваших вопроса я отвечу одним «нет», – Даан взял с роскошного фруктового блюда золотистое сочное яблоко. – И дело вовсе не в том, что я – киннарец, и это даёт какие-то преимущества мне. И не в том, что вы – леди, и это даёт преимущества вам… нет, сударыня. Я просто искренне считаю, что соревноваться так и по такому поводу сродни кощунству.

– Прямо-таки кощунству? – рассмеялась Кристаль дель Варэ. – Объяснитесь, сударь!

– Извольте. Подарки на день рождения кого-то, столь неизмеримо важного и драгоценного сердцу, как прекрасная моя Госпожа Миррэтрис, преподносятся для того, чтобы порадовать её, а вовсе не для того, чтобы устроить какое-то там состязание между дарителями.

И вновь фрейлины не ждали от него такого объяснения. Как, впрочем, не ожидал этого от себя, кажется, даже сам Даан.

– Сударь, вы скучны, – только и ответила на это Адолетта, а сидящая рядом с ней Кристаль поджала губы.

– Я искренен, – уточнил Даан, с удовольствием отметив лёгкую полуулыбку своей Госпожи. – И, право же, леди, с вашим утверждением о моей скучности уж слишком многие не согласятся.

– Что ж, судари и сударыни, – Его Величество решил, что пора подвести итог этой беседы, – предлагаю всем нам вновь поднять свои кубки. За искренность и мою чудесную сестрицу. За вас, Ваше Императорское Высочество!

* * *

По завершению обеда в рубиновой столовой, Даану было велено сопроводить Госпожу Миррэтрис до портального зала. То, какими взглядами он успел обменяться с личными фрейлинами Её Высочества, когда она озвучила свой приказ, было поистине достойно написания какой-нибудь едкой эпиграммы. И менестрель, возможно, с удовольствием принялся бы за подобный труд – если бы перед ним не стояло куда более важного и сложного творческого дела. Дела, с которым он к собственному возмущению и нарастающему ужасу никак не мог справиться – сочинение подарка, который мог бы удивить и порадовать его Госпожу! Впрочем, шагая вслед за нею по роскошным дворцовым коридорам, Даан старался не думать ни о чём плохом и не вдохновляющем.

– Занятная вышла трапеза, – отметила леди Миррэтрис.

– О, более чем, моя Госпожа, – согласился Даан, усмехаясь. – Столько мыслей, знаете ли…

– Поделишься ими вечером, когда я вернусь в цитадель, – распорядилась волшебница. – Сейчас, да и в ближайшие дни, у меня много занятий со студентами в Академии Вент де Росса. Так что задерживаться я не могу.

– Но хотите? – лукаво спросил менестрель, надеясь, что именно так она желала бы закончить свою фразу.

Госпожа Миррэтрис улыбнулась.

– Хочу, чтобы ты скорее освоился во дворце. Позже приставлю к тебе лакея, который некоторое время будет сопровождать тебя – пока ты сам не запомнишь, что и где здесь находится. Впрочем, как мы помним, помощь верного слуги всегда может принесли пользу.

– Согласен, и готов подписаться под каждым этим словом, – Даан поклонился, сохраняя, впрочем, лукавый вид.

– Чудно, – подвела итог Госпожа, позволяя менестрелю поцеловать ей руку. – Теперь возвращайся в Цере де Сор. Занимайся творчеством – я полагаю, его у тебя сейчас немало, и жди моего возвращения вечером.

– Слушаюсь, моя Госпожа.

Волшебница подарила ему ещё один короткий взгляд, и исчезла за портальной рамой.

– В Цере де Сор! – возвестил Даан, сам подойдя к тёмной зеркальной глади портала, и шагнул в него.

С тех пор, как менестрель стал частью особого отряда Посвященных, он свободно перемещался между цитаделью архадов и дворцом императора, пользуясь портальным переходом уже без надзора и помощи провожатых. Теперь, как и велела ему леди Миррэтрис, оставалось только разобраться в путанных переходах и внутренних лестницах императорского дворца, к которым Даан еще не успел привыкнуть. Впрочем, в этом деле у него всё ещё впереди! Уж если Госпожа ратует за это, и даже слугу для изучения внутренних дворцовых архитектур обещала прислать, сомнений в успехе дела у Даана не было никаких.

Чего не скажешь о сомнениях в себе и успехе в написании баллады. Этому, казалось, теперь уже мешало решительно всё! Звуки, цвета, собственные мысли, не дающие покоя. Запершись в своей комнате, Даан просидел несколько часов кряду, марая – по собственному придирчивому разумению – стихами и нотами всё новые и новые листы.

События прошедшего императорского обеда не оставляли головы Даана в течение всего оставшегося дня. И вечером, явившись, как было приказано, в кабинет своей Госпожи, дабы пожелать ей доброй ночи, менестрель не смог удержаться от того, чтобы завести речь о своих чувствах.

– Некое смятение в моей душе, моя прекрасная Госпожа, – поделился он после приветствия.

– Неудивительно, – согласилась она, усаживаясь на диван, и давая знак Даану присесть с ней рядом. – Впрочем, весьма показательно в то же время.

– Вы проверяете кого-то из своей свиты? – уточнил менестрель, повинуясь её жесту.

– Всех разом, – подтвердила Госпожа Миррэтрис с холодным спокойствием. – Кто что говорит себе, что делает, как смотрит, какие выбирает слова, что позволяет себе в моём присутствии, и – а это не менее важно, что считает допустимым позволить себе в моё отсутствие.

– И даже я?

– Ты – в первую очередь.

– О, Госпожа моя, – Даан заулыбался, – это огромная для меня честь, должен признать! Впрочем, не могу не заметить – да и, наверное, не один только я, что фрейлинам Вашего Высочества позволено многое. Либо – они себе многое позволяют, что, согласитесь, вовсе не одно и то же, хотя похоже звучит.

Госпожа Миррэтрис рассмеялась.

– Ну право же, – не унимался Даан, – они ведут себя так, будто бы для них не существует никаких запретов, и гордятся этим!

– Напоминает кого-то, не так ли?

– Я знаю своё место, и оно – у Ваших великолепных ног, моя прекрасная Госпожа! – заявил Даан, и тотчас же это место занял, рухнув перед ней на колени. – И нечего другим иметь на него притязания!

– Да ты, похоже, ревнуешь? – шутливо удивилась волшебница.

– Ах, – менестрель картинно задумался, и был рад, что его мимика вновь вызвала у Госпожи Миррэтрис улыбку. – Если я стану отрицать это – вы мне поверите?

– Значит, не станешь?

– Нет, не стану. И да – ревную, – заявил он, стараясь всем своим видом сохранять нарочито-шутливый тон. – И если хоть кто-нибудь скажет мне, что я ревновать вас права не имею – сам я считаю, что такое право у меня сколько-нибудь да есть! Вы, моя Госпожа, сами говорили мне ещё на «Сапфировом Вороне», что между нами теперь отношения…

– Говорила.

– Вот. А раз между нами отношения, стало быть я имею право знать, какие тогда отношения у вас с вашими фрейлинами – леди дель Варэ, леди дель Фальмот и – в особенности – леди дель Эвилл!

– Ты допрашиваешь меня? – Не то шутка, не то настоящая угроза окрасила голос волшебницы.

– О, Боги! – Даан всплеснул руками. – Нет! Да как бы я посмел?! Я лишь смиренно выясняю отношения…

– Ну хорошо, – смилостивилась Госпожа. – Для первого раза прощу тебя, и даже отвечу, раз этот вопрос не даёт тебе покоя.

– Будьте милостивы к своему покорному мне!

Госпожа Миррэтрис вздохнула так, что было понятно – он испытывает её терпение. Впрочем, Даан должен был признать себе, что в этом тоже видит весьма привлекательную для себя цель в их игре – их «собственной игре» – как назвала её однажды сама волшебница, чем вызвала в его душе настоящий шквал восторга.

– Считай моих фрейлин моими подругами, – разрешила Госпожа.

– И всего-то? – не унимался Даан. – Подруги, а ведут себя так, как даже я не веду!

– Они рядом со мной уже довольно долго – по людским представлениям. Почти два десятка лет. С начала отрочества, так сказать.

– Но ведь они – люди. А вы – Высшая. Всё ведь у нас… и вас… по-разному?

– Так и есть, – согласилась Госпожа. – Но не забывай, что моим отцом и старшими архадами было принято решение воспитывать меня при дворе эледов – вместе с императорским наследником. Держать меня в изоляции никакой возможности не было и нет. Как, впрочем, не было у отца и такого желания. Он всегда считал, что наблюдение даже за какими-то личными сферами жизни людей может дать мне – в том числе – новые знания.

– Это резонно. Но при чём же здесь фрейлины?..

– В каком-то смысле именно они знакомили меня с жизнью – какой её видят люди. С самыми разными сторонами этой жизни.

– Интимной? – Даан не стал делать вид, что ничего не понимает, но решил уточнить.

– В том числе, – Госпожа Миррэтрис не смущалась. – Всю теорию я к тому моменту знала давно – из книг и учебных бесед, и прекрасно представляла себе разницу между мужчинами и женщинами. И, конечно, между интимной жизнью высших и людей. И людей с высшими. Достаточно для того, чтобы не поступать опрометчиво.

В памяти Даана вновь с неприятным холодком всколыхнулись мысли, что полноценные любовные взаимоотношения между ним и его Госпожой запрещены. А она тем временем продолжала.

– Эти фрейлины должны были стать мне нежными подругами, которые не только расскажут мне о таинствах любви подробнее, но и – если желаешь – подскажут, как следует понимать тот или иной намёк кавалера, и как повести себя. А если нужно – то и покажут. И примут на себя огонь предназначенной мне человеческой страсти. Леди Кристаль дель Варэ и леди Марсилана дель Фальмотт – кузины, которые наблюдали за незримыми хитростями дворцовой жизни с самого детства. Леди Адолетта дель Эвилл – красавица, что уже в те годы флиртовала даже со старшими придворными мужами так же легко, как дышала.

– Выходит, эти дамы как бы хранительницы вашей девичьей чести? – уточнил менестрель, красочно представляя, как выглядит его персона в их глазах. – А вы наблюдали за ними, рассматривали, изучали поведение? Как будто бы они – зверюшки в вольере?

Волшебница рассмеялась.

– Я не была бы столь прямолинейна в сравнениях.

– А я вот себе позволил сравнить – с Вашего позволения, – сыграл словами Даан, с озорством встряхнув головой, словно на неё снова был надет дурацкий шутовской колпак с бубенчиками. – И получившееся сравнение, замечу, мне в целом, очень по душе!

– Не сомневаюсь. Впрочем, если тебе и вправду интересно, эти дамы действительно мои доверенные статс-фрейлины, с которыми я могла обсудить то, чего не обсуждала ни с кем другим.

– Значит, они знают все ваши тайны?

– Далеко не все, – улыбнулась Госпожа Миррэтрис, – становясь старше я поняла, что при дворе лучше не делиться всеми своими мыслями даже с теми, кто считается тебе другом.

– Мне вы можете доверять всецело! – заверил Даан, изобразив поклон. – Поверьте, я лишь кажусь легкомысленным. На деле же я способен хранить секреты, и молчать о чем угодно, будто бы мне ничего не известно. Что же касается любых ваших слов – только намекните, моя Госпожа, и я…

– Предпочту, чтобы и ты знал ровно столько, сколько нужно, – прервала его речь волшебница, – Так будет лучше и спокойнее – мне самой в первую очередь. Ну, не спеши делать такое лицо. И не сомневайся – то, что касается непосредственно нас с тобой, мы всегда можем обсудить в той или иной степени. Вот как сейчас.

– О, я столь благодарен Вам, моя Госпожа! – Менестрель не упустил возможности поцеловать ей руку. – За это доверие, за это великодушие, за этот рассказ… За терпение…

– И я чувствую, ты собираешься немедленно испытать его снова?

– Моя Госпожа, я…

Даан вдруг осознал, что знаки, которые фрейлины Её Высочества носили на груди, и так беззастенчиво ими хвастались перед ним во время императорского обеда, тоже никак не идут у него из головы. Так ли важны эти знаки? Важнее знака Отряда Посвященных? Они тоже зачарованы? Какие привилегии они, в самом деле, дают фрейлинам? Действительно ли только носители бриллиантовой звезды считаются постоянными, настоящими придворными в личной свите его Госпожи, а без этого знака положение в свите шатко? И что же он сам, ему положен такой знак? Хоть какой-нибудь, броский, заметный, важный – чтобы никому в голову и мысли не пришло сомневаться в том, какое Даан теперь занимает место!

– Я хочу, чтобы Вы отметили меня! – выпалил Даан сам от себя того не ожидая.

– Ты хочешь? – тон волшебницы вдруг сделался твёрдым, прохладным, с лёгкими нотками возмущения самовольством менестреля, и тут же заставил его затрепетать всем телом.

– Я… если будет мне позволено… даже требую этого, – музыкант, стоя на коленях у её ног, склонил голову, и замер, не распрямляя спины, в ожидании её ответа. Или удара.

Госпожа Миррэтрис немного помолчала, а потом, легко коснувшись его непослушных кудрей, поинтересовалась:

– И каким же образом, ты полагаешь, я должна отметить тебя больше, чем это уже сделано? Написать моё имя у тебя на лбу?

– Пусть и так! Как будет Вам угодно, моя Госпожа! – он склонился ещё ниже. – Чтобы все видели и понимали, что я принадлежу Вашему Высочеству, и не смели даже сомневаться в этой оказанной мне великой чести!

– Ты правда думаешь, что при дворе есть хоть одна живая душа, которая ещё не поняла этого? Мне кажется, уже давно слухи и пересуды приписывают нам с тобой даже то, чего нет.

– То, чего нет – к моему глубочайшему сожалению, – подхватил Даан, – Однако, прекрасная Госпожа моя, если Вы не откажете мне, покорнейшему из ваших слуг, оказать такую милость, указав, что я так же вернейший и ближайший…

– Вернейший и ближайший из слуг, – усмехнулась волшебница. – Скажи, это желание получить особый знак не диктуют ли только твои колкие ревнивые чувства к моим фрейлинам?

– В самую первую очередь, моя милостивая Госпожа, это желание связано с моими чувствами к Вам, – и музыкант, рискуя и в тайне надеясь вызвать гнев миледи, позволил себе нарушить негласные правила их игры. Он выпрямился, и, перехватив руку волшебницы, прижал её тонкую ладонь к своей щеке.

Госпожа Миррэтрис несколько мгновений не отнимала руки, однако, не позволила ему ничего лишнего. Легко поддев пальцами подбородок Даана, она пообещала:

– Я подумаю над твоими словами.

Глава 2

На другое утро Даан, проснувшись ни свет, ни заря, не сумел застать свою возлюбленную Госпожу в цитадели. Похоже, она покинула Цере де Сор ещё до завтрака, и менестреля осознание того, что он не был первым, кто пожелал волшебнице доброго утра, печалило. Впрочем, излишне докучать Госпоже Миррэтрис ему тоже не хотелось. У неё, после возвращения из дипломатического похода, немало важных дел. Даану, конечно, хотелось быть более в них посвящённым – раз уж он теперь даже полноправный участник отряда с таким же названием, но вчера вечером Госпожа не зря уточнила, что предпочитает, чтобы он знал ровно столько, сколько ему положено. Но… сколько это, интересно? И как бы это понять?

В малой трапезной, куда задумчивый менестрель заглянул, рассудив, что без завтрака ему будет совсем уж грустно, в этот час заседали Ярра, Наэрис и Паллар. Овлит, распушив хвост, с самым заинтересованным видом расхаживал по столу, ловко вышагивая между расставленных блюд, кувшинов и тарелок, и деловито выбирал, чем бы угоститься. Наэрис его то и дело поторапливал, запивая горячим ягодным отваром открытый пирог с сыром и брусникой. Ярра же, примостившая свой гвардейский мундир на кресле рядом, закатала для удобства рукава белой рубахи и налегла на куриные колбаски и пареные овощи, да над приятелями посмеивалась.

– Кого мы видим с утра пораньше! – радостно удивился Наэрис, приветствуя Даана.

– И вам приятного аппетита, – отозвался менестрель, усаживаясь за стол. Обменялся кивками с Палларом, и налил себе горячего напитка в приятно-тяжеленький эмалированный кубок.

– Если желаешь чего-нибудь с пылу-жару, вроде яичницы – так это нужно распорядиться, – напомнил полуэльф, кивая на колокольчик, стоящий на маленьком круглом медном подносе у края стола.

– А желаю, – согласился Даан, поднимая колокольчик с подноса. – Давненько я не ел простой пищи да в простой компании.

– Да, теперь ты у нас большой придворный, – хихикнула Ярра, разламывая добрый кусок хлеба, и обмакивая его в нежный соус-лютинец. – Всё по императорским столовым с важными чинами сиживаешь!

– Как тебе, кстати, дворцовые трапезы? – Весело поинтересовался Наэрис. Явно было, что кое-что из подробностей о прошедшем в рубиновой столовой недавнем обеде он уже знал.

– Ну, – Даан с удовольствием отхлебнул ягодного отвара, – блюда там весьма изысканные, а вот атмосфера, прямо скажем, ядовитая.

– Ой, надо думать – в таком-то отборном цветнике, – подмигнул полуэльф.

В трапезную вошел стольник. Даан тут же затребовал себе добротной яичницы-глазуньи с поджаренным до золота хлебом и альтунарского кофе послаще.

– И скажи, любезный, чтобы там поторопились! – Заключил менестрель. Слуга кивнул, и быстро скрылся за дверями.

– Быстро ты освоился с новой ролью, а, – Ярра хитро подмигнула, вытирая руки светлой полотняной салфеткой. – Говорю же – большой придворный.

Даан фыркнул.

– А мне, между прочим, и не впервой. В светлом Киннаре на праздничных пирах при Высоком Доме Изящного Искусства всех достойных и приглашенных Детей Вдохновения обхаживали как иных вельмож!

– Да уж, – усмехнулся в свой кубок Наэрис, – экий ты. И сверху уже побывать успел, и с самого низу. Да вот опять наверх, но при том, вроде как, и вниз…

Ярра задорно крякнула, подавив смешок. Паллар заухал, оценив общее веселье.

– Что тут скажешь, – Даан остался невозмутим, – зато у меня немалый жизненный опыт. Самое то, чтобы сочинять стихи, баллады и пьесы, которые тронут сердца любой публики!

– Кстати, об этом! Как там вирши твои, что все по случаю дня рождения Её Высочества Госпожи нашей ждут?

– Пишу, – менестрель смог сохранить лицо, хотя сердце его вмиг потемнело.

На несколько мгновений все затихли, вернувшись к трапезе.

– Ну где там моя яичница? – Нетерпеливо воскликнул Даан погромче, желая заглушить в себе вновь всколыхнувшуюся неприятную горечь отчаяния, что за оставшиеся жалкие полторы недели он так и не сможет сотворить никакого совершенства. – Поэт сидит тут голодный…

– Так ты угощайся! Полон стол, – Наэрис махнул рукой. – Паллар вон и тот ни в чём себе не отказывает.

– Не хочу совсем сбивать аппетит. Уже на яичницу настроился, – возразил менестрель, но дольку апельсина и кусок сыра в ореховой присыпке с блюда стянул.

– Так и что ж ты так рано ты сегодня встал? Не очень-то на тебя это похоже. – Заметила ему Ярра, приступая к пирогу с брусникой.

– Рано-не рано, а выходит, всё недостаточно – раз Госпожу застать не смог, – вздохнул Даанель.

– А тут, в общем-то, удивляться и нечему. Сейчас дел прямо невпроворот у всех нас, – рыжая воительница сделала большой глоток ягодного напитка. – Ну – а у неё-то в особенности. Я не удивлюсь, если она скоро вообще в Цере де Сор едва будет появляться – всё то в Академии, то во дворце… Ох, и долгие деньки начались, ребята! Того и гляди и мне с нею вместе придется из цитадели да в дворцовый гарнизон переходить!

– Да, – протянул Наэрис. – Этак она, как бывало, и на ночь в Императорском дворце оставаться будет. И нам придётся.

– Ну раз уж так, – Даану не очень понравилась мысль, что Госпожа Миррэтрис будет ночевать там, где обитают её вездесущие фрейлины, – то и я вслед за нею туда мигом перемещусь. Раз я в её личной свите теперь!

В трапезную вошел стольник, и раззвонившемуся менестрелю наконец-то принесли его долгожданную яичницу – яркую, золотистую, горячую, буквально шипящую в раскалённом масле – всё как он заказывал.

– Вот и завтрак твой, – Ярра подняла кубок, будто приветствуя яичницу заздравным тостом. – Ату его, пока не остыл!

Даан не стал заставлять себя уговаривать. Омыл руки, и принялся есть, с большим аппетитом макая куски зарумянившегося хлеба в едва схватившийся тягучий желток. Да, такая трапеза – свободная, простая, грубоватая – даже чуть дикая и далёкая от чинных изысков великосветского императорского застолья, тоже была ему в каком-то роде мила и близка. В памяти промелькнули лихие годы странствий, когда нередко приходилось есть руками из общего котла. Скучал ли он по тем свободным временам? Вовсе нет! Ведь сейчас ему вовсе (совсем) не до скуки – особенно, не до скуки сердечной. Но менестрель был от души благодарен своей жизни за то, какой она была, и как она стала складываться. Всё интересно!

– Давай-давай, набирайся силы, – хохотнул Наэрис. – Вдруг срочно во дворец Императора вызовут, а ты заблудишься среди сотен тамошних коридоров и лестниц, и будешь искать дорогу назад до самого вечера?

– Мне обещали прислать провожатого, – заметил Даан, отвлёкшись от яичницы на душистый кофе.

– И правильно, давно пора. Ты теперь у нас придворный видного ранга, так что камердинер тебе по статусу положен – хотя бы во дворце, где этому придают большое значение.

Даан вытер рот салфеткой.

– Я, кстати сказать, сперва подумал, что моим провожатым всё-таки будешь ты.

– Ну с чего бы? – Усмехнулся Наэрис, подбоченившись. – Мы, конечно, друзья-приятели, но ты не забывай, что я так-то адъютант Её Императорского Высочества, а не посыльный полуэльф на побегушках. Да и после нашего с тобой геройства в Палессе, наверное, выводы для нас неутешительные сделаны… И вообще – ты у меня, так сказать, под присмотром находился, пока всё спокойнее по обстановке было. А теперь все мои дни – сплошная беготня по канцеляриям, следователям и дознавателям. Завтракать едва успеваю! Даже вон, Паллар нынче с письмами и донесениями мечется, чтобы скорее дело шло. Как мы без него обходились – ума не приложу. Ладно, архады с их форесейнами, а мы-то, простые смертные?..

Овлит заухал, поддакивая словам приятеля. Впрочем, выглядел пернатый участник их отряда вполне довольным и даже гордым за свою полезную и ответственную службу.

Даан задумался.

– Неужели действительно так всё плохо стало с обстановкой после Палессы?

– Тут ведь как посмотреть, да как сказать, – Наэрис потёр подбородок. – Наш, прямо скажем, поверхностный успех открыл всякие опасные подробности дела. Эльфийский принц, что со своим отрядом смуту учинил, беспокойство среди эуленэр… Архады ведь не могли закрыть глаза на все эти события. Они важны, а исход их не ясен! Да и в целом, если про Империю говорить, неспокойно как-то стало в последние месяцы. Депеши и доклады приходят тревожные – вон, люди опять пропадать без вести стали. Такое и прежде бывало, в общем-то, да всё по южным провинциям и на окраинах. А тут вдруг и до столичного края напасть дошла.

– Угу, – кивнула Ярра, явно знакомая с этой ситуацией, – и если б то были редкие да отдельные случаи! А тут, говорят, прямо несколько донесений о таком было, да подряд.

– А кто пропадает? – решил уточнить менестрель.

– Да раньше как-то без особого порядка. Одно время ремесленники всякие, в другое – крестьяне. Единственное, что объединяло их – все были довольно молодых лет.