Песни Серебряных Струн. Песнь вторая: «Волшебник и вор».

– Моя Госпожа… – Даану казалось, что сейчас он и сам позабыл, как нужно дышать. Он, повинуясь единственному порыву, взял её руки в свои, даже не задумываясь о том, что не спрашивал на это дозволения. Госпожа Миррэтрис, впрочем, не противилась и не останавливала его.

– У Вас нет и не может быть никаких изъянов. В моих глазах – глазах смотрящего – Вы абсолютно совершенны!

И, не дожидаясь её ответа или возражения, даже – и особенно! – самого здравого и логичного, поцеловал. Звёздная бесконечность, сплетаясь с магическим отражением, вновь закружила его, увлекая за собой в невероятную, желанную, сладостную негу, заставляя забыть обо всём земном.

___________________________________________________________

Глоссарий

Вольранта* – энергичный парный танец, при котором партнёры взаимодействуют достаточно тесно и смело, иногда на грани приличия. Впрочем, его любят и на балах в высшем обществе. Считается в своём роде «взрослым» танцем или «танцем страстных влюблённых».

Глава 4

Сквозь тонкую пелену утреннего сна слышались шаги и голоса. Женский, заставляющий сердце Даана трепетать, и мужской. Менестрель, прогоняя остатки дрёмы, прислушался. Прекрасная Госпожа Миррэтрис разговаривала с эрмеллом Ранаиссом – да, этот голос Даан тоже узнал легко, и осознал, что не слишком доволен слышать его.

События вчерашнего вечера, ночи, проведённой среди звёзд в башне магов цитадели Цере де Сор рядом с возлюбленной, закружили в голове у поэта. Он и сейчас находился там же, в звёздном зале, лежал на одной из узких кушеток, полностью одетый и заботливо укрытый собственным плащом. А архады, стоя где-то невдалеке, разговаривали. О чём? Вмиг возникшее желание хоть немного вникнуть в суть их беседы заставило Даана лежать всё так же, не шелохнувшись, и тихонько мерно дышать. Едва ли при нём скажут что-то важное, но прикинуться спящим показалось менестрелю самым разумным решением в получившейся мизансцене.

– Можешь говорить на Всеобщем, – это голос Госпожи Миррэтрис.

– Ты полагаешь, это уместно? – а это эрмелл Ранаисс. И, не смотря на сомнение в его тоне, свой вопрос он задал именно на Общем наречии.

– Почему нет? – снова Госпожа. – Всё то, что ты уже сказал и, наверняка, ещё скажешь мне, касается не одной меня. Если третий из нас, присутствующих в этом зале, спит – твои слова его не потревожат; если же он лишь прикидывается спящим – что ж. Ему полезно будет знать, чего стоит опасаться.

– Опасаться всегда стоит недовольства Совета, – напомнил эрмелл Ранаисс. – Даже тебе самой, невзирая на то, что ты входишь в состав Архонтов.

– Значит, Совет недоволен мной?

– Эрмелл Ладегросс встревожен тем, что ты начала, скажем так, слишком много развлекаться.

– А что ты думаешь об этом?

– Я не состою в Совете, эрмелла. Моё суждение никак не повлияет на его решения. Но я сам думаю, что тебе следует быть осторожной и очень осмотрительной. Особенно теперь, после событий в Палессе. Слишком уж много совпадений на мой взгляд. Это тревожит меня.

– Меня тоже, эрмелл. Даже больше, чем я могла бы рассказать сейчас.

– Ты понимаешь, надеюсь, что твоё вызывающее поведение может заставить Совет действовать в нашем отношении более решительно?

– Я осознаю это. Вообще – весь риск своего положения.

– Весь ли? – тон голоса эрмелла Ранаисса чуть изменился. – Эрмелла! Твой отец – да будет Дух его Светел – поручил мне быть твоей поддержкой. Взял с меня клятву, что я буду на твоей стороне, что бы ни случилось. Хотя – поверь мне – и безо всякой клятвы я во всём помогал бы тебе! Ты дорога и близка мне, я всей душой желаю тебе лишь счастья, и мне бесконечно жаль, что судьба несправедлива к нам обоим. Так или иначе, я буду защищать тебя и твою жизнь во что бы то ни стало, и, если понадобится, даже от твоей собственной юной горячности.

– Здесь дело вовсе не в горячности, – возразила Госпожа Миррэтрис. – Есть вещи, требующие изучения. Глубокого исследования, подтверждения, поиска улик и связи…

– О, всемогущие Боги, – волшебнику, в отличие от Даана, явно не нравился услышанный ответ. – Эрмелла! Если речь сейчас не идёт о тех неспокойных событиях, что происходят с людьми в этой Империи…

– Речь о другом.

Повисла тревожная пауза.

– Эрмелла. Ты теряешь голову и трезвость суждений. Я понимаю и разделяю твои стремления найти выход из сложившегося положения. Мы обсуждали это. Но цепляться за иллюзию неблагоразумно.

– Столь же неблагоразумно игнорировать и недостаточно оценивать возможности. Свои и чужие.

– Ах, эрмелла. Оценивая эти самые возможности и выясняя глубинные связи с личностями из прошлого, не стремись повторить их историю. Да, я говорю об Анестей Тэблессис. И сделаю всё, чтобы уберечь тебя от её судьбы!

Оба замолчали так, словно…

«Целуются!» – вспыхнула единственная судорожная мысль в голове Даана, и действовать он начал даже прежде, чем успел понять, что именно делает. Да и не важно было, что: главное прервать эту возмутительную сцену!

Покряхтев и помычав что-то неразборчивое, как нередко делают просыпающиеся люди, менестрель лихо крутнулся, и, стараясь наделать как можно больше шума, даже жалея, что на нём сейчас не звонкий костюм шута, грохнулся с кушетки на пол.

– Ай! Вот дьявольщина! – добавил он погромче, чтобы уж точно разрушить любую романтику. Поднялся на ноги, деловито отряхнулся и тут же «заметил» волшебников-архадов, чьей беседе так нежданно-негаданно помешал.

Впрочем, не очень похоже было, что между ними действительно случился какой-то особо романтический момент, который пригрезился Даану. Да и то, что он «внезапно проснулся», кажется, не было для них неожиданностью. Оба смотрели на Даана совершенно спокойно, с истинной для архадов беспристрастностью. Быстро оценив сложившуюся неловкость, менестрель поспешил сложиться в приветственном придворном поклоне.

– Моя Госпожа и вы, эрмелл Ранаисс! Доброго вам утра! Нижайше прошу прощения, что помешал вашей беседе столь недостойным образом!

– Ну что вы, маэстро Тэрен, – мягко отозвался архад, – это мы помешали вашему сну. А час, надо признать, ещё довольно ранний.

Он повернулся к Госпоже Миррэтрис.

– Эрмелла, теперь я оставлю вас. Однако, не задерживайся. Совет едва ли оценит это положительно. Встретимся в Академии.

– До встречи, эрмелл, – ответила волшебница. – И благодарю тебя.

Они коротко раскланялись, а Даан вновь отвесил полноценный придворный поклон, и эрмелл Ранаисс покинул звёздный зал башни магов.

– Что ж, – Госпожа Миррэтрис обращалась к Даану, хоть и не смотрела на него, – ты слышал наш разговор.

Менестрель не стал отпираться.

– Слышал и встревожен, моя Госпожа.

– Излишне усердствовать, играя с огнём, будет для нас не разумно. Впрочем, я об этом уже говорила тебе. Сейчас следует быть особенно осторожными.

– Моя Госпожа, – Даану вовсе не хотелось понимать, к чему клонит волшебница, ведь очевидный вывод из её слов казался ему едва ли не убийственным, – Вы ведь не хотите сказать этим всем, что мне не позволено будет видеться с Вами?..

– Ты в моей личной свите, – напомнила Её Высочество. – Видеться мы будем в любом случае. Просто в установленное время и в нужных условиях.

– А…

– Их устанавливаю я.

– Да, моя Госпожа.

То, как она произнесла свою последнюю фразу, заставило Даана сладко вздрогнуть. Впрочем, волшебница явно собиралась уже покидать башню, и это означало, что красивая сказка, окружившая их звёздами в эту ночь, подходит к своему финалу. А менестрелю вовсе не хотелось, чтобы она заканчивалась! И всё то, что он узнал и понял за прошедшие несколько часов, проведённых рядом с возлюбленной, вдруг разом захватило его существо.

– Простите меня великодушно, Госпожа моя! – взмолился Даан, впрочем, не решаясь сейчас прикоснуться к прекрасной леди. – Ещё один миг! Ещё одна просьба!

– Просьба?

– Да. И хоть я помню, что однажды уже говорил об этом, но получил отказ… и, признаю, что за дело… Теперь же, когда Вы открыли мне глаза на столько новых и неведомых мне прежде знаний, может быть Вы смилуетесь, и хоть немного приоткроете для меня ещё одно?

– Говори.

– Прошу Вас, обучите меня Арксейну!

Даан замер, словно ожидая удара молнии. И был, в сущности, не без удовольствия готов принять его. Однако волшебница, окинув поэта своим внимательным пронзительно-синим взглядом, вдруг согласилась.

– Хорошо. Ты получишь уроки языка Арксейдов. Полагаю, это всё-таки может быть весьма полезным.

– Благодарю Вас, великодушная Госпожа моя! – менестрель пал перед ней на колено, и склонил голову.

Её Высочество коснулась кудрей на его макушке, и добавила:

– Твои занятия начнутся в ближайшие дни. Жди моих распоряжений.

И Даан, смакуя каждое её слово, каждое касание, чувствуя, как трепещет от этого его сердце, улыбнулся.

* * *

Юстин да Бэрр встретил музыканта на пороге его комнаты.

– Доброго утра, сударь Тэрен, – поприветствовал камердинер так, словно с вечера не содействовал романтическому побегу, а Даан всю ночь чинно проспал в собственной постели. – Желаете продолжить сон, принять ванну или завтракать?

– Ох, я бы освежился, – заявил довольный жизнью менестрель, прошествовав к письменному столу. – А там и перекусить можно!

– Начнём со смены наряда, – рассудил камердинер, помогая не покидающему мечтаний поэту переодеться из парадного костюма.

– До чего же дивная выдалась эта ночь, любезный да Бэрр! – Продолжал Даан, едва отвлекаясь на рутину. – Право же, ни одна из ночей страсти, которых за мою жизнь уже мелькнуло немало, и близко не может сравниться с полуночным бдением у ног моей прекрасной Госпожи Миррэтрис!

– Это любовь, – заметил камердинер. – Пожалуйте умываться.

Даан не стал протестовать, и, то и дело делясь с Юстином да Бэрром своими впечатлениями и предположениями, пользуясь его степенной помощью, завершил свой утренний марафет. Завтрак ему был принесён туда же, в комнату, и менестрель, будучи в прекраснейшем расположении духа, тут же, не вставая из-за стола, сыграл на своей верной мандолине несколько мечтательных этюдов, попросил чернил, бумаги и тишины, и с удовольствием написал значительную часть пьесы ко дню рождения Императора.

– Я окрылён. Окрылён! – радовался Даан перечитывая получившиеся строки и будто бы на вкус пробуя сложившиеся мелодичные переливы нового мотива. – Ах, Госпожа моя! Как же мало и как, в то же самое время, много нужно моим сердцу и разуму, чтобы творить! Лишь чтобы Вы и Ваша благосклонность заполняли собой эти самые сердце и разум!..

И, откинувшись на спинку кресла, музыкант вновь позволил себе блаженно погрузиться в события прошедшей ночи. Голос его возлюбленной, благоухающий аромат её духов, её искристый, глубокий, притягательный взгляд, гибкий стан, прекрасное лицо, нежные, дарящие неземную сладость губы и волшебный, звёздный, ни с чем иным не идущий в сравнение, поцелуй…

Мало по малу, вспоминая услышанные от волшебницы истории, Даан стал задумываться о вещах, казавшихся ему какими-то невероятно глобальными. И никак он не мог выбросить из головы истинной истории Праздника Лебедей – истории Анестей Тэблессис, волшебницы из Арксейд, ставшей изгнанницей за свою несчастливую любовь. Да тут в пору сочинять новую балладу, от которой дрогнут людские сердца!

Впрочем, не только это занимало и будоражило разум менестреля. И, похоже, из всех, к кому можно было без труда обратиться, пролить хоть какой-то свет на вопросы, связанные с Высшими расами, мог только Наэрис Талль. А время сейчас как раз подошло к обеду. Может быть, получится застать полуэльфа в цитадели?

– Любезный да Бэрр! – позвал Даан. – А будьте-ка добры мой плащ. Хочу пройтись немного.

* * *

Наэрис действительно обнаружился в трапезной. Вновь, как и в то недавнее утро, когда им с Дааном и Яррой довелось вместе завтракать, адъютант Её Высочества рассиживал за столом по соседству с Палларом и вычурной папкой важных писем и донесений.

– Ох, кого мы видим, – приветствовал Наэрис вновь прибывшего. – Гляди-ка, Паллар, вот и наш запропащий менестрель.

– Собственной персоной! – подтвердил Даан, обменявшись с овлитом задорными приветственными кивками. – Только почему же это вдруг я числюсь среди «пропащих»?

– Ну как же, – подмигнул полуэльф, – так резво да под шумок скрылся с праздника, да ещё и с самой виновницей всего торжества, что вас и хватились-то не сразу.

– Не «под шумок», а под чудесные и заводные мелодии вольранты, что весьма искусно исполнял дворцовый оркестр, – уточнил Даанель. – Потому-то все не сразу и опомнились.

– Чувствуется хитрость архадского плана, – хмыкнул Наэрис. – И что же вы, позволь спросить, целую ночь делали?

Паллар, словно надеясь на увлекательную историю, переместился поближе к менестрелю, и приготовился слушать.

– Ох, так и тянет сочинить какую-нибудь бесстыдную небылицу, глядя на вас, – Даан рассмеялся. – Но речь-то пойдёт о прекрасной Госпоже моей, а тут не может быть глупых шуток. Мы прогуливались в дворцовом парке и беседовали.

– Всю ночь?

– Да. А что такого? Я готов слушать любые архадские премудрости в исполнении моей Госпожи сколько угодно! Да что уж там – что бы она ни говорила слушать мог бы хоть целую вечность!

– Даже если она распекает тебя?

– О, это, вообще, разговор отдельный! – уточнил менестрель, поиграв бровями.

– Ладно, не продолжай! – махнул рукой полуэльф.

– Ты сам спросил, замечу, – Даан взял тарелку, и стал присматриваться к разложенным на столе закускам. – Содержанием беседы, надеюсь, не будешь интересоваться?

– Иногда лучше оставаться в блаженном неведении.

– Вот и ладно, – менестрель налил себе немного вина в кубок, и разбавил его соком. – Предлагаю тут же выпить за прекрасную Госпожу мою!

Наэрис – да и Паллар тоже – тост поддержали.

– Кстати, о вине, – полуэльф покачал в руке кубок, и поставил его на стол. – Знаешь, что во время пира – перед самым твоим выступлением – облили тебя не случайно?

– Уж догадываюсь, – фыркнул Даан.

– Полагаю, и по чьей указке это сделано – тоже догадываешься?

– Да я бы, может, и пару золотых кресцентиев поставил, если бы ставка хотя бы медный сорран стоила, что это – фрейлины Её великолепного императорского Высочества… А, возможно, стоит за всем этим даже единолично и леди дель Эвилл.

– В самое яблочко, – Наэрис потянулся к тарелке с фруктами. – Хоть никаких прямых доказательств причастности фрейлин к этому нет, вычислить зачинщицу особенного труда и не требовало.

– И что теперь?

– Ничего. Пока что. Самой леди Адолетте за это ничего такого не будет. Хотя – я так убеждён – Госпожа наша сделала свои выводы о происходящем, а это может быть ещё хуже мгновенной кары.

– Надо полагать, – Даан не смог сдержать краткой, лёгкой улыбки. – А что с тем лакеем, который исполнил коварную преступную волю?

– Лакея как раз выгнали, – сказал Наэрис. – Причём, как ты понимаешь, без хороших рекомендаций, так что в столице и больших городах ему теперь никакой годной службы не найти. Разве что в глушь какую подаваться. Впрочем, думаю, за такое вероломное нападение на фаворита великой архадской принцессы ему выплатили неплохие деньги. Ну – или только посулили, уж тут не могу сказать. Впрочем, лакей был из симпатизирующих леди дель Эвилл лиц, так что…

– Эк ты меня назвал, – рассмеялся Даан, ухватив в речи приятеля самое для себя интересное. – «Фаворит великой архадской принцессы»! За это предлагаю выпить!

Наэрис отказываться не стал, Паллар тоже.

– Ладно. Уж не знаю, сочувствовать ли этому бедному – или богатому – растяпе-лакею, – продолжал Даан, накладывая себе в тарелку румяной ветчины, – но его действия мне хуже не сделали.

– Ты бы только не рассчитывал, что эта малая победа виною случая действительно значит что-то в широком смысле, – предостерёг Наэрис. – Эти фрейлины Госпоже Миррэтрис с юности близки, и, я убеждён, что на многие их проделки она будет закрывать глаза. А на крупные подлости ни одна из них не пойдёт. Жаль, конечно, что в личном окружении нашей Госпожи такой непреодолимый разлад вышел. Но, думаю, она и не рассчитывала ни на что другое, приняв тебя прямо в свою свиту. Я даже убеждён – за этим что-то стоит. Но что – вот так сходу-то и ума не приложу. Все эти архадские мудрствования иногда открываются лишь спустя годы.

Даан молча кивнул. И, вновь задумавшись об упомянутых «архадских премудростях» и том, зачем, собственно, искал приятеля, спросил:

– А скажи-ка, вот эти все мудрёности Высших по наследству людям передаваться могут?

– В каком смысле?

– Ну… не знаю. Ты же сын Высшего, эльфа из холтэлэр? А если бы твой отец был простым человеком, а матушкой – уж прости – не милая садовница, а самая что ни на есть чистокровная эльфийка?

– Такого бы не было, – отмахнулся Наэрис. – От батюшки-то мне досталось тонкое вероломное ощущение Магии, что мне самому недоступна, да уши заострённые. Остальному он научил меня – но мог бы и не научить! А если бы матерью моей была эльфийка… Даже не знаю… Мог бы чудеса какие с посевами творить. Деревья бы меня, наверное, слушались. Разрастались, расступались. А, может, и камни. Да кто ж угадает? Ты ведь сам господина Тиссанофэя слышал в Палессе. Женщины из Высших с простыми мужчинами уже веками не заводят потомства!

– Да. Но ведь когда-то заводили?

– Ты к чему это всё клонишь-то? – спросил Наэрис, отставляя тарелку. – Думаешь, у тебя в роду кровь Высших есть?

– Да. – менестрель повторил жест приятеля, решительно готовясь шуткой парировать любой возможный выпад. – А что, не похоже?

Полуэльф, к его удивлению, вдруг ответил:

– Похоже, в том и дело. Не скажу, что я в этом вопросе какой-то знаток, но какая-то доля волшебной крови, вероятно, в тебе присутствует. Но какая? Четверть, десятая часть? Только Создателю да Богам-хранителям его известно. И сам я могу тебе лишь посочувствовать. Поскольку знаю по себе, что такое слышать отголосок эха чужой и неподвластной Магии. Как тупая ноющая боль, которой на самом деле нет.

Даан прислушался к себе. Похоже, никакой подобной боли он не чувствовал – разве что сердце его ныло от разлуки с Госпожой Миррэтрис и желания поскорее вновь встретиться с ней хотя бы взглядом.

– Одно могу сказать, – продолжал Наэрис, – твоя природа не совсем такая, как моя. Но если Высшая кровь в тебе наследуется по материнской линии – так это вдвойне удивительно. Или даже втройне… Как правило же – ну, мы помним – Высших женщин не интересуют смертные.

– Между прочим… – Даан так многозначительно поднял палец, что и продолжать фразу ему не потребовалось.

– Да-да, – протянул полуэльф. – Ты и тут отличился, признаю. И, кстати, как знать – может, в этом и дело? Ну, что ты оказался как-то привлекательным для Госпожи Миррэтрис?..

– Я предпочёл бы благодарить за это чудо свои личностные качества!

– А я бы винил в этом именно что какое-то чудо, – хихикнул Наэрис. – Ну или Магическое затмение, если такие существуют…

– Ты, никак, завидуешь?

– Нет, я просто удивляюсь. Я вполне себе давно служу под началом Её Высочества, и даже не мог бы подумать, что она… ну… всерьёз таким как ты заинтересуется.

– Погоди, – притормозил его Даан, – у тебя самого что ли был какой-то подобный опыт с какой-то дамой из Высших?

– Не было у меня такого опыта!

– Я не верю, что ты никогда не влюблялся ни в одну из Высших женщин!

– Ну вот этого я как раз-таки и не отрицал.

Паллар, слушающий приятелей, навострил ушки. Даан мигом это заметил.

– Рассказывай, – потребовал он у Наэриса. – Нам с Палларом интересно.

Наэрис поджал губы.

– Вообще – там и рассказать особо нечего. Ну да, был я влюблён в одну из эльфиек. В юности дело было, так что… устоять перед их изяществом, грацией и красотой никак бы не получилось. Отец меня в те годы, бывало, с позволения димарха в Сильвеллину приводил иногда. Там я ту деву из холтэлэр и встретил. Прекрасная, лёгкая, словно лепесток цветка… Волосы – как солнце, а глаза – и словами не передать. Золотисто-зелёные, блестящие, будто невиданные драгоценные камни!.. Ах, как увлекла она меня! Я ночей не спал, помню, мечтал с нею об руку по лесам эльфийским пройтись, чтобы вокруг – никого, чтобы в сердце – восторг и радость… Стихи писал ей даже. Как умел. Но что ей это всё? Она же из Высших. Мне тогда лет пятнадцать было, ей – пару сотен. Хоть она даже и о замужестве не задумывалась – рано. И сейчас-то, поди, не задумывается… Для неё этот десяток с небольшим лет, что с того момента прошел, как один миг – даже меньше. Вот и смотрел я на неё, как на божество земное, а она на меня – со снисхождением и нежной печалью. Потому что, сказала, не для неё такие вот игры со смертными. Что мы принадлежим к разным мирам, и что искать свою судьбу нам среди подобных себе следует. Что ж, возможно, относительно самой себя она и была права, а вот я…