Прочитать и уничтожить

Ситуация становилась до комичности абсурдной. Они шли вдоль чугунной ограды, поросшей сухими побегами дикого винограда и все встречные люди косились на Прайдову, грызшую яблоко, с таким недоумением, словно она как минимум бежала по улице с голой задницей, выкрикивая антиправительственные лозунги. Рей не сдержала улыбки, при мысли об этом.

– И в чем же ответ? – поддержала она странную игру, предложенную своей спутницей.

– Ты мне скажи, – ловко увильнула Прайдова, – уже килограммов пять яблок домой унесла.

– Об этом попросил командор Рен, – тут же стушевалась Рей, почувствовав, что дальше разговор может зайти совсем не туда, куда ему дозволено. Все-таки с Прайдовой с момента знакомства они обменялись не более, чем парой десятков слов. Ее внезапная разговорчивость настораживала, как и резкая перемена в настроении.

– А, – разочарованно потянула ее спутница, – тогда ничего удивительного.

– Почему?

– Потому что магистр чудак, это всем известно, – Прайдова понизила голос и швырнула огрызок в снег, при этом тревожно оглядевшись по сторонам, но заключила удивительно миролюбиво, – может быть хочет приготовить яблочную брагу.

– Брагу?

– Это… такой алкогольный напиток, – теперь спутница смотрела на Рей скорее с сожалением и некой долей насмешливости. Ее, вероятно, позабавило, и удивительным образом растрогало отсутствие у Рей представления о вещах, которые она находила элементарными. А Рей в свою очередь вспоминала свой пока единственный визит в святая святых командора, когда ей посчастливилось попробовать алкоголь, возможно, впервые в жизни. Возможно – нет. Откуда ей было знать. Все-таки на момент, когда она оказалась в приюте Маз, она была совсем ребенком. Детям уж точно не положено пробовать крепкие напитки – решила она, но тут же сама развенчала собственную убежденность. От других воспитанниц она слышала о том, что давным-давно, во времена до войны, до Галаада, нравы были настолько вольными, что многие юные особы не то, что алкоголь могли себе позволить, но и наркотики, да еще и половую жизнь вести крайне неразборчивую. В чем-то новый уклад вещей даже оказался полезным: никаких больше смертей от СПИДа или интоксикации в раннем возрасте. Теперь смерть – только от скуки.

Прайдова вдруг замедлила шаг и потянулась к Рей, словно хотела ухватить ее за рукав, но в последний момент передумала. Рей проследила за направлением взгляда своей спутницы и увидела довольно увлекательную картину: возле ворот ее особняка пестрело несколько цветных пятен плащей служанок и изумрудных мантий командорских жен. Женщины стояли неподвижно и молча, пока к ним, быстрыми широкими шагами преодолевая расчищенную от снега дорожку, спешила Фазма в сопровождении марфы. Это был один из моментов, когда Рей испытывала искреннее восхищение своей громадной, величественной хозяйкой, улавливая королевское величие во всех ее движениях. Другой человек, двигаясь так быстро, давно бы растерял всю свою стать, но не ее госпожа. Фазма притормозила возле ожидавшей ее компании, но не удостоила женщин даже приветствия, лишь коротко подняв в воздух затянутую в кожаную перчатку руку, встретив в ответ смиренный кивок. Прайдова, вероятно, сочла увиденное довольно зловещим, потому что попятилась назад.

– Я пойду, – пробубнила она и, резко развернувшись на каблуках сапожек, направилась в противоположную сторону.

– Пред его очами, – с готовностью отозвалась Рей, отметив, что ее компаньонка действительно находится в расстроенных чувствах, раз позволила себе пренебречь традиционной формой прощания служанок.

Фазма и ее спутницы успели уйти достаточно далеко, когда Рей уже достигла ворот особняка и остановилась лишь на мгновение, чтобы полюбоваться его витиеватой архитектурой. Окна были темными, что говорило об отсутствии всех его обитателей, кроме нее и охранника, уже дожидавшегося на крыльце.

Дом встретил Рей уютной тишиной, и девушка испытала настоящий детский восторг от осознания того, что сейчас она здесь единственная живая душа. Впрочем, в ее спутанном сознании, отравленном всеми этими остаточными знаниями о сказках, мифах и литературных сюжетах, уже давно поселилось четкое убеждение в том, что и сам этот старинный особняк – живой. Теперь они были предоставлены друг другу. И Рей бы вдоволь насладилась этим ощущением, гуляя в одиночестве по анфиладам темных комнат, если бы тут же не нашла для себя занятие.

Фазма удалилась и, вероятно, у Рей образовалось некоторое количество времени, чтобы воспользоваться ее отсутствием и проникнуть в библиотеку. Она подумывала об этом уже давно, с того самого момента, как стала испытывать тревогу от невозможности устно передать содержимое письма. Проблему могли решить ручка и клочок бумаги: вероятно, незаметно подсунуть записку Хаксовой, как только Рей сможет найти способ ее опознать, все-таки куда более реально, чем надиктовывать бессвязный набор слов, который она держала в голове уже достаточно долго, в присутствии множества свидетелей.

В помещении царил легкий полумрак, свет пробивался только из панорамного окна, начинавшегося от пола и заканчивавшегося под потолком. Оттого библиотека казалась еще более запретной и загадочной – вся тонущая в тени, с этими витиеватыми обоями в красивый растительный орнамент, большим черным роялем и лабиринтами книжных полок. Рей поддалась искушению и позволила себе немного побродить среди стеллажей с пыльными, толстыми фолиантами, все же не решаясь дотронуться до причудливых корешков, словно прикосновение к запретному плоду могло оставить ей болезненный ожог, вечную метку проклятия.

Столик, который в первый свой визит сюда, облюбовала Фазма, оказался пуст и прибран. Рей обшарила его со всех сторон, но нигде не смогла отыскать хоть какие-то письменные принадлежности и бумагу. И, если отсутствие последней можно было компенсировать вырванной страницей из книги, то царапать слова ей оставалось только собственной кровью. Рей отчего-то вспомнилось выражение «на безрыбье и рак – рыба» и она невесело улыбнулась собственным мыслям.

Вероятно, стоило проявить немного благоразумия и убраться из библиотеки до того момента, пока ее здесь не застукает госпожа. Но Рей стояла в нерешительности, не в силах оторвать взгляда от черной лакированной поверхности рояля. Инструмент беззвучно и очень настойчиво манил девушку к себе.

Беды не будет, если ты подойдешь поближе.

Посмотришь.

Притронешься.

Пожалуйста, разбуди меня ото сна.

Пожалуйста.

Она опомнилась только в тот момент, когда пальцы привычным движением откинули тяжелую крышку и повисли над клавишами. Отступать было поздно, она вроде как уже сидела на узкой табуретке перед инструментом, сама не понимая, как очутилась здесь, если еще мгновение назад собиралась уйти. Огромный старый дом отвечал ее тревогам своей тишиной: ты одна, никто тебе не помешает.

Дотронься. Разбуди. Разбуди. Вдохни немного жизни…

Клавиши под подушечками пальцев были холодны, как лед, но с готовностью впитали тепло ее прикосновения. Рей неуверенно погладила потемневшее от времени дерево, и инструмент отозвался ей почти неощутимой вибрацией струн. Он больше не был напористым, теперь в его напряженном молчании скрылась настоящая, искренняя мольба.

Как славно, должно было быть, весной – сидеть на низком стульчике перед роялем и любоваться цветением роскошного сада под звуки легкой, заставляющей сердце сжиматься от счастья и тоски мелодии… Притрагивался ли кто-нибудь в этом доме вообще к спящему, забытому всеми инструменту? Быть может Фазма? Рей оказалось совсем просто представить ее сильные, длинные пальцы, порхающие над черно-белыми клавишами, легко берущими октаву, застывающими в полете во время паузы.

Слышала ли она когда-нибудь музыку? До приюта? Она не помнила. Музыка была запрещена, хотя, казалось бы, что в ней такого плохого? Чем хитросплетенья нот могут навредить чистым умам? И лучше было даже не знать ответа на этот вопрос, чтобы не тосковать об утерянной гармонии, таящейся в узорах звуков.

Пальцы удивительно легко отыскали нужные ноты, словно всегда знали свое место, невесомо скользнули по нескольким клавишам. И мозг с готовностью ответил узнаванием, подтолкнул ее кисть, заставив сложить разрозненные звуки в мелодию. Острота ощущений пронзила девушку от макушки до пяток, словно по позвоночнику пустили разряд электрического тока. Остановиться было уже не возможно: Рей оказалась во власти какого-то неизвестного ей, давно забытого, но любимого колдовства. Все преграды пали и музыка, томительная, печальная и прекрасная, пролилась в пыльном воздухе библиотеки, словно кровь из открытой раны.

Больше не существовало ничего: весь мир погас, растворившись в этом чувстве. Рей забыла о своем красном одеянии, как, впрочем, и наличии собственного тела, слившись в одно-единое с разбуженным ото сна старинным инструментом. Закончив играть, она еще долгое время сидела, уставившись в одну точку, пытаясь вернуть себе потерянное ощущение реальности.

– Целует клавиши прелестная рука; и в сером сумраке, немного розоватом, они блестят; напев на крыльях мотылька, – звук голоса за спиной девушки заставил тишину рассыпаться на множество сияющих осколков, – о, песня милая, любимая когда-то…

«И вот я чувствую, как будто колыбель

Баюкает мой дух, усталый и скорбящий» – с готовностью закончила Рей про себя и тряхнула головой. Осознание опустилось на нее ледяным облаком. Она чуть не вскрикнула, когда обернулась так резко, что крышка клавиатуры чуть не перебила ей пальцы.

Он стоял в полумраке, незнакомец из подсобки магазина. И Рей легко поверила бы в то, что дьявольская мелодия, сотворенная ею только что, вырвала из царства мертвых желанного призрака, но духи не улыбаются так насмешливо. Да и выглядел он иначе: в волосах не было пыли и обломков, а скромная черная одежда напоминала униформу охранников и водителей.

– Ты! – выдохнула она, не зная, что ей делать – радоваться или все-таки бежать, прежде чем, вымуштрованная за годы в приюте Маз привычка не дала о себе знать, – я не хотела… я… пожалуйста, не говорите никому.

А что она еще могла сказать? У нее абсолютно не было других вариантов, потому что в похожих ситуациях в своей недолгой жизни она прежде не оказывалась.

– Хорошо, – удивительно легко согласился призрак, еще шире растягивая большой рот с ровными, крупными зубами в улыбке, – я никому не скажу, если ты еще немного поиграешь.

– Я не умею, извините, – промямлила она, чудом не перепутав все буквы в словах. И отчаянно попыталась ретироваться, но сильные пальцы сжали ее запястье. Мужчина решительно потянул девушку к роялю и, надавив ей на плечи, заставил усесться обратно на стульчик перед ним.

Рей уже было хотела начать возмущаться тем, что он вообще смеет прикасаться к ней и напомнить, что за подобные вольности они оба могут поплатиться головами в буквальном смысле, но вспомнила их первую встречу в супермаркете. Тогда незнакомца это мало волновало, вряд ли с того момента что-то изменилось. Запоздало Рей предположила, что он, кем бы он ни был, вероятно, не узнал ее. Сложно узнать служанку, когда все они выглядят практически одинаково. Призрак не торопился ничего объяснять, он снова открыл крышку и положил руки девушки на клавиатуру. Его аристократически-длинные пальцы скользнули на следующую октаву и быстро повторили сплетение нот, воспроизведенное Рей мгновениями ранее, правда куда более уверенно и с большей интенсивностью.

– Ты играла, – сказал он, склонившись почти над самым ухом умирающей от стыда и ужаса девушки, – знаешь, что это? «Лунная соната» Бетховена.

– Я не знаю, – быстро выплюнула Рей, но пока она пыталась открещиваться и придумать как выбраться из неловкого и опасного положения, ее кисти сами собой отыскали нужные созвучия. Она продолжила мелодию, неуверенно, но без единой ошибки.

– Прости, что напугал тебя, – примирительно проговорил незнакомец, – но мне ужасно хотелось услышать ее… а я позабыл уже все ноты.

– Это запрещено, – только и могла, что выпалить Рей и все-таки любопытство взяло верх, – кто вы? Что вы здесь делаете?

Мужчина на мгновение замялся, как-то слегка рассеянно убрал за уши упавшие ему на лицо темные пряди волос, болезненно поморщился.

– Я, – сказал он наконец-то, – теперь тут работаю. Я новый водитель. Меня зовут Бен. Как твое имя?

– Ренова, – с готовностью отчиталась Рей, даже особенно не задумавшись о собственных словах. В конце-концов ей пора было привыкнуть к своему новому имени и статусу. Однако, этот ответ ее новому знакомому совершенно не понравился, он нахмурился и повторил, четко проговаривая слова:

– Я спросил твое имя.

– Рей. Я Рей, – она не знала, зачем повторила это дважды и теперь смущенно разглядывала свою обувь и окружавший ее старинный паркет из темного дерева.

– Вот так то лучше, – усмехнулся Бен и окончательно огорошил девушку, – если тебе захочется поиграть, приходи сюда. Это будет нашим секретом.

– Мне не положено иметь секретов, – почти взвизгнула Рей и, чуть не сбив мужчину с ног, бросилась к выходу. Ей нужно было срочно капитулировать, закрыться в отведенной ей комнате, хоть как-то утихомирить бешено колотящееся сердце и выкинуть из головы так прочно засевшую в ней тягучую и вязкую мелодию. Не только мелодию, конечно.

Глава шестая. Сделка

Рей снилась музыка. Несколько ночей подряд дивные, давно забытые, но такие знакомые и милые сердцу мелодии окутывали ее в кокон из множества сияющих нитей. Она просыпалась, пытаясь сохранить ускользающую ясность переплетений нот, а ее пальцы под теплым, толстым одеялом непроизвольно дергались, пытаясь воспроизвести комбинации. И как на зло Фазма постоянно околачивалась в библиотеке, лишая Рей малейшего шанса проникнуть туда и снова притронуться к манящему ее инструменту.

В один из таких дней Рей вдруг набралась решительности и собралась на свой страх и риск попросить у хозяйки разрешения поиграть в ее присутствии. В конце-концов великанша сама прямым текстом дала ей добро на поиск для себя хоть какого-то занятия в доме, хотя, вероятнее всего, речь шла все-таки о книгах. Рей прежде боялась воспользоваться этим предложением, все-таки предпочитая избегать общества хозяйки после случившегося во время церемонии, но теперь не способна была устоять перед искушением… Но судьба распорядилась иначе. Из кухни доносились голоса – Роуз была не одна и Рей захотелось утолить свое любопытство. Она легко отыскала подходящий укромный уголок из которого могла незаметно подслушать разговор.

Подслушивать – грех. Рей это прекрасно знала, но ей также было прекрасно известно, что каждый уважающий себя житель Галаада не мог остаться безучастным, не засунув свой нос в чужие дела. У стен, потолков, пола, розовых кустов, полок в магазине, кабинета врача, лабиринтов красного центра, даже у метровых сугробов на улице были уши и глаза. И эти глаза жадно вглядывались в чужую жизнь, а уши впитывали в себя каждый звук.

Очи… не просто так именно такое имя было дано тайной полиции. Но помимо их незримого присутствия всегда существовала круговая порука чужого внимания. Даже не от желания уличить во лжи или грехе ближнего своего, скорее от банальной скуки. От томления духа в застенках правил и запретов.

«Как охотничья птица в западне, таково сердце надменного: он, как лазутчик, п о д с м а т р и в а е т падение; превращая добро во зло, он строит козни и на людей избранных кладет пятно» – вспомнила Рей.

За время своего пребывания в особняке она успела разжиться сведениями, впрочем, довольно бесполезными для нее, о том, что у Роуз есть сестра Пейдж, служившая марфой в особняке Хакса. Увы, про загадочную служанку того дома, имевшую привычку брать в магазине яблоки, Рей по-прежнему не слышала ни слова.

Момент показался ей чрезвычайно подходящим, когда обе сестры-марфы вдруг надумали покинуть кухню и удалиться в кладовую. Рей могла судить об этом только о притихших голосах и мягких шагах по старинному паркету, но не могла воспользоваться представившейся возможностью. Корзинка, принесенная Пейдж, гордо возвышалась посреди разделочного стола на кухне и всем своим видом подталкивала девушку к решительным действиям.

Бумаги и ручки у нее по-прежнему под рукой не было, но было огромное желание избавиться от тяготившей ее тайны и приличное количество смекалки и отваги. Рей ухватила попавшийся ей на глаза кочан капусты и небольшой кухонный ножик и принялась торопливо вырезать на одном из листов буквы того самого зашифрованного послания. Возможность была спорной, но выбирать не приходилось.

Марфы вернулись к тому моменту, когда Рей уже почти закончила и теперь задумчиво вертела овощ в руках, размышляя над тем, догадается ли загадочная служанка Хакса отыскать спрятанный текст. Роуз, увидев Рей с капустой, почему-то развеселилась. Пейдж слегка сдвинула брови и отобрала у девушки кочан, чтобы вернуть его обратно в корзинку.

– Что тебе нужно? – немного агрессивно поинтересовалась она, сверля Рей взглядом темных проницательных глаз, – вынюхиваешь тут?

– Все хорошо, – Роуз мягко тронула сестру за плечо и слегка наклонилась к ней, словно от этого Рей не смогла бы услышать сказанных дальше слов, – она немного чудная, ничего дурного.

Рей хотела возмутиться, но предпочла не привлекать лишнего внимания к себе, а заодно и не вызывать подозрений. Она пробормотала что-то, оправдываясь, и предпочла убраться в столовую, откуда все еще могла слышать разговор девушек. Однако, Пейдж теперь засобиралась домой. Рей проводила взглядом ее тонкую фигурку, удалявшуюся от крыльца к воротам и была застигнута врасплох Роуз, уличившей ее за подглядыванием. Рей тут же отскочила от окна, выпустив из рук массивную бархатную штору, которую ей пришлось отодвинуть в сторону, чтобы получить доступ к лучшей точке обзора.

– Я тебя не обидела? – робко спросила марфа, – извини, мне не стоило так говорить…

– Тетка говорила, что я могла попасть в дом к командору Хаксу, – выплюнула Рей и тут же прокляла свой длиннющий язык, отвернулась и принялась разглаживать складки на юбке.

– О… – потянула Роуз растерянно, – вот в чем дело. Тебе здесь не нравится?

– Нет-нет, – Рей судорожно затрясла головой, – госпожа и… командор добры ко мне. Просто… интересно… ты знакома с Хаксовой?

Роуз нахмурилась, и на ее округлом личике написалось явное недоумение. Она, как и все в Галааде, прекрасно знала, что есть темы для разговоров, которые лучше не поддерживать. И судя по всему, сейчас взвешивала для себя является ли обсуждение служанки дома, где служила ее сестра, одной из них.

– Эм… – после длительной паузы кашлянула Роуз, – Пейдж не говорила, что в их дом определили служанку. Вроде как они все еще ждут распоряжения свыше…

– Что? – выдохнула Рей, – как? У них… нет служанки?

«Хаксова берет отличные яблоки в магазине».

Паук расставил сети и наблюдал как маленькая глупая муха попадется в них. И, конечно, несчастная, не придумала ничего лучше, чем заглотить аппетитную наживку и подписать себе смертный приговор.

Рей бежала так, словно за ней гнались все демоны ада или вся тайная полиция Галаада. Она не потрудилась даже как следует застегнуть козырек на шее, и теперь от быстрого бега он сбился на сторону. Встреченные ей служанки и марфы расступались и, если бы того позволяли приличия, то вероятнее всего, крутили бы пальцем у виска. Рей несказанно повезло не нарваться по дороге на хранителей, словно какие-то высшие силы все-таки берегли девушку от слишком сильных потрясений, да и дом Хакса находился не слишком далеко от особняка ее хозяев. Она сшибла с ног охранника, прежде чем тот успел что-то спросить или помешать, и влетела в темный холл, отдаленно напоминавший тот, который был и в ее доме.

Где кухня? Где может быть Пейдж? Куда она могла унести свою проклятую корзинку? Рей доверилась своему чутью и чуть не разбила себе лоб, споткнувшись о порожек при входе на кухню и только вовремя оказавшаяся на ее пути марфа спасла девушку от неминуемой катастрофы.

– Ты что?! – рявкнула она и с силой тряхнула Рей за плечи, – что тебе надо!? Тебе не положено здесь находиться!

– Я…я… – закашлялась Рей, и даже если бы у нее было внятное, разумное, объяснение, сейчас не смогла бы произнести его четко и ясно. Горло обжег ледяной воздух во время ее безумной пробежки и теперь легкие горели, словно после принятия того самого запрещенного спиртного, которым ее угощал хозяин.

Пейдж закатила глаза. Сестры были очень похожи внешне, но совершенными противоположностями по характеру. Милашка Роуз принялась бы утешать запыхавшуюся служанку, но Рей не посчастливилось налететь сейчас на нее. Впервые за все это время Рей жалела о всех моментах, когда отвергала дружелюбие и попытки наладить контакт, исходившие от маленькой, болтливой марфы.

– Это ищешь? – Пейдж с силой всучила Рей прямо в руки кочан капусты и, конечно, внешний лист был содран, обнажая тот, который испещряли нервные, скачущие буквы. Рей совсем растерялась.

Пейдж огляделась и понизила голос:

– Я не знаю какой херней ты занимаешься, но тебе нужно быть осторожнее, – сказала она удивительно миролюбиво, – если не хочешь, чтобы тебе оттяпали пальцы. Ты это понимаешь? Или совсем дурочка?

Рей стало чудовищно обидно от такого обращения, словно она какой-то неразумный, недоразвитый ребенок. Но в тоже время она запоздало осознала, что это единственная возможность каким-то образом перевести все произошедшее в шутку и снизить градус риска.

– Я не дурочка, – все-таки возразила Рей и осторожно спросила, – в вашем доме есть служанка?

– Тебе то какое нахрен дело? – резко откликнулась Пейдж и вдруг прикусила губу, уставившись Рей за спину. Она выпустила девушку и довольно грубо оттолкнула от себя, а сама попятилась и даже кочан капусты выронила на пол. Овощ прокатился какое-то время по старинному паркету, пока не уперся в носок чьего-то ботинка, словно был игрушечным мячом. Обе девушки проследили траекторию его движения и теперь боялись поднять глаза.

Длиннопалая рука легко обхватила злосчастный кочан и легко вздернула от земли, поднимая поближе к глазам, чтобы разглядеть получше. Рей с замиранием сердца следила, как рыжеволосый мужчина с презрительным профилем щурит светлые глаза, вчитываясь в ее корявый почерк.

– Ренова, – толи обратился к ней, то ли констатировал незнакомец, оказавшийся никем иным, как командором Хаксом, о чем говорили характерные нашивки на его черной форме. И все-таки это было обращение, потому что мужчина слегка качнул головой, приглашая девушку следовать за собой.

Пейдж проводила Рей взглядом полным одновременно сочувствия и осуждения. Ее глаза словно кричали «Ну ты и дуреха!» и Рей сейчас и сама не могла избавиться от этой мысли, назойливо пульсировавшей в мозгу.

Командор провел ее сквозь лабиринты комнат в просторное помещение с камином и остановился рядом с порталом, чтобы помешать кочергой угли в очаге. Как только пламя слегка разгорелось, мужчина, ни дрогнув и мускулом на лице, скормил ему проклятый овощ.

– Что ты сделала с запиской? – поинтересовался Хакс. Рей не решалась поднять на него глаза. Ей даже дышать было страшно. Тем более отвечать на вопрос. Но она собрала в себе все крупицы смелости и безрассудства, которые у нее были и заставила ставший ватным язык шевелиться.

– Я уничтожила ее, – сказала она.

– Хорошо, – вдруг похвалил ее Хакс и загадочно улыбнулся, – мне нравится твоя сообразительность, но передай своему командору, что не стоит втягивать посторонних в наши дела, – он тяжело вздохнул, подвинул ближе к камину одно из фигурных кресел и устроился в нем, наблюдая, как языки пламени пожирают капустные листья.

Рей так и стояла неподалеку, переминаясь от волнения с ноги на ногу. Она вдруг почувствовала, что один чулок сполз и сейчас болтался на уровне колена, но поправить его в присутствии командора не решалась. Она успела немного согреться и перевести дыхание и старалась сконцентрироваться на хрупких ощущениях комфорта и тепла, хотя все ее тело по-прежнему била мелкая дрожь.

«Как же ты безнадежно глупа».

«Замолчи».

– Присядь, – распорядился Хакс, – тебя скоро заберут домой. Если кто-то спросит зачем ты сюда прибежала – к подружке, нашей марфе.

– Мы не дружны, – зачем-то брякнула Рей. Но сесть так и не решилась.

– Вам придется подружиться, – бесстрастно заявил командор, словно подобное было в порядке вещей. Дружба – как работа. Если сказали, что это нужно выполнить, возражать бессмысленно. Особенно в Галааде, где в принципе никто не считается с твоим мнением.

– Вы… сдадите меня? – вырвалось у нее. Все-таки думать о чем-то другом сейчас было невозможно. Она не просто вляпалась в историю, она оказалась в дерьме по самые уши. И этот печальный факт настолько занимал ее внимание, что места для рефлексии о причинах такого поворота событий у нее не осталось. Возможно, будь это реально, Рей предположила бы, что ее командор специально хотел ее подставить с одному ему известными мотивами. Какие могут быть мотивы? Общая ненависть к женщинам? Жажда мести за то, что убила наряженного в его одежду водителя, лишь бы только избежать унизительной церемонии с его участием? Вероятно, при желании здесь можно было бы увидеть весомый повод для уязвленного самолюбия.