Необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника, или Почему овцы ходят за козлами

Он же теперь уже большой. А скоро будет ещё больше. Он станет очень сильным. И очень умным. Он уже знает, что ум – это тоже сила. Он сумеет позаботиться о них с сестрой. Когда-нибудь, совсем скоро, у них будет свой очень-очень тёплый дом и много-много еды. И больше никто и никогда не осмелится их с Анхелитой[1] откуда-нибудь прогнать.

Очень скоро он сделает их с сестрой жизнь такой же сказочной, как в той потрёпанной незамысловатой детской книжке с волшебными, с первого взгляда полностью захватившими воображение обоих детей рисунками, оставленной кем-то на одной из скамеек в Парке Чапультепек[2]

Мы будем жить в сказке, сестра, – мечтал во сне малыш, чувствуя, как к теплу руки его озябшей девятилетней сестры начинает добавляться жар, согревающий их волнами, идущими от недавно подобранной им матерчатой салфетки, в которую была завёрнута пригоршня камней с одной крохотной обжигающей монеткой, зажатой между ними.

– Подожди-ка… что-то не так… просыпайся, братик! Я чувствую сильную опасность! – проткнул ледяным шипом действительности воздушный шарик детских сновидений обеспокоенный шёпот сестры. – Оставайся здесь и замри! Я пойду и попытаюсь их запутать.

Такой испуганной он никогда её не видел.

– Я с тобой, – взволнованно подумал ей вслед Диего.

– Замри так, как никогда до этого не замирал! Притворись мёртвым! Я знаю, ты сумеешь, братик. Не подведи же меня… – донеслась до него её угасающая мысль.

Через мгновение мальчик почувствовал, как внутрь его головы попыталось влезть что-то чужое. Что-то, жадно пытающееся проникнуть в его мозг извне. Что-то очень опасное.

И Диего быстро последовал приказу сестры. Он привык её слушаться. Она никогда его не подводила. Так у них всегда получалось сбежать от любой беды.

Она велела притвориться мёртвым, и он сделал это изо всех своих детских силёнок.

Что-что, а это он уже умел.

Грудная клетка замерла.

Пульс затих.

Температура тела начала медленно снижаться.

Спустя немыслимо долго, невыносимо медленно тянущиеся несколько мгновений чужие невидимые щупальца, пытавшиеся было проникнуть в голову малыша, нехотя отступили.

И в этот раз ничего не изменилось.

Как и всегда в такие моменты, его сердце зашлось в бешеном ритме, а оставшуюся скроенной из плоти и крови часть тела охватили болезненные судороги.

Тут же тревожно заревели не умеющие уставать сигнальные системы.

С усилием разжав не желающие слушаться веки, он вынырнул из кошмара и оторвал голову от горячей и влажной, как всегда бывает после таких его снов, подушки.

– Я здесь, Хозяин! – вскоре раздался рядом негромкий, отчётливо запыхавшийся голос верного слуги и помощника.

– Мастерсон, я же просил Вас не называть меня так. Хотя бы не в моём присутствии, – скривился мужчина, – Вы что, не понимаете, что это унизительно для Вас самого в первую очередь?

– Сэр, мы все здесь стольким Вам обязаны…

– Да мало ли кому Вы чем обязаны. Что, всех называть своими хозяевами? Молочницу, продавшую молоко в долг или в рассрочку, тоже назовёте своей хозяйкой?

– Сэр, Вы давно нам запретили брать что-либо в долг или в рассрочку. И молоко мы приобретаем в разных местах. Так, чтобы никто посторонний предвидеть место нашей очередной покупки не смог. Впрочем, как и другие продукты.

– Кому очень понадобится, сможет… а ведь хорошо мы с Вами посидели на Вашем мальчишнике? Голова, поди, раскалывается?

– Совсем нет, Сэр!

– А у меня есть немного. Что там за шум?

– Ничего особенного, Сэр, всё идёт обычным порядком. Рутинные мероприятия.

– Хорошо. Как Ваша молодая супруга?

– Занята делом, Сэр!

– Действительно, зачем ещё нужна супруга? А, простите, каким делом она занята посреди ночи?

– Известно каким, Сэр. Меня ждёт, – ни на йоту[3]не покривив душой, невозмутимо ответил мужчина.

– Ну так и идите, Мастерсон, не заставляйте её нервничать в ожидании.

– Непременно, Сэр, только подушку Вам сменим. И одежду тоже не мешало бы.

– Я сам справлюсь, Мастерсон, спасибо. Можете идти. Вас ждут.

– Да, Сэр! Может быть, ещё что-нибудь?

– Нет-нет, спасибо. Я сейчас переоденусь и попытаюсь ещё поспать.

– Ваше обычное снотворное – вот здесь, на блюдце.

– Да-да, вижу, спасибо. Сначала переоденусь.

– Давайте, я всё-таки помогу, Сэр.

– Я ценю Вашу заботу, Мастерсон, но сегодня это излишне.

– Как скажете, Сэр, – произнёс невысокого роста мужчина, почтительно покидая круглую комнату через единственный её вход, он же выход.

«Ну-ка посмотрим, дружище, где и с кем ждёт тебя твоя новоиспечённая супруга», – подумал про себя тот, к кому все обитатели этого закрытого мирка обращались не иначе, как: «Сэр», а за спиной называли Хозяином.

С этими словами он, привычно превозмогая боль, давно ставшую его постоянной спутницей, с заметным усилием перевалил верхнюю часть своего тела на правый бок.

Свою всегда готовую прийти на помощь биороботизированную составляющую, приветливо подмигивающую зелёными искорками, вспыхивающими на внимательно следящей за каждым его движением матрице с расстояния двадцати сантиметров от изголовья, Сэр решил пока не задействовать без крайней тому необходимости.

Затем он дотянулся левой рукой до мгновенно считавшего все оставляемые ею отпечатки, включая принт ДНК с закодированным титром гаплотипов, крохотного замка, запирающего не менее крохотный сейф.

Тот, будучи умело скрытым в недрах его витиеватой формы кровати, едва слышно недовольно пискнул.

– Ах ты, железяка чёртова. Температура моя не нравится этой безмозглой скотине. Ну да, перебрал малость накануне. И что? Это мой сейф или чей? – гневно, но вполголоса, чтобы снова не сработала сигнализация и не сбежалась челядь, ворча, стал ворочаться мужчина, поворачивая себя на кровати так, чтобы умудриться выглянуть за её край хотя бы одним глазом.

Наконец это ему удалось, и пытливо пялящийся снизу сканер сетчатки заставил придирчивый сейф пискнуть теперь уже вполне удовлетворённо.

Из него он и достал миниатюрную коробочку с тремя кристаллами внутри, о существовании которых не знал даже Мастерсон.

– Доверяй, но проверяй. – пробормотал мужчина и привычно сжал зубы, снова переживая несколько болезненных секунд очередного переворачивания.

Затем, откинувшись спиной на мгновенно материализовавшиеся под ним упругие подушки сложно облегающей его некогда, в не очень далёком будущем, сильно искалеченное тело формы, он на минуту смежил расслабленно веки

«Зачем вы притащили сюда этот ошмёток уличной грязи?» – тут же явился ему, будто живой, недоумевающий образ.

Важного вида господин, перед которым тянулись в струнку все полицаи города, брезгливо скривил пухлые губы: «Сожгите это дерьмо в печи! Не хватало мне, чтобы подобное отребье смело пачкать мне улицы своим никчемным существованием в самый разгар моей очередной победоносной предвыборной кампании».

– Ну и кто, в конце концов, перестал пачкать улицы своим паразитарным существованием? – вспомнил он, испытывая в очередной раз в жилах восторг бурлящего коктейля из злобы и удовлетворения. – Чей безнаказанно кровососущий род, состоящий из кровопийц, их лицемерных соучастниц шлюх, бездарных отпрысков и прочих вороватых сволочей, сплошь дармоедов, наркоманов, жуликов, насильников, убийц, пресёкся почти уже полностью в конце концов? Скольких из вас я ещё не нашёл?

Одна из подушек, заботливо подпирающих его левую пояснично-подвздошную мышцу, вдруг обеспокоенно пискнула, прервав на мгновение внутренний диалог мужчины.

– Око за око, – продолжил он через секунду, чуть изменив положение своего тела. Точнее, того, что он него осталось. – Ты забрал у меня всё, что было мне дорого в этом мире. Всю мою семью. Тем самым дав мне право в ответ отсечь от древа жизни твою фамильную ветвь. Тоже всю. Также без исключения. Невзирая на вашу беспримерную плодовитость. И не сомневайся, я это сделаю.

Мужчина на секунду приоткрыл глаза, но тут же вновь их зажмурил, будто желая поставить точку в незавершённом разговоре с невидимым собеседником.

– Неважно, что вся моя семья состояла только из меня и одиннадцатилетней девочки, которая никому ничего плохого не сделала, а твоя широко расползлась по миру многочисленными вредоносными метастазами. Анхелита стоила в миллион миллиардов бесконечностей больше, чем все подобные вам паразиты, процветающие на этой планете, вместе взятые. Ты этого хотел, мразь? Чего тебе, срущему в золотые унитазы и жрущему из золотых тарелок, не хватало? Зачем ты сожрал её? Зачем заставил меня посвятить всю мою жизнь мести?

Передёрнувшись, мужчина усилием воли открыл глаза. Почти минута ему потребовалась, чтобы освободиться от сковавших остатки его тела судорог и отзвуков внезапно посетивших его болезненных воспоминаний. После чего он очень бережно открыл всё ещё крепко зажатую в его ладонях коробочку.

На внутренней стороне крышки застыли крохотными солнечными зайчиками три аккуратно вычерченные световые пятнышка. Своими очертаниями они удивительно напоминали пушкинского комарика, в которого оборачивался один из героев великого поэта.

– Ну что же, давайте посмотрим, как у нас дела, – пробормотал мужчина и снова закрыл глаза. На этот раз сосредоточенно.

Три крохотные точки света немедленно вспорхнули с места, блеснули в воздухе и тут же растворились, став невидимыми, будто выключив сами себя.

– Ого, какие любопытные к нам сегодня гости пожаловали! – спустя несколько минут промолвил мужчина, оставаясь во всё том же положении и не открывая глаз.

После двухминутного созерцания картинки, транслируемой от управляемого первым кристаллом микроскопического летающего носителя множества сканеров, сенсоров и видеокамер прямо ему в мозг, Хозяин решил посмотреть, что ему покажет второй.

Увлёкшись увиденным, он не замечал того, кто наблюдал за ним самим.

Незваный гость – крохотная мушка, совсем недавно незримо для присутствующих переместившаяся с тщательно выстиранной и выглаженной цветастой блузки Магги на потолок, всеми своими трёхмерными камерами и мультисенсорами [4]сканировала происходящее во всём видимом и части невидимого спектра.

– Ух ты! – пробормотал он едва слышно через несколько секунд. – А это что у нас за место?

[1] Angelita(исп.) – в буквальном переводе: Ангелочек, необычайно красивое, говорящее само за себя испанское женское имя

[2] Chapultepec(в переводе с древнего языка науатль – Холм Кузнечиков) – центральный парк Мехико площадью более 700 гектаров. Здесь находились дворцы сначала ацтекского правителя, а затем и испанского вице-короля. Предмет национальной гордости и любимое место отдыха жителей столицы

[3] Выражение «ни на йоту» возникло ввиду самого малого размера этой буквы (йота) в арамейском алфавите.

[4] Мультисенсор – появившийся на рынке на рубеже 21-го и 22-го веков прибор, способный, подобно человеческому мозгу, регистрировать и синхронизировать информацию, поступающую одновременно по нескольким каналам, включая как классические визуальный и аудиальный, так и фиксирующие электромагнитные волны невидимого спектра, а также низкочастотные колебания близлежащих сред

Глава 8. Всегда ли место назначения коррелирует с назначением места?

– Мы на месте! – грубо нарушив инструкцию, удовлетворённо констатировал молодой мужчина атлетического телосложения, отстегнул себя из SHIT-кресла[1] и энергично дёрнул рычаг экстренной разблокировки ближайшей к нему бронедвери, явственно вдруг зарумянившись щеками то ли от удовольствия сделать долгожданный вдох свежего, дикого, пугающего и завораживающего одновременно запаха степного разнотравья, ворвавшегося в образовавшийся проём, то ли от ошеломления собственной дерзостью.

«Нельзя! Оставайтесь на месте до команды!» – немедленно среагировали дружным тревожным дуэтом системы жизнеобеспечения транспортного средства и надетого на юноше достаточно недешёвого по нынешним временам защитного комбинезона четырнадцатой степени безопасности.

– А ну вас, – откликнулся новоиспечённый второй помощник руководителя экспедиции, упруго выпрыгнув из вездехода первым, – команды и я умею отдавать. Так, что тут у нас?

– Стоять!.. Чтобы иметь… замрите, сказала!.. Возможность успеть… не шевелитесь, говорю… узнать это в нынешней своей… ух ты… реинкарнации… так, хорошо, ещё одна есть… краси… стоп!

– Эээм? – осведомился он у молниеносно окружившего его облака то ли пара, то ли ещё чего-то столь же малопрозрачного.

– Вижу второе дно… а вот и сюрпризик… это уже по мою душу… ну что ж, действительно красивое решение!..

– Э… леди?..

– Присели бы Вы, как Вас там, а то вылезли тут… как чирей у невесты накануне свадьбы…

– Я Вам не «каквастам»! – возмутился мужчина, хотя его лицо уже заметно утратило большую часть только что наличествовавшего боевого задора.

Впрочем, разумно не преминув воспользоваться советом, он тут же присел на корточки и начал встревоженно озираться, непроизвольно цапнув ладонью висящую над правой ягодицей кобуру, – и откуда я слышу Ваш голос?

– Извольте снова замереть… мой… шшш… вот так… вот она, вторая… нетерпеливый друг, – последовала в ответ очередная череда команд, отданных всё тем же женским, негромким, но отчётливо не терпящим возражений голосом, – и оружие Вам сейчас вряд ли пригодится. Нужна лишь выдержка.

– Что происходит?!

«Вы проходите процедуру извлечения чужеродных включений», – снова пришла на помощь система жизнеобеспечения его новенького, буквально с иголочки, боевого комбинезона.

– Каких включений? Откуда?! Мы же только что прибыли!

– Вы прибыли… ага, вот здесь ещё… юноша… а мы вот так… и провернём ещё немножечко… раньше заданного вам времени… ух вы какие… да вас здесь целая семейка… и угодили прямо… ага… как чувствовала…

– Куда угодили?!

– В самый куст… ещё чуть-чуть… ну вот, теперь можно.

– Что можно?

– Даю добро на высадку! Строго по регламенту, следуя заданному мной на вашей внутренней частоте ритму, один за другим, в трёхлинейную шахматку! – проигнорировала его вопрос невидимая собеседница. – Этого выскочку – на карантин. Третьей степени.

– Эээ! Меня?! На карантин?! Да Вы знаете, кто я?!

– О! Простите, Сэр, как Вас там, не признала! – прозвучал удаляющийся голос. – Я передумала, карантин будет первой степени – подверг опасности энерго-временной баланс наших резонансных генераторов. Да и ему же на пользу.

– Первой степени?! – только и успел потрясённо выдохнуть мужчина перед тем, как его молниеносно окружили материализовавшиеся невесть откуда четыре безмолвные, бесформенные тени, после чего всё имеющееся на нём было мгновенно изъято, а сам он в чём мать родила был бесцеремонно втиснут в тесную, напоминающую футляр из светлого металла от некогда виденной им в историческом музее кубинской сигары, немедленно удовлетворённо зажужжавшую карантинную камеру.

– Тот факт, что Вы бесспорно являетесь представительницей лучшей половины человечества!.. – глухо донеслось вдруг гневное из почти уже запертого тесного синхро-чехла, – не даёт Вам права считать себя самой умной в её рядах!

– И что? – спустя пару секунд, прозвучало в ответ задумчивое, – умной считать не даёт, значит… получается, красивой считать даёт? Фу, как банально. Этот самодовольный юнец возомнил, что меня можно пронять такой примитивной лестью? Хм… ладно, отменяю первую степень. Достаточно третьей, – произнёс всё тот же женский голос.

Тихо зазвучал ритм, напоминающий пробивающийся сквозь шелест пальмовых листьев на сильном ветру звук тамтама, и личный состав стал организованно покидать транспортное средство в полном соответствии с заданной схемой: один прямо, двое следующих – одновременно налево и направо, контролируя фланги.

– Даже четвёртой степени хватит, пожалуй, – продолжила она, чуть подумав. – Разрешаю упрощённый алгоритм… да, и поаккуратней с ним там, пожалуйста! Мужчины с таким пузырящимся коктейлем из прыти, авантюризма и мало-мальски присутствующего намёка на IQ нам понадобятся уже вчера.

В воцарившемся вскоре покое ароматы сохранили верность кваркам, спины – бозонам, и только квантовые струны неуловимо струили только им понятную мелодию.

– Мэм, позвольте мне наконец-то представиться! – прозвучало необычно для этих мест громко спустя полчаса в кают-компании. – В тех обстоятельствах я не успел…

– Бритва Оккамы, кадет, – был он немедленно прерван.

– Эээ… простите, Мэм, но… причём здесь ржавая и тупая железяка?

– Кто ржавая и тупая?

– Так называемая бритва францисканца, Мэм!

– Так… ладно, кадет, спишу это на Вашу недавнюю травму головы. Вы что-то хотели?

– Да, Мэм!

– Так будьте проще, кадет, как острая бритва самурая Оккамы. Отсеките всё лишнее и говорите по существу.

– Эм… нет, Мэм, я не могу и не буду уподобляться упомянутому Вами негодяю. Дело в том, Мэм, что подпоясанный верёвкой бездельник Уильям из британской деревеньки Оккам, что в графстве Суррей, не был самураем. Он был дурно пахнущим монахом францисканского ордена, того самого, что известен своими зверствами во времена инквизиции.

– Что за?..

– В средневековье, Мэм, горстка таких невежд только за те две очаровательные родинки на Вашей шее могли признать Вас ведьмой и подвергнуть Вас длительным пыткам, отделяя от Вашего тела ржавыми тесаками и раскалёнными щипцами всё, что им заблагорассудится счесть лишним, лишь бы заставить Вас признаться в сговоре с дьяволом, повлекшем смерть соседской козы.

– Меня? В сговоре с дьяволом?

– Инквизиция была безумно жестока в своём невежестве, Мэм. А францисканцы с доминиканцами были самыми свирепыми и бездумными её исполнителями. Если бы Ньютон, Эйнштейн, Циолковский были столь же примитивными и не искали сложных путей познания, мы бы с Вами сейчас в пещере сидели у костра из коровьих лепёх[2].

– Ну… что же… Вы у нас умник, я погляжу…

– Так могу я представиться, Мэм?

– Передо мной только что было Ваше личное дело, – ткнула та пальцем в кристалл трансляции изображения, который был уже дезактивирован, – Вы, войдя сюда, видели его издалека и едва ли дольше половины секунды, но опознали каким-то образом. Я это поняла по выражению Вашего ещё не научившегося лгать лица.

– Могу я представиться, Мэм?

– У меня к Вам, кадет, всего два вопроса. Первый: как Вы думаете, Вы действительно можете мне сообщить что-то важное, чего я о Вас ещё не знаю?

– Могу я представиться, Мэм?

– Вопрос второй: откуда Вы можете знать, как выглядит Ваше личное дело?

– Могу я представиться, Мэм?

– Упрямый. С одной стороны, это хорошо. Но с другой…

– Могу я представиться, Мэм?

– Да представьтесь уже, кадет, раз уж так невтерпёж.

– Спасибо, Мэм! Один – четыре – девять – пять – шесть – один, – ровным голосом бодро отчеканил вытянувшийся в струнку молодой человек.

– Что за… всем выйти отсюда! Бегом!

В течение семи последовавших за командой секунд кают-компания стремительно опустела, после чего дверь, ядовито шипя, закрылась за самым медлительным из вышедших. Тут же отчётливо сработали бронезамки.

– У меня проблемы? – всё тем же ровным голосом спросила та, которую именовали Мэм.

– Совсем нет. Руководство на этом месте устраиваете именно Вы.

– Тогда?..

– Я так и не успел Вам представиться толком, Мэм, – неожиданно доброжелательно улыбнулся молодой мужчина.

– Итак?..

– Не только Вы держали в руках моё личное дело. Точнее, ту часть, что Вам выслана. Я тоже кое-что о Вас знаю.

– Упс…

– Совсем не «упс», – вновь улыбнулся мужчина, – всё всех устраивает.

– Всех?

– Да. И меня.

– Всё-таки, зачем Вы здесь?

– Я – супервайзер. Вам значение этого забытого ныне слова наверняка объясняла когда-то в детстве Ваша бабушка по отцовской линии.

– Помню. Итак, Вы – присматриватель, ждущий шанса поймать меня на первой же моей ошибке. Да перестаньте уже тянуться передо мной.

– Вы не отдали команды «вольно», Мэм!

– Не понимаю. Здесь же никого нет.

– Здесь есть мы с Вами, Мэм!

– Окей. Вольно.

– Есть вольно, Мэм! Почти так, – молодой мужчина невозмутимо уселся на одно из опустевших кресел у стола и тут же непринуждённо захрустел хлебной палочкой со вкусом печени индонезийского мокроухого свиногуся из оставленной кем-то на столе открытой пачки. Чистоплотно потёршись перед этим пальцами левой руки о сферу биодеза, что не укрылось от взгляда его собеседницы.

– Что именно «почти так»?

– Почти присматриватель. С одним маленьким уточнением: я не хочу получать этот шанс. И сделаю всё возможное, чтобы он у меня не появился. Для Вас я – сторонний наблюдатель, арбитр, помощник в случае необходимости и поклонник… э… Ваших талантов в одном лице. И здесь, и… впрочем, это неважно. Так что я буду рядом с Вами постоянно.

– Постоянно?

– По крайней мере до тех пор, пока не будет прислан другой супервайзер. Тогда и только тогда у Вас появится возможность от меня избавиться. Понятно, что эта информация не должна пересечь порога этой комнаты?

– Да. Что там было о поклоннике?

– Я знаю Вашу операцию «Теотиуакан» наизусть.

– О…

– Тогда у Вас не было ни единого шанса в современной системе их исчисления. Ноль! Но Вы такое устроили голыми руками!..

– Сейчас и здесь какова моя роль?

– Вы – всё та же неподражаемая и бесспорно достойная высочайшего уважения Мэм. Продолжайте, пожалуйста, руководить в том же стиле. Я просто должен быть где-то поблизости и знать обо всём происходящем.

– Это все Ваши полномочия?

– В случае особой необходимости я буду корректировать Ваши приказы незримо для других членов подразделения. Это не будет происходить назойливо часто. Насколько я успел понять, у Вас тут и так всё более-менее налажено. Но! Когда и если я вмешаюсь, Вы будете подчиняться неукоснительно. И вверенное Вам подразделение соответственно. Я в достаточной мере понят?

– Не вполне. Э… как к Вам обращаться?

– Вы же уже обращались: кадет.

– Хорошо. Объясните мне, пожалуйста, Сэр… э… кадет, как Вы будете руководить, если командовать остаюсь я?

– Для начала прошу Вас, Мэм, не говорить мне «Сэр». Никогда. Это всё только усложнит. Здесь только одна командир – Вы, Мэм. Руководить я не буду. Я буду лишь помогать Вам принимать решения в некоторых особо чувствительных для интересов наших нанимателей вопросах.

– Но… я не понимаю, как это можно организовать?

– О, Господи! Да если бы в этом заключалась главная наша с Вами сложность… я Вам навскидку накидаю полдюжины вариантов.

– Я слушаю, – с неподдельным интересом изъявила готовность выслушать их женщина, с какой-то неуловимо кошачьей грациозностью оказавшись в кресле, покинутом ею пару минут назад.

– Вариант номер один: для всего местного личного состава я – неуклюжий кадет. Холёный мальчик, которого Вы умело вытащили из изощрённой ловушки подранком. Потом, когда Вы меня подлечите, я стану Вашим верным розовощёким любимчиком. Юным адъютантом.

– При мне? Адъютантом?

– Второй вариант: Вы внезапно заболели, Вам потребовался врач, но…

– Нет-нет, меня вполне устраивает первый. Смазливый адъютант. Хм… звучит заманчиво… а Вы… э…

– Это как получится. Настаивать не буду. Отказываться тоже, – улыбнулся мужчина, – решать Вам. Вы очень привлекательны и не замужем. Я тоже пока неженат.

– Это я-то привлекательна?! – спросила женщина, непроизвольно поправляя невидимо выпавший из короткой причёски-ёжика локон. – Вам что, мало досталось сегодня?

– Вполне могло достаться и больше. Пожалели ведь смазливого выскочку, наивно вляпавшегося в куст из девяти психотемпоральных мин-ловушек?

– Из шести.

– Три наиболее энергозаряженные я ещё перед посадкой дистанционно дезактивировал на всякий случай. Чтобы не мешали нам с Вами… эмм… познакомиться. Ну… Вы понимаете. Как минимум одна из которых, кстати, по предварительной оценке, была начинена троекратным вероятностным перекрытием.

– Видела. Уточню: две с троекратным точно, насчёт третьей я сама не уверена. А я и не знала, что их обезвредили именно Вы, э… кадет.

– Эм… у меня щёки горят… сама Мэм меня похвалила…

– Бронекорпус транспорта, на котором вы все прибыли, неожиданно оказался довольно качественно защищённым, даже я насквозь не разглядела впопыхах. Подумала, что в таком крутом лимузине и спец крутой имеется.

– Так я там и имелся в тот момент, Вы не ошиблись. Схема его психозащиты разработана и установлена при моём непосредственном участии. На что-то, видимо, сгодился оплаченный родителями Университет Премьер Лиги.

– Премьер Лиги? Ну-ну.

– Вы поймите, я никогда не навязываюсь. Просто искренне считаю Вас очень привлекательной. Это никого ни к чему не обязывает. Ну, помечтаю пару раз в неделю в душевой кабине, представляя Вас рядом…

– Пару раз в неделю? Представляя меня рядом? И это называется «не навязываюсь»?