Необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника, или Почему овцы ходят за козлами

– И я о нём. Видите ли, бесплатные лояльность, инициатива и результативность – оксюморон столь же тройной, сколь и незаслуженно забытый многими одеколон. Кстати, был неплох. Доводилось обонять?

– Что обонять?

– Неважно. Мозги, в заданном направлении мыслящие и ожидаемым опытом обладающие, не могут не стоить денег: на дворе давно не двадцатый век. А уж коли охота вдобавок ещё и руки, из нужного места растущие… правда ведь, Аркадий Акакиевич?

– Грех отрицать, Сигизмунд Соломонович. Руки, из нужного места растущие, никогда не лишние.

– Вот. Я уже не говорю об отсутствии у искомых Вами спецов специфических атавизмов вроде совести, что тоже не бесплатный бонус… сами понимаете… Ну, и мои посреднические услуги Вы не забудете учесть в смете расходов, Аркадий Акакиевич, я уверен.

– Ах, право, это я так, вслух подумал, не обращайте внимания… всё сами решим…

– Вы, главное, кого не надо не наскребите в пылу-то искательском. Чтобы не было как у Стоунфеллеров и иже с ними, помните?

– Да ничего у них не случилось вроде, буквально давеча индексы сверял.

– Так и случилось не вчера. Вы в те годы индексы смотрели?

– В какие такие «те» годы?

– Когда токсин СиЭйч11 стал почвой для слухов едва слышимых, и то в очень ограниченных кругах. А потом в семействе Кеннеби случились перемены…

– Э… ну… да, что-то слышал… так что там с токсином?

– Привлекли наспех не тех и не там, не проверенных людей рекомендациям последовав. Вот и случилось то, что случилось…

– Я слышал, что там все погибли, не так ли? Нет людей – нет свидетелей.

– Тогда как Вы объясните изменения, произошедшие в домах тех, кто принимал решение сначала о найме спецов, которых слишком поторопились привлечь, даже не отфильтровав должным образом, а потом об их тотальном устранении столь жёстким и бесчестным способом, не расплатившись ни с кем из них, даже с теми, кто был лоялен?

– Изменения в домах? А они произошли?

– В паре расположенных на разных континентах закрытых и тщательно охраняемых школ для детей тех, кто не здоровается со всяким встречным без крайней тому необходимости, давайте, скажу я так обтекаемо, случился некий… скажем, мор. Кто-то раньше с ума сошёл, кто-то позже. За некоторых членов тех семей боролись довольно долго, привлекая самых выдающихся светочей медицинской мысли. Однако, и выжившие время от времени демонстрировали отклонения в поведении. Например, один считавшийся полностью вылеченным отправился в Океанию каннибалов кормить самим собой, как только сумел сбежать от охраны.

– А!.. Вы о Майкле Стоунфеллере?

– Неважна фамилия. Важна ответственность того, кто людей нанимает, перед ними и перед их… гарантом соблюдения сторонами условий Соглашения, давайте сформулируем так.

– Я пару раз терял нить. Причём здесь вообще некий токсин?

– Вы его тактико-технические характеристики просто не видели. Знаете, почему разработчики отказались от его воплощения в реальном боезапасе? Действует слишком медленно. Жертва сходит с ума спустя месяцы, годы, а то и десятки лет. Причём, зачастую незаметно даже для самых близких. А солдата на поле боя надо вывести из строя немедленно.

– И что Вы предлагаете, Сигизмунд Соломонович? Хотите мне продать такое средство?

– Боже упаси, Аркадий Акакиевич! Обладай я хотя бы намёком на местоположение источников такого рода информации, я бы общался не здесь и не с Вами. Впрочем, мы же не об этом. Я лишь предлагаю не жадничать и кого попало второпях не нанимать. Особенно, в Вашем случае.

– Что Вы знаете о моём случае?

– Ах, многовато мы с Вами говорим. Вот и очередной фрагмент Речи пропустили почти весь. Давайте же похлопаем.

– Да-да. – Ответил его собеседник, энергично включившись во всеобщие овации. – Я подумаю о Вашем предложении… кстати, слыхали новости? Сказывают, земелька в продажу поступит вот-вот. Со всем тем, что на ней уже есть… Только что получено из весьма заслуживающих доверия источников: нагадала одна весьма почтенная, Не Абы Кем рекомендованная мне гадалка. Интересует?

– То бишь, самому Не Абы Кому она уже не потребна?

…

– От потребности, – отметил сухощавый, чуть заметно морщась и массируя правую ключицу, – до умения её удовлетворить – не каждому дистанция по силам.

– Ага! Неученье – тьма. Как тараканы на свету забегали, – поддержал с довольной улыбкой коренастый, – Что, даёт знать накануне дождя? Надо же, кто бы мог подумать: обыкновенный подонок – торговец мертвечиной в детсады, а чуть не похоронил нас тогда.

– Не нас, а меня. И поделом мне. Сунулся слишком поспешно и самонадеянно. Недостаточно подготовился. И не он это был, а кое-кто другой. Меня же то существо из девочки с чёрным зонтом предупреждало: состригут спецы, не хуже нас с тобой подготовленные. И состригли. Спасибо, ты вовремя подоспел, а то бы кранты. В том болотце я бы и кормил сейчас сомов с раками своими гниющими ошмётками. Как сейчас модно говорить, прошёл бы ферментацию вне очереди…

– Не мне спасибо – половинке моей. Ты же нам рыбу обещал для пирога, она уже и тесто поставила, и поджарку приготовила. Так тесто принялось было поначалу, а потом вдруг возьми да и скисни ни с того, ни с сего. Она снова ставит, и опять то же самое. Никогда такого не было. И тебя нет и нет. Тогда она и говорит мне, что что-то неладно. Не опаздываешь, мол, никогда без уважительной причины. У неё же знаешь, сердечко какое чувствительное. Она у меня никогда не ошибается. У неё это наследственное. И бабка, и прабабка, и прапрабабка её людей шёпотом да наговорами лечили от хворей разных.

– Ты не рассказывал.

– Да она не очень любит об этом… бабуля её кому осколок давний, вдруг зашевелившийся, выманит из-под сердечка… и так аккуратно, что хирург в районной больничке только руками разводит… а кому и беременность нашепчет желанную, когда та отчаялась уже и надеяться. А те, вылеченные, её потом сторонились, как прокажённую. Ведьмой звали. Будто это ругательство какое.

– Н-да… дороги, как утверждал сатирик, – не единственная беда на Руси.

– Так вот я и подорвался тебя искать. Эти-то что тут делают?

– Вот это вопрос вопросов. И нам как раз поручено на него ответ-то поискать. Новым начальством. Главное, работа у нас с тобой снова есть. Причём посытнее прежней. В смысле оплаты. И отчётности этой бухгалтерской теперь нет. Меня же перед увольнением так замучила бухгалтерша, слов не подобрать цензурных. Куда, дескать, вы с Петром Тимофеевичем такую уйму денег потратили?

– Ну-ну, а ты что ей в ответ?

– Я же ей всё, как на духу: сколько водителю скорой, сколько за аренду развалюхи, потом тому шоферюге в автобусе, когда от погони уходили… мотели не самые легальные… ну и так далее.

– А она?

– А она давай мне под кожу лезть, как тот энцефалитный клещ. Номер, видишь ли, водительского удостоверения того водителя автобуса ей нужен просто позарез. Дескать, для отчётности. Ещё его ИНН, копия всех заполненных страниц его паспорта и акт приёма-передачи денежных средств, заверенный подписями трёх очевидцев.

– Ну, это – как всегда. Мало двух бед на Руси, так одна ещё и командовать другую строящими лезет. А ты что?

– Что-что… сначала спросил, хорошо ли её охраняют.

– Что, прямо так? И что она? Обрадовалась такому вопросу?

– Ещё как! Так развизжалась, давай кнопку тревожную жать, типа, я ей угрожаю. Чуть ей память не зачистил… но, мы же на своих не можем служебные Артефакты применять…

– До тревожной кнопки дошло? То есть, вязать тебя прибежали?

– Ну да… Гензель и Гретель. Первым – пупс тепличный розовощёкий стотридцатикилограммовый лет двадцати трёх, пристроенный кем-то из вспухших, подобно прыщу на здоровой коже, родственничков от армии на тёплой должностишке косить. Вбежал, запыхавшись, и в метре от меня запутался, где у него кобура, между какими по счёту складками под брюхом спряталась.

– Надеюсь, ты помог ему?

– Спрашиваешь. Отстрелит ещё себе что-нибудь, останутся его родители без внуков. Объяснил ему, что оружие – детям не игрушка.

– А дальше?

– За ним деваха прибежала лет на пять его старше, явно лелеющая планы колобка того сначала на себя, а потом и на себе. Ух, и цепкая! Коренные москвички так не умеют, только приехавшие. Я у неё дольше шокер её отнимал, чем у него кобуру. Секунды три минимум боролась прям насмерть.

– Повеселился, значит?

– Нет. Что там весёлого? Скорее, грустно всё. Просто вкратце пояснил присутствующим, что хотел выяснить, могу ли я бухгалтерше этой тайны государственные доверить без риска, что она их выдаст первому же встречному, знакомому с азами допроса с пристрастием. И выяснил, что нет. Ни ей, ни им. Заодно и набежавшему следом наряду указал на их недоработки.

– Покалечил кого?

– Не смешно шутишь, Пётр Тимофеевич. Они же солдаты. Они не виноваты. Присягу дали и выполняют приказ. Так, обезоружил сначала, потом немножко самых буйных обездвижил по возможности мягонько. Раз пришли на такую работу, нечего сопли жевать. Вот прапору их да, малость дал по центру принятия решений. Безрезультатно, кстати. То ли там сотрясаться было уже нечему, то ли привычный. На секунду-полторы завис, не больше. Пришлось ему банально катеты с гипотенузами сводить.

– Прониклись?

– Если ты о благородной плесени, по блату на местечке тёпленьком проросшей, то мне неинтересно. Они же не нас с тобой охраняют, на их счастье. А солдатам банку сигарилл и кругом марш в курилку рысью.

– Откуда сигариллы?

– Пупс обронил. От маменек, видимо, прятал в нагрудный карман, а грудь там – многослойная мансарда живота, так что карман оказался в горизонтальной плоскости со всеми вытекающими… в данном случае выпадающими. Первым выпал портсигар, затем удостоверение, несколько затёртых вырезок из порноглянца, пара влажных салфеток из точкальдса и горсть зубочисток.

– От маменек?

– Ну да, от обеих. Та, что с ним рядом, мечтает той, что постарше, живот с продолжением рода преподнести под нос высокомерно задранный, чтобы та её стала наконец воспринимать, как человекоподобное существо. А никотин, сам понимаешь, в этом деле да при его одышке…

– А с бухгалтершей чем кончилось?

– Короче, снова и снова пытался ей растолковать, что дело было в другом государстве, инэнэны там совсем не инэнэны, да и паспорта там при себе не носят даже те, у кого они есть. Мы, объясняю ей, выполняли нелегальную с точки зрения и на обоих американских континентах действующего, и международного законодательств работу, и составлять договоры и писать расписки было в принципе невозможно.

– И что она?

– Всё без толку. Чуть всю кровь мне не выпила. «Я напишу докладную, мы эти деньги из вашего жалованья вычтем». Тьфу, гангрена её итить. Да что я тебе рассказываю? Ты сам через это прошёл.

– Хм…

– Подожди-ка, что значит это твоё «хм»?

– Да ничего особенного, – усмехнулся коренастый. – Мне повезло просто.

– Как это? Ну-ка, колись!

– Да мне с бухгалтером подфартило. Моисеич у них есть такой, кучерявый, с залысиной, может, помнишь? Плюгавенький весь, а глазёнки хитрющие.

– В очочках круглых?

– Точно! Так тот, как я вошёл, сразу мне в лоб: «Потеряли, признавайтесь, Пётр Тимофеевич, деньги? Жара, усталость, недосып, многократное превышение установленного трудовым законодательством фонда рабочего времени. Вокруг толпы народа. Чужого, замечу, народа, Пётр Тимофеевич. Не нашего. Карманники всюду, опять же. А прикрытия нету – кадровый дефицит. Где же здесь Ваша вина?»

И поблёскивает на меня своими очочками лукавенько так, будто учитель несмышлёного ученика на правильный ответ за язык вытаскивает.

– Интересный он, этот бухгалтер. И вопросы такие задавал неспроста.

– Спроста или нет, а только дело тем и закончилось. Я на контузию сослался. Не помню, мол, ничего. Он так обрадовался: «Вот, ещё и контузия! Подписывать будете?»

– И?

– Ага, щас. Разбежался. Рука, отвечаю, ещё не слушается полностью. Он едва в пляс не пошёл. Проводил меня до двери буквально через минуту чуть не в обнимку. И всё. Оформили мне ещё и материальную помощь, хотя я не просил. Правда, всё равно уволили в запас.

– Понятно всё. Интересно было бы взглянуть, сколько денег они в действительности под эту «потерю» на нас списали.

– Да и хрен с ними. С нынешним нашим частником получше, чем в Конторе, будет.

– Поглядим ещё, слаще ли хрен редьки. И то, что частник он – совсем не факт. Человек, прямо скажем, совсем не такой простой, каким хочет выглядеть. Одни те его перстеньки только взять, что он на всякие важные встречи надевает. Видал галерею? Я пару шедевров мельком опознал. Один из них – вообще Артефакт с внушительной историей, место которому в закрытой лаборатории, а не у него на пальце. Очень необычный человек. И задачи ставит, прямо скажем, нестандартные.

[1] Курт Гёдель (1906-1978) – австрийский математик, член Национальной академии наук США и Лондонского королевского общества, автор известных и произведших в учёных кругах фурор «Теорем о неполноте», доказал, что доказывать мы с вами пока не настолько мастера, как нам хотелось бы (трактовка авторская)

Глава 6 Нестандартные задачи интереснее решать

«Всё интереснее и интереснее», – отчётливо срезонировала в ноосфере одинокая нота тревожности.

Прозвучала она в голосе девочки на вид лет двенадцати-тринадцати от роду, одетой в пропылившиеся джинсы и не самого свежего вида футболку.

Той самой, что добросовестно пыталась на нескольких считающихся популярными на этой планете языках урезонить дюжину насторожённо, можно даже сказать, крадучись приближающихся к ней смуглых, сильно пахнущих давно не мытым телом мужчин.

Ни их грубо сплетённые из тростника широкополые шляпы, зачем-то аляповато окрашенные в землисто-зелёные тона, ни мятые выцветшие рубахи той же палитры, ни непонятного цвета мешковатые штаны, подпоясанные невесть чем и потасканно нависающие над донельзя растоптанными солдатскими ботинками, никакого желания завязывать общение у неё не вызывали.

Не говоря уже о бросающихся в глаза своими остро заточенными кромками мачете-подобных полосках металла с обмотанными чем-то, напоминающим неровно нарезанные лоскуты подозрительно тонкой и не менее настораживающе бледной, полупрозрачной кожи рукоятками, имеющихся у всех, кто брал её во всё более и более тесно сжимающееся кольцо.

У кого-то они были крепко зажаты в жилистых, испещрённых отчётливо темнеющими линиями вздувшихся вен, руках.

У других беспечно болтались на поясе.

У некоторых хищно выглядывали из-за спины.

Ярко блестящее в свете близкого к полуденному солнца стальное десятисантиметровое жало нелепо смотрящегося в её хрупкой девичьей руке не по-детски большого чёрного зонта, выполненного в виде трости с массивной рукояткой, всё это время быстро чертило в жарком воздухе, будто живя своей собственной жизнью, какие-то невидимые для большинства присутствующих знаки.

Но мы-то с вами знаем, что большинство – это всё же не совсем все.

– Приветик от Марго! Не слишком ли витиевато? – послышался вдруг ниоткуда почти неразличимо чей-то голос.

– Э… а?! – нервно поперхнулась в очередной раз встряхивающая с озабоченным видом свой очевидно громоздкий для её миниатюрных параметров зонтик девочка.

– И от этого Вашего… как его … Артёма тоже. Пытаетесь подвергнуть этих мужчин десяти казням египетским[1]? Опять воюете с кем-то, сударь? И снова в чужом теле?

– Кто здесь?! Где я раньше слышал этот голос?! Почему так долго?! Марго, это, шалунья, ты?! – отреагировала девочка на услышанное ею очень эмоционально, с отчётливо вдруг зазвучавшими в голосе нотками надежды.

– Шалунью стоило предупредить, что охота ведётся. Её пришлось из плена вызволять. Не Вам пришлось, замечу. Мне. Вы действительно надеетесь поразить своих угрюмых преследователей грязной водой с лягушками и мошкарой? Или полагаете, что эти Ваши поклонники саранчи испугаются?

– Из кого Вы говорите?!

– Хотя нет, дайте угадаю. Вы всерьёз думаете, что у этих первобытных самцов могут быть первенцы, судьбой которых они дорожат?

– Что всё это значит, извольте объяснить!

– Ах, всё то же повелительное наклонение…

– Что такое это Ваше «повелительное наклонение»?! И как мне отвязаться от этих Ваших туземцев?!

– Разве оно моё? Это же Вы мной пытаетесь повелевать, а не я Вами. И люди, которых Вы не совсем точно назвали туземцами, не мои. Они тоже Ваши… э… почитатели, так сказать. Хотя, нет. Скорее, загонщики.

– Что здесь происходит?!

– Думаю, не склонен я сейчас давать бесплатные[2]консультации.

– Сколько стоят платные?

– Сегодня – нисколько.

– То есть, даром?

– То есть, у меня выходной.

– А если очень надо?

– Кому?

– Мне!

– Значит, не мне. Пока! Приятной вечности!

– Постойте! Вы что же, меня здесь вот так просто бросите?!

«Как там говаривал один немецкий священник…», – потянулся спросонья внутри меня мой внутренний.

«Ты о пасторе Нимёллере?[3] – уточнил я у него рассеянно, поскольку был несколько занят. – Так мы же никого ещё и не бросили… пока…»

– А почему здесь не работают мои… э…

– Заклинания?

– Да! Почему?!

«Очевидно, потому, что причины есть тому», – вздумалось блеснуть изнутри меня своей поэтической жилкой моему внутреннему.

Я солидарно промолчал.

– Какие?! – требовательно вопросила девочка.

– Аяяй… нехорошо подслушивать чужих внутренних.

– Прекратите говорить со мной подобным образом!

«А приказалка выросла нам приказывать?» – снова влез в разговор мой внутренний, подбоченившись.

«Что я слышу? – одёрнул я своего внутреннего дружелюбно-иронически, – только проснулись, батенька, и давай воевать?»

«Да ладно, почему сразу воевать? Так, поправил товарища», – насупился мой внутренний и ушёл, как обычно, в себя.

Это он ненадолго, я вас уверяю. Так уже бывало, и не раз. Подозреваю сочувственно, как не сладко ему, экстраверту, быть внутренним у такого заскорузлого мухомора, как я.

– Что?! Я же… ах да, так вот в чём дело! Вы же сейчас видите во мне ребёнка! Как я сразу не догадался! Так вот, я просто сейчас не в своём теле! – будто что-то внезапно поняв, затараторила девочка, начав использовать мужской род в своих восклицаниях.

– Эка новость. А то мы не знали. Стал бы я сударем величать маленькую девочку.

– Но… э… кто такие «мы»? И что вы знали?

– Вам подробный письменный отчёт прислать?

– Я готов согласиться на краткое изложение в тезисах.

– А присылали официальный запрос на изложение в тезисах? Можно уточнить реквизиты почтового отправления? Их же теперь легко отслеживать, Вы знали?

– Кого отслеживать?!

«Не «кого», а что. Почтовые отправления. Винительный падеж», – вновь вмешался в разговор поучительным тоном мой внутренний.

– Какой падеж?! Какие отправления?! Вы о чём?!

– А о чём Вы?

– Хорошо, я начну с самого начала. Мне надо срочно вернуть чужое тело!

– Чужое? То есть то тело, которое, по определению, принадлежит не Вам? По закону, чужую собственность можно использовать в своих интересах лишь с разрешения правообладателя, либо его законного представителя, либо на основании вступившего в силу решения органа, уполномоченного таковые принимать и т. д. и т. п. Есть документ, подтверждающий Ваши права на занятие занимаемого Вами тела?

– Да ну хватит уже! Вы должны мне помочь!

– Кому хватит? Если Вам, то нам неинтересно. Или Вы за нас решили порешать, сколько нам хватит, сколько – нет? И почему Вы так убеждены, что мы Вам что-то задолжали? – вяло поинтересовался я, продолжая заниматься своим делом. – Расписка у Вас моя есть? – продолжил я, сопя от усердия, выравнивать границы только что накрывшего нас пятна параболически-экспоненциального искривления потенциально-вероятностной пространственно-временной компоненты. – Ладно, так и быть, мы нынче неоправданно добрее, чем обычно. Давайте координаты Вашего Ордена или как там его. Туда Вас переправим, раз нам по пути.

– Но… почему сразу… э… туда? Нет уж, давайте я…

– Давать в другом месте будете, когда и если появится потребитель предлагаемого. Итак, мы или туда с Вами, или туда без Вас. Нам с вашими старшими по делу просто надо парой слов обмолвиться, а Вы – как хотите. Либо туда с нами, либо здесь и сами.

Идеальное – к идеальному. Сущее – к сущему. Как завещал граф Бертран Рассел[4].

Мой КРИС (Купол Разделения Информационных Слоёв) должен непременно иметь диаметр, равный двенадцати целым пятистам шестидесяти шести тысячным североамериканского фута.

Почему фута и зачем именно североамериканского?

Дело в том, что использованная мной формула была создана одним гениальным североамериканцем сербского происхождения ещё в позапрошлом для живущих в двадцать первом веке. Вы наверняка догадались, о ком я.

– Лучше бы Вы не лезли…

– Это мы-то лезли?! Розетка первой никогда не начинает. Не сунься ваша кодла к нам под высокое напряжение… потчевали бы Вы сейчас, поскуливая, своим не своим нынешним тельцем давешних троглодитов без малейшего шанса вернуться. Вам же здесь даже попытаться убить никого из них нечем, не то, что тело потом суметь прямо здесь структурировать, оформить и занять хотя бы с ничтожной вероятностью выжить.

– Да это понятно, но, что Вы имели в виду, говоря слово «кодла»?

– Вашу кодлу, вашу, чью ещё. Это вам вздумалось переполнить памперс нашего терпения. Пришла пора и обратную связь получить. Итак, координаты Ордена или я вас к поклонникам обратно вышвыриваю.

– Но, то, что Вы называете Орденом, совсем не…

– Даю отсчёт, – перебил я его, – три… два …

Момент сбоя в алгоритме установки Купола я заметил слишком поздно… отвлек меня, с… – пусть будет суслик – неблагодарный.

«Мама, мама, что я буду делать?..» – донеслось из накрывшей вдруг пространство клочковатой темноты обрывком звукоряда.

«Но, если дуб, как дерево, родился баобабом, то и будешь баобабом тыщу лет!..» – прозвучало где-то рядом необычайно громко голосом Владимира Семёновича…

«Шурик, Вы комсомолец? Это же не наш метод!» – ответно и совершенно неожиданно для меня, к тому же незнакомым мне голосом взбрыкнула цитатой из ставшего уже классикой и любимого миллионами шедевра окружающая мгла.

«Шутишь? – бодро встрепенулся внутри меня мой внутренний. – Из меня комсомолец, как из guano[5]пуля… а ты вообще ко мне обращался?»

«Да нет, наверное, – рассеянно подумал я ему в ответ, – думаешь, это был я?»

«Умеешь запутать, однако! – показался мне искренне заинтригованным внутренний. – Тогда кто ещё? Может быть, у тебя ещё один внутренний завёлся? Или одна? – подмигнул он мне внутренне. – Ты бы нас познакомил. Сбегаем в супер, возьмём там что-нибудь. Полянку накрыть, знакомство отметить, так сказать… покуда ты опять угрюмо занят».

«Так, что не так?» – вынужден был я отвлечься от своих тягостных размышлений и проникнуться переживаниями своего внутреннего. Чересчур напряжённым показался он мне в этот момент.

«Вот почему у вас, внешних, подобные высказывания лицемерно зовутся двусмысленными? – немедленно откликнулся тот ворчливо. – Я, например, вариативных логических оттенков насчитал навскидку не менее восьми».

«Если не считать пунктуацию, то их математически не может быть меньше двадцати четырёх, если не ошибаюсь. Факториал[6], типа», – почесал я задумчиво левой рукой щетину на правой щеке, – «Прости, дружище, но мне сейчас не до этого. Я тут одну концепцию никак не сформулирую…»

«Ладно, раз так, подскажу тебе, умник, – глухо проворчал он изнутри меня, выдержав задумчивую паузу, – надо же вежливость твою поощрять, как реликт. Короче, вторая такая же площадь нужна в другом аналогичном городе… контрольная группа… статистический базис… те, кому дают плацебо вместо лекарства… помнишь Диагора Мелосского с его доводом об особенностях в храмах того времени подношений морским богам? Дескать, утонувшие в храм не вернулись подношения свои назад забрать? А если бы вернулись и забрали?»

«Да какой же ты у меня умница!» – заорал я ему мысленно, не сдерживая эмоций…

Где-то громыхнуло.

Потом ещё.

Потом ещё и ещё.

– И? – язвительно осведомился я в пустоту. – Куда от страха пукнуть?

– ? – немо-вопросительно отреагировала пустота.

– Долго будете тупить? Я здесь по делу, мне на слушание надо!

– Так бы сразу и сказал, – человеческим голосом ответила пустота, – время моё тратишь. Иди на…

– А в каком направлении «идти на…»?

– Там разберёшься. Тут недалеко. На шум греби. А ты живчик! – одобрительно, как мне показалось, хохотнула пустота.

«Нет, ты это слышал?» – осведомился я у внутреннего.

«Я ничего не слышал, – буркнул недовольным шёпотом внутренний, – хорош меня палить!»

Идти на шум пришлось и правда, недолго. Ну, как идти. Скорее, мыслеплыть.

– … обвиняемые обвиняются обвинением…