Там так холодно

Выбирая игрушку на вечер, он и не заметил, сколько прошло времени. Перебирая тысячи портфолио, он нашел тех кого искал. Девочка была старше, он так и хотел, чтобы дочь была старшая. Она была похожа на него, такие же непослушные кудрявые рыжие волосы, веснушки на пол-лица и гордый взгляд, с затаенным вызовом. Нос был как у супруги, ровный и красивый, не его, большой и с горбинкой. Мальчик был на три года младше, всего пять лет, веселый, улыбка до ушей, темно-рыжие волосы и большой нос с горбинкой. И он сделал заказ и сразу оплатил, чтобы супруга не смогла отменить сделку и выбрать другую франшизу.

Лиза сидела за рабочим столом и внимательно читала. Уроки давно закончились, но идти играть в каменном дворе она не хотела. Ей не нравились искусственные трава и деревья, особенно после того, как их сводили на экскурсию в ботанический сад, ей захотелось там остаться навсегда, стать кустом или цветком, лишь бы не возвращаться обратно. Она читала про растения, далеко вперед уходя по курсу, система не препятствовала этому, наоборот, поощряла, добавляя малые доли к рейтингу, формируя будущий профиль взрослого. Лиза знала, что ее судьбу решит компьютер, поэтому решила делать только то, что ей интересно, не пытаться подыграть компьютеру. Она не могла знать, как это работает, но внутренне понимала, что этого и не знают учителя-наблюдатели, ходившие за ними постоянно.

– Лиза, у тебя завтра праздник, – сказала учитель-наблюдатель, входя в пустой класс. Увидев удивленное лицо девочки, она усмехнулась. – Тебя выбрали, представляешь?

– Это ошибка, – без сомнения ответила девочка, с тоской смотря на гаснущий экран рабочего стола, система верно определила, что учиться ей не дадут, и сохраняла сессию.

– Я тоже так думаю, но заказ оплачен. Если ты все испортишь, и нам понизят рейтинг, то тебя ждут большие неприятности. Ты на полгода будешь лишена экскурсий, а в ботанический сад и музеи больше никогда не пойдешь. Ты меня поняла?

– Да, я все сделаю, как надо, – Лиза сглотнула горькую слезу.

– И чтобы не лезла ни к кому с вопросами. Ты знаешь, в чем твоя задача, отработаешь, тогда получишь вознаграждение.

– Я все сделаю, как надо.

На следующий день за девочкой приехала большая белая машина, она такие видела только в учебных фильмах про прошлое столетие. Автомобиль был стилизован под начало индустриального века, роскошный, с широкими отливами боков и натертым до болезненного блеска хромом. Лиза боязливо села, дверь учтиво открыл высокий молчаливый мужчина в черном костюме и черной маске, власти объявили оранжевый уровень эпидемиологической опасности, поэтому все служащие и обслуживающие должны были носить маски. Детей в Комбинате постоянно тестировали, изолируя при первых проявлениях насморка. Лиза, в отличие от других, не сопротивлялась, тогда к ней никто не приставал, и она могла спокойно изучать все, что хотела.

В машине сидел заплаканный малыш в матросском костюме, стилизованном под французских моряков доиндустриальной эры. Мальчик тер кулачками глаза и размазывал сопли по мордашке.

– Не плачь, не надо бояться. Они тебе ничего не сделают. Я тебе помогу. Меня зовут Лиза, а как тебя? – девочка вытирала его слезы белоснежным платком с золотой вышивкой, который она должна была демонстрировать, но ни в коем случае не использовать. Лизе было все равно, она об этом даже не думала.

– Динар, – прохныкал мальчик и прижался к ней, обхватив шею тонкими, но крепкими ручками.

– У нас есть немного времени, – сказал водитель. – Мы можем заехать в парк и немного погулять, если вы не будете убегать.

– Спасибо, мы не убежим! – обрадовалась Лиза.

Он не обманул, привез в парк, подальше от гуляющих взрослых, чтобы не привлекать внимания. По правилам для франшиз они не должны были свободно гулять по улицам, только в присутствии учителя-воспитателя. Дети покатались на карусели, водитель крутил сильно, так что дух захватывало. А потом раскачал их на ватрушке, Динар держался за Лизу, а она за него, чтобы не вылететь и не улететь. Когда ватрушка взлетала в высшую точку, они видели в глазах друг друга этот страх и любопытство, а как это будет, если полететь?

К особняку они приехали веселые, румяные и немного счастливые. Оставалось отработать вечер и часть ночи, но свою долю праздника они получили. Лиза договорилась с Динаром, что он будет ее слушаться, мальчик не возражал, он не хотел отходить от нее, часто прижимался, как ласковый котик, и у Лизы набухали слезы на глазах. Она заметила, что водитель, глядя на них, часто трет переносицу и трет глаза, а когда он наклонился, чтобы поправить Динару матросскую шапочку, выровнять помпон, Лиза заметила на его шее небольшую татуировку, как и у нее и Динара, сзади, у основания шеи.

Их привезли до прихода гостей. Красивая холодная женщина инструктировала Лизу, как старшую, что и как она должна делать, чтобы она и мальчик называли ее и высокого рыжего мужчину мамой и папой, а, главное, чтобы играли в умные настольные игры и не баловались, тем более, не бегали по дому. Лиза кивала и запоминала, она уже знала, чем займет Динара и чем займется сама. На игровом столе была настольная игра «Наш лес». Она устроит Динару настоящую прогулку по волшебному лесу. Когда вырастет, она совершит ее по-настоящему, найдет Динара, и они вместе туда сходят, а, может, там и останутся жить.

Пока Лиза мечтала, стали приходить гости. Она умело отыгрывала роль, Динар повторял за ней, но было видно, что он делает это с трудом. Мальчик хотел убежать и спрятаться от всех этих улыбающихся равнодушных лиц, сбежать от других франшиз, опытных и умелых кукол, напоминавших продвинутых фарфоровых роботов. Дети, как и было положено, играли вместе первое время, для услады взрослых. К ним то и дело подходили «мамы», спрашивали, подружились ли они, хотят ли они еще поесть или, может, пора подавать мороженое. Взрослые женщины упивались своей ролью, расчесывая до острого возбуждения древний материнский инстинкт, шепча своим супругам о том, как они хотят сегодня ночью и с кем. Мужчины улыбались и кивали в знак согласия, слишком открыто поглаживая своих спутниц и их подруг.

Эта игра продолжалась очень долго. Уже стемнело, и дети устали. Даже самые опытные клевали носом, резко просыпались и делали искусственное милое лицо – все знали, что от отзывов зависит их рейтинг. Динар дремал у нее на коленях, а Лиза читала большую живую книжку, напечатанную на настоящей пластиковой бумаге, о животных и растениях индустриальной эры. Она видела, как «папа», задумчивый рыжий мужчина, увидел ее интерес к игре «Наш лес», и положил ей эту книгу на стол, незаметно, так, чтобы никто не видел. Он вообще весь вечер был в стороне, часто смотрел в окно, не притронувшись к еде.

Наконец, гости стали расходиться по комнатам, и дом затих. У окна остался стоять хозяин дома, в отражении стекол следя за детским уголком. Хозяйка больше часа назад покинула гостей, уйдя в обнимку с одной девушкой, свободной претенденткой, еще не определившейся с супругом, которых на вечере было три.

Детей уложили спать в большой гостевой комнате. Лиза и Динар, немного поспавший, не могли уснуть. Они так и сидели на кровати в одежде и слушали, как шелестит листва за окном. Там были деревья, живые, не те роботизированные макеты, что стояли повсюду.

– Не спите? – спросил рыжий мужчина, садясь с ними рядом. Он тоже прислушался к ветру и листве, улыбнулся и предложил. – Хотите, я вам покажу звезды?

– Да, – прошептала Лиза, а Динар закивал, зажав ручками рот, показывая, что он будет молчать.

Они вышли во двор, где их уже ждал водитель. Он был без маски, гостей рядом не было, а хозяин дома не боялся заразиться. Водитель уже поставил на яркой от цветов зеленой лужайке большие матерчатые качели, на которых можно было бы сесть всем сразу, а, при желании, и поспать.

– А как вас зовут? – спросила Лиза и чуть не разрыдалась, она совсем забыла, что задала запрещенный вопрос. Теперь ее точно накажут.

– Олег. Не бойся, я никому не скажу. А этого молчаливого мужчину зовут Андрей, – он кивнул водителю, тот улыбнулся в ответ, с грустью посмотрев на детей.

Лиза и Динар сели, ткань даже не прогнулась. Было очень удобно, ветер раздувал платье, и Лиза скоро стала подмерзать. Динар прижимался к ней и во все глаза смотрел на звезды. Водитель Андрей принес пледы и укрыл детей, а Олег вернулся из дома и принес им по кружке с органическим какао, не той сублимационной каше, что разводили в Комбинате, от того какао была изжога и оно пахло как в санузле после приборки. Олег сел рядом с Динаром, похлопав мальчика по плечу. Динар хохотнул и крепче прижался к Лизе, игриво посматривая на Олега.

– Андрей, и ты садись. Или тебе тоже какао принести? – Олег подмигнул водителю, тот усмехнулся и аккуратно, чтобы не касаться девочки, сел рядом.

Олег рассказывал про звезды. Он показывал на небо, чертил руками замысловатые фигуры, рассказывая о том, как древние люди видели это небо, когда они еще не знали, что звезды очень далеко, и жизни человека не хватит, чтобы долететь до них. Дети слушали, Динар открыл рот от удивления, перестал бояться и уже прижимался к руке Олега. А Лиза думала, мечтала.

– О чем ты мечтаешь, Лиза? – спросил Олег. Она вздрогнула, учителя-наблюдатели говорили, что заказчики никогда не запоминают имена франшиз.

– Я хочу полететь к звездам.

– Но ты же не сможешь до них долететь. Жизнь человека слишком коротка для таких путешествий, – Олег внимательно посмотрел ей в глаза .

– А это неважно – я буду свободна в этом полете, навсегда! – восторженно прошептала девочка и спрятала глаза.

Олег нахмурился, а Андрей тяжело вздохнул. Олег еще немного рассказал про небо, про другие планеты, а когда дети уснули, принес из дома матрас и подушки, и вместе с Андреем они уложили их спать на воздухе. Он уже оставил высший бал, отправил длинный отзыв. До самого утра они сидели на траве возле детей и молчали.

Лето закончилось, как и осень. Лиза так и не попала больше в ботанический сад, а за то, что она вернулась в мятом платье, ее наказали. Не хотелось об этом вспоминать, но обида часто душила ее по ночам, и девочка плакала. Особенно она скучала по Динару, как он рыдал, не хотел уходить. Учителя-воспитатели его Комбината отодрали его от Лизы, а она бросилась на них с кулаками, и если бы не Андрей, то все бы кончилось еще хуже. Лиза это понимала, чувствуя в себе новое чувство, душащее, разъедающее и горячее, она еще не понимала, что это ненависть.

В самый холодный день, когда мела жуткая метель за окном, в комнату девочек вошли злые воспитатели. Они приказали Лизе собираться, дав не больше получаса. Потом ее повели по длинному коридору, она еще не была здесь. Лиза не понимала, что она такое сделала, дети рассказывали, что за этим коридором начинается тюрьма для детей. Лиза молчала, не поддавалась на тычки и злобное шипение.

Ее вывели на улицу. В пурге она не сразу заметила большую белую машину, возле которой стоял Андрей в черном пальто и мальчишка в ярко-оранжевом комбинезоне. Мальчик побежал к Лизе, радостно крича. Лиза упала на колени и обняла его, прижимая к себе. Динар что-то кричал, смеялся, но Лиза ничего не слышала и не могла понять, она рыдала, захлебываясь от радости, выпуская наружу скопившуюся обиду и злость, выдавливая из себя гной ненависти.

– Олег не мог быстрее. Ты его прости, это всегда долго, – сказал Андрей, встав рядом с ней на колени.

– Опять на праздник? – с радостью и тоской спросила Лиза.

– Нет, домой, – улыбнулся Андрей и добавил шепотом, быстро взглянув на перекошенные лица воспитателей. – Этой дуры там больше нет, не бойся.

Лиза кивнула, что поняла, но она ничего не поняла. Она была счастлива, и даже колючий снег был сейчас самым милым и добрым. Ветер пел ей веселую песню, подгоняя, чтобы она не теряла времени, счастье не терпит промедления.

Пятница, 18 ноября 2022 13:23

– Максим Сергеевич, вы заняты? – молодая врач осторожно вошла в кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь. Подслушать их никто бы не смог, но девушка с первых дней усвоила правила, что и у стен нет-нет, да вырастают уши.

– Отчетность, – с отвращением ответил Максим Сергеевич, не отрывая взгляда от экрана. Больные поели, кого положено укололи, остальные отдыхают. Есть несколько часов, чтобы возненавидеть человечество, верящее только документам и формулярам.

– Присаживайтесь, мне еще несколько минут надо пострадать.

Девушка хихикнула и села напротив, подперев голову руками, локтями придавливая журналы инструктажей. Она смотрела на него и улыбалась, следя за напряженным лицом. Если бы в кабинет вдруг вошла Альбина, она бы без подсказки решила, что они любовники. И, как всегда, ошиблась. Жена не раз пыталась уличить мужа в связях с медсестрами, ординаторами или пациентами, пока в один из скандалов в больнице ей не вправила мозги Марина Игоревна. Альбина успокоилась, прекратив ревновать мужа, но затаила обиду, что он оказался таким верным и правильным.

На самом деле Максим Сергеевич и Евгения Николаевна, которую он всегда называл по имени отчеству, не опускаясь до Женя или Женечка, любил свою подчиненную, как и всех остальных, но ее особенно. Девушка была замужем, Максим Сергеевич очень нравился ей и как мужчина, но дальше искренней дружбы и, пожалуй, братской любви, они не хотели двигаться. Да и сил на это не было, работа отнимала все, и часто хотелось просто попить кофе или чай, посидеть рядом и помолчать, понимая все без слов, чувствуя плечо друг друга. Максим Сергеевич умел дружить с женщинами, и они отвечали ему взаимностью, иногда обижаясь, что он не сделал шаг вперед, не завоевал или хотя бы очаровал, можно и без продолжения: приятная и ничего не значащая игра зависимых людей.

– Ты зря улыбаешься. Скоро сама будешь сидеть и заполнять отчеты, – он посмотрел в умные голубые глаза и улыбнулся в ответ. – Тогда уже я буду сидеть напротив и списывать твой список патологий.

– Я не против, – она погладила его пальцы. – Мне кажется что вы, Максим Сергеевич, слишком много на себя взяли. Мы все это видим и хотим помочь.

– И помогаете – главное работа, наши пациенты, а с этой гидрой я как-нибудь сам справлюсь, – он проверил документы и отправил отчет по системе. Сегодня искусственный мозг был к нему благосклонен, и отчет принял с первого клика. – Что случилось, Евгения Николаевна?

– Пришла мать Маргариты Смирновой. Она ждет заведующего для разговора. Со мной разговаривать отказалась: «Я с вами разговаривать не буду! У вас не тот уровень». Вот так, дословно. В первый раз таких людей вижу, хотя вы меня предупреждали, а я надеялась, что никогда не встречу. Знаете, она такая равнодушная и жестокая. Вот честно, прямо льется из нее это, как грязь. Я с трудом сдержалась, чтобы не ответить, все хотела спросить, почему она только сегодня пришла, ее же еще в выходные оповестили, передали все контакты. Я сама передала, по телефону она совсем другая, а в живую просто монстр!

– Как я и ожидал – типичная психопатка. Придется ей до лета сидеть, пока заведующего не назначат, – хмыкнул он.

– А почему вас не хотят назначить? Вы и так всю работу выполняете, пациенты вас любят, коллектив уважает и любит.

– Нет, меня нельзя: не лоялен, дерзок, политически безграмотен. Моральные качества тоже не годятся, у заведующего должны быть скелеты в шкафу, чтобы он гнулся в нужную сторону.

– То есть потому, что вы хороший человек, вам нельзя быть руководителем? Надо типа нашей Ольги Васильевны, так что ли? – Евгения возмущенно вздернула веснушчатый нос. – Она же людей не любит, каменная и безразличная. Ей бы всех в овощей превратить!

– Ну-ну, не надо переходить на общественный нарратив. Никто и никого в овощей не превращает. Ольга Васильевна хороший врач, и она не всегда была такой. Она старше меня, и я помню, какой она была. Когда-то и тебе придется выстроить стену и запереться наглухо, как и всем нам. Иначе ты не выдержишь и попадешь в свое же отделение. Ольга Васильевна достаточно пострадала, чтобы так ужесточиться, и в чем-то она права, но не всегда, – он взял ее ладони и мягко сжал, смотря прямо в глаза.

– Вот только не говорите, что и вы заперлись в замке, – буркнула она, слегка покраснев. Если бы он сейчас ее поцеловал, она бы не была против.

– У меня скорее дамба, которая слегка подтекает, – пошутил он и встал, – надо поговорить с этой гражданкой.

– Курбатова Галина Алексеевна, – напомнила Евгения, поправляя на нем галстук.

Он сделал очень строгое лицо, как положено начальству, и они вышли.

– Кто вы? – высокая и болезненно худая женщина шестидесяти лет смерила Максима Сергеевича недовольным взглядом.

– Царев Максим Сергеевич. Я заместитель заведующего стационаром. Антонова Евгения Николаевна, лечащий врач вашей дочери Смирновой Маргариты Евгеньевны.

Женщина поморщилась, разглядывая их с ног до головы. Особенно ее лицо исказилось, когда он назвал фамилию ее дочери.

– Я уже сказала вашей девчонке, что буду разговаривать только с заведующим! – почти крикнула она на Максима Сергеевича.

– Тогда вам придется подождать. На данный момент я исполняю обязанности заведующего отделением, поэтому либо вы говорите со мной, либо запишитесь на прием к главврачу.

– Они послали меня сюда, – недовольно проворчала женщина. – И что натворила моя дочь? Почему ее заперли в психушку?

– Во-первых, давайте называть людей по именам, – он отодвинул стул и посадил Евгению Николаевну, покрасневшую от возмущения. Сев рядом, он долго смотрел на женщину, ожидая от нее ответа.

– Итак, Галина Алексеевна, что вы хотели узнать?

– Я бы хотела узнать, почему моя дочь Маргарита находится у вас. Будьте так любезны, – издевательским тоном ответила она, холодным взглядом смотря ему прямо в глаза. Евгению Николаевну она непросто игнорировала, а не видела, словно ее нет или она стул.

– Ваша дочь Маргарита Евгеньевна поступила к нам одиннадцатого ноября вечером в критическом состоянии. Она пережила сильный стресс. Ее состояние требовало незамедлительной помощи, а именно вывод из ступора и компенсацию состояния для выравнивания психического состояния. Я не стану грузить вас терминами, если захотите, то вы можете запросить выписку из ее карты, где все расписано, как положено. Но эта информация на данный момент недоступна, и у вас должно быть основание, чтобы ее получить. Главное, что вам надо знать, так это то, что Маргарита Евгеньевна находится в очень тяжелом состоянии, ей требуется долгое и сложное лечение. Пока посещать ее нельзя. К сожалению, мы вынуждены ограничить любые контакты до стабилизации состояния. Важным фактором разрешения посещений будет ее решение.

– Я ее мать! Я имею право навестить мою дочь! – она вскочила и уставилась сверху вниз горящими гневом глазами.

Максим Сергеевич жестом предложил ей сесть, Евгения Николаевна поставила стаканчик с водой перед ней и поспешно села на место. И вовремя, Галина Алексеевна бросила стаканчик в стену. О, что только в нее не бросали, молчаливая свидетельница людской слабости и не заметила.

– К сожалению, пока посещения запрещены, – повторил он, выдерживая взгляд.

– Я требую поменять лечащего врача! Эта малолетка ничего не знает! – Галина Алексеевна ткнула пальцем в покрасневшую девушку, не удостоив ее и малой части гневного взгляда.

– У меня нет оснований менять лечащего врача для вашей дочери. Евгения Николаевна хороший специалист, и мы вместе определяем ход лечения Маргариты Евгеньевны. Я доверяю Евгении Николаевне и буду помогать при необходимости. Ваша дочь в надежных руках, в руках профессионального и отзывчивого врача, какой и нужен Маргарите Евгеньевне.

Когда рыбу бросают на песок, она пытается дышать, широко и конвульсивно открывая рот, и выглядит при этом гораздо эстетичнее, чем молчаливая маска древнего ревнивого божества, исказившая лицо Галины Алексеевны.

– Я этого так не оставлю, слышите меня? Через неделю я заберу дочь домой, а вы отправитесь в суд!

– Это исключено. Вы можете запросить через суд проведение медэкспертизы, но любая комиссия не разрешит вам забирать Маргариту Евгеньевну из стационара. Пожалуйста, поймите, что ваша дочь находится в очень сложном состоянии. Ее психическое здоровье сильно пострадало, и ей необходимо длительное и спокойное лечение. Все лечение пройдет по полису ОМС. Если у вас есть информация о ее полисе ДМС, то, пожалуйста, сообщите нам страховую компанию, чтобы мы смогли наладить с ними контакт.

– Я не знаю, что у нее там есть, – бросила она. – Спросите у нее сами. Что ж, она получила то, что хотела. Она никогда не слушалась мать, вот и попала в психушку.

– Вы слишком жестоки к ней, – возмутилась Евгения Николаевна. – Ваша дочь серьезно пострадала, и выяснять отношения, а тем более укорять ее нельзя! Этим вы только усугубите ее состояние.

– Это моя дочь, и я знаю, что для нее лучше. Уж не думаешь ли ты, недоросль, что я буду слушать мнение такого ничтожества, как ты? Увидимся в суде, – она направилась к двери и, задержавшись, бросила на Максима Сергеевича холодный взгляд. – Вы даже не знаете, с кем связались. У меня есть выход на Бастрыкина.

– До свидания, Галина Алексеевна. Если вы захотите узнать о состоянии вашей дочери, то прошу не стесняться, – Максим Сергеевич встал и сделал вежливый жест, приглашая к примирению, но Галина Алексеевна вышла, громко хлопнув дверью. – Они нам так скоро дверь сломают.

– Господи, как же она ее ненавидит, – Евгения закрыла лицо руками, но не заплакала, с трудом сдержавшись. – Я бы точно ушла из дома с такой матерью.

– Возможно, что наша Рита так и сделала. Это видно по Галине Алексеевне, она никак не может ей этого простить. Как Рита поела?

– С трудом, только суп. Марина Игоревна кормит ее с ложечки, как ребенка. Если давить, то ее рвет, пока задыхаться не начинает. Это не булимический синдром, похоже, но мне кажется, что не он. По-моему, она хочет что-то выплюнуть, вырвать из себя. Хорошо, что больше не пыталась рвать волосы и расцарапывать кожу. Марина Игоревна до мяса отстригла ногти и побрила с Мишей. Она его слушается, но не боится. Просто с ним как-то спокойнее, как и с вами. Она ждет вас, я видела по ее глазам, но говорить она не хочет. Я по ночам спать перестала, все о ней думаю и плачу.

– А вот это зря. Я тебе выпишу рецепт, сама за собой последи, чтобы не довести, хорошо?

– Не надо, я пока справляюсь. Честно-честно, – она с улыбкой посмотрела на него, такая маленькая и доверчивая, будто бы не было стольких лет учебы и трех лет самостоятельной практики после ординатуры.

– Хорошо, но я слежу за тобой, – он показал двумя пальцами на свои глаза и ткнул в нее пальцем, сделав очень строгое лицо.

– А я за вами, – Евгения повторила жест, встав к нему лицом к лицу. – Спасибо.

Звук 006 от 06.04.2022

«Привет-привет!

Сдаю отчет: психотерапевта посещаю, даже начала с ним спорить. Он такой забавный, похож на дедушку Оли, моей школьной подруги. Наверное, поэтому я его и выбрала. Хороший дядька, вменяемый.

Вот вспомнила об Оле. Интересно, а где она, что с ней? Но не так интересно, чтобы я стала выяснять. Мне вообще ничего неинтересно, вот вообще ни-че-го! Унылая и серая я личность, никчемыш городской обыкновенный. Маме бы понравилось, она до такого определения пока не додумалась, все старые термины использует типа шлюха, дура, дрянь. Э, что там еще? А! Сука! Вот, я сука! А что, вся в мать».

Встает и что-то режет ножом. Просит Алису включить Моя Мишель «Давай расстанемся», подпевает и продолжает резать.

«Я тут салат решила сделать, надоели наггетсы, надо же о фигуре подумать, лето скоро. Вот только на хрен она мне нужна, эта фигура. Я вчера съела полкило мороженого, а утром все вышло, ничего не отложилось. Как-то еда в меня входит и выходит, а толку ноль».

Перемешивает и жует, громко чавкая. Смеется и подпевает: «Давай расстанемся, давай расстанемся…».

Тарелка стукается об стол, она накладывает салат и громко хрустит. Продолжает говорить с набитым ртом: «Веду себя, как свинья. Так классно, никто ничего не указывает, не надо ни перед кем выпендриваться, строить из себя леди. А я не леди, вот вообще ни капельки не леди – я королева!».

Наливает в стакан и долго перчит, с рычанием крутя мельницу.

«Ходила в воскресенье погулять. Сначала на концерт, не помню что играли, но красиво. Мамочка так и не смогла сделать из меня музыкантшу, но музыку люблю. Ха, у мамы до сих пор стоит дома мое пианино. Мы его использовали как барную стойку, вполне удобно.

А еще я поперлась в Авиапарк. Захотелось шмотки купить, но так все скучно. Я же говорю – мне ничего неинтересно. Мой мозгоправ считает, что это из-за войны, что я так отгораживаюсь от реальности. Может быть и так, но мне на это плевать».

Играет Дорогой дневник «Этажи». Она подпевает припев, начиная всхлипывать.

«Алиса! Выключи! Не могу больше это слушать, реветь хочется!