Полная версия
Там так холодно
– Полечу-полечу, – распевно ответила медсестра и повела девушку вглубь коридора. – Вас бы тоже, Максим Сергеевич, полечить не мешало.
– Не сегодня, я подожду, – ответил он и пошел в смотровую.
Как и ожидалось, женщина была в ступоре. Вид у нее ужасный, как бы ни старались сценаристы и гримеры, но в жизни все гораздо страшнее. Она лежала на смотровом столе, сжавшись, словно желая исчезнуть, перестать существовать. На теле кровоподтеки и ссадины, следы от ногтей. Он посмотрел на ее руки, сжимавшие колени до белизны – под сломанными ногтями была запекшаяся кровь. На голове не хватало прядей, часть была отстрижена грубо, неумело, впопыхах, другая часть просто выдрана. Кровь уже остановилась, запечатав уши. Но особо пугал взгляд: пустой и в то же время полный страха и такой боли, что у Максима Сергеевича закололо сердце. Плохой признак, опять он наступает на те же грабли. Нет, в этот раз он передаст пациента другому врачу, хватит последнего студента, покончившего с собой дома, после того, как он его выписал.
– Пришлось ее немного помять, – сокрушенно пояснил санитар, показав толстым пальцем на синяки на руках. – Больно буйная была, могла себе навредить. Короче, я ее закатал в простынь, она и успокоилась. Евгению Николаевну напугала, но она молодец, укол сделала. Ну а потом, сами знаете. Лишь бы не сломалась, хорошая девушка, небезразличная.
– Понятно. Ты, Михаил Потапыч, себя не казни. Иди чай попей, а мы тут сами справимся.
– Хорошо, если что, зовите, помогу, – он с жалостью посмотрел на голую женщину на столе и покачал головой. – Молодая, а так угораздило.
– Не переживай. Иди, проведай Евгению Николаевну. Ее Марина отпаивает, – Максим Сергеевич пожал лапу Михаилу.
– И еще, Максим Сергеевич. Ладно, я справлюсь со всеми, но что с другими сменами, когда людей наймут, а то один врач, и один санитар – как бы трагедии не случилось.
– Жду согласования, так быстро не решается, сам знаешь.
– Знаю, – Миша выругался и ушел, бесшумно прикрыв дверь.
– Что будем делать? – Катя с тревогой посмотрела на него.
– Пока уколем, потом надо будет разжать. Сами справимся, как думаешь?
– Справимся, – Катя повела атлетическими плечами, недаром кмс, средне тяж. Сделав четыре укола, он выждал, пока в глазах женщины проявится сознание. Он понимал, что она ничего сейчас не понимает, и если действовать слишком быстро и жестоко, то можно ввести в более глубокий ступор. Миша был прав, дежурная бы не церемонилась – заколола бы и на дыбу, чтобы члены распрямить, а потом к кровати привязать, подарок дневной смене.
– Попробуем, – он деликатно дотронулся до женщины. – Маргарита Евгеньевна, Рита, не бойтесь. Вы в безопасности, вы в больнице. Нам придется сделать вам немного больно, но это для вашей пользы. Вас нужно разжать. Помогите нам, пожалуйста.
Катя приготовилась, она первая заметила, что женщина на столе едва заметно кивнула, точнее попыталась, медленно заморгав. И ей было больно, мышцы, еще не отошедшие от безумного сигнала, ударили по нервным окончаниям, но ни единого вздоха не вырвалось из ее груди.
– А теперь я вас помою. Если будет слишком холодно, то потерпите – это спирт, он всегда холодит, – Катя погладила ее по голове и принялась мыть.
Максим Сергеевич осматривал раны и синяки, мысленно делая записи в карте. Все это он внесет в отчет, незачем тревожить пациента скрипом ручки или щелканьем клавиш, не товар на склад принимает.
Когда Катя закончила, он помог ей одеть пациентку и проводил каталку до карантина. У самой двери женщина схватила его за руку и долго смотрела в глаза.
– Все будет хорошо. Мы поговорим с вами завтра, а сейчас вы уснете.
Направляясь в «дежурку», он ругал себя, что опять не сдержался. Но что толку ругаться, если по-другому не мог. Участковый рассказал про квартиру, что все потолки были содраны и сложены кучей на кухне. Ее она и подпалила, хорошо, что не разгорелось, дым только повалил. Ее нашли соседи сверху, они дружат, но без близости, не вторгаясь в личную жизнь друг друга. Собственно они не знали, что с ней произошло. Знали только, что должна была потерять работу, так как компания закрывала бизнес в России. И все, остальное как у всех: неудавшаяся личная жизнь, замужем не была, детей нет. Хорошая, немного резкая, готова спорить, нетрусливая. Максим Сергеевич слушал и думал: «Кто же тебя так поломал, душу выпотрошил и осквернил».
Звук 047 04.11.2022
«Привет, Рита!
А это снова я, то есть ты. Ха-ха, вот только не смешно совсем. Ладно, поною себе о себе.
Короче меня сокращают, уже и приказ пришел. С января все свободны. Приятно, что весь отдел на фиг, на улицу. Останутся только из бухгалтерии и финик, нам же суды надо закрывать.
На самом деле я не расстроена. Устала от давления и безделья, всю работу сделала. Рассказала подруге – она не поняла. А я так не могу, если пришла на работу, то дайте работу. Меня никто не понимает, кому не расскажи. Антон так вообще ржал, скотина. И почему я его еще не выгнала? Надоел, только трахаться хочет».
Звенят бокалы, потом хлопает пробка. Шипит жидкость, наливаясь в высокий бокал.
«Я в отпуске, выхожу в пятницу, хорошо, что не тринадцатого. Я забросила психотерапию, таблетки тоже не пью, после того случая весной. До сих пор тошно. Странным образом я нахожу себе мужчин, когда мне плохо. Надо проработать этот вопрос, сделать разбор и закрыть этот гештальт на хер!».
Смеется, пьет. Наливает еще и пьет, икая и смеясь.
«Сейчас утро, а я пью шампанское. Готовлюсь с силами. Вечером придут эти два урода, с одним из них я трахаюсь. Самой тошно от себя.
Надо Рому выгнать, надоел он мне. Пусть ищет лежбище в другом месте. Мобилизация стихает, так что пусть больше не плачется. Дура я, конечно, что впустила его, пожалела. Каждую ночь лезет в постель, предлагает вспомнить прошлое. А мне нечего вспоминать, я ему не изменяла, да и истрепался кобелек.
Надо с Антоном поговорить, его же друган. Пусть забирает к себе, а я не ночлежка, и комнату не сдаю. Я уже говорила Антону, что Рома меня домогается, а этот придурок только смеется. До сих пор не понимаю себя, как я могла лечь с ним в постель? Использовали и ноги вытерли – все, как я хотела!
Ха! Антон злится, я же ему с лета не даю. Может это он ко мне Ромку подослал?».
Доливает остатки и медленно пьет, цокая языком. Что-то жует и вздыхает.
«Милый ты мой самсунгчик, один ты у меня хороший остался. Вот выгоню этих козлов, поменяю тебе экран, правда-правда. Ты у меня еще поживешь, вместе в могилку ляжем».
Смеется и гладит экран. Микрофон записывает шелест и скрип.
«Так решила, выгоняю сегодня всех. Они праздник замутили, типа день такой, отчизна и все такое. Патриоты, а на войну никто не идет, дескать, здесь они нужнее.
Отдам деньги Антону за потолки, и пусть валит. Чувствую себя шлюхой – даю за ремонт. А мама не против, считает, что нормально. Она Антона не видела, только фотки, а уже мне его в мужья записывает. Совсем с ума сошла, думает, что я как выйду замуж, да как нарожаю роту солдат! Ни за что!».
Шумит чайник. Она наливает в кружку кипяток и размешивает, громко ударяя ложкой об стенки.
«Надо нормальный кофе купить, не могу больше эту зеленую дрянь пить. Антон принес, вкус у него говно. Это я про Антона, кофе тоже говно.
Я заметила, что у меня все виснет. Не могу даже фильм посмотреть, как будто через модем грузится. Был у меня такой, красивый US Robotics 56K, папаша с работы стащил. Странно, тогда интернет был интереснее.
Я звонила провайдеру – у них все норм, скорость хорошая. Я их задолбала, так мне их сисадмин звонил, сказал, что с моего адреса идет постоянный поток видеоданных на happyXXXfans. Я зашла на этот сайт, такое порно по подписке. Надо комп сдать на проверку, походу трояна схватила. Вот было бы здорово, если я и фирму заразила!»
Ну, нет, конечно, я же не такая тварь. И еще, заметила за собой: слишком много ругаюсь, самой противно, и много стала пить. Не хочу спиться, уже вижу себя алкашкой. Мерзко от себя.
Выгоню всех сегодня. Теперь я понимаю, что значит плохое влияние. Столько втирали в школе, мама мозг клевала, а поняла только сейчас.
Рита, держись – я с тобой!
Пока, завтра расскажу, как все прошло и напишу мозгоправу, а то он волнуется. Хороший мужчина, бесплатную помощь предлагает, правда поздно вечером, но я скоро работать не буду, времени вагон. Хоть кто-то обо мне думает.
Все, целую себя, пока-пока!».
Пятница, 11 ноября 2022 23:38
Альбина стояла у зеркала в ванной и заканчивала вечерний намаз чудесами парижских лабораторий. Делала она это машинально, больше напоминая робота, смотря на себя бесцветным взглядом. Она сама себя диагностировала, все-таки тридцать лет замужем за психиатром. Смотря на себя в зеркале, она старалась не встречаться взглядом со своим отражением, которому было стыдно.
Она оглядела себя, отметив проблемные участки у глаз, кисти давно не скрывали возраст, напоминая каждый день, что ей уже пятьдесят три впустую прожитых года. Дурная мысль, от которой не удавалось никак избавиться.
В голове еще шумело после перелета, во рту неприятно терзало остатками шампанского и каких-то морских гадов, которых она ела вчера вечером. Андрей Валерьевич не скрывал своего расположения к ней, симпатичный, подтянутый, чуть старше Максима, богатый и разведенный. Вроде все сошлось, но она так ему и не дала, хотя понимала, как сильно обломала. Он устроил эту командировку специально для нее, чтобы в другой стране решить все вопросы, неразрешимые на родине.
Альбина прислушалась, что делает Оля. Дочь ложилась спать, тихо о чем-то переговариваясь с подругой, делясь всеми секретами и переживаниями за день. В этот клуб Альбину не допускали, в отличие от Максима. Она гневно посмотрела в зеркало, ощутив острую желчь в сердце, злость и зависть. Слабая совесть напомнила ей, что она сама виновата, что это она два раза бросала их, и дочь отстранилась от нее, видимо, навсегда. Но ее заткнуло воспоминание, как Андрей Валерьевич гладил ее в номере перед ужином, как он хотел ее, и ей было важно чувствовать, что она еще желанная, привлекательная, что ее любят. Фигура сохранилась, спортивная, без лишнего жира, хотя на груди и бедрах не мешало прибавить, но поздняя беременность все высосала. А сколько времени в клубе она убила, чтобы убрать живот.
Она поморщилась и отвернулась от себя. Сердце закололо, вспомнилась интрижка с фитнес-тренером, оказавшимся тем еще жигало, а она думала другим местом, как сказал Максим. Он всегда говорил правильно и видел ее насквозь, что и заставляло ее ненавидеть его и любить. Да, она до сих пор любила его, а какой бы ни был привлекательный Андрей Валерьевич, как бы не шла вперед ее карьера в отделе, она не испытывала к нему почти никаких чувств. Да с ним было приятно находиться, он умел рассмешить, но не как Максим, так мог смешить только он. Ей нравились легкие касания, деликатная напористость, но она не позволяла себя целовать, а Андрей Валерьевич и не настаивал. Получалось, что она возрастная интеллектуальная эскортница.
Открылась входная дверь. Замки не издавали ни одного звука, Максим смазывал их регулярно, как и петли, задвижки, чистил сифоны и убирался в квартире, дежуря по неделям с Олей. А она была занята на работе, хотя муж приходил поздно, пропадая на суточных дежурствах. Готовкой занималась Оля, а она, получается, просто здесь жила. Альбина с ожесточением расчесывала длинные прямые черные волосы, в сотый раз раздумывая о том, чтобы отстричь их.
– А, привет, – она вышла из ванной в короткой ночной рубашке.
– Привет, как съездила? – он осмотрел ее, Альбине понравился его взгляд, все же она еще красива.
– Разве тебя это интересует? – она с удивлением приподняла левую бровь, научилась еще в школе, высиживая часами перед зеркалом. Максима Сергеевича всегда бесило это позерство и натужная театральность, но сейчас он никак не отреагировал. Альбина зло посмотрела на него. – Ты мне за все время так и не позвонил.
– Звонил, но ты была на переговорах. В другое время я не мог, – он вошел в ванную и стал тщательно мыть руки.
– Конечно, твоя работа всегда была важнее, – она схватилась за дверной косяк, с силой сжав пальцы. – Тебе не кажется, что надо что-то решать, как думаешь?
– Не кажется, – он бросил на нее внимательный взгляд, точно уловив желание начать скандал, заставить ее сделать этот шаг, обосновать ее решение своим поведением и прочий словесный мусор, однообразный, мертворожденный в ее устах. Больше он унижаться не будет, пусть решает сама, без лишних доказательств и надуманных оснований. Профессия юриста окончательно деформировала ее личность, и в каждом вопросе ей требовались доказательства, обоснования, факты, свидетельства. – Ты уже все сама решила, так что не будем мучить друг друга, не будем мучить Олю, она это не заслуживает.
– Вот только дочь не надо сюда приплетать, – прошипела Альбина. На секунду она задохнулась, сделала полшага к нему, желая сказать, чтобы он забыл все то, что вырвалось из нее, но миндалевидное тело получило новый ток крови, и она развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью.
Максим медленно вытирал руки, слушая, как за двумя дверьми плачут самые любимые женщины, одна из которых еще совсем маленькая, чтобы понять то, что натворила. Оля оказалась гораздо взрослее мамы, плача от бессилия, невозможности помочь им. На кухне ждал поздний ужин и застеленный диван. Тесно и ноги не помещаются, но дома спать все равно приятнее, чем в своем кабинете или процедурной в левом «безжизненном» крыле, требовавшем срочного ремонта.
– Ты ничего, ничего не хочешь делать! Ты во всем виноват, ты это сделал! – закричала на него Альбина, выбежав из комнаты. Лицо ее опухло от слез, став некрасивым, постаревшим.
– Тихо-тихо. Мы все устали, – он крепко обнял ее, получив сильные толчки в грудь. Она сопротивлялась, в то же время не желая, чтобы он ее отпустил. – Пошли спать.
– Нет, ты не поел. Олечка старалась, у нее получились очень вкусные сырники, – Альбина утерла слезы и стала жадно целовать, получая желанный ответ.
Они старались все сделать тихо, как в детстве Оли, боясь повредить ее рассудок взрослым уродством любви. Альбина провалилась, растворяясь в его ласках, в страстном напоре. Кровать подозрительно скрипела, но она ее не слышала, задыхаясь, выпуская наружу накопленное желание, сильнее обхватывая его ногами, чтобы он не выпускал ее, не бросал, чтобы двигался быстрее, сильнее, до боли, до сдерживаемого крика от внезапности, когда амплитуда станет слишком высокой, и он с силой войдет, заполняя ее всю.
Потом она кормила его с ложечки в постели, смеясь, еле слышно, играя с ним, чувствуя, как он крепнет внутри нее. Так было только с ним. Не надо было ничего придумывать, играть в кого-то, а можно было быть собой. Кончая в третий раз, она укусила его в плечо, чтобы не вскрикнуть от радости. Оля ничего не слышала, она с самого начала всегда надевала наушники и слушала музыку, улыбаясь и надеясь, что родители наконец-то померились. И каждый раз ошибалась.
Суббота, 12 ноября 2022 7:32
– Максим Сергеевич, ничего не получается. Мы не можем к ней подойти, а бить не хочется, – Надя, крупная бурятка, с надеждой смотрела на него, пряча большие сильные руки в карманах халата.
– Все получится, не переживай, – он улыбнулся медсестре, проверяя шприцы на подносе. – Я скажу, когда надо.
– Хорошо, я все поняла. Вы с ней осторожнее. По-моему она боится.
Он кивнул и вошел в обсерватор, медсестра зашла следом, закрыв дверь. Женщина забилась в угол, накрывшись простыней с головой. Она изредка выглядывала, смотря куда-то вверх, и кричала от ужаса, пытаясь вжаться в угол так, чтобы исчезнуть. Максим Сергеевич проследил ее взгляд, но на потолке ничего особенного не было, только висела камера в противоположном от нее углу.
– Так, попробуем, – он вышел и вскоре вернулся со стулом. Взяв наволочку с пола, видимо, больная не только смогла самостоятельно справиться с ремнями, но и что-то искала в постели, он накрыл камеру. Как шутили медсестры, он мог без стремянки менять любые лампочки. Вспомнилась ночь, любящие глаза Альбины, ее расстроенное и злящееся лицо, когда он утром собирался в больницу. Она никак не могла понять, почему он должен бросать их в свой выходной, почему без него не справятся, почему больные важнее семьи. Он много раз говорил ей, что больные очень несчастные люди, и ей стоит бросить свою контору и устроиться к ним юристом, вакансия не закрывалась вот уже много-много лет, молодые девушки после ВУЗа не выдерживали, готовясь стать клиентами отделения неврозов.
– Маргарита Евгеньевна, успокойтесь, – он сел на корточки рядом с женщиной, слегка коснувшись простыни. Она дернулась и, приоткрыв угол простыни, посмотрела на него. – Хорошо, Рита. Так лучше? У нас выздоравливающих принято называть по имени отчеству, но ради вас. А, опять не угадал. Хорошо, ради тебя я пойду на нарушение нашего строгого регламента.
Рита приоткрыла простынь и дернулась лицом, пытаясь улыбнуться. Она увидела камеру, накрытую наволочкой, и страшно закричала, став биться головой об стену.
Он оттащил ее от стены с большим трудом. Рита кричала, извергая из себя холодящий кровь низкий утробный звук, словно огромного зверя убивают, режут на части и жрут одновременно.
– Надя, освободи кладовую. Немедленно, попроси Марину! – Приказал он, с трудом удерживая бьющуюся женщину. Сейчас она была почти сильнее его, а Миша, как назло, был на выезде. Получив от нее по лицу кулаком, Максим Сергеевич перестал церемониться и сильно сжал ее, так что хрустнули кости, а женщина закричала от боли, но успокоилась, резко обмякнув в его руках. Она провалилась в обморок и обмочилась. Не злость или брезгливость перед человеческой слабостью овладели им, а жалость. Она слишком слаба, чтобы справиться самой с этим кошмаром, что поселился внутри нее. Поднимаясь и беря ее на руки, он вдруг понял, что постарел. Раньше эта нагрузка не была для него чрезмерной, а сейчас спина отозвалась болью, голова закружилась.
– Все готово! Мы и каталку поставили, там ремни крепче, – Надя с тревогой и искренней заботой смотрела на Риту. – Бедная, ее так с пяти утра ломает. Мы все боялись вам звонить, а дежурная ничего не хотела делать. Она думает, что само пройдет, перебесится. Вы идите, я здесь все уберу, а там Марина ждет.
Он кивнул и пошел, как ему казалось, слишком медленно. В кладовой было убрано, и куда медсестры смогли за несколько минут убрать весь хлам и даже пол вымыть. В очередной раз он подумал, как же ему повезло с коллективом, с друзьями, готовыми работать сверх смены, неравнодушные. Не все, конечно, но и без них нельзя. Таких врачей он обычно отправлял разбираться с родственниками и другими претензиями, а также обрабатывать ипохондриков.
– Ничего-ничего, моя хорошая. Все прошло, правда же? – Марина ласково расправляла больничную пижаму на Рите, находившейся в полусне, ища глазами кого-то, протягивая слабую руку перед собой. – Максим Сергеевич, вы ее рыцарь. Подержите нашу красавицу за белу ручку, а я пока укольчик сделаю. Всего один, обещаю. Будет совсем не больно.
Он взял ее руку, сильные пальцы сжали его ладонь. Рита напряглась и открыла глаза, заставляя себя посмотреть на потолок.
– Здесь нет камер – это кладовка. Ты будешь пока жить здесь. Ничего не бойся, за тобой будут следить только наши хорошие медсестры и я.
Рита прошептала «Спасибо» и закрыла глаза, проваливаясь в сон. Она и не заметила, как Марина сделала ей укол.
– Как проснется, попробуйте отвести ее в душ. Надо что-то с туалетом делать, но в коридор пускать ее нельзя, там везде камеры. Она их боится.
– Господи, что же с ней такого сделали, – покачала головой Марина и задумалась. – У меня остались еще маски на глаза, невестка подарила, чтобы морщин стало меньше. Не надо так хмуриться, будто бы вы не знаете батарею кремов вашей супруги.
– Я в ванной не помещаюсь из-за нее.
– Ой, ну и шутник же вы, – Марина по-доброму похлопала его по плечу и посмотрела на брюки. – И на вас попало. Ничего, отстираем. У вас же сменка есть?
– Все есть, я домой заберу. Маска хорошая идея. Назначения я поправлю, немного усилю дозу. Нет, ненамного. Она должна сама все делать, иначе мы никуда не продвинемся. Марина Игоревна, последите за ней. Вечером я приеду, передам ночной смене.
– Да не надо. Я на вторую остаюсь. Дома скучно, внука в Турцию увезли. Я лучше тут побуду.
– Хорошо, но завтра утром чтобы я вас тут не видел. Мне еще смертей на трудовом посту не хватало.
– И не увидите, вас же тоже здесь не должно быть до понедельника, а, Максим Сергеевич? – она ехидно посмотрела на зам. зав. отделения. – То-то.
—\
От кого: Владимир Семенов
Дата: 09 ноября 2022 00:55
Кому: Margor Ita
Тема: запри дверь и никого не пускай
«Здравствуй, Рита!
Прости, не мог долго написать, точнее прочитать. Вот уже и слова путаются. Не было связи, вышка сгорела. Сидели в тайге у карьера и пили. Не удивляйся, без алкоголя там никак. Грешен, тоже пью.
Не переживай, алкашом еще не стал. И ты не становись!
Меня очень встревожило твое письмо. Жаль, что не могу быть рядом и надавать тебе по щекам – ты это заслужила, сама же понимаешь. Прости, если слишком резко пишу, но ты скатилась вниз. Перечитай то, что написала, и увидишь сама.
Знаю, что ты это понимаешь. Обещаю, как приеду, найду тебя. Хватит уже играть в «одиночество в сети». Я не строю планов, просто хочу вытащить тебя из этого. Бросай их всех, смени замки, а лучше уезжай на время куда-нибудь. Если захочешь, я увезу тебя в такой медвежий угол, что там тебя никто не найдет, заодно мозги на место встанут.
И главное – это не конец света. Ты просишь прислать рассказ в тему, но вот точно по теме у меня нет. Но есть другой. Не знаю, понравится ли он тебе, но посмотри на себя не со стороны, а с другого ракурса. Не знаю, как сказать, ты будешь смеяться, но я не знаю, как сказать.
Наверно, так: дело не в надежде, а в желании. Надежда портит жизнь, ослабляет, и пора начать двигаться, выбираться.
Крепко тебя обнимаю и целую, родная :)
Уже вижу, как ты кипишь от злости! Вот и кипи, родная – буду тебя так называть, пока ты не придешь в себя!
P.S.
Я очень волнуюсь за тебя, не наделай глупостей. Скоро вернусь, и мы все решим. Тебе нужен кто-то, кто пнет тебя».
Рассказ «Праздник»
– Ты же не любишь детей, – он пристально посмотрел в лицо той, что по закону называлась его супругой или владелец первого уровня кредитной очереди. Она была безупречна во всем, что требовало общество: вырезанная из цельного куска белого мыла, фигура, достойная резца великих скульпторов древности, как все гомосексуалы, они понимали толк в женской красоте, черные прямые волосы, без лишних укладок или сложной челки, в моде была простота «аля рус», с соответствующими нарядами, которые стоили безумных денег. Все портили высокие каблуки, опять восставшие из затхлых склепов в зените безудержной моды.
– Все придут с франшизами, а мы опять одни будем, кто ни с чем, – фыркнула она и встала у огромного зеркала. Зеркало тут же предложило ей новый лук, в правом углу объясняя, какие тени взять и как верно нанести тонкий слой едко-зеленого блеска.
– Я думаю, что это плохая идея.
– А мне плевать, что ты думаешь. Это мой праздник! – зло прошипела она и пошла к выходу. Дверь дома заранее отворилась, впуская в дом свежий летний ветер с запахом настоящих цветов и сырой земли. Она поморщилась, но промолчала. В чем-то она должна уступать, так гласило правило жизни, которое она всосала с молоком кормящего автомата. – Я ушла, выбери сам, только чтобы они были на нас похожи.
Дверь закрылась, робот-охранник вздохнул писком отработанной команды. Он посмотрел на дверь и кивнул в камеру, техника в доме понимала его гораздо лучше, чем близкие. И кто их так назвал, близкие? Кто для него была эта женщина, кроме как живая кукла, которую одевали, кормили, выгуливали и трахали, а кто для него были «родители», этот термин так и не ушел из свода законов, сохранение традиций и культурного нарратива, не более, вот только внутри пустота – эти слова уже ничего ни для кого не значили.
Он открыл настежь окно, кондиционер выключился, и в зале запахло летом. Он не забывал этот запах никогда, запах его первого настоящего лета, когда он стал свободным, как ему казалось, когда его забрали «родители» из Комбината, повинуясь тогдашней моде на полные семьи. Надев очки, он стал листать каталог франшиз, которые предлагали ближайшие Комбинаты, ехать далеко за экзотикой было уже немодно, нужны были близкие по крови, хотя бы по разрезу глаз.
Он листал долго, не находя в идеальных кукольных девочках и мальчиках ничего, что искал. Он пока не мог понять, что на самом деле ищет, и листал дальше, в самый конец списка, где обычно находились аутсайдеры, франшизы с низким рейтингом. Здесь редко кто бывал, поэтому система три раза интересовалась, не ошибся ли он, не надо ли его вернуть в топ-100.