Я – мать ваша!

Родительница взяла от завода второе поле, за деревней, огромное. Папка, сперва упахавшийся на перекопке, психанул на призыв сажать по линейке.

– Тут никто не видит, будем на глазок.

Мама обиделась, три дня с ним не разговаривала. Дескать, никакого чувства эстетики у батьки нет, позориться только из-за него.

В августе проводился поселковый смотр участков, мать уверенно заняла первое место за «Лучший огород». Даже торт на радостях испекла.

Территорию всей семьей облагораживали неустанно каждый сезон. Мама выиграла различные номинации: «Совершенный цветник» и «Образцовый участок». Соседи и односельчане просились поглядеть. Восторженная мама водила гостей, показывала растения, рассказывала, как ухаживает. Звездочки в ее глазах меняли форму, превращаясь в зеленые овалы огурцов, желтые шары рудбекии, красные пирамидки клубники и черный бисер смородины.

Лара, держа миску под мышкой, осторожно ступила в идеальный огород. Подошла к грядке свеклы, долго присматривалась. Дело непростое, нельзя абы какую взять. Выдирать полагалось, прореживая с умом, чтобы пустот избежать и скученность разрядить. Мелкую тоже рвать негоже, еще вырастет.

Основательно подумав, Лара вытащила две свеклы. Таким же образом выбрала морковки и двинулась к картофельному полю.

Клубни следовало искать в нетронутых прежде кустах, чтобы равномерность была. Лара прошла в середину поля, засунула руку по очереди под шесть разных кустов и из-под каждого, измазавшись, достала по картошине. Мамка хоть ругаться не будет.

Собрав корнеплоды, Лара помыла их под уличным водопроводом и вернулась домой.

– Где шаталась? – строго спросила мама.

– Овощи собирала, – ответила Лара.

Неужели мать не помнит, сама ведь послала.

– Знаю я! Чего так медленно?

Лара лишь пожала плечами: попробуй выбери быстро правильную свеклу и морковку на копку, чтоб ремнем не влетело.

– Чисти тогда… и нарежь тонко, – скомандовала мать и направилась к питьевым ведрам, – Твою ж налево, и вода закончилась. Где этих недорослей носит?

– У сарая видела, – сообщила Лара.

Мать выглянула в окно.

– Велосипед они ремонтируют. Месяц уже. Заняться больше нечем?! – пробубнила она и громко крикнула в форточку, – Воды быстро мне принесли!

Тимка отбросил отвертку и рванул домой.

Лара с трудом поскоблила кожуру овощей, ополоснула их и приступила к нарезке. Нож рвал, драл, крошил, но не резал. Надо будет папку попросить наточить.

16.30 Торжество справедливости

Суп тихонько побулькивал в кастрюле, когда прибежал взъерошенный Тимка.

– Матуля, Волча из самоволки вернулся. На грядке с морковкой лежит.

– Ах, скотина, опять всё помнет. У меня смотр скоро. Гад!

Мать рванула на улицу, следом – брат, третьей бежала Лара, последней семенила отстающая Кася. От сарая примчался Сеня.

Пес возлежал по центру средней грядки в дальнем ряду. Увидев хозяев, он обрадовался, «поросячий» хвост принялся наяривать по сторонам, безжалостно сминая нежную ботву морковки.

Мать ухватила Волчу за ошейник и отчитала его:

– Лежать на обычной земле, значит, слишком твердо. Некомфортно. Предпочитаешь помягче места. Я для тебя, сволочь, эту грядку перекапывала и рыхлила?!

Тима расхохотался, остальные дети сдержанно улыбнулись: смешно мамка ругается.

Родительница поволокла собаку к будке, грозно обещая:

– Будет тебе сейчас земля пухом…

Она привязала пса на цепь, схватила палку, которой гоняли кур, и со всего маха долбанула Волчу по спине. Тот громко взвизгнул и юркнул в будку.

– Ах, ты прятаться удумал! Сейчас я тебя вытащу… – Мать тянула пса за цепь. – Правилам поведения научу.

Лара похолодела от ужаса, посмотрела на собратьев. Ребята стояли неподвижно, забыв моргать. У Тимы дергался внешний угол правого глаза, Сеня сосал палец, а у Косули тряслись губы – сейчас зарыдает малышка.

– Пойдемте-ка лучше домой, – предложила Лара.

Они бегом забежали в помещение, юркнули в детскую спальню и закрыли дверь за собой. На паласе ожидала недоигранная партия в «Зоопарк». Четверка уселась вокруг, но к игре не приступала, а слушала во все уши, что происходит снаружи.

С улицы доносился тихий скулеж собаки, перемежаемый его же громкими взвизгиваниями и свирепыми угрозами мамы.

– Бедняга Волча, не повезло ему. Попался матери под горячую руку. – Глаз Тимки продолжал интенсивно дергаться.

Визг, вой и крики на улице прекратились, послышались шаги за окном. Вчетвером, замерев, внимали звукам. Хлопнула дверь на веранде, входная… Шаги приближались к детской. Дверь комнаты резко распахнулась – дети вздрогнули и застыли, уставившись на проем.

На пороге возникла улыбающаяся мама. Она источала спокойствие, тихую радость и даже счастье. Звезды в сияющих синющих глазах переливались всеми цветами радуги, словно гирлянда на новогодней елке в детском саду.

– Справедливость восторжествовала, виновные наказаны! – сообщила мать и провела озорным взглядом по детям, – Вы чего заперлись? Пойдемте кушать!

17.30 Витаминная кинза

Разливая суп по тарелкам, мать обратилась к Ларе:

– Сбегай-ка за приправой! Сегодня не забуду, не надейтесь.

Лара нарвала укропа, петрушки, зеленого лука и даже перьев чеснока. С надеждой, что мама не заметит хитрости, она вернулась домой. Фокус не прошел.

– Не поняла, это всё?! – возмутилась родительница, – А где кинза?

Лара взглянула на Тиму, брат наморщил лицо и пальцами показал текущие слезы.

Дети не терпели никаких приправ, но особенно на дух не переносили горячо любимую мамой кинзу, сражающую наповал запахом свежераздавленных сочных клопов.

Увлечение матери пряностями началось с совершенно безобидного укропа и ядреного, но терпимого, зеленого лука. Дети привыкли. На следующий год присоединились горьковатая петрушка со вкусом почвы и жгучие перья чеснока. Дети возмущались, противились, но смирились – жевать получалось. Градус материнской страсти к приправам нарастал, еще через год на столе лежал сельдерей, вонючий и отвратительный. Думали, ничего хуже уже невозможно. Жестоко ошиблись.

Мама по каталогу выписала кинзу. Как она траву нахваливала, семена желающим бесплатно раздавала. Перестала разводить сельдерей, посадила вместо него целый ряд вонючки.

Стоило мускатную пряность поднести ко рту, как клопиный запах проникал везде: в рот, нос, глаза и даже мозг. Ей-богу, куриный помёт приятнее пахнет. А положишь приправу на язык – исчезают остальные вкусы. После еды кинза долго отрыгивалась противной вонью часами. Дети через не могу ели, но так и не привыкли, так и не смирились.

Этой весной в отсутствие мамы Лара и Тима долго стояли около кинзы, размышляли о перспективах. Они загнутся поедать пять кустиков, нужно себя спасать.

Лара как раз по биологии изучила корневые системы.

– Растения не выживут без корней, – дельно предложила она.

– Если удалим, мамка заметит – головы нам снесёт, – подключился к дискуссии брат.

– Значит, нужно их оставить на месте, но незаметно повредить.

– Как?

Придумали выдернуть кусты из почвы и аккуратно прикопать. Так и сделали.

На удачу вечером того же дня в гости зашла местная тетя-колдунья, мама с гордостью показала ей огород. Кинза на следующее утро и завяла.

– Ух, глаз черный, завидущий! Позавидовала урожаю, порчу навела. Ноги ее больше там не будет, – гневно обвиняла мама потомственную ведунью, потрясывая кулаком.

Мать окучила кустики, полила обильно водой, подкормила настоявшимся куриным помётом, укрыла целлофаном. Вечером ходила расстроенная, а ночью даже плакала.

Два растения из-за усиленной заботы умудрились выжить. Лара и Тима снова собрались перед грядкой, но не решились довести задуманное до конца. Мамку стало жалко, так одиноко стояла она над любимыми кустиками да по пять раз на дню проверяла.

Оставили на свою беду, глотай теперь клопов.

– Матуля, нам очень нравится укроп, петрушка, лук, чеснок и даже сельдерей. Давай без кинзы, пожалуйста! – отважно попросил Тимофей.

– Вот еще! – выразительно фыркнула мать, – В кинзе море витаминов.

– Пахнет клопами… – безнадежным голосом прошептал брат.

Красных паразитов помнили все, даже Кася застала. Зудящие укусы на теле, вонь при уничтожении насекомых, бесконечная дезинфекция постелей и диванов вонючими средствами. Клопов вывели пару лет назад, а их черные следы-точки остались навсегда.

– Где я вам апельсины найду?! Кинзу есть будем, – ответила мама Тиме и взглянула на Лару, – Ты чего ждешь? Уже должна была обратно вернуться! Беги и много нарви. Или выпорю тебя.

Лара по посыпанному опилками междурядью аккуратно прошагала к грядке со специями. Средняя в первом ряду, сразу за цветником, метр на три, высотой двадцать сантиметров. Батька долго для нее доски ровнял.

Лара смотрела на растение и не могла решить, сколько сорвать. Мало – накажут, много – придется есть. От кинзы давно разбежались насекомые: не ползали рядом жучки, не летали мухи и комары, муравьи осторожно обходили растение стороной. Одним детям никуда не сбежать.

Чтобы ты не сделал, всё – неправильно, станет только хуже. Единственный выбор – определить меньшее из зол. Лара в любом случае виноватой останется, так хоть мучаться не сильно.

Она оторвала три веточки и вернулась домой. Тимка взглянул диким зверем, прошептал беззвучно губами: «Предательница!»

– Кого за смертью посылать называется. Где бегаешь, суп уже остыл?! Мало принесла…

Мать, нещадно ругаясь, нарезала-надавила тупым ножом приправу и лично бросила всем в тарелки.

Дети ели, аккуратно оттесняя вонючку на край посуды.

Тима встал из-за стола первым, поблагодарил:

– Спасибо, матуля! Было очень вкусно. – и помчался к выходу.

– Куда пошел?! – остановила его мама, – Я сказала траву съесть.

– Она клопами пахнет, меня тошнит.

– Собери на ложку, зажмурься и прожуй.

Тимьян положил кинзу в рот и выдал позыв на рвоту.

– Не тяни время! – настаивала мать.

Брат сглотнул.

Вторым доел Сеня. Также морщась и закрыв глаза, запихнул в себя витаминную траву.

Мама заставила проглотить пряность даже плачущую Касю. Сестра первую порцию выплюнула на пол и получила звонкую пощечину. Остаток кинзы мать зажала во рту малышки и проорала:

– Глотай, сволочь упертая! На хрена я тебя родила?!

Бедная Косуля сдалась.

– Ну вот, а говорили, не сможете съесть. У меня всё сможете, воспитаю вас в человеков! – триумфально подытожила мама и улыбнулась.

Лара осталась последней.

– Думаешь, я сейчас уйду – ты в помойку выбросишь? Номер не пройдет. Ешь давай! – подгоняла мать.

Лара обреченно собрала всю приправу на ложку и занесла в рот. Запах овладел телом, во рту появился отвратительно-сладкий, слегка вяжущий и холодящий привкус. Она больше не девочка, а клоповник, кишащая масса насекомых. Лара резко сглотнула, тело рефлекторно передернуло.

– Выделываться она удумала… Стараешься для них, а они рожи воротят: то не так да это противно! Вывариваешь ради них – никакой благодарности. А мне никто вкусной еды не выращивал. Какая уж там кинза, морковки корявой не видела! Обо мне никто не заботился… о тарелке супа мечтала… чердак… интернат…

Лара удалялась от кухни, а мама вспоминала детство и тихо бубнила себе под нос.

Хоть бы в следующем году снова тетя-колдунья пришла огородом полюбоваться и заодно сглазила оставшиеся два куста кинзы.

20.30 Обидно и стыдно

Гулять Лара в этот вечер не просилась. Мама так редко бывала счастливой, что испортить ей настроение своими докучливыми желаниями Лара не решилась. Прибьет ведь как собаку. Или того хуже, заставит кинзу есть.

После еды Лара за час полила огород и лишь присела на лавочку, как в форточку позвала мама.

Лара захватила со спальни подушку, прошла в зал и закрыла дверь. Мать расстелила на полу газету.

– Может, обрезать волосы? – по обыкновению предложила Лара, не особо надеясь.

– Сначала просит годами их сохранить, теперь требует укоротить. Сама не знаешь, чего хочешь.

Лара давно научилась догадываться, какой правильный ответ желает услышать мама. Если она спрашивает: «Ты же не хочешь волосы стричь, не так ли?», следует непременно отвечать: «Не хочу»; а ежели родительница по-другому говорит: «Ты ведь хочешь…», обязательно подтвердить: «Да, хочу». Всегда соглашайся с мамой и не спорь: тише будешь – меньше боли.

Лара никогда не мечтала о длинных волосах, лишь безропотно уступала родительской власти. Только разве скажешь об этом?!

Она села на колени поверх подушки и наклонила голову. Огромная пушистая грива свесилась над газетой, задевая ее. Мгновенно стало душно.

Сначала по волосам прошлась массажная расческа, нещадно раздирая спутанность и устраняя комки. Лара морщилась, но терпела. Следом в основание черепа вонзился гребень, медленно прошел через всю голову, царапая кожу, и начал спускаться по волосам вниз. Лара тихо верещала: «Ай-ай-ай!»

Вошки падали на газету и разбегались в разные стороны. Мать отпустила расческу и бросилась давить насекомых ногтем большого пальца. Паразиты лопались, мелкие с хрустом, толстые с треском. Раньше Лару сильно тошнило от вида раздавленных вшей, потом привыкла.

Мама поймала всех газетных бегунов, схватила гребень, оставшийся висеть в волосах, и резко рванула его вниз. Волосинки оторвались от скальпа, в глазах от боли набухли слезы.

– А-а-а, – громко взвизгнула Лара.

– Что за неженка?! В мире нет ни одного ребенка, от которого мать видела бы столько проблем, как от тебя. Развела зоопарк в голове, бесстыжая. Еще и орет. Терпи теперь!

Гребень зашел на второй круг. Лицо Лары запылало жаром, покрылось испариной.

Мама с яростью вычесывала, с удовольствием давила и громко проклинала несчастную судьбу. Лара замерла и старалась не двигаться.

Хорошо, хоть тараканы вывелись из-за стужи. Сидишь, бывало, на коленях, а усатое коричневое насекомое навстречу бежит, забраться на тебя желает. Исчезли они прошлой зимой. Одна из двух печей, та, что отапливает детскую и зал, стала дымить сильно. Ее и закрыли. Вторую топили чаще, но тепла в морозы не хватало, дома выше пятнадцати градусов термометр не поднимался, от полов диким холодом несло. Усатые и вымерли, как динозавры. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Лара потеряла счет времени, проходам гребня и вырванным волосам; в коленях стреляло, спину свело от неподвижности, шея занемела и нещадно болела. Иногда тело не выдерживало и расслаблялось – грива локонами ложилась на газету. Мать мгновенно сильно толкала, и Лара сжималась вновь.

– Мама, пожалуйста, давай укоротим прическу, сделаем по плечи, как у тебя, – упрашивала Лара.

– Нет, – рявкала родительница, – Сиди спокойно. Чего ерзаешь, мне мешаешь?

Первый раз семью поразил педикулез, когда вернулись из-за Урала в родную мамину деревню. Ларе тогда пять лет было. Брата и отца мать лично постригла налысо, себе короткую стрижку сделала, а Лару чесали. Быстро справились, пока Тима опять из садика беду не принес. И снова бег по кругу. Сложнее всех приходилось Ларе. Чем только ей вшей не выводили: вонючим керосином, дегтярным мылом и порошком дуста. Победят паразитов, а через месяц упорные насекомые возвращаются, опять полгода выводят…

– Свободна. – Мама смяла газету с трупами вшей и сунула в печь.

Лара вскочила, потрясла конечностями, повертела головой и размяла шею. Чуть-чуть потерпеть, скоро пытка закончится.

Мать села на диван, Лара положила подушку ей на колени и легла на бок головой на подушку.

Мама выдергивала гнид не церемонясь, вместе с волосами. Между ее ногтей хрустели молодые личинки, щелкали вызревшие.

Кожа головы горела, ноги ломило, хотелось сбежать… Лара уже не тут, а гуляет по лесу с оленями.

Мать рванула слишком сильно.

– Ай! – взвыла Лара, – Мама, пожалуйста, давай обрежем коротко!

– Ты что думаешь, если будешь меня каждые пять минут просить, то я сдамся и соглашусь? Не на ту напала.

– Но почему нет? – вопросила Лара.

– Все остальные обстрижены. Тебя обкромсаем, так деревня догадается, что вши у нас. Ходи мне потом, позорься из-за тебя. Не хватало еще, чтоб соседи прознали! Поворачивайся давай на другой бок и заткнись, не мешай мне работать.

Лара перевернулась. Многие в их классе страдали педикулезом, никто не сообщал, но ребята знали. Сидишь на уроке, а у сверстницы с головы насекомое выпадает. Какие уж тут сомнения?! Подруге Марине ее мать в аптеке средство купила, сразу и вывели. Может, мама не знает…

– Мам, давай в аптеке лекарство закажем, из города привезут. Оно эффективное, – предложила Лара.

– Опозорить меня хочешь?! – взвилась родительница, – Там такие сплетницы работают, весь поселок судачить будет и пальцем тыкать – у Ивановых вши! Ни за что!

Ничего Ларе сегодня не поможет. Терпеть… Она забылась в фантазиях. Резкий хлопок по спине вывел в реальность.

– Вставай, говорю! Оглохла, что ли? Совсем меня не слышишь.

Лара вскочила, сгребла подушку, рванула к выходу, схватилась за дверную ручку…

– Что сказать нужно? – гневно потребовала мать.

– Спасибо, мама! – ответила Лара и замерла в ожидании разрешения уйти.

– Вшей ей вычесываю в свободное время, забочусь о ней, и никакой благодарности в ответ. А вот обо мне в детстве никто не думал. – Глаза мамы заволокло поволокой, звездочки радужки растворились в тумане прошлого. – Хоть бы раз бабка Нина, мать моя непутёвая, мне вшей вычесала? Ни разу! Обреют меня налысо отцовским бритвенным станком, сверху косынку повяжут. Так и хожу пару месяцев в ней, пока волосы чуток не отрастут. Обидно и стыдно. Одна, никому дела до ребенка нет.

Как же жалко мамочку, тяжело ей пришлось выживать! Человек не насекомое, ко всему привыкает: к тараканам, клопам, блохам, вшам, кинзе, родителям-алкашам, чердаку и детдому.

Лара устала держать и потому отпустила ручку двери, раздался тихий скрип. Мама встряхнулась, глаза ее прояснились:

– Чего стоишь пялишься? Чеши давай отсюда! Тюфяк не забудь занести.

21.00 Взгляни ввысь

Лара забежала в кухню воды попить да время посмотреть. Будильник показывал девять. Полтора часа вычесывались! Лара сходила на улицу за матрасом и принесла его в детскую.

Братья сидели за письменным столом. Сеня – по центру, он печально рассматривал шестицветный набор карандашей, вынутый из упаковки. Тима разместился на табуретке сбоку, он держал в руках желтый карандаш и пытался заточить его кухонным ножом. Тот сопротивлялся, не скользил вниз, а упорно застревал в начале пути.

– До чего тупой! – Тимьян с грохотом хлопнул нож о стол.

– Дай я!

Лара бросила ношу на кровать и схватила предметы, острие отказывалось срезать с дерева стружку.

– Нож наточить нужно, – постановила Лара.

– Мы типа не знаем! Ты мамке попробуй рассказать. – Брат рассмеялся.

Чем бы заострить? Тонким лезвием с папиной бритвы. Лара принесла отцовский станок из ванной, осторожно разобрала на части, вытащив лезвие.

Братья по одному подавали карандаши. Лара аккуратно, стараясь не пораниться, срезала тонкие полоски дерева, показавшийся грифель заостряла.

Ну вот, шесть острых инструментов художника готовы! Малой радостно улыбался. Лара оттерла с лезвия разноцветные следы, собрала станок и отнесла его на место.

Родители даже не узнают, что она трогала опасные вещи и затупила папину бритву. Пацаны не сдадут, сами участвовали!

Когда Лара вернулась в детскую, Сеня яростно рылся в ящиках стола, Тима шарил в портфелях.

– Что ищете?

– Листок, – грустно ответил маленький братик.

Лара присоединилась, прошерстила свои альбомы, все страницы оказались разрисованы. Она взяла тетрадь по русскому, удачно начатую в конце года.

– Сень, у меня только в линеечку есть. Хочешь вырву?

Братишка радостно кивнул.

Он положил перед собой лист, взял черный карандаш. В нижней части рисунка точно посередине появился контур птицы. Сеня дорисовал штрихи перьев на крыльях, поменьше – ближе к телу, отдельные огромные – на концах. Хвост лег веером, тоже с крупным оперением. Круглые глазки и горбатый заостренный клюв появились последними и окрасились желтым. Коричневым Малой заштриховал остальные части, то сильно нажимая карандаш, то едва касаясь бумаги. Красиво получилось и очень похоже.

– Теперь повесим на стену, – предложила Лара.

– Еще не готово, – не отрываясь от рисунка, ответил братик.

Он взял зеленый. Сверху листа от края выросли вниз головами три маленькие елочки. Они висели не прямо, а чуть наклоняясь, будто стремились друг к другу. Странно, почему вверх дном? Лара продолжила наблюдать.

Сеня схватил опять желтый карандаш. От края листа с перевернутыми елочками хлынули до середины картинки расходящиеся солнечные стрелки. Рисунок выглядел всё чуднее.

Братик снова поменял цвет, взял синий. Между лучами он заштриховал легким тоном, к низу листа переходящим в яркий. Сеня отложил карандаш и гордо произнес:

– Готово!

Лара открыла рот, но Тимка опередил:

– Чего у тебя елки вверх тормашками?

– Я лежу на траве и смотрю на небо, – спокойно объяснил Малой.

– Как сегодня в лесу, что ли? – уточнил Тимофей.

Сеня кивнул.

Лара пристальнее всмотрелась в рисунок. Точно! Лежа на земле, взгляни ввысь, так и выйдет. В поле зрения виднеются верхушки деревьев, позади светит солнце и освещает небо от тебя впереди. А прямо над тобой парит в голубой высоте птица.

– Это орел? – поинтересовалась Лара.

– Да. Я себя в будущем нарисовал. Летаю, где хочу, – мечтательно протянул братик.

– Здорово ты умеешь! – поддержал Тима, – Давай повесим картинку!

Втроем заново перерыли ящики письменного стола, нашли семь ржавых загнутых кнопок. Четыре разогнули и прикрепили рисунок на стену над кроватью Семёна.

Издалека донесся командный материнский крик:

– Время десять. Отбой!

22.00 Ты тоже спи

Лара постелила Сене койку, отвела его на улицу помочиться. Они вернулись, скинули одежду, аккуратно повесили ее на спинки кроватей и улеглись.

В комнату вошла мать и увидела рисунок.

– Неплохо получилось, – прокомментировала она, – Не только в постель прудить умеешь…

Мама погладила Малого по голове и приобняла.

– Спокойной ночи, сынок! – ласково прошептала она.

Ого, мать до сих пор в хорошем настроении! Вот что торжество справедливости делает. Редко она приходит попрощаться на ночь. Лара пыталась вспомнить, когда был последний раз, но не смогла.

Родительница приблизилась к Тиме, так же нежно его обняла и пожелала волшебных снов.

Сердце Лары забилось с удвоенной частотой: сейчас и к ней подойдет мама, обнимет, приятные слова скажет.

Мать направилась к выходу. Проходя мимо Лары, бросила быстрое:

– Ты тоже спи.

Она двинулась дальше, но остановилась и повернулась снова к Ларе. Похоже, сейчас пожелает доброй ночи, – Лара застыла в ожидании.

– Посуда грязной осталась. Помой завтра, пока я на работе. Ясно?

Лара кивнула, родительница вышла и закрыла за собою дверь.

Наверное, Лара опять плохо себя вела, вот ее мама и не обняла, ночи спокойной не пожелала. Точно, папку сразу не сдала, картошку толсто порезала, кинзы сначала не нарвала, потом мало принесла, а после вычески забыла мать поблагодарить. Ничего, завтра Лара исправится, идеально родительские наказы исполнит. Когда-нибудь мама обязательно обнимет.

22.15 Имена

Лара судорожно вздохнула и подняла взгляд на ковер. Хорошо, что у нее есть надежные друзья. Рука потянулась и погладила гладкую шерстку главы оленьей семьи. Нос животного уперся Ларе в щеку, ласково потерся, совсем как в детстве щекотал ее папа жесткими усами. Лара улыбнулась.

Ой, она даже не знает их имен.

– Как тебя зовут?

Олень упорно молчал. Наверное, не умеет говорить.

– Можно я буду звать тебя Витторио? – Лара слышала, что именно так друзья отца в шутку обращались к нему.

Зверь кивнул.

К ним приблизились олениха и олененок. Как бы назвать жену Витторио?

– Ты будешь Мила. Хорошо? – Так маму окликала баба Нина, пока не умерла.

Мила не возражала.

– Младшего назовем… Каспер. – Лара где-то случайно услышала это имя, оно ей понравилось.

Окруженная оленями Лара двинулась по широкой тропинке. Мягкая влажная почва, птичья перекличка, запах багульника и смолы. Вдали из-за высоких сосен выглядывал апельсинчик, заходящее солнце. Лес выглядел как вчера, только маршрут изменился.

Они миновали заросли «гусиных лапок», огромный муравейник и дошли до знакомой скалы. Витторио отодвинул мощными рогами кусты можжевельника.

Лара обняла Каспера, потерлась о мордочку Милы и ласково провела рукой по крупной спине Витторио.

– Спокойной ночи, друзья!