Желтая звездочка

В самом центре зала располагались элегантные столы, устланные белоснежными скатертями и изысканными кристальными столовыми приборами. Цветочные композиции из редких орхидей и экзотических растений приносили свежесть и аромат, создавая гармоничное единство с великолепием помещения.

Гости в вечерних нарядах и смокингах уверенно перемещались по залу, наполняя его живыми разговорами и искренним смехом. Музыка, исполняемая струнным квартетом, создавала незабываемый фон для увлекательных бесед и обмена любезностями. В каждом уголке ощущалась энергия, обещающая незабываемую ночь, полную общения, искусства и изысканного мира светской жизни.

– Меня сейчас вырвет, – констатировала, с каменным лицом, Вирдж.

Первым, кого она заметила среди гостей, был Дэйв, который вёл за собой Холли. Нежные и розовые цвета – таковой всегда была последняя, дочь киноактрисы и бухгалтера, вне зависимости от мероприятия. А где-то у столиков уже обедал Джек, которому не важно где находится, лишь бы там была бесплатная еда.

– Подруга, ну как Голливуд? – после объятий, спросила Вирдж, у одной из её друзей. – Стала знаменитостью? А то мало ли, общаюсь с будущей звездой…

– Брось. Я играла лишь фоновую роль, однажды. В пять лет, – скромно улыбнулась Холли, а после лукаво прошептала. – Джек что-то про меня спрашивал?

– А что, он тебе интересен? – так же лукаво улыбнулась Вирджиния.

– У девушек должны быть свои принципы. А значит, он сам должен меня добиваться, раз он у нас мужчина, – неопределённо, но хихикнув, заключила Холли. – Кстати, Ирма ещё не приходила?

– Ты же в курсе, что она не любит подобные мероприятия.

Она приглашала её, но та отказывалась.

– Как смотришь на то, чтобы на выходных сходить в кино? Недавно вышел фильм «Причастие». Страшный ужастик, говорят.

– Было бы славно

Сама же Вирджиния высматривала последнего приглашённого. Он скромно стоял в сторонке, а потом неловко улыбнулся и, чуть помахал, когда его заметили. Вирджиния подошла к нему, взяла за руку и потянула за собой, под вопросительные взгляды её друзей. Ее мать уже выпила в компании двух других богатых снобов, когда её дочь, и незнакомый взрослый мужчина подошли к ней.

– Мам, знакомься – мой парень Зерах.

У всех была разная реакция на подобное признание: два сноба искали выпавшие, у одного из которых явно вставные уже, челюсти; Люси обрызгала шампанским одного из них, покуда глаза её стали равны размеру футбольного мяча; а Зерах, по реакции, был где-то между ними, окаменев и проглотив свой язык. Добивал их и лёгкий поцелуй, которым молодая девушка наградила мужчину. Люси пыталась что-то возразить по данному поводу, но выдавала лишь нечленораздельные звуки, но Вирджиния самодовольно улыбнулась, и беря мужчину под руку, стала удаляться с ним от компании.

– Так… Это сейчас что было? – недоумевал сам Зерах, пока его спутница едва ли не задыхалась от смеха, в попытках его удержать.

– Прости. Это дабы Люси позлить.

Утолить своё любопытство решили и друзья девушки, налетевшие как коршуны на добычу.

– Кто это? Ну ты даёшь, конечно.. .– присвистнул Джек.

– А… Это разве не помощник мистера Уильямса? – прищурился Дэйв.

– Ох, подруга, не знала, что тебя потянуло на более зрелые плоды, – усмехнулась Холли, оценивающе разглядывая смущающегося мужчину. – Хотя признаю, симпатичный…

– Наши отношения сугубо товарищеско-деловые, особенно когда он теперь работает у нас в школе, – проговорила самодовольно Вирджиния. – Ведь я теперь без проблем смогу отсутствовать на уроках, так ведь?

– Нет, – твердо отрезал Зерах.

– Пригрела змею на груди, – пробурчала недовольно Вирдж.

Время текло незаметно. Пока старшее поколение занималось своими светскими делами, молодёжь веселилась, смеялась и позволяла себе пару бокальчиков игристого. Все шло идеально, и даже Зерах позволил себе немного расслабиться, соизволив потом выйти и подышать свежим воздухом. Весёлый настрой продолжался до тех пор, пока Дэйв, поскользнувшись, не схватился за один из флагов, весящих на стенах,и не сорвал его, обнажив под ним совершенно другой флаг.

Вроде и флаг Америки, но с красными и чёрными треугольниками сверху и снизу. А так же увидел то, от чего моментально начал трезветь, приходя в состояние шока.

– Вирдж! Вирджиния!

Он нашёл её там же, где и двух других друзей.

– Дэйв? Что случилось? – она заметила на его лице беспокоиство.

– Ребят… Кажется мы угодили на нацистскую вечеринку. Под флагами спрятано кое что другое.

– О Боже…

В этот момент и она впала в ступор, осознавая, что наделала. Она попала в улей с осами, которые в отношении не таких как чистокровные белые жители, будут куда опаснее обычных насекомых. И она привела сюда того, кого они смогут разорвать при большом желании и малых свидетелях. Она бросилась на поиски Зераха, бегая с места на место.

– Вирдж?

– Ребята, нам нужно найти Зераха. Он же еврей, а тут это все…

Как повезло, что она быстро его обнаружила, заходящего внутрь со внутренней стороны двора. Она, с тревогой на лице, быстро подходила к нему, когда внезапно на балконе, куда вели две лестницы, показалась Ирма, облитая красной краской и с плакатом, где был перечёркнутый знак нацистов.

– Убийцы! Вы все здесь убийцы! – заявила она с такой яростью, которая удивила даже её друзей. – Я знаю кто вы, и вы потомки тех, кто массово убивал людей! Вы пируете, танцуете, и просто стоите в их крови! – она сорвала со стены позади себя флаг, тем самым открывая истинный – «Национал-социлистического движения». – Вы – нацисты! Каждый из вас!

Кто-то шокировано ахнул от таких заявлений. Зерах смотрел на это с широко раскрытыми глазами, а потом перевёл взгляд на Вирджинию, которой хотелось отрицать свою причастность к этому. В ушах зазвенело, а сердце начало биться чаще, от чего дышать стало труднее. Когда он отступал назад, все перед глазами плыло и смешивалось. Он как можно быстрее старался уйти отсюда, пока перед глазами всплывали плохие ассоциации: зал заливался кровью, в которую он наступал, слышались крики и стоны узников и звучала немецкая весёлая музыка, от чего пришлось зажать уши ладонями. Он уже был близок к выходу, когда перед глазами стало темнеть.

– Человеку плохо!

Слышал он где-то в отдалении…

Вирджинию переполняли эмоции. Причём не самые положительные. Но в первую очередь она была зла. Зла на свою мать.

– Как тебе вообще совести хватило?! Ты работаешь с нацистами!

– Они такие же клиенты, Вирджиния! Приходится работать и на такой род людей, что очень хорошо платит.

– Ах, то есть деньгами можно откупиться от совести! Класс! Спасибо, что помогла мне это понять, «мамуля»! Ненавижу тебя!

Это все стало очередным поводом для ссоры между матерью и дочерью. И явно теперь точно не на пустом месте. Ибо очередной бизнес-партнер её матери принадлежал к «Национал-социалистическому движению». Национал-социалистическое движение в США, известное также как Американская нацистская партия, возникло в первой половине двадцатого века, в контексте глобальных социальных и политических потрясений. Идеология движения, основанная на принципах расового превосходства и антисемитизма, находила отклик у небольших групп, обеспокоенных экономическими и культурными изменениями. В 1960-е и 70-е годы движение приобрело новую активность, пытаясь адаптироваться к современным условиям и привлечь внимание к своим взглядом через различные формы агитации.

Судя по некоторым флагам на стенах, это было устроенное именно для них мероприятие. Но их все прикрыли на случай попадания представителей закона.

Зерах обнаружил Вирджинию на балконе, когда окончательно пришёл в себя, отказываясь от посторонней помощи.

– Я не знала, с кем работает моя мать, – понимая, что это он, оправдывалась Вирджиния.

– Все впорядке. – говорил мужчина.

– Я и подумать не могла, что она докатится до такого! – а потом, выдохнув, она обняла свои собственные плечи. – Хотя о чем это я? Я тоже, однозначно, не хороший человек....

– И почему ты так решила? – спросил Зерах, подойдя ближе.

– А хорошие люди желают смерти своим родителям, какими бы мразями те ни были? – на данное заявление мужчина промолчал. – Вот. К тому же, это было, с моей стороны, мерзко приглашать тебя сюда. К тем, кто буквально вас уничтожал.

– Эй, ты не знала, – говоря мягким тоном голоса, он повернул девушку к себе. – Ясно? Уже здесь ты не должна себя считать плохой. Да и… Я сомневаюсь, что твоя мать пошла на это по своей воле. Порой обстоятельства вынуждают поступать так, как тебе этого не хочется. Даже если поступать плохо.

Зерах немного помолчал, его взгляд скользнул по звёздному небу.

– Мы все делаем выбор, – наконец сказал он. – Но бывает, что выбор не по нашей воле. Даже твоя мать, возможно, жертвует собой, чтобы выжить. Это не оправдывает её, но объясняет.

Вирджиния почувствовала, как её сердце немного оттаяло. Может, мир не так прост, как она всегда считала? Может, у них у всех есть свои демоны, и не каждый способен с ними справиться?

***

Октябрь 1940 – Июль 1943

Что значит быть хорошим человеком?

Этот вопрос может задавать себе каждый. И Альфред Гофман тоже не является исключением в данном вопросе.

Быть хорошим человеком – значит не только следовать моральным нормам, но и стремиться к внутреннему состраданию и пониманию. Это означает проявлять заботу о других, быть готовым прийти на помощь, когда это необходимо, и уметь слушать, а не просто слышать. Хороший человек не ищет выгоды в своих поступках, он действует из чистоты сердца, понимая, что каждый его шаг может повлиять на судьбы окружающих. Это умение прощать и принимать, даже когда это сложно. Это стремление быть честным, даже если правда может навредить.

Быть хорошим человеком – значит учиться на своих ошибках, признавая свою уязвимость и открытость. Это постоянный путь самосовершенствования, в котором важно сохранять верность своим принципам, даже когда мир вокруг меняется. Каждый акт доброты, даже самый малый, добавляет света в этот мир. Быть хорошим человеком – это не статус, а живой процесс, который отражает нашу искреннюю человечность.

В каждом из нас сосредоточены как плохие, так и хорошие стороны. Порой внутренний конфликт приводит к глубоким раздумьям о том, что означает эта формулировка «хороший».

Мы часто идеализируем понятие «хорошести». ассоциируя его с бескорыстием, милосердием и готовностью придти на помощь. Но что ели добрые намерения приводят к нежелательным последствиям? В таком случае, можно ли считать человека хорошим, если его действия причиняют страдания другим? Альфред считает, что тёмная сторона – это не всегда зло, а порой защита собственных интересов или отстаивание принципов.

– Альфи, милый, подойти сюда.

Это было ещё до того, как людей стали десятками отправлять на тяжёлые работы с невыносимыми условиями. Женщина почтенного возраста в дорогом золотом, сверкающем платье с мехами на плечах, пока светловолосую голову украшали перья, подозвала статного мужчину, завидного жениха, и своего сына, к себе. Госпожа Урсула Гофман с самого начала возлагала большие надежды на собственное чадо, стараясь всеми силами оградить его от общения с «неарийцами». Однако и тут она смогла просчитаться.

– Матушка, ты что-то хотела? – заложив руки за спину, Альфред подошёл к ней

Естественно, прерывая беседы с собравшимися на вечере гостями.

– Ох, дорогой, какой же ты красивый в этой парадной форме, – свободной об бокала рукой, Урсула взяла его под локоть. – Ты же помнишь семью Шефер, милый? Карин очень милая девушка, и давно мечтает с тобой познакомится поближе…

– Матушка, я же говорил по этому поводу, что сейчас брак мне не нужен, – выдохнул, понимая, к чему идёт данный разговор, Альфред. – Может после войны…

– А может ему по душе больше русские девицы? Говорят, они больше способны рожать, – вмешался в разговор отец семейства, Клаус, смеясь.

Альфред поше в него внешне больше, чем он думал, за исключением усов.

– Отец.

Разговоры о женитьбе всплывали раз в несколько месяцев, которые Альфред проводил в доме своих родителей. Но вот к девушкам интереса он никогда не проявлял. Впрочем, как и к политической и светской жизни. Однако если ты попал в нацистское окружение, пусть и без собственной воли, то выбора то у тебя и не должно быть. Играй порученную роль, чтобы однажды не оказаться среди тех, кого гонят.

С не самым заинтересованным видом, он слушал, как некоторые собравшиеся вокруг последователя фюрера, открыто выражают своё одобрение к идее о чистоте нации. Его отец был тоже там и охотно помогал с производством оружия для противостояния с врагами Рейха. Потом Альфред взглянул на портрет самого лидера нацистского движения, который его родители демонстративно повесили на самое видное место. Конечно, жизнь немцев значительно улучшилась с приходом к власти данного человека. Но этого нельзя сказать о жителях других стран. Альфред это понимал. И, пока никто не видел, пририсовал фюреру большой нос, ещё более пышные, но закруглённые усы, пиратскую повязку и приписал оскорбительную надпись. И это все с помощью раздавленной чёрной икры и соусов. Довольный своей работой, он направился к гостям.

Он не смотрел на официанта, пока брал бокал шампанского, в тот момент, когда к нему подошла его мать, так же взявшая бокал.

– Все проходит просто чудесно… Кстати, у нас новая обслуга, – женщина улыбалась, но в этой улыбке не было ничего хорошо. Она скрывала самодовольство и превосходство.

Альфред это понял, когда увидел в качестве прислуги Натана и опешил.

– Надеюсь Вы довольны, госпожа Гофман? – любезно улыбнулся прислуживающий еврей, не смотря на то, что прекрасно понимал своё положение.

– Знай своё место, еврей. Кроме нас, тебе за работу больше никто не заплатит…

Он лишь поклонился, ненадолго пересекаясь взглядом с Альфредом, а потом отправился дальше обслуживать гостей. Тот кто раньше был гостем в этом доме теперь едва ли не раб. Правда пока оплачиваемый.

– Ты ведь специально его сюда позвала, не так ли? – с подозрением взглянул он на свою мать, что лишь невинно хихикнула.

– Просто я хочу, чтобы ты понимал что к чему идёт: ты – истинный ариец, – Урсула поправляла галстук сына, не отводя взгляда от его глаз. – С превосходной генетикой и блестящим будущим. А он, – она указала взглядом на блуждающего по помещению Натана. – Представитель низшей расы, которую постепенно от нас ограждают. Паразиты, виновные во всех наших бедах.

– Как то, что человек еврей, может быть причиной наших бед? – нахмурившись, не впервые задал данный вопрос мужчина. – Может быть дело в правительстве?

– Осторожнее, Альфи, – она потуже затянула галстук, пока тон её голоса приобретал стальные нотки. – Не решай нашу семью перспективного наследника.

– Придётся терпеть меня такого, – ощутив небольшое удушение, он убрал руки матери от своего галстука. – Староваты Вы стали для нового наследника, матушка.

Они пилили друг друга взглядами, пока их не привлекло внимание другое событие: один из гостей взял бокал шампанского с подноса и выплеснул его в лицо Натана, обсыпав ругательствами. Альфред хотел сорваться с места и вступится за друга, но не смог. Одно дело – ходить по тонкому льду во время спора с матерью, где она все равно окажется победителем, а другое – пойти против влиятельных соратников. Потому он молча стоял и смотрел на то, как пьяного мужчину успокаивают другие, а Натан приносит свои извинения.

Уже только оставшись наедине, Гофман принёс то, чем можно вытереть лицо.

– Я конечно хотел попробовать дорогой алкоголь, но не таким же способом, – усмехался Нат, вытирая лицо.

– Ты ещё и извинялся перед этой свиньёй… – пробурчал недовольно Альфред.– Я бы на твоём месте точно ему бы врезал.

– Насилием проблемы не решишь, а лишь заработаешь их, мой друг.

– Иногда от твоей оптимизма аж тошно становится.

– Я тоже тебя люблю, Альф.

Но тот ничего не ответил. Они стояли на улице, смотря на ночное небо. Многие гости к тому времени уже начинали расходится. Стоял тёплый июнь.

– Как думаешь, война скоро закончится? – вдруг решил спросить Натан.

– Без понятия… Отец рассказывал, что уже захватили Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Люксембург и нанесли поражение Франции. А в планах у фюрера давно уже Советский союз.

Натан фыркнул.

– Ну удачи им…

– Ты так веришь, что они смог победить? Рейх лишь за несколько месяцев захватил практически всю Европу, – напомнил Альфред, недоумевая насчёт уверенности друга.

– Ты их размер страны на карте видел? Там больше людей, да и там есть горы, а в горах сложнее веси боевые действия.

У него имелся небольшой военный опыт, учитывая что оба служили. Но вот после нескольких военных операций, Натан никогда больше не пожелает взять в руки оружия и кого-то убить.

– Ну посмотрим.... – выдохнул Альфред, понимая, что с ним спорить бесполезно.

– И всё-таки я не понимаю его в этом плане, – продолжил Натан. – Нездоровая одержимость целями никогда не приводит к счастливому концу. Зато оставляет за собой вереницу страданий, покалеченных чужих душ, или реки пролитой крови…

Альфред на это ничего не ответил. Лишь призадумался.

– Кстати, красиво оформил портрет фюрера. Изысканно.

– Я просто разбираюсь в искусстве.

В этот момент оба друга подавились смешками, понимая, что лучше будет не привлекать к себе лишнего внимания.

Каждый сталкивается с выбором, который может порой затмить внутренний свет. Быть хорошим человеком – значит принимать собственные недостатки, не отстраняться от своей мрачной сущности, а принимать их как часть целого.

И Альфред принимал. Первое время. Пока все не скатилось к чистому безумию…

Мужчин, женщин, стариков и детей гестапо выгоняли из их домов и насильно тащили в сторону грузовиков, куда впоследствии должны будут погружать. Альфред оказался здесь по воле судьбы, так как должен контролировать весь процесс. Дети плакали на руках у таких же испуганных матерей, а тех, кто пытался сбежать, пристрелили на месте. Такое отношение и радикальные методы шокировали мужчину.

– Доложите о том, что происходит,  – задал он вопрос рядовому.

– Мы ликвидируем это гетто. Поступил новый приказ по «окончательному вопросу».

Это напрягло Гофмана.

– Поясните, что вы имели ввиду…

– Фельдфебель, гер, вам не присылали данные? Командование дало приказ ликвидировать данное гетто и отправить всех евреев на вокзалы.

Мест в грузовиках не хватило на всех. Вместо того, чтобы попросить прислать ещё, в голову гестаповцам пришла идея получше: загнать оставшихся евреев в местную синагогу, запереть их там и поджечь её. Предсмертные, жуткие крики пробирали Гофмана до самых костей. А он опять ничего не сделал, чтобы это предотвратить. Хотя у него теперь есть полномочия, но видимо не достаточные, раз в этот же день он настоял о переводе в гестапо. Какое-то время, он делал все, что в его силах, дабы спасти от депортации хотя бы маленьких детей, которых разрешал прятать у друзей неевреев.

Когда пришли списки очередных арестантов, то в тот день Альфред едва не перестал дышать. В списке были все те, чьи документы он подделывал и тем самым позволял скрываться. Включая семью Ривманов, которых ему и поручили арестовать. Прямо ирония судьбы. Первоначально, он предупреждал их, чтобы они покинули город в течение двух недель, но, опять же, по странным стечением обстоятельств, у них это не вышло. Тогда он потребовал, в большей степени благодаря связям его отца, о переводе его на другое место работы – концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау.

Сидя среди пировавших сослуживцев, Альфред смотрел на свой бокал вина, а потом в направлении окна, за которым была тьма, но все равно можно было разглядеть голодающих и измученных узников, бродящих словно ожившие мертвецы в поисках съестного. У работников с каждым днём рождались все больше и больше способов замучить бедных людей до смерти: как например вчера несколько человек стояло на шипах, пронзающих кожу до костей, на их ступнях. И этим все не ограничилось, так как они должны были стоять так целые сутки, а кто упадёт – пристрелят, считая не годными для работы. Он видел, как измождённые узники из последних сил везли детские обнажённые трупы в направлении вырытой ямы. Как узники дрались между собой, валяясь на земле, словно животное, за брошенный охранником кусочек хлеба, что так и никому не достанется.

Гофман часто лицезрел ужасные вещи, но либо молчал, либо помогал коллегам. А сейчас эти изголодавшие бедные люди бродят по лагерю, пока они здесь пируют, громко слушая музыку и смеясь.

Не так давно, Альфреду удалось вынести один эклер для маленького мальчика, с чьим отцом он когда-то был лучшими друзьями. И которому обещал спасать самого мальчика от смерти. Да и сам мужчина понимал, что этот ребёнок слишком невинен для всего этого кошмара. Вместо того, чтобы съесть эклер, он отдал его другому голодающему заключённому, а именно женщине из «Канады», когда они случайно пересеклись.

За окном были узники, но и внутри тоже. Альфред тоже ощущал себя узником.

Узником своей роли чудовища.

– Я слышал, господа, что сегодня началось наше наступление на Курской дуге, – доложил один из высокопоставленных чинов. – Было принято назвать операцию «Цитадель».

– Русские часто дают отпор. Но надолго ли? – усмехнулся другой.

– Не стоит сомневаться, уважаемый, что победа будет за фюрером, – заключил, как отрезал, третий.

– Доброго вечера, господа.

В проёме помещения показался человек. Высокий и широкоплечий. Из под тёмного цилиндра видно пару тёмных, с сединой, кудрявых волос. Череп вытянутый, скулы островатые, нос идеальной формы. Глаз не было видно, так как они скрыты за чермными, круглыми очками. Крепкий, статный мужчина неопределённого возраста, в дорогом тёмном пальто, что закреплено на груди пуговицей в виде золотой звезды. А его шею обвивала тёмная змея. Альфреду от чего-то стало не по себе, когда этот человек улыбнулся, прошёл, и сел недалеко от него. Тем более от него пахло серой и гниющей плотью.

– А-а-а, господин Тейфул, какая честь, что Вы решили сегодня нас почтить.

Видимо его тут все знали, раз даже комендант начал блеять словно овечка, и никого больше не напряг столь неожиданный визит.

– Ну как, мои прогнозы на эти два года оказались верны? – спокойно поинтересовался господин, смотря на коменданта лагеря.

– Да, сэр.

Тот, удовлетворительно кивнув, достал коробку с сигарами и выудив одну, снова посмотрел на коменданта.

– Вы всем довольны, уважаемый комендант?

– Да, господин…

Тейфул, как его назвали в данном окружении, даже не используя спички или зажигалку, от коей, предложенной, молча отказался, зажёг сигару и медленно, невозмутимо закурил, положив ногу на ногу, и откинувшись на стуле. И только Альфред был удивлён тому, что увидел. Выпустив кольцо дыма, тем самым держа тишину больше полутора минут, он вдруг заговорил:

– Через двадцать дней свергнут Муссолини. А в октябре Италия объявит войну бывшему союзнику, то есть Нацистской Германии.

Вытянутые и побледневшие лица были обращены в сторону гостя. Его забавляла подобная реакция от тех, кто слишком много о себе возомнил. И только Альфред еще прибывал в недоумении.

– Что с лицами, господа? Всему рано или поздно приходит конец, даже войне.

– Откуда у Вас подобные сведения?

– Я знаю многое, господин Гофман, – на этом моменте, мужчине казалось, что его прожигают взглядом насквозь. А мерзкая ухмылка была словно подтверждением. – Я много знаю…

По спине Гофмана пробежали мурашки, а в горле застрял ком. Протянутые им последние слова имели истину: он может знать о его маленьком секрете, но почему-то ещё не говорить.

– Значит… Мы проиграем? – прерывая тишину, спросил один из персонала.

– Выиграете ли вы или проиграете – это будет точно известно на второй месяц зимы, через год, господа.

Гость затушил сигару о собственный большой палец, при этом оставаясь невозмутимым, и кидая последний взгляд на Альфреда, двинулся к выходу, оставляя людей шептаться в раздумьях. А один подчинённый думал над его словами, что были обращены в его сторону. А вдруг кто-то ещё может знать? Пострадать в первую очередь может невинный ребёнок.

Следующим утром Альфред забрал Зераха с работ и повёл за собой.

– Альфред, что происходит?

Но он не ответил до самых ворот, наконец останавливаясь. Как раз в этот момент прибыли поезда с новыми заключёнными.

– Значит так, – начал говорить невозмутимо мужчина, присев к мальчику на одно колено. – Сейчас тебе надо бежать. Смешаешься с толпой и запрыгнешь в поезд, что идёт до Берлина. В поезде переодеваешься, чтобы звезды не было видно.

– Но… Но куда я пойду? Что мне тогда делать? – напуган был мальчик.