Полная версия
Сгинувшее Время. Возрождение Жизни
Сегодняшний день был таким же, как сотни дней до этого. Не то утро, не то вечер, не то зима, не то лето. Здесь, в подземельях, это не имело ровным счетом никакого значения. Все сводилось лишь к боям, изнурительным тренировкам между ними и ожиданию выхода на арену.
Лаш расхаживал из угла в угол в тесном пространстве клетки, чтобы хоть чем-то себя занять. Примерно через час ему предстояло сражаться. И не с одержимыми, как обычно, а с другими рабами.
Раз в год в Елкэш, город в сердце Исушды, расположенный на берегу широкой судоходной реки Хетрэ́ш, приезжали работорговцы со всего Скрытого мира. Их собирал Шонатт. Хозяин Лаша прославился тем, что устраивал самые зрелищные бои, а его рабы почти не знали проигрышей. На этом деле Шонатт сколотил состояние и даже построил собственную арену, подле которой основал крупнейший невольничий базар в Огненных землях, владел он и парочкой борделей.
Впервые за долгие годы, проведенные в заточении, Лаш ощущал тревогу, граничащую с паникой. Трудно было понять, что послужило причиной такого состояния, но оно выматывало похуже бесконечных видений. Никаких порошков ему сегодня не давали, а без них он вдобавок ко всему иногда терялся в пространстве. Не понимал, где находится и что должен делать.
– Лаш, – тихий голосок Надлис вернул его в реальность. – Как ты? Выглядишь не очень.
Она стояла неподалеку, держа в руках небольшую корзину, в которой грудились какие-то баночки и кисти. На девушке был лишь голубой короткий корсет, расшитый блестящими бусинами, и длинная невесомая юбка того же оттенка, приспущенная на бедра так, чтобы соблазнительно оголить живот. С пояса юбки свисало множество серебряных цепочек, унизанных монетами и разноцветными камушками. На руках и ногах красовались пестрые браслеты. Надлис поставила корзину на пол и подошла к клетке, позвякивая украшениями, но взяться за прутья не рискнула. Безумный, бегающий взгляд Лаша не внушал доверия, и ее не на шутку тревожило, как сильно он осунулся за последние месяцы. Шонатт велел ей исправить это, замаскировав темные круги под глазами и заострившиеся скулы какими-нибудь рисунками на лице, чтобы зрители не заметили изменений. Из-за болезненного вида Лаша они могли отказаться делать на него ставки.
Но Надлис сомневалась, что сегодня Лаш позволит к себе прикоснуться. Она отчетливо видела, как напряжены мышцы на обнаженном торсе, как играют желваки, слышала, как он скрежещет зубами и бормочет что-то невнятное.
– Лаш, – снова позвала Надлис.
Он встрепенулся, часто заморгал, склонил голову набок, точно какая-нибудь птица.
– Ты чуешь? – спросил, передернув плечами.
– Что чую?
– Холод. Чувствуешь, как тут холодно. Будто мы в могиле.
Надлис ощущала лишь жуткую духоту, липкой сыростью оседающую на кожу, и уже хотела сказать об этом Лашу, как неожиданно и вправду потянуло холодом. Создалось впечатление, что сквозит из приоткрытого окна, но никаких открытых окон и свежего воздуха в этом проклятом месте и в помине не было.
– Здесь, как всегда, жарко, Лаш, – соврала Надлис, чтобы заставить его хоть немного успокоиться.
Осторожно подошла чуть ближе, заметив, как ладонь стражника, сидящего на покосившемся стуле примерно в ярде от клетки, легла на рукоять плети-трехвостки. Кого он собирался ей отхлестать в случае чего, было неясно. Вряд ли Лаша станут калечить перед боем, а наказывать Надлис и вовсе бессмысленно. Тем не менее готовность стража в любой момент схватиться за оружие девушку не обрадовала. Она подозревала, что дело в резко возросшей агрессии Лаша. Многим надсмотрщикам, включая самого Шонатта, уже доводилось стать жертвами его безумия, и они ждали повода поквитаться. Надлис казалось, что совсем скоро Лаша не удержат ни цепи, ни клетки, ни десятки охранников.
– Холодно, – повторил Лаш, концентрируя одурелый взгляд на Надлис. – Хочу наверх, там я смогу согреться в крови тех, кого убью. Ведь кровь живых теплая, Надлис. Не то что та жижа, которая течет из одержимых.
Девушке сделалось дурно. Интонация Лаша не просто пугала, она приводила в ужас. Стражник поднялся со стула, нервно сглотнул и крепче стиснул рукоять трехвостки. Надлис жестом попросила его не приближаться. С Лашем явно творилось что-то неладное, провоцировать его не стоило. Шонатт никого не погладит по головке, если его любимец взбесится и будет не в состоянии выйти на арену.
– Твой бой совсем скоро, – улыбнулась Надлис ласково. – Еще немного, и ты согреешься. – Она все же решилась подойти вплотную к клетке. – Но прежде позволь мне войти и помочь тебе подготовиться. Шонатт приказал расписать краской лица всех воинов.
Лаш нахмурился, посмотрел на корзину, которую она принесла с собой, перевел взгляд на стражника, уставился на плетку. Кадык его дернулся, губы вытянулись в тонкую линию: явно прикидывал, во что выльется непослушание.
– Черный, – наконец произнес он. – Используй только черный цвет.
Надлис выдохнула с облегчением.
– Хорошо, черный так черный.
Она подхватила корзину и кивком дала стражнику знак открыть клетку. Лаш отошел в дальний угол, волоча за собой цепь, пристегнутую к лодыжке. Так было положено. Некоторые вещи он делал, уже не задумываясь. Надсмотрщики Шонатта знали свою работу и накрепко вбили в головы рабам основы послушания. В моменты, когда рассудок Лаша прояснялся, он четко следовал правилам, ведь, несмотря на поразительную способность драконов исцеляться довольно быстро, желания корчиться от боли, когда тебя лупят кнутом и тыкают раскаленным прутом, не возникало.
Надлис вошла в клетку, и замок на двери снова щелкнул. Лаш шумно втянул носом воздух. От нее пахло свежестью и солнцем. Солнце, вот чего больше всего не хватало. Именно солнце отчего-то ассоциировалось у Лаша с жизнью, без него он ощущал себя мертвым. Надлис часто бывала на поверхности, так как жила в доме Шонатта. Каждый ее визит приносил с собой этот ни с чем не сравнимый аромат. Лаш не мог описать его словами, но совершенно точно знал: у солнечного света есть запах, как бы бредово это ни звучало.
Лаш дождался, когда стражник вернется на стул, и шагнул к Надлис. Забрал у нее корзину и отставил в сторону: рисунки могут и подождать. Прижал девушку к себе, не в силах противиться этому благоуханию. Хотелось, чтобы хоть крупица аромата осталась и на его теле.
– Лаш, у нас не так много времени, – попыталась возразить она, покосившись на стражника.
На губах того уже играла похабная улыбочка, наверняка предвкушал, как в подробностях рассмотрит все прелести Надлис. Не то чтобы ее волновали наблюдатели. За годы рабства она привыкла к тому, что понятия приватности для нее больше не существует. Просто сегодня Лаш пугал, а еще Надлис по-прежнему ежилась от странного холодка. Даже кожа Лаша, всегда обжигающе горячая, была прохладной.
– Меня могут убить сегодня, – прошептал он ей в губы. – Ты же не лишишь меня возможности получить удовольствие напоследок.
– Откуда такие мрачные мысли? Ты не…
Лаш не дал ей договорить, впился злым, требовательным поцелуем, быстро задрал юбку. В его движениях не было ни капли нежности и стремления доставить партнерше наслаждение. Надлис всхлипнула, когда врезалась спиной в стальные прутья клетки. Лаш подхватил одну ее ногу под колено и резко вошел, не думая о том, что делает больно. Надлис стиснула зубы и заскулила, вцепившись ногтями в его плечи. Раньше он не был таким. После их первого неудачного раза всегда проявлял заботу, осторожность и нежность, возносил Надлис на вершины блаженства и тем отличался от ублюдков, под которых подкладывал ее Шонатт.
Но теперь что-то терзало Лаша, делало грубым, диким, безжалостным. И тем не менее Надлис продолжала приходить, хотя Шонатт, видя, как опасен стал его невольник, великодушно позволил ей больше не спускаться в подземелья. Однако глупое сердце не дало ей отказаться от Лаша. Надлис любила его. Любила даже сейчас, когда он причинял страдания. Любила и верила, что сможет помочь Лашу вернуть рассудок.
Не упрекнула его ни словом, ни взглядом, просто дождалась, пока он закончит. Оправила юбку, ощущая, как вязкое семя стекает по бедрам. Приведет себя в порядок позже, тут все равно нечем. В клетке не было ничего, кроме соломенного тюфяка, миски с водой (из таких же Шонатт поил своих охотничьих псов) и ведра в углу.
Лаш тяжело дышал и тоже молчал, таращась в одну точку, желтые глаза сияли ярче обычного, мысли его, казалось, блуждали где-то далеко. Надлис не стала пытаться его растормошить, просто взялась за краски и нанесла первый завиток на скулу.
– Как думаешь, если я помолюсь сегодня Смерти, она придет за мной? Дарует покой? Избавит от всего этого? – сказал он тихо, и впервые Надлис увидела, как в уголках его глаз заблестели слезы.
– Прости, Лаш. Но Смерть уже давно ни за кем не приходит, как ни молись.
***Трибуны ревели. Амфитеатр, в центре которого располагалась арена, был забит до отказа. Лаш ощущал, как вибрирует земля под ногами, вторя беснующейся толпе, пока его вели к выходу из подземелий. Поражало, что даже сейчас, когда Скрытый мир умирал, люди продолжали предаваться веселью и не скупились тратить последние гроши на развлечения, вместо того чтобы запасаться дровами и провизией. Ведь близилась зима. После смерти Отражений снег выпадал повсюду, и Огненные земли, ранее не ведавшие, что это такое, не стали исключением. Сам Лаш, конечно, ничего подобного не видел: ему рассказывала Надлис.
При мысли о девушке незамедлительно напомнила о себе совесть. Лаш сегодня ужасно с ней обошелся.
«Слабак! Гадкая тварь!» – ругал себя, не переставая.
Поддался дурному настроению и дракону, что нынче терзал его разум с каким-то особенным остервенением. А еще проклятый холод. Лаш никогда не мерз, но сейчас у него зуб на зуб не попадал, хотя все остальные явно страдали от духоты. Но права обижать Надлис и делать ей больно он все равно не имел. На душе от этих мыслей становилось все гаже с каждым вздохом.
– Ты бьешься следующим, – сказал Шонатт, когда стражники подвели Лаша к выходу на арену. – Не вздумай чудить. За последние месяцы ты исчерпал мое терпение. Знай, начнешь дурить, и я запру тебя с одержимыми. Будешь жить с ними, пока мозги на место не встанут.
Лаш стиснул кулаки. Как же хотелось свернуть шею этому уроду. Вот только рядом всегда крутилось столько стражников и надсмотрщиков, что реши Лаш и правда убить Шонатта, у него не было бы ни единого шанса уйти отсюда живым. К тому же Шонатт хоть и был ниже Лаша на полголовы, слабаком не выглядел. Такой точно окажет достойное сопротивление, да и факт, что Лаша выпускали из клетки исключительно в кандалах, вынуждал воздерживаться от необдуманных порывов. Цепи снимут, только когда распахнутся ведущие на арену ворота.
– Я не подведу, – нехотя буркнул Лаш, глядя себе под ноги.
– Уж постарайся. Сегодня у меня на тебя большие планы.
Вопли толпы стали громче.
– Убей! Убей! Убей! – скандировали зрители.
А вскоре ворота отворились, и Лаш увидел ненавистную до тошноты арену. Устилающие пол каменные плиты были залиты кровью. В центре валялся обезглавленный труп раба. Сама голова укатилась довольно далеко. Над телом стоял второй невольник, принадлежащий Шонатту, и держал в опущенной руке окровавленный меч. Он бросил взгляд на Лаша, с которого как раз снимали кандалы, и осклабился, а потом направился к воротам, сопровождаемый одобрительными криками зрителей.
– Надеюсь, сегодня ты наконец сдохнешь, шлюшка, – он смачно харкнул Лашу под ноги, когда проходил мимо.
Лаш проигнорировал его выпад. С неприязнью других рабов к своей персоне смирился давно. Понимал: они всего-навсего завидуют его «особому» положению. Большинство считало, что Шонатт благоволит Лашу не только из-за побед на арене. Потому прозвище «хозяйская шлюшка» стало уже привычным и никаких эмоций не вызывало. Главное – это не было правдой, остальное Лаша не волновало. И он предпочел сосредоточиться на грядущем бое.
– Кстати, забыл сказать. Я тут кое-что придумал в последний момент. Уверен, ты будешь в восторге. Этот бой будет особенным, – глумливо произнес Шонатт. – Наслаждайся. – Он хлопнул Лаша по плечу и направился в свою ложу, возвышающуюся над ареной.
Лаш ждал, пока уберут труп, а Падальщик, работающий на Шонатта, усмирит душу убитого. Все это он видел уже множество раз, но именно сегодня отчаяние охватило его с новой силой.
Сколько так будет продолжаться? Сколько боев ему еще предстоит пережить? Сколько наказаний стерпеть?
Драконы живут минимум по два столетия.
Двести лет в подземелье. Двести лет в клетке.
Зачем он терпит? Почему не прекратит все это, убив себя и став неупокоенным?
Лаш покосился на меч одного из стражей, прикидывая, хватит ли духу перерезать себе глотку, когда ему самому выдадут оружие для боя, а потом перевел взгляд на Падальщика и ошарашенно замер.
Воздух вокруг парня в черной маске будто дрожал, пока он читал заговор перед неупокоенным, чьи вопли легко перекрывали шум толпы. Полупрозрачный силуэт призрака, постепенно опутывали странные, едва различимые черные нити. В какой-то момент Падальщик топнул ногой, и прямо в камне разверзлась дыра, в которую неупокоенного затянули черные путы. Заклинатель довольно хмыкнул, легонько поклонился, повернувшись к ложе Шонатта и его высокопоставленных гостей, а затем неторопливо покинул арену.
Лаш тряхнул головой, потер глаза.
Что это было?
– Ты видел? – спросил он у стражника, державшего его меч.
– Что именно? – скривился тот, будучи совершенно не в восторге даже от мимолетной беседы с ничтожным драконом.
– Плети, дыру…
– Да ты и правда спятил, – хохотнул стражник. – Прав был Шонатт, с тобой надо кончать.
– Но…
– Шагай уже, ящерица. Зрители заждались. – Он грубо толкнул Лаша в спину, прежде вложив ему в руку меч.
Доспехов рабам не выдавали, сражались они босыми, в одних лишь штанах да ошейниках. Лаш споткнулся, получив тычок в спину, но тут же выпрямился и, гордо вздернув подбородок, вышел на арену.
Рев толпы сделался поистине оглушающим. Люди вскакивали со своих мест, выкрикивая его имя. Лаш, как и положено, встал перед ложей Шонатта, преклонил колени, уперевшись острием меча в землю и обхватив рукоять обеими руками, опустил голову.
– Дамы и господа! – Шонатт подошел к ограждению балкона. Статный, темноволосый, покрытый татуировками Неверных, он притягивал взгляды. В отличие от своих собратьев, хозяин Лаша одевался по последней моде, не брился налысо и не носил бороды. Дождавшись, пока народ притихнет, он продолжил: – Дамы и господа! Впереди нас ждет завершающий и самый зрелищный бой! Зрелищным он будет не только потому, что на арену, наконец, вышел Лаш. – Шонатту пришлось сделать паузу, так как трибуны вновь взорвались одобрительным гулом. – Этот бой будет особенным, потому что сегодня Лаш будет сражаться не один. Вместе с ним за жизнь поборется самая прекрасная из моих рабынь и по совместительству возлюбленная нашего Лаша. Встречайте! Надлис!
Лаш вскочил как ошпаренный, наплевав на все правила, оглянулся. К нему, мертвенно-бледная и с выпученными от ужаса глазами, шла Надлис. Зрители точно взбесились при ее появлении: аплодировали, свистели, визжали, орали, хохотали, топали.
Надлис переодели в короткую тунику без рукавов, едва прикрывающую ягодицы, волосы заплели в косу, а на лицо нанесли те же узоры, что и Лашу. Девушка с трудом волочила меч, который, Лаш был уверен, она держала в руках впервые в жизни.
– Соперниками этой сладкой парочки станут рабы, присланные сюда лично нашей обожаемой и достопочтенной Императрицей из далекого Элхеона! – как ни в чем не бывало продолжил Шонатт.
Элхеон…
Слово больно резануло Лаша по ушам, отдалось острой пульсацией в висках, дыхание сбилось, перед глазами замелькали неразборчивые картинки. Холод стал почти нестерпимым, пальцы рук и ног окоченели. Голова резко закружилась, но он успел вовремя опереться на меч и не упасть. Поймал недовольный взгляд Шонатта, когда снова смог стоять ровно.
– Тебе нельзя биться сегодня, – прозвучал над ухом дрожащий голос Надлис, которая вцепилась в его локоть мертвой хваткой. – Ты же явно чем-то болен. – Даже глядя в глаза смерти, она продолжала заботиться и тревожиться о нем.
Лаш не заметил, как девушка приблизилась, зато хорошо видел четверых рабов, которые появились на арене следом за Надлис.
Все драконы, у каждого по мечу. Первый – тощенький паренек, напоминающий взъерошенного воробья. Движения его были пружинистыми и дергаными. Второй – детина под три фута ростом с кулачищами, больше похожими на кувалды, чем на человеческие руки. Третий – тоже высокий, но с телосложением изящным, точно у изнеженной девицы. Четвертый отдаленно напоминал самого Лаша – привлекательный, широкоплечий, с развитой, рельефной мускулатурой и ежиком русых волос.
Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: сегодня у Лаша с Надлис определенно есть все шансы помереть. Годы, проведенные на арене, научили Лаша безошибочно распознавать настоящих убийц. Окажись он тут один, все, возможно, выглядело бы не так плачевно, но Надлис будет мешать. Ее они постараются прикончить в первую очередь, вынудят Лаша ошибаться, отвлекаясь на защиту девушки. А защищать Надлис он будет любой ценой. Пусть Лаш и не считал ее своей возлюбленной, как выразился Шонатт, но она стала по-настоящему дорога его сердцу.
– Лаш, мне страшно, – всхлипнула Надлис. – Я не умею сражаться, я стану тебе обузой.
– Не смей сдаваться раньше времени. Я смогу сохранить жизни нам обоим, – ответил, придав голосу напускной уверенности.
Однако здравый смысл говорил об обратном. Лаш ослаб за последние месяцы, потерял в весе, часто плохо ориентировался в пространстве, реакция его стала заторможенной, еще и проклятый холод сковывал мышцы, заледеневших пальцев он почти уже не чуял.
– Что ж, – вновь разнесся над ареной голос Шонатта, который обращался к собравшимся, раскинув руки в стороны и сияя самодовольной улыбкой. – Не буду томить вас ожиданием. Да начн…
– Прежде моя госпожа желает знать, – неожиданно его бесцеремонно прервали, – почему бой будет неравным? Все предыдущие бойцы сражались один на один или двое надвое. Отчего же сейчас вы наплевали на правила? К тому же девушка явно на арене впервые.
Мгновенно повисла напряженная тишина, а Лаш в который раз за сегодня оторопел от изумления. К не то растерявшемуся, не то взбешенному подобной наглостью Шонатту подошла девушка из числа гостей, сидящих в его ложе. Черные волосы, убранные в пучок, черное одеяние, черная маска, куча оружия – Падальщица. Должно быть, сопровождает какого-нибудь богатея. Но не это выбило Лаша из колеи, а голос незнакомки.
Он его узнал. Слышал каждый месяц. Это она приходила к нему во снах, она пела.
И сейчас, обращаясь к Шонатту, Падальщица смотрела не на него, а прямо на Лаша. Смотрела так, будто тоже его узнала, но самое поразительное – именно от нее исходил тот жуткий могильный холод, что мучил Лаша на протяжении последних суток.
Глава 5. Падальщица
Рэн с самого начала нутром чуяла, что ничем хорошим поездка в Елкэш не закончится. Стемгалу пришлось упрашивать ее не один день, и в итоге Рэн сдалась. В конце концов, наместник собрался наведаться в Огненные земли не по своей воле, и его происходящее злило не меньше.
Пустоте, видите ли, не нравилось, что Шонатт все чаще стал заниматься самоуправством. Он хитростью сверг с поста наместника Елкэша, назначенного лично Императрицей, и занял его должность. Причем обставил все так умело, что Пустота просто вынуждена была согласиться.
Стемгал же, как близкий друг Утрилха – о чем Рэн узнала, когда поселилась в Крайнем замке, – сомнений в верности у Императрицы, по ее словам, не вызывал. Вот она и велела ему наведаться к Шонатту и напомнить, благодаря кому тот прославился и заработал себе состояние на боях и работорговле. А еще недвусмысленно намекнула: неплохо было бы отдать Ислу, старшую дочь Стемгала, в жены Шонатту, чтобы девушка присматривала за своенравным супругом и в случае чего могла пресечь на корню любые его попытки пойти против действующей власти.
– Ты правда очень нужна мне там, Луна, – сказал как-то Стемгал. – Нам с Ислой потребуется защита.
В ту ночь оба, и Смерть, и Наместник, бесцельно бродили по замку, мучаясь от бессонницы, и встретились в главном зале, где решили скоротать время до рассвета в креслах у камина, попивая травяной чай.
– У Шонатта есть свои Падальщики. Елкэш относительно безопасен. Я не оставлю кузенов, – отрезала Рэн, ощущая разливающееся по телу блаженство от потрескивающего в очаге пламени, так сильно напоминающего драконье. – Найду тебе других провожатых. Да и на Плерфаст набросятся одержимые, если мы с Ла́ином покинем город.
Лаином назвался Логан, когда Рэн представила его Стемгалу полтора года назад.
–– Пусть Ла́ин останется здесь вместе с Яссо. Поможет ему присматривать за городом, заодно проследит за твоей сестрой и ее рабом. – Стемгал поднялся, чтобы подлить себе и Рэн чаю.
–– Я не поеду в Елкэш, – упрямо повторила Рэнла, у которой сжималось сердце от одной мысли, что Дариз с Торией снова вляпаются в неприятности, а ее не будет рядом. – Туда около трех месяцев пути, еще столько же обратно. Да и на месте дела за пару дней не уладить. Так надолго я близких не брошу.
–– А я не собираюсь отдавать свою дочь в лапы Шонатту, – уже куда жестче заговорил Стемгал и, протянув ей чашку с чаем, уселся обратно. – Ты же знаешь, какие слухи о нем ходят. С таким же успехом я мог бы выдать дочь замуж за одержимого.
– Так откажись от этого брака. – Рэн закинула ногу на ногу, свесила свободную руку с подлокотника, чтобы ее ладонь не видел Стемгал, и легонько шевельнула пальцами, заставив пламя разгореться ярче.
Наместник сначала удивленно вскинул брови, когда огонь ни с того ни с сего резко взметнулся в дымоход, а потом перевел на Рэн яростный и одновременно полный безнадежности взгляд.
– И дать повод Пустоте усомниться в моей верности, подставить тем самым под удар своих детей и жену, которую она держит в заложниках?! Я и без того не видел свою Рхо́ну много лет.
– Сам же говорил, что за ней присматривает этот твой друг. Как его? Утрилх.
О Верховном жреце Пустоты Стемгал рассказывал немного, в основном повторял, что они росли вместе, и тот человек неплохой, хоть и отличается излишней суровостью. Зато Тория описала Утрилха во всех подробностях. В итоге жрец представлялся Рэн бесчувственной, беспринципной мразью, со слов принцессы, и человеком жестким, но справедливым и мудрым, со слов Стемгала.
– Он не спасет Рхону от смерти, если Пустота решит преподать мне урок послушания. – Наместник потер глаза большим и средним пальцами, покачав головой.
– Стемгал… – Рэн искренне сочувствовала ему, но ей тоже было что терять.
– К черту, Луна! – Неожиданно он вскочил, выронив чашку, которая разбилась вдребезги о каменный пол. – Я прошу тебя о помощи не как друга, я молю тебя, как верующий молит Богиню. – Стемгал рухнул перед Рэн на колени. – Мне не нужна Заклинательница, мне нужна Смерть. Я столько месяцев храню твой секрет, делая вид, что ни о чем не догадываюсь, не делюсь предположениями даже с самыми близкими. Неужели я все еще не заслужил твоего доверия и не могу рассчитывать на помощь? Пожалуйста, Луна. Я хочу убить Шонатта и всех его приближенных, дабы спасти дочь. Хочу обставить все как несчастный случай. Хочу, чтобы все верили, будто их разодрали в клочья одержимые. Но без повелительницы загробного мира мне с мертвыми ни за что не совладать. Умоляю, помоги мне, Луна.
Рэн не выглядела удивленной, разве что немного сбитой с толку такой несвойственной для Стемгала горячностью. Он не раз тонко намекал, что знает правду, но никогда не позволял себе говорить об этом так открыто. Рэнлу его умение не совать нос в чужие дела более чем устраивало. Однако это вовсе не значило, что она потеряла бдительность, наоборот, ждала, что рано или поздно правда выплывет наружу, и тогда ей придется сделать то, чему противилось все ее существо, – убить друга, чтобы защитить Дариза, Логана и Торию.
– Как и когда ты узнал наверняка? – Рэнла готова была схватиться за кинжал, припрятанный за голенищем сапога, в любой момент, и это не укрылось от внимательного взгляда наместника.
Он медленно снял с пояса свое оружие, отшвырнул в сторону и вскинул раскрытые ладони, по-прежнему стоя на коленях.
– Я сотню раз повторял, что не враг тебе, Луна, или как там тебя зовут на самом деле. Я мог уже давно отослать гонца к Утрилху и Пустоте, рассказать, кого приютил под своей крышей. Но не сделал этого. Увидев, во что превратился Скрытый мир с приходом к власти Пустоты и моих соплеменников, я понял: мы все обречены на погибель в страшных мучениях. Мертвые уже сократили численность населения вдвое, а то и больше. Выжившие долго не протянут. Я следил за тобой много недель, Луна. Интуиция подсказывала, что с тобой все не так просто. Но какое-то время я не мог понять, в чем дело. Не знаю, что конкретно ты делаешь на чердаке, но уверен: нечисть затихает в полнолуние по твоей воле. А еще… – Стемгал потер вспотевшие от волнения ладони о бедра, страшась встретиться с Рэн взглядом, ссутулился и опустил голову, отчего кончик длинной, с проседью бороды коснулся пола. – Еще я… видел, как ты обращаешься черной драконицей. И если до этого я никак не мог взять в толк, кто именно ты такая? То… тут все стало предельно ясно. Кто еще, кроме Богини, мог обойти заклинание Пустоты и сохранить способность принимать облик зверя?