Сгинувшее Время. Возрождение Жизни

– Уверена, что справишься? – сказал все тот же Неверный с искренним беспокойством. – Выглядишь паршиво. Точно силы еще остались?

– У меня нет выбора. Уходите! Живей! Я найду вас позже.

– Только, пожалуйста, будь осторожна, Луна. Я не прощу себя, если ты погибнешь.

– Буду, Стемгал. Буду.

«Луна. Ее зовут Луна», – подумал Лаш, прежде чем потерял сознание.

Глава 6. Цена непослушания

Рэн стиснула зубы и зарычала, когда челюсти одержимого сомкнулись на ее предплечье: зря не надела наручи сегодня. Тварь повалила ее на спину и придавила к земле всем своим весом. Рэнла могла бы успеть пронзить клинком сердце нападавшего, но это значило бы, что одержимый умрет. Допускать такого было никак нельзя, иначе души, заточенные сейчас внутри монстра, снова вырвутся наружу, покинут пределы арены, нападут на горожан, и тогда появятся новые одержимые.

– Ты хоть понимаешь, кого пытаешься сожрать, скотина тупая? – прохрипела Рэн.

Одержимый был крупным мужчиной, который при жизни явно не чурался тяжелой физической работы. Сейчас в нем, помимо собственной души, сидело еще два призрака, которые подпитывали тело хозяина яростью.

– Да отцепись ты! – Рэн изловчилась и со всей дури пнула одержимого в живот.

Тот повалился набок, но челюсть при падении не разжал. Рэнла вскрикнула, когда монстр выдрал из ее руки кусок плоти.

– Паскуда, – прошипела она, от боли выронив один из мечей.

Зато второй остался при ней. Им-то она и воспользовалась. Оседлав одержимого, вогнала клинок ему под ключицу. Монстр взвыл, раззявив рот, из которого вывалился отгрызенный от Рэн шматок кожи. Кусок плоти сполз по подбородку твари, оставляя на перекошенной морде след из крови и смердящей слюны. Ногти одержимого впились Рэн в бедро, вторая ладонь сдавила шею. Он продолжал вопить что есть мочи, хотя Рэн очень сомневалась, что нечисть чует боль. Одержимый верещал скорее от злости и досады, что жертва оказалась куда проворнее и сильнее его.

– Да угомонись ты наконец! – Рэнла схватила монстра за запястье той руки, которой он душил ее. – Спи, кому говорят! Приказываю тебе уснуть!

Одержимый продолжал сопротивляться, а Рэн ощущала, как последние крупицы магии покидают ее измотанное и израненное тело.

Пожалуйста, пусть их хватит, чтобы усмирить тварь!

Рэн заставила себя сосредоточиться, несмотря на то, что воздух уже не поступал в легкие, перед глазами начало темнеть, а магия неумолимо утекала черной дымкой в тело соперника. Ногти одержимого прорвали ткань штанов, и пальцы погрузились в бедро на глубину фаланги. Издав лишь краткий мучительный стон, Рэнла крепче стиснула рукоять меча и запястье противника.

– Спи, – просипела снова.

Из раны на руке хлестала кровь, кровь сочилась из-под когтей одержимого, все глубже вонзающихся в ногу, вдохнуть не было никакой возможности.

– С… п… и…

Одержимый взревел с новой силой, дернул Рэн на себя, и она практически ударилась лбом о его лоб. В нос ударил омерзительный запах разложения, от которого заслезились глаза. Слюна твари брызнула на лицо Рэнлы, когда он клацнул гнилыми зубами всего в паре дюймов от ее щеки. Рэн отпустила меч, вцепилась в остатки волос одержимого и потянула, стараясь не дать тому вгрызться ей в шею или плечо. Монстр, не переставая ее душить, второй рукой надавил Рэн на спину. Смерть ощутила, что ребра вот-вот начнут ломаться. Она из последних сил дернулась и умудрилась обхватить голову одержимого ладонями, большими пальцами нажала на горящие холодным светом глаза. Из глазниц брызнула смердящая смесь крови и какой-то жижи болотного цвета, пальцы Рэн провалились в череп.

– Д-д-д… да… ус… ни… у… же…

Одержимый скорчился, его ладонь на миг еще крепче сжала шею Рэнлы, а потом он, наконец, обмяк.

Рэн, кашляя и хрипя, сползла с монстра и распласталась на спине рядом с ним. С огромным трудом заставила себя повернуть голову: чуть поодаль добивали последнего одержимого ее Проводники, которые выглядели не менее измученными и потрепанными, чем она.

Смерть прислушалась к ощущениям и поняла, что на ней не осталось живого места. Запас магии почти иссяк: его едва хватало, чтобы поддерживать Проводников.

– Напомни, чтобы я больше никогда не соглашалась на участие в твоих авантюрах, – с трудом ворочая языком от усталости, сказала Рэн приближающемуся Стемгалу, которого, благодаря острому драконьему слуху, узнала по шагам. – И я велела тебе уходить и спрятать раба.

– Я спрятал, – ответил наместник, по пути подбирая ее меч. – Но не вернуться не мог. Разве посмел бы я бросить тебя? – Он вытащил второй меч из тела одержимого и присел рядом с ней на корточки. – Выглядишь паршиво, сама бы ты до нас точно не дошла.

– Полежу немного и смогу встать. – Рэн сняла маску и попыталась ободряюще улыбнуться, но Стемгала это ничуть не успокоило.

Он видел: сама Смерть не поднимется, сколько бы ни храбрилась. С такими ранами непросто удержаться за жизнь даже Богине.

– Некогда лежать. К арене стягивается вся городская стража. Скоро они поймут, что тут все стихло, и решатся войти. Ни к чему им видеть тебя и твоих Проводников. – Наместник кивнул в сторону слуг Рэнлы, которые усмирили последнего из одержимых и теперь подошли к ним. – Твари очнутся от ваших заклинаний еще нескоро. Стражники сами смогут отрезать им конечности и вывезти за город.

Стемгал был прав. С отрубанием конечностей стражники должны справиться. Главное, чтобы не удумали протыкать одержимым сердца, но Рэн успокоила себя тем, что сейчас любой ребенок знает: убивать одержимых нельзя, если не хочешь, чтобы живущие в них призраки заняли твое тело.

– Уходите, залечите раны и найдите себе позже новых хозяев, – приказала Смерть Проводникам, прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы унять тошноту.

Трупный яд просочился в кровь и теперь отравлял тело. Для Рэнлы он не был смертелен, но страданий причинял немало.

– Мы не можем бросить вас в таком состоянии, госпожа, – отозвался один из Проводников, который сам с трудом стоял на ногах и истекал кровью.

– Можете, – отрезала Рэнла. – Уходите.

– Я позабочусь о ней, – поспешил успокоить Проводников Стемгал. – Даю слово.

Со стороны одного из входов на арену донеслись человеческие голоса, лязг доспехов и оружия: стражи все же решились войти.

– Живо убирайтесь отсюда! – рявкнула Рэн.

Проводники, помешкав мгновение, все же повиновались и поспешили к противоположному выходу. Стемгал склонился над Рэнлой, взял ее на руки, почти не напрягаясь, и последовал за Проводниками. Им удалось улизнуть из амфитеатра незамеченными, оставив за собой гору трупов из людей и одержимых, среди которых лежал и разорванный на куски Шонатт.

***

– Еще немного, Луна. – Стемгал в очередной раз пришпорил коня.

Покинув арену, он отнес Рэнлу в дом, который несколькими днями ранее предусмотрительно арендовал у одного купца на окраине города. Там же в подвале были заперты рабы, и ждали дальнейших распоряжений его люди и Исла. Теперь Стемгалу предстояло навести порядок в Елкэше, восстановить в должности от лица Императрицы прежнего наместника и решить, что делать с рабами Шонатта.

Но перво-наперво Стемгалу было необходимо вылечить Рэнлу. Убеждая ее помочь с убийством Шонатта, он и не предполагал, чем все обернется. Не ожидал, что будет столько жертв среди зрителей. Не думал, что духи, призванные всего лишь припугнуть людей и вынудить их бежать из амфитеатра, частично выйдут из-под контроля, когда Рэн ослабнет, и появятся новые одержимые. В итоге вместо двенадцати тварей Смерть и ее Проводники усмирили не менее трех десятков.

Это истощило Рэнлу. Лекарь, которого Стемгал прихватил с собой из Плерфаста, обработал ее раны, но магию вернуть, естественно, не мог. Да и вообще понятия не имел, кого на самом деле лечит. Тогда-то Рэн и сказала Стемгалу, что ей надо обратиться в драконицу: приняв свое истинное, божественное обличье, она восстановится быстрее.

Именно поэтому Стемгал наспех покидал в седельные сумки запасную одежду для Рэн, немного еды на всякий случай и теперь несся в ночи на взмыленном жеребце прочь от Елкэша, прижимая к себе обессилившую Смерть.

– Думаю, мы уже достаточно далеко. – Он натянул поводья и немного откинулся назад, вынуждая коня замедлиться, перейти на шаг, а затем и вовсе остановиться.

Стемгал спешился и аккуратно снял с лошади Рэн.

– Что дальше? – спросил наместник, ощущая, что нервничает куда больше, чем хотелось бы.

Глядеть на дракона издали, из укрытия – одно, но стоять рядом – совсем другое. Стемгал никогда не видел ящеров вблизи. Да что уж там, Рэн и Логан вообще были единственными драконами, которых ему довелось лицезреть. В Землях Неверных, где он рос и жил до войны, развязанной Пустотой, ящеров не водилось. Правда, Утрилх много раз звал Стемгала посмотреть на стального дракона, которого создала Хьелла, но он отказывался, ведь был наслышан о жестокости питомца колдуньи. Признаться, когда наместник понял, что именно его они вытащили с арены, у него засосало под ложечкой. Этот парень не внушал доверия и выглядел самым настоящим безумцем. Зачем он понадобился Рэнле, Стемгал пока не знал, но надеялся, что у Смерти были действительно веские причины спасать такое чудовище.

– Просто отойди подальше, – ответила Рэнла, когда Стемгал положил ее на землю посреди заброшенного много лет назад поля.

Наместник сделал, как было велено, и, затаив дыхание, стал наблюдать, что было непросто в такой темноте. Луна лишь изредка выглядывала из-за плотной завесы облаков, озаряя тусклым светом неподвижную фигуру Рэнлы. Сейчас девушка казалась Стемгалу донельзя беззащитной и хрупкой, и он не мог перестать корить себя за то, что это по его вине она испытывала такие мучения.

В какой-то момент во тьме мелькнули два желтых ярких огонька, засветились края тлеющей на Рэн одежды. Лунный свет выхватил из темноты клубы черного тумана, сквозь который пробилось бледно-голубое сияние. Стемгал завороженно смотрел, как внутри туманного кокона стремительно растет и приобретает четкие очертания силуэт дракона. Чуть погодя дымка медленно рассеялась. Стемгал не смог сдержать восторженного возгласа.

Перед наместником сидело красивейшее из когда-либо им виденных созданий. Черная драконица была потрясающей. Ее чешуя чарующе поблескивала в темноте, глаза полыхали желтым. Она дугой согнула изящную шею, обвила передние лапы длинным хвостом. Вдоль позвоночника ее тянулся гребень из костяных шипов. Голову венчали два мощных рога, расположенных ближе к вискам и растущих назад, под острым углом к черепу. Сгибы перепончатых крыльев украшали серповидные когти.

– Уже можно дышать, Стемгал, – со смешком сказала драконица голосом Рэн, чего наместник никак не ожидал: он понятия не имел, что эти животные умеют говорить. – Подойди, не бойся.

– Ты же не станешь мной перекусывать? – хохотнул нервно.

Драконица оскалилась, обнажив белоснежные зубищи, каждый размером с небольшой кинжал, что, как понял Стемгал, должно было быть улыбкой.

– Если только не попытаешься меня убить.

– Шутишь? – Наместник набрался смелости и приблизился к Рэн. – Не представляю, как можно даже мельком подумать о том, чтобы навредить чему-то столь прекрасному.

Драконица склонила голову, и ее нос оказался напротив лица Стемгала. Он смотрел за движениями Рэнлы во все глаза, все еще не в силах дышать спокойно от переполняющих его эмоций.

– Я не кусаюсь, Стемгал.

Наместника обдало жаром, когда зверюга снова заговорила. Он осторожно протянул вперед руку. По телу пробежали мурашки от радости и волнения, стоило ладони соприкоснуться с носом дракона. Кожа животного была прохладной, не то что обжигающее дыхание.

– Почему мой народ отрекся от вас? – произнес Стемгал с каким-то болезненным отчаянием. – Почему наши предки выбрали поклоняться чудовищу, несущему разрушение? – Он аккуратно погладил драконицу, наслаждаясь новыми ощущениями и каким-то поистине детским восторгом.

Как бы ему хотелось показать дракона своей младшенькой, Маргарет. Возможно, однажды он осмелится попросить Рэн покатать малышку.

– Мне недоступно это знание, – отозвалась Рэнла, потершись огромной мордой о ладонь наместника.

Ей хотелось дать понять Стемгалу, что драконы вовсе не опасны. Что все россказни о жестокости Отражений, которые Неверные скармливают своим детям по указке Пустоты и ее жрецов, не более чем наглая ложь. Боги берегут человечество, а не наоборот.

– Я не хочу идти губительным путем, который избрал мой народ. Я всем сердцем жажду следовать за тобой, Рэн. – Стемгал вдруг опустился на одно колено и низко поклонился. – Я клянусь тебе в верности, моя госпожа. Клянусь служить тебе до последнего вздоха и, даже умерев, не оставлю тебя и стану твоим Проводником.

– Я принимаю твою клятву, Стемгал Угрюмый. И всеми силами постараюсь оправдать доверие, что ты мне оказал. – Рэнла осторожно, так, чтобы ненароком не раздавить наместника и не сбить с ног, ткнулась носом ему в грудь. – Теперь мы друзья навечно.

– Навечно, – повторил Стемгал и обнял Рэн за шею, хотя попытка обнять такую громадину выглядела со стороны нелепо, будто годовалый ребенок удумал заключить в объятия слона.

А потом Рэнла легла. Голова ее покоилась на вытянутых передних лапах. Стемгал устроился рядом, привалившись спиной к ее боку. Они ждали, пока заживут раны Рэн, и, чтобы скоротать время, Смерть рассказывала наместнику о своей жизни и кончине, о Богах, преемниках, битве Отражений с Алгодом и том, почему им пришлось спасти его сегодня. Стемгал слушал с нескрываемым интересом, задавал уйму вопросов и то и дело посматривал на бок Рэн, где на черной чешуе отчетливо виднелся рисунок белого маленького дракончика, который мирно спал, свернувшись калачиком.

Впервые за всю свою жизнь Стемгал ощущал настоящее умиротворение. В сердце росло и крепло новое, восхитительное и пленительное чувство – истинная вера. А вместе с верой рождалась надежда: все обязательно будет хорошо, однажды черная драконица уничтожит Пустоту. Отчего-то Стемгал в этом не сомневался. Смерти просто нужно немного помочь, и тогда его дети вновь порадуются солнцу, познают вкус свежих ягод и фруктов, увидят, как прекрасны леса и усеянные цветами луга, услышат щебетание птиц и изопьют чистейшей родниковой воды. У Стемгала защипало глаза от мысли, что однажды он и его близкие смогут засыпать в тишине, которую больше никогда не нарушат стенания мертвых.

***

Лаш со стоном перевернулся на спину, а потом медленно, стараясь не совершать резких движений, сел. Все тело, несмотря на отсутствие ран, нещадно ломило. Он огляделся.

Его заперли, по всей видимости, в подвале, на удивление чистом, где вместо привычного тюфяка стояла старенькая и скрипучая КРОВАТЬ. Лаш не смог вспомнить, спал ли он вообще когда-нибудь на кровати. Ему даже выделили видавшее виды, но стиранное стеганое одеяло, которое он теперь накинул на плечи. Рядом на покосившемся табурете стояла большая глиняная кружка с водой и лежала краюха хлеба. Кто и когда все это принес, Лаш не знал, как не знал и того, сколько времени провалялся без сознания. Однако не смог не отметить: кожа на спине осталась цела, да и других повреждений не было, а значит, к нему отнеслись по-человечески и не тащили волоком, как того паренька, что удумал напасть на Падальщицу.

По-прежнему докучал холод, но стал он куда более терпимым. Недовольным громким урчанием в животе дал знать о себе голод. Лаш взял краюху и откусил.

Боги, он, наверное, никогда не ел такого вкусного хлеба!

То черствое говно, которым кормил Шонатт своих рабов, хлебом язык не поворачивался назвать. Глотнув воды, Лаш и вовсе не смог сдержать стон удовольствия: она была свежей и прохладной, а не мутной, не пахла тухлятиной и не отдавала кислятиной. Он старался есть медленнее, чтобы растянуть удовольствие, не спеша прихлебывая из кружки. Из КРУЖКИ. Не из чертовой собачьей миски!

Лаш вдруг ощутил себя полным ничтожеством. Как вышло так, что обычный хлеб, кружка и кровать, заставили его едва ли не рыдать от благодарности к людям, пленившим его? Он настолько обрадовался столь банальным вещам, что на время позабыл и о рабском ошейнике, и о своем положении, и даже о Надлис, о судьбе которой ничего не знал.

Закончив с нехитрой трапезой, которая слегка приглушила голод, Лаш попытался понять, где находится и как долго был без сознания, и только теперь заметил крохотное, узкое окошко под потолком в противоположной стене помещения. Хотел подойти к нему, попробовать подтянуться и выглянуть наружу, но с разочарованием понял, что прикован цепью за лодыжку к кольцу в полу у кровати. Из-за ломоты в теле и шума в ушах он и не обратил на нее внимания, да и в целом за много лет к цепям он привык настолько, что те стали чем-то само собой разумеющимся.

Длина привязи позволила дойти только до середины подвала. Тогда он вернулся к кровати. Встав на нее, попробовал рассмотреть хоть что-нибудь. Однако не увидел ничего, кроме жухлой травы, растущей вровень с окном, и кусочка серого не то вечернего, не то предрассветного неба.

Лаш глубоко вдохнул и в очередной раз за последнюю четверть часа не смог поверить своему счастью. Из окошка тянуло свежестью, а не тошнотворным смрадом подземелий и не спертым воздухом центральной части города, где располагался амфитеатр Шонатта. Значит, он больше не в Елкэше или, по крайней мере, не в самом его сердце.

Сотни вопросов роились в голове. Лаш переживал за Надлис, но утешал себя тем, что люди, которые содержат невольников в таких хороших условиях, вряд ли надругаются над ней или станут пытать.

Тем не менее время шло, а в подвал никто не спускался, хотя Лаш точно знал, что вокруг есть люди. Слышал голоса на улице, ржание лошадей, изредка лаяла собака, а пару раз за окошком мелькнули подошвы чьих-то сапог. Вскоре Лаш учуял запах еды: он просачивался сквозь щели между досками, из которых была сколочена дверь. От этого аромата рот наполнился слюной, а живот снова заурчал.

Лаш окончательно согрелся, в чем сильно помогло одеяло, в которое он продолжал кутаться, боль в конечностях тоже постепенно стихла, став почти незаметной. А вот кожа на лице чесалась от краски, но смыть ее было нечем: вода закончилась.

Ожидание и неизвестность выматывали. Лаш расхаживал из стороны в сторону, не в силах усидеть на месте, мечтая, чтобы хоть кто-нибудь заглянул к нему и рассказал, что теперь будет с ним и Надлис. Однако вскоре пожалел о своем опрометчивом желании, потому что с улицы донесся чей-то громкий возглас:

– Хозяин и госпожа Луна вернулись!

Сердце Лаша пропустило пару ударов, по телу пробежала нервная дрожь. Еще раз столкнуться с Падальщицей совсем не хотелось. С кем угодно, да хоть снова к Шонатту, только бы больше не ощущать этого убийственного холода и боли в теле. А в том, что причиной его страданий была именно девушка в черном, Лаш не сомневался ни на мгновение.

Теперь желудок свело уже не от голода, а от страха. Лаш попятился, когда спустя примерно полчаса лязгнул засов на двери, и в комнату вошли двое крепких мужчин с мечами и топорами на поясе. Оба лысые и бородатые, в татуировках и кожаных бригантинах на голое тело. На плечах их красовались волчьи шкуры, а на ногах сапоги с высокими голенищами, отороченные все тем же волчьим мехом. Мужчины производили впечатление опытных воинов и смотрели на него с явной неприязнью.

– Значит так, ящерица – заговорил тот, у которого Лаш заметил в ухе серьгу-колечко. – Тебя велено отмыть и переодеть. Госпожа Луна сказала, что от тебя можно ждать сюрпризов. Так что давай сразу решим: пойдешь ли ты добровольно и будешь паинькой, или мы прежде дадим тебе урок послушания и уже после искупаем? – Говоривший гаденько осклабился, явно надеясь, что раб взбунтуется, и тогда первый вариант отпадет сам собой.

Но как бы ни претило Лашу вновь перед кем-то пресмыкаться, он понимал, сколь безвыходно его положение, да и что там с Надлис – неясно. Он боялся, что за его дерзость могут наказать ее. Потому, наступив на глотку гордости, как уже сотню раз до этого делал перед Шонаттом и его надсмотрщиками, покорно склонил голову и ответил:

– Я сделаю все, что велите, и не доставлю вам проблем, милостивые господа.

– Ишь какой. А эта гнида Шонатт, видать, и правда знал толк в воспитании рабов, – хохотнул второй здоровяк, скрестив ручищи на груди.

– Ладно, – мужик с серьгой подошел к Лашу, пристегнул цепь к ошейнику и отстегнул ту, что крепилась к лодыжке. – Топай давай, скотина. А то госпожа Луна нам по шапке надает за то, что заставляем ее ждать.

Лаша провели по узкому коридору к деревянной лестнице, после подъема по которой они попали в просторное помещение, видимо, служащее кладовой для хранения всякого хозяйственного инвентаря. Пока шли по коридору, Лаш успел заметить, что в подвале имелось еще несколько отдельных, запертых на массивные навесные замки помещений. Он надеялся, в одном из них держат Надлис.

Дом они покинули, судя по всему, через заднюю деверь, миновав кухню и еще парочку помещений, в одном из которых Лаш увидел полки с провизией, по количеству которой сделал вывод, что обитателей тут немало.

Оказавшись на крыльце с видом на конюшню и сараи, Лаш на мгновение замер. Впервые с тех пор, как пришел в себя в подземельях под ареной одиннадцать лет назад, беспомощный, растерянный и лишенный памяти, он видел мир за пределами амфитеатра. На глаза против воли навернулись слезы. Лаш задышал чаще, не желая показывать никому своего состояния.

– Ну что встал, шевелись, ящерица! – рявкнул воин с серьгой и дернул за цепь с такой силой, что Лаш не устоял на ногах и свалился со ступенек – благо их было всего три. Больно проехавшись ребрами по доскам, он ткнулся лицом в утоптанную землю и разбил себе нос и верхнюю губу.

– Хрена ли разлегся?

Лаш тут же получил удар носком сапога в бок от второго сопровождающего и закашлялся. Но, морщась от боли и отплевываясь, заставил себя подняться. Попытался вытереть тыльной стороной ладони кровь, текущую из носа по губам и подбородку. Безуспешно – только размазал все еще сильнее, смешав с краской на лице.

Больше останавливаться он не рискнул, и вскоре они подошли к приземистому деревянному строению с односкатной крышей, из трубы на которой валил дым. Лаш предположил, что это у местных что-то вроде купальни. Правда, у него перед глазами всплывали образы совсем других купален: отделанных мрамором, где имелись огромные бассейны с проточной водой. Те располагались в замках и дворцах. Откуда знал, как выглядит подобная роскошь, Лаш, естественно, не помнил и сейчас просто был рад любому корыту с водой.

Воин с серьгой распахнул дверь и грубо толкнул Лаша внутрь.

– Поживее, если не хочешь еще раз получить по морде. Не собираюсь тут с тобой до вечера валандаться. Там уже завтрак почти готов, а мы тут торчим, – гаркнул мужик и пробурчал, закрывая дверь: – Ишь чего удумали, рабам мыться дозволили. Хотя-я-я, – протянул, остановившись на пороге и бросив на Лаша быстрый, насмешливый взгляд, – если госпожа Падальщица решила, наконец, обзавестись постельным рабом по примеру своей сестренки, то тут ничего удивительного.

Лаш так и застыл на месте с разинутым ртом.

Постельный раб? Нет. Нет. Немыслимо! Лучше помереть, чем опуститься до такого!

Постельных презирали даже сами рабы. Одно дело биться на арене, работать в шахтах или на рудниках, но стать чьей-то подстилкой…

«Тише, Лаш. Успокойся. Он наверняка просто хотел позлить тебя и сбить с толку, – подумал про себя. – Не стоит паниковать раньше времени. Нужно еще найти Надлис».

Сейчас наилучшим решением было сделать, что велено. Лаш осмотрелся. Над очагом у дальней стены висело ведро с водой. Чуть ближе к центру примостилась небольшая, наполненная до краев деревянная ванна, рядом еще одно ведро с водой и черпаком. На табурете увидел кусок мыла и отрез чистой ткани, а на скамье слева лежала одежда и обувь: широкие штаны из грубого льна, рубаха и кожаные башмаки.

Разозлить бугаев за дверью не хотелось, и Лаш постарался помыться как можно быстрее. Но даже в спешке не мог не млеть от удовольствия, соскребая с себя пот, грязь и кровь. Больше всего хотелось расплести ненавистные мелкие косички и нормально промыть волосы. Увы, на это ушло бы слишком много времени, поэтому пришлось оставить как есть.

Воин с серьгой вошел, когда Лаш заканчивал одеваться. Неоднозначно хмыкнув, вновь пристегнул к ошейнику цепь и повел его обратно в дом.

– Видал, как вчера Падальщице досталось? – спросил по пути один воин другого.

– А то как же, – кивнул второй.

Лаш навострил уши.

– Парни, что Стемгала страховали, когда он за ней вернулся, говорят, она всех одержимых до единого упокоила и духов изгнала. Разве это возможно?

– Лучше скажи, как возможно, что еще вчера вечером она подыхала от жутких ран, а сегодня утром вернулась после ночной прогулки со Стемгалом целая и невредимая. Куда он ее возил?