Полная версия
Княжич. Знак силы
Солнышко склонилось над горными вершинами совсем низко. Его лучи ласковым теплом согрели княжичу щеку.
Впереди, покуда хватало взора, простиралась равнина с ещё высокими, но уже пожухшими травами. Оттого степь походила на запачканный глиной плащ росского ратника.
Олешка поначалу не приметил на дальнем краю крыльца невысокую фигуру. Справа от себя, против солнца. В скорбном тёмно-синем платье. Какая-то женщина?
Она стояла спиной к мальчику, запрокинув голову, лицом к заходящему светилу. Княжич не решился окликнуть её. Коли человек явился к хоромам Небесного Владыки, негоже его беспокоить.
Так они стояли долго. Олешку не покидало ощущение, что обязательно надо дождаться. Что это поможет развеять заботившую его тревогу.
Наконец, женщина опустила голову, обхватила плечи, скрестив на груди руки, и медленно пошла по ступенькам с крыльца. Мама!
– Мама! – закричал во весь голос Олешка.
Но княгиня не оглянулась.
Почему? Ну, почему она не слышит его?!.
В келейке было совсем темно. Лучина догорела, оставив после себя сладковатый смолистый запах.
Некоторое время княжич лежал без движения.
Привидится же такое!
Давеча вот отец сызнова приснился. Опять дурацкий сон вышел: батюшка в рваной сорочице прислуживает за столом в чужом доме, у немцев25. А потом дрова рубит на заднем дворе, босый и грязный. Как холоп какой-нибудь!
Ну, да хоть так, живой, не как в прошлый раз… Да хранит Варок князя всех россов!
Олешка крепко сжал кольцо.
С ним он не расставался ни на миг. Перстень очень удобно пришёлся на указательный палец. Но во двор и на уроки росс его не надевал: отправляясь за дверь родной келейки, прятал отцовский подарок глубоко за пазуху, подальше от любопытных глаз и лишних расспросов.
В том, что это был именно подарок, княжич не сомневался.
А как ещё прикажете думать?
После той ночи, когда объявился воронёнок, они с Санко долго гадали, что к чему. И рассудили: сам Добромир прислал наследнику весточку с вещей птицей. О волшебных способностях ворона ведомо всем. Кому, как ни ему, доверить такую ценность – древний княжеский знак? Его передавали в роду властителей россов от отца к сыну испокон веков. Вот и Олешкин черёд настал.
А ещё это значит, что тот страшный сон – и вправду лишь сон, не боле. И никто чужой, вестимо, перстень с руки поверженного князя снять не мог.
Олешка знал теперь все царапинки и пятнышки на нём. Вечерами подолгу рассматривал своё сокровище – словно видел каждый раз впервые. Даже перестал надоедать болтовнёй Санко, чему тот, похоже, был рад. Только как-то странно поглядывал из своего угла.
Глаза, наконец, привыкли к мраку.
В темноте камень на ободке отливал тусклой синевой. В его глубине крошечными светлячками мерцали огоньки: один яркий – чуть в стороне – и три совсем слабых. Иногда княжичу мерещилось, что они приходят в движение, отдаляясь друг от друга.
Ох, но что же значит это очередное наваждение? Зачем мама пришла в обитель Небесного Князя?
Раньше дом и родичи снились Олешке редко. Даже когда он сильно по ним скучал. А теперь чудные видения являлись почти каждую ночь – уже целую седмицу26. С тех самых пор, как в Академию прискакал загадочный гонец. И такие явственные, прям всамделишные…
Кто ж его морочит?
Санко?
Глупости! Он – друг.
Может, воронёнок?
Не зря же славон его недолюбливает. Говорит: злая птица. Черныш – такое имя княжич дал птенцу – тоже всё время норовит уязвить соседа по келье.
В отместку дружок обозвал воронёнка Дурилкой. А тот, будто понимая, злится и орёт ещё пуще.
Это странно. Санко умеет ладить с животными как никто другой. Его и Ветерок принял сразу. И тутошний сторожевой пёс Разгон, огромный как телёнок и свирепый как десяток голодных волков. Славон – единственный из послушников, кому он разрешает гладить себя.
А как здорово Санко подражает голосам разных тварей! Аж завидки берут! Надысь вот научил Олешку кричать сыпухой27: складываешь ладони лодочкой, плотно сжав большие пальцы, и дуешь в узенькую щёлку между ними. Точь-в-точь выходит!
Но вот подружиться с воронёнком не получилось. Оттого юному лекарю никак не удавалось исцелить перебитое крылышко.
За минувшие дни птенец обвыкся. Стал брать из рук мясо, которое княжич тайком таскал с кухни. А ведь поначалу гордо воротил клюв. Да и поиграться Черныш оказался не дурак. Правда, нрав у него был далеко не мирный, и россу после таких забав приходилось считать синяки.
Но Олешка всё прощал воронёнку: не каждый день тебе приносят гостинцы с родины! Эх, жалко, что нельзя отблагодарить отца. И грамотку домой не пошлёшь, пока зима.
Как и предсказывал Стур, спустя неделю вьюги закружили окрест горного замка сильнее прежнего, точно сводя счёты с тутошними колдунами. И нос во двор не высунешь.
Но и под крышей обители мальчишкам было чем заняться, помимо уроков.
А княжичу ещё и приходилось оберегать нового приятеля от кровожадного Мавра. Кот, давно облюбовавший ребячью келью для послеобеденного роздыха, уже пару раз пытался сожрать воронёнка. Но дважды крепко получил по загривку и, в конце концов, был с позором изгнан. Хвостатый разбойник потом долго разгуливал по коридору и возмущённо мяукал. Однако прощения не получил.
Дабы оградить Черныша от острых когтей и зубов, Санко по просьбе росса сплёл из лозы просторную клетку. Воронёнок благосклонно принял новое обиталище, но отношение к славону не переменил и после этого.
Олешка широко зевнул. Всё, хватит, пора и баиньки! А то из-за этих бесконечных думок и проспать недолго. Послухов подымали рано – с первыми лучами солнца. Хорошо хоть зимой ночи длинные… Можно… вы… спаться…
Княжич по привычке бросил взгляд в угол. Лучик щербатого месяца, протиснувшись сквозь плохо задвинутые ставни, падал аккурат на клетку Черныша.
Она была пуста!
Олешка рывком сел на кровати. Ноги сами нащупали сапожки. Спотыкаясь, росс протопал к столу и непонимающе уставился на распахнутую дверку клетки. А где ж этот?.. Дурилка, кикимора тя раздери!
Пересчитав во тьме – уй! – все – ай! – острые – ох! – углы в келье, мальчик на ощупь отыскал целую лучину. Раздул угольки в печке, зажёг огонь.
Воронёнок вволю похозяйничал на ребячьем столе: разметал стопку бамбаги, опрокинул чернильницу… Правда, и сам вляпался. Отчётливые трёхпалые следы вели к порогу.
Неплотно прикрытая дверь оставила Чернышу вполне проходимую щель.
Варок! Куда ж тебя понесло?! Там же Мавр! Слопает и не подавится. Вот уж действительно Дурилка! Свалился ведь на голову, бестия крылатая!
Олешка сплюнул с досады и накинул на плечи кургузый тулупчик. Подпалил лучиной припрятанную на крайний случай сальную свечку. В келейке стало посветлее. Росс чуток приободрился.
Тёмный коридор хранил безмолвие. Как в склепе! Сюда не проникали даже завывания студенца. И холодно – почти как снаружи. Княжич закутался поплотнее.
Чу! Что это?
Олешке почудилось, что он слышит вдали торопливый цокот крошечных коготков по каменному полу. Не уйдёшь!
Поспешно пробормотав охранный наговор, отрок бесстрашно нырнул во мрак. Не оставь мя, Варок! Будь милостив, Полуночник!
Темнота тотчас заключила княжича в липкие объятья. Ух! Огонёк освещал коридор лишь на пару шагов вперёд.
Олешка доковылял до лестницы и опять прислушался. Цокот вроде стал громче, но доносился уже откуда-то снизу.
Делать нечего! Мальчуган сбежал по ступенькам на нижний ярус.
Здесь шорохи оборвались. Росс остановился, не зная, куда податься, и завертел головой. И следов не видно – должно быть, чернила на лапках птенца подсохли.
Внезапно в конце коридора мелькнула махонькая тень. И вновь – цок-цок-цок!
Воронёнок в коридоре
Олешка метнулся на звук. От резкого движения пламя свечи потухло. Но это было уже не важно – через широкие оконца на пол проливался тусклый лунный свет. В его лучах княжич отчётливо разглядел воронёнка, улепётывавшего от мальчика со всех ног.
– Стой, Дурилка! Стой! – в отчаянии зашипел росс.
Он почти догнал Черныша у выхода в сад. Но птенец проворно нырнул в проём под дверью.
Княжич с силой дёрнул ручку – заперто! Отрок чуть не взвыл от досады. Вот же пустоголовая птица!
Из щели по ногам тянуло леденящим сквозняком. Зябко!
Что делать? Куда дальше?
Росс припомнил, что в другом конце здания был ещё один выход, который никогда не замыкался.
Олешка сунул за пазуху теперь бесполезную свечку и снова рванул в погоню. Уж я тебе покажу, когда доберусь!
Вторая дверь и вправду оказалась едва притворенной.
Сад озаряли яркий месяц и усыпавшие чистый небосвод звёзды – крупные как виноградины. От нетронутого снега было светло почти как днём. Белые от инея деревья походили на многоруких воинов, замерших в строю перед решающей атакой.
В замкнутом пространстве ветра не чувствовалось. Зато мороз щипал голые коленки нещадно.
Воронёнком поблизости и не пахло. Росс поспешил к запертой двери, рассчитывая отыскать беглеца по следам.
Следы… были.
Но странные.
Вернее, не такие, как ожидал увидеть княжич.
Прямо от невысокого порожка по снегу протянулись свежие отпечатки босых ног. По размеру не больше олешкиной ступни.
«Кто это тут бродит по ночам?», – княжичу стало не по себе. Не хотел бы он сейчас ни с кем столкнуться. Пусть и с простым смертным.
Следы вели к гульбищу28, соединявшему теплицу и трапезную. И дальше – к мельнице.
«Черныш, куда же ты запропастился?!» – взмолился мальчик.
Неужто придётся вертаться, несолоно хлебавши?
Олешка, раздумывая, подышал на озябшие руки.
Жалко, если птенец сгинет. Мавр не сожрёт, так от холода околеет. Чтоб тебя! А может?..
Как он сразу не сообразил?
Отрок хлопнул себя по лбу.
Наверняка воронёнка подобрал этот ночной гуляка! Подхватил, как только тот по своей причуде на белый свет вылез – и был таков!
Княжич присел, чтобы лучше разглядеть вмятины на снегу. Как там Санко учил? Шаг широкий, пятка едва различима – видно, похититель бежал. Хоть и не очень быстро. Пожалуй, стоит разведать, куда он направился.
Олешка растёр заледеневшие коленки и двинулся по следу. Авось повезёт!
Мельница располагалась в скале – там, где упорный ручей пробил себе дорогу в камне. Мельничное колесо приладили под спадавшей с высокого уступа стремительной струёй. А вокруг братья-наставники вырубили вместительные пещеры – лабазы для хранения зерна и припасов.
Внутрь вёл длинный и широкий проход, начинавшийся по правую руку от озерца, в которое, вытекая из скальных недр, превращался подземный поток. В этом озере мальчишки купались по жаре. Но сейчас водную гладь сковал тонкий ледок.
На берегу валялось несколько высоких, по грудь, бочек. Некоторые из них были пустыми, а иные – и вовсе с выбитыми донышками.
Ночной двор
Возле отверстия в скале княжич остановился. Спёртый воздух ударил в нос. В пещере было гораздо теплее, чем снаружи. Оттого у входа клубилась молочная завеса из капелек пара.
Непонятный страх обуял Олешку. Он замер, не решаясь ступить дальше.
И, наверное, долго так топтался бы на месте, но из глубины вдруг послышался неясный шум – то ли пошаркивание, то ли поскрипывание…
Росса как ветром сдуло.
Он отскочил под сень гульбища и прижался спиной к одному из каменных столбов. Сердце забухало в груди так громко, что, казалось, всё кругом непременно должно пробудиться от спячки. Княжич, как наставлял Властояр, постарался задержать дыхание, чтобы успокоиться. Ф-фух, вроде удалось…
Нежданно в ночной тишине кто-то отрывисто закашлял. От резкого звука росс вздрогнул и съёжился. И всё же любопытство взяло верх: Олешка выглянул из-за столба.
В лунном свете у входа в пещеру стоял мальчишка. Худой, можно даже сказать – тощий. Поди, на полголовы выше княжича. С угольной копной торчащих во все стороны волос.
Он сосредоточенно рассматривал землю прямо перед собой.
«Ох, ну и наследил же я!» – досадливо заподозрил княжич. Однако успокоился – чужак не внушал опасений. Тем не менее, выходить из засады росс не спешил и продолжал изучать пацана издали.
Парень почему-то казался смутно знакомым.
Вроде не встречались раньше…
Галимый какой-то!
Странностей и вправду хватало.
Одёжа незваного гостя состояла из куска мешковины, свисавшего до самых щиколоток и перехваченного на поясе верёвкой. Пацан переминался с ноги на ногу – видимо, от холода, так как был бос. Шуйцу29 он прятал под тканью, а в деснице…
«Ах, ты!..» – чуть не задохнулся от негодования Олешка, заприметив зажатое в кулаке чёрное пёрышко.
Княжич шагнул из укрытия, напустив на себя угрюмый вид, чтобы выглядеть внушительнее:
– Эй, ты… Ты кто?
Мальчишка сорвался с места, даже не глянув на Олешку – только пятки засверкали.
Росс опешил от такой прыти:
– Стой! – завопил он, теряя драгоценные мгновения.
А беглец уже мчался через садик к спальным хоромам, не обращая внимания на запорошённые клумбы. Прямо к запертой двери!
«Ха, там-то я тебя и схвачу!» – мелькнула мысль в голове Олешки.
Но пацан перемахнул очередной куст…
И исчез.
Сначала княжич подумал, что он упал, зацепившись ногой за ветки. Но когда запыхавшийся отрок подбежал к крыльцу, там никого не оказалось. Вообще никого!
Нет, надо ещё раз всё осмотреть. Может, спрятался… Да где ж тут спрячешься? Один снег кругом.
А это что?
Олешка ткнул носком сапога мешковину, валявшуюся около самого порожка. Как сквозь землю провалился!
Вот невезуха!
Э-эх!.. И незнакомца упустил, и воронёнка не сберёг.
Как-то вдруг стало очень холодно.
А в душе – ничего, кроме злости. На себя, на этого таинственного пацана, на Дурилку… Стоеросовую!!!
Росс поплёлся обратно в келью.
Мысли роились в голове как шальные. Княжич ничего не понимал и оттого ярился ещё больше. И, сжав кулаки, люто молотил воздух.
Может, поэтому он не сразу услышал глухие шаги у себя за спиной. Будто кто-то неторопливо шествовал по ступенькам лестницы в тяжёлых деревянных башмаках…
Славония,
Месяц Новых Даров
Придорожная корчма в Добрянке гудела растревоженным ульем. В просторной трапезной с низким бревенчатым потолком, казалось, собрались мужики со всех окрестных хуторов.
Те, кому не досталось места на лавках, сгрудились вокруг тщедушного парнишки лет семнадцати в грязной и изодранной одёже. Он жадно глотал из огромной кружки, которую самолично поднёс корчмарь Глузд. Лицо и рубаха юноши были покрыты пятнами засохшей крови. Посреди лба, у самых волос, чернела внушительная ссадина.
– Да брешет он всё! – раздался голос из угла. Ему тотчас возразили:
– Пошто парню блазнить? Сам помысли. Не видишь, как досталось?
– Я знаю его. Это Русай. Он и вправду из Оболья. В подмастерьях у Лихаря ходил.
– Староста! – заорали от двери сразу в несколько глоток.
Пожилой мужчина в стёганой свите30 с шитым кушаком прошёл через зал. Смотрел он сурово, чуть сощурившись. Гомон поутих.
– Давай, Бонята! Разберись с ним! Выведи на чистую воду!
За столом, где сидел тот, кого назвали Русаем, немедля освободили место. Староста степенно сел, аккуратно положив рядом лисью шапку, ослабил пояс. Взглянул прямо в глаза парню, слегка осоловевшему от выпитой медовухи.
– Ну, сказывай…
…Оболье была лесной деревушкой, затерявшейся среди отрогов Граничного кряжа. Населяли её охотники да лесорубы с семьями. Десятка три душ, не боле.
Два дня назад налетели как вороны россы – дружина во главе с князем.
Кузня Лихаря, у которого обретался Русай, располагалась на отшибе, поэтому они не сразу догадались, что творится неладное. Почуяв же беду, кузнец схватил топор и побежал в деревню. Ученик, знамо дело, помчался следом.
Но позвенеть мечами не довелось. В первой же стычке Русай получил палицей по голове и потерял сознание. Это его и спасло: россы посчитали парня за мертвеца.
Когда Русай очнулся, деревня уже догорала. Налётчики не пощадили никого: ни стариков, ни женщин, ни малых детей. Наставника с рассечённой до пояса грудью он нашёл на стогне31…
– Сам князь, говоришь, был с ними? Уверен?
– К-клянусь Вароком! Весь в ч-чёрном. В доспехах д-дорогих. На коне вороном…
– Что ещё приметил?
– Искали что-то.
– Что?
– Не знаю. Кричали: до самой Вазантии пойдём… Как з-звери злые! – Русай по-детски разрыдался. Добрянские мужики снова возмущённо загалдели.
Бонята обвёл взглядом соплеменников:
– Угрим, собирай отряд. Отправишься в Оболье. Проверишь. В драку, ежели что, не ввязывайся.
Староста встал, сжал в кулаке шапку:
– Надобно дозоры с сего дня расставить вокруг деревень. Да оповестить соседей. А ты, Миляй, – Бонята повернулся к высокому статному славону, беспокойно тарабанившему камчуком32 по голенищу сапога, – поскачешь в столицу. Возьмёшь с собой этого… Русая. Только отмойте его, подлечите да переоденьте. Завтра же и отправляйтесь!..
Внезапную тишину прорезал обречённый возглас:
– Неужто война, братцы?..
Каменщик
ОЛЕШКА что есть духу летел по пустым коридорам: лестница, переход, ещё одна лестница. Ух! Сердце готово выскочить из груди.
Ночь кутала обитель сырой мгой. Было гулко и зябко. Тьма бросалась под ноги, хватала за шею, цеплялась за волосы.
Бледный свет рисовал на стенах мрачные картины. Пугливые тени шарахались от спешащего мальчишки, и оттого за каждым углом мерещился немой призрак.
Лешак его побери! Как он забыл?!
И из последних сил припускал ещё быстрее. Новый пролёт, новый поворот…
«Всё! Не могу!» – княжич склонился посреди длинного коридора. Его подташнивало от страха.
Отдышавшись, он огляделся. И не узнал место, в котором очутился. Варок! Какой это ярус?
Прислушался.
Тихо.
Неужели оторвался?
Коридор заканчивался массивной кованой дверью.
Олешка устало подёргал засов. Заперто. Придётся возвращаться.
Но прежде – хоть передохнуть малость.
Княжич уселся прямо на каменный пол, прислонившись спиной к холодному железу. Ничего себе приключеньице! Чтоб впредь ночью за порог… Ни шагу! Ни за какие коврижки!!!
Хотя до родной келейки ещё добраться надобно. А куда двигать, росс не имел ни малейшего представления. С перепугу он залетел в какой-то совсем незнакомый конец обители.
Коридор был в длину саженей двадцать. По левую руку, почти под самым потолком, тянулся ряд узких окошек – и не допрыгнешь, чтоб выглянуть во двор.
Стылый месяц лучами-кинжалами разрезал пыльный воздух.
Справа в стене пугающей темнотой зияли непонятные углубления.
«Вот чуток посижу – и пойду», – успокоил себя отрок. Обхватил колени, потеплее укутавшись в тулупчик и прикрыв глаза. После всех этих ночных похождений спать хотелось невыносимо: «Вот сейчас… Уже… Ещё немножко…»
Сладкая Дрёма укрыла росса невесомым пуховым одеялом.
Каменщик
…Засов раскатом грома лязгнул прямо над ухом.
Олешка спросонья заметался: а?! что?! куда?! Бросился к ближайшей нише в стене, нырнул в неё и замер, забившись в угол и жадно вслушиваясь в звуки, эхом разносившиеся по коридору.
Сначала с противным, продирающим до нутра клацаньем отворилась железная дверь. А потом…
Потом росс ощутил знакомую тяжёлую поступь. И странное – до дрожи! – позвякивание в такт шагам.
Шаги медленно, но верно приближались. Казалось, они грохочут по всей Академии. Отчего же никто не просыпается? Не спешит на помощь?!
Огромная тень заслонила проём ниши.
Сердце у Олешки упало. Он сжался в комочек, стараясь не дышать. Неужто всё?!
В тусклом отсвете княжич разглядел высоченного незнакомца. В длинном, до пят, балахоне с глубоким островерхим куколем33. Точь-в-точь как рассказывал Тариб.
Олешка с ужасом смотрел, как Каменщик безмолвно поворачивает голову в его сторону…
Росс зажмурился, сдавил руками уши: «Варок! Помоги!!!»
Он не запомнил, сколько просидел так. Видимо, долго.
Когда, наконец, открыл глаза, в проёме никого не было.
И этих чудовищных шагов тоже не слыхать. Вроде.
Ф-фух! Не заметил!!! Спасибо, Варок!
– С ноги-то слезь, да! – раздался шёпот в темноте.
– Кто тут? – как ошпаренный подскочил княжич, треснувшись макушкой о кирпичный выступ – уй-уй-уй! Больно-то как!
Из мрака на четвереньках вылез крепенький курносый паренёк, вполовину олешкиного роста. С рыжими вихрами. В опрятной рубахе, подпоясанной бархатистым кушаком, в лаптях и полосатых портках.
Малец смешно переминался с ноги на ногу и тёр кулачками коленку.
– Кто-кто… Дед Пихто! – недовольно шмыгнул он носом-картофелиной. – Домовой я, да.
– Домовой?! – княжич разом распахнул и глаза, и рот.
– Зяву-то прикрой, да! Ворона залетит, – нахохлился пацанёнок. – Ох, всю ноженьку мне отдавил! – запричитал вдруг кроха.
– Ой, прости! А… А чего ты тут делаешь?
– Это ты что тут делаешь, да? Послушникам по ночам спать положено. Вот пожалуюсь настоятелю – всыплет тебе горяченьких, да! – Домовёнок хитро сощурился. – Ладно, не боись, княжич, я незлопамятный!
– Откуда ты меня знаешь? – вновь раскрыл рот Олешка.
– Я всё ведаю! – задрал нос мальчонка. – Ты на третьем ярусе живёшь, да.
– А ты… А тебя… Как звать?
– Не скажу!
– Почему?
– Дразниться будешь.
– Не буду!
– Честно, да? – быстро переспросил малыш. И выдохнул огорчённо: – А то надо мной все тутошние домовые потешаются.
– Честно-честно! Зуб даю! – Олешка для верности щёлкнул по переднему резцу ногтем.
– Есеней меня кличут. Это потому, что я осенью народился, да, – пояснил домовёнок.
– Имя как имя. Чего тут смешного-то? – пожал плечами княжич.
– Ты вправду так считаешь? – обрадовался Есеня.
– И много вас?
– Хватает. Хозяйство-то большое, да. В одиночку за всем не уследишь. Знаешь, как ножки по утрам болят? Набегаешься за ночь по ступенькам… Токмо прилёг покемарить, а тут ты прям на голову… Вот чего ты ко мне полез, да?
– Я?.. Я от Каменщика прятался.
– От какого ещё каменщика? – удивился домовёнок.
– Ну… Каменщик… Ночью по обители бродит. А кого встретит – заколдовывает, – начал Олешка и осёкся. – Он же прям тут стоял! Ты что, не приметил?
– Никого я не видал, – замотал головой Есеня. – А по ночам токмо Волотка-ключник ходит, да. Замки проверяет. Боле никто. Я б знал, ежли что.
Олешку бросило в краску. Ой, стыдоба-то! Перед мальцом осрамился! Значит, он Волотку испугался?!
Точно! Тот же длинный, как жердяй. Пацаны вечно его подкалывают: мол, достань воробышка.
А чего ж тогда Стур зубы про Каменщика заговаривал? Старый хрыч!
Княжич сплюнул от злости.
– Эй! – встрепенулся Есеня. – Не озорничай, да! Не хватат мне опосля тебя полы оттирать!
Олешка надулся и не ответил. Подумаешь!
Домовёнок, кажись, тоже разобиделся:
– И вообще, чеши к себе в келью, да. Чего вылез среди ночи?
– По делам, – огрызнулся росс.
– Знаю я ваши дела, да! Что, забыл, где нужник? Так я покажу! – не унимался Есеня.
Княжич огорошено побрёл по коридору. Щёки пылали. Как ванька его одурачили с этим Каменщиком!
– Погодь! – примирительно окликнул домовёнок.
Олешка остановился. Буркнул, не поворачивая головы:
– Чего тебе?
Есеня подбежал, настырно дёрнул за рукав тулупчика:
– Ну, правда, пошто ты сюда припёрся на ночь глядя?
– Воронёнок от меня удрал.
– Из-за которого Мавра выгнал, да?
– Он Черныша слопать хотел, – насупился росс.
– Не нашёл, да?
– Не нашёл…
– А где искал?.. Пойдём, по дороге похвастаешь, да, – домовёнок вцепился в олешкину руку и потащил за собой.