707

Пытаясь докричаться друг до друга, школьники отходили всё дальше от центра рынка, и тем страннее замечали товары на прилавках. Точнее, их отсутствие. В свете редких фонарей мрачные мужчины с тяжелым взглядом, суровые и неулыбчивые женщины сидели и стояли за пустыми некрашеными лавками из прогнившей и почерневшей под дождями и солнцем древесины. Миша почувствовал странную тяжесть где-то внутри рёбер. Дышать становилось тяжелее.

«Неужели это паническая атака? – Миша положил руку на грудь, пытаясь через одежду унять стук сердца. – Опять?

– Что это? – Парень кивком головы указал на парочку слишком счастливых женщин с откровенно-вызывающими улыбками, которые прожигали взглядами забредших школьников. Одна из них приветливо помахала Мише рукой и подмигнула, а вторая кивком головы указала куда-то наверх.

– Не знаю, – Артём посмотрел на женщин и поджал губы, словно от отвращения к их вызывающему поведению, тут же переведя взгляд на следующий прилавок. – Может, это… рынок услуг? – Блондин замедлил шаг, прищурился, рассматривая выведенные когда-то ярко-красной краской буквы на перекладине под крышей одного из киосков. – Там что-то написано. Пошли спросим.

– Может, лучше уйти? – Миша остановился и сделал шаг назад, с нарастающей тревогой смотря в спину друга, но Артём уже не слушал. Нелогичный и ничем не обоснованный страх, родившийся в его душе на пустом месте, разозлил брюнета. Он глубоко вздохнул, мысленно приказал себе собраться и уверенно пошел за другом.

Старая лавочка с покосившейся крышей, к которой подошли школьники, выглядела настолько ветхой, что даже Артём не рискнул подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки. На почернелой столешнице, освещаемой дрожащим светом свечей, стоял глиняный чайник с отбитым носиком и тут же валялась чашка. Сбоку расположилась стопка ветхих книг, казавшихся древними настолько, будто могли рассыпаться в прах от одного прикосновения. Рядом с книгами лежали листы пергамента, круглая чернильница, расписанная вручную, затупленное перо, несколько колод гадальных карт, на которых невозможно рассмотреть рисунок. Внутри ларька, погруженная в мертвенное молчание, расположилась женщина, кажущаяся ровесницей этой лавочки: хрупкая от старости дряхлая старушонка, сморщенная, скрюченная от боли в суставах, замотанная в тоненький шерстяной платок и собачий тулуп, посмотрела на подростков и хрипло произнесла:

– Какие молоденькие. Дети совсем. Как же вас сюда занесло? Никого не щадит....

– Извините, а что это за рынок? – Артём склонился чуть ниже. Женщина пронзила парня таким взглядом, что блондин отшатнулся.

– Это сумеречная ярмарка. Ярмарка Харона. Сюда могут попасть только люди, одной ногой стоящие в могиле, – женщина подняла руку и указала пальцем с узловатыми суставами на Артёма. – Но ты здесь лишний. Тебя привёл он, – она перевела палец на Мишу и посмотрела на него ярко-синими глазами. – Он подобрался так близко к смерти, что не видит её. Но чувствует.

Тело Миши в миг похолодело и покрылось неприятными мурашками, а ноги онемели. Горло изнутри словно распирал горячий ком, не позволяющий ни пронести ни звука, ни вдохнуть. Дрожь в пальцах не унималась, хотя Миша сжал ладони до побелевших костяшек. Начали дрожать зубы.

– Ха, – Артём усмехнулся, а затем весело расхохотался. – Да вы чего, в какой могиле он стоит? Он же живее всех живых!

– Скоро по тебе заплачет траурный марш, если ты не откроешь глаза, – пожилая женщина смотрела в глаза Миши.

– Кто вы, – с вновь непонятно откуда взявшимся свистом в лёгких прохрипел школьник.

– Я? – она ухмыльнулась беззубой улыбкой. – Истина. Я стара, как мир, и отвратительна. Я была прекрасной. Но люди сами сделали меня такой.

Лихорадочный поток мыслей озарялся алыми вспышками датчика «Тревога!», но логику и здравый смысл Миша оттолкнул на задний план, как бы сильно они не сигнализировали о настигающем безумии. Подсознательный страх снова расправил плечи и вышел на первый план, переключая всё внимание на себя. Миша понял, что это его единственный шанс узнать всё.

– Вы сказали, что я подобрался близко к смерти, но не вижу её. Что это значит?

Женщина глухо рассмеялась, словно на ветру заскрипели ставни и задребезжало стекло, но взгляд старухи оставался холодным, как стальное лезвие.

– Сначала заплати мне, сынок.

– Что вы хотите? – Миша выпалил, не думая. Артём дёрнул его за рукав, но Миша оттолкнул его руку.

– Правду, дорогуша, истинную правду, о которой знаешь только ты.

Миша сделал глубокий вдох, замечая, как легко ему это далось, и сосредоточился на воспоминаниях. Правда, которую знает только он? Это должно быть что-то ценное. Признание, что он в первом классе воровал у девочки, которая ему нравилась, тетрадки и прятал, чтобы помогать ей их искать, вряд ли удовлетворит старую женщину.

– Поспеши, пока сумерки не стали ночью, иначе вы оба останетесь здесь, – предостережение женщины прозвучало как карканье вороны и вызвало в душе Миши нехорошее предчувствие.

Артём пытался держать себя в руках. Он взглядом пытался отыскать скрытые камеры или какой-нибудь промах в гриме актёров, но ничего не видел, кроме густого тумана, подползающего со всех сторон рынок как в фильме ужасов.

– Вы сказали, что вам нужна правда? – Миша прикусил губу и шумно вдохнул, собираясь с мыслями. – Моя мать изменяла отцу. Когда мне было пятнадцать, она забеременела от любовника и решила сделать аборт, но срок был слишком большой, поэтому она отправилась в частную клинику и… её не спасли. Отец все эти годы знал, что мать ему изменяла, но продолжал делать вид, что ничего не замечает. Я не знаю, делал он это ради нас или ради себя, но… Иногда я ненавижу его. Если бы он развёлся, мама, может, была бы жива. – Он стиснул зубы и поднял голову, не замечая скатившихся по щекам слёз. – Такая истина вас устроит?

Старуха снова по-вороньи засмеялась и закашлялась.

– Истина без плевел. Так признаваться могут только юные и пылкие сердца…

– Скоро наступит ночь, у нас времени нет! – школьник всхлипнул и стер рукавом дрожащие на ресницах слёзы.

– Смерть, которая ходит за тобой по пятам, живёт под двумя семёрками, – лицо женщины стало серьёзным.

– Рафаэль? – Миша растерянно моргнул.

– Твой странный сосед? – сохранявший до этого мгновения молчание Артём удивлённо воскликнул.

– Да-а-а-а, – старуха растянула потрескавшиеся губы в мрачной улыбке. – На его руках нет крови, хоть он отправил на тот уже немало душ. А сейчас он идёт за тобой.

– Как он это делает? – Миша приблизился к женщине почти вплотную, отчего та недовольно отвернулась.

– Это уже второй вопрос. Но ты назвал две правды, так что отвечу: люди сами идут к нему. И делают то, что он им велит.

– В смысле? – Артём снова встрял в разговор. – А что он им велит?

– Расстаться с жизнью… – Миша опустился коленями на мокрую землю, словно последние силы покинули его тело, но резко поднял голову и посмотрел в глаза женщины. – Как нам выбраться отсюда?

– Это уже третий вопрос, – старуха недовольно поджала губы и прищурилась.

– Вы не посчитали моё признание, что я виню в её смерти отца.

Артём усмехнулся, заметив, что Миша стал похож на торгаша из плохой комедии, но на женщину это подействовало. Она тряхнула руками, жестом приказывая Мише отодвинуться.

– Убирайтесь отсюда!

– Как жестоко. – Миша поднялся и недоверчиво посмотрел на старуху.

– Правда всегда жестока, – старуха махнула рукой на парня, затем подняла палец вверх, указывая на небо. – Идите на белую звезду, но не смотрите на красную. И не оборачивайтесь.

– Окаменеем? – Артём вскинул бровь, а женщина плотоядно улыбнулась.

– Вас заберёт Смерть, которая вам уготована. Сумерки переходят в ночь, поторопитесь.

– Спасибо, – Миша схватил за руку Артёма и быстрым шагом, почти переходя на бег, пошел вперед, смотря на небо.

Белая звезда прямо перед ними. Нужно просто идти вперёд, пока они не вернутся в реальный мир. Нога Миши соскользнула. Он не смог удержать равновесие и шагнул в ледяную воду, мысленно выругавшись, но не успев издать ни звука. В рот попала вода. Он проваливался вниз, пронзая телом толщи воды с такой скоростью, словно что-то тащило его вниз. Пытаясь сохранить воздух в лёгких, Миша посмотрел вниз и закричал от ужаса. Из темноты на него смотрело изуродованное сумасшедшей улыбкой с окровавленными зубами и пугающей гримасой плотоядной жажды лицо Рафаэля.

Боль сдавила лёгкие. Сердце сжалось. Миша резко распахнул глаза и увидел перед собой размазанный полумраком высокий белый полоток и привычные светло-серые стены комнаты. Горло словно сдавили металлические пальцы, не позволяя сделать вдох. Парень приподнялся на локте, прислонился спиной к изголовью кровати и потянулся рукой к стоящей на столе бутылке с минеральной водой, дрожащими руками открутил крышку и сделал глоток. Чьи-то пальцы на шее ослабли и он смог сделать глубокий вдох и громко закашлять. В соседней комнате заворчала сестра. Миша жадно припал губами к горлышку, хоть тёплая минералка на вкус отвратительна. В коридоре раздались шаги и дверь в его комнату приоткрылась. В полумраке блеснули очки – сестра заглянула в комнату, проверяя Мишу.

– Ты как? Нужно что-нибудь?

– Просто горло пересохло. Порядок, – Миша приподнял бутылку, словно произнёс тост, и отпил ещё воды.

– Если что-то понадобится, зови, я всё равно не сплю.

– Да, спасибо, – парень вернул бутылку на стол и снова лёг на подушку. Дверь за сестрой закрылась.

Глава 4. Умей ценить тех, кто ценит тебя

Миша проснулся от грохота. Открыл глаза и посмотрел в сторону закрытой двери. В ночной тишине отец тихо матерился, видимо, поправляя то, что уронил. Парень протянул руку, чтобы коснуться электронных часов на прикроватной тумбе. Шесть сорок семь. За тонким тюлем и распахнутыми шторами непроглядная темнота, не видно даже звёзд. Голова налилась тяжестью, словно в мозг влили раскалённый алюминий. Пересохшее горло болело так, словно во сне ему сделали глубокий разрез от подбородка вдоль трахеи и вытащили наружу язык. Хлопнула входная дверь. Квартира погрузилась в ослепляющую тьму и оглушающий тишину. Страх темноты снова сдавил рёбра. Дышать стало тяжело. Сердце сжалось, каждый удар отдавался тупой болью. Парень поднялся, ощупью нашел тапочки и вышел в кухню. В комнате сестры горел ночник.

Миша включил чайник, взял из комнаты учебники и конспекты, которые ему принёс Артём, налил себе чай и расположился за столом возле батареи, погружаясь в домашние задания. Так прошло несколько часов. Небо за окном начало светлеть и над горизонтом растеклась алая лужа кроваво-алого света. Из комнаты вышла заспанная сестра. Потирая глаза и душераздирающе зевая, она положила на край стола толстый учебник в мягкой обложке и очки для чтения.

– Доброе утро.

– Мг, а ты чего не спишь? – Девушка посмотрела на часы. – Болит что-то?

– Нет, всё в порядке, – Миша не поднял от учебника глаз.

Девушка убрала вьющиеся пряди волос за ухо, включила кофеварку и посмотрела на брата: бледный, нервный, с чёрными тенями под глазами, сгорбившийся над учебником. Он совсем не был похож на самого себя, напоминая сломленного и загнанного в угол ребёнка, которому резко пришлось повзрослеть. Лиса потерла лоб, мысленно ругая себя за то, что перестала уделять внимание брату, налила в свою чашку кофе, взяла баночку с клубничным суфле и села за стол.

– Миш, как ты себя чувствуешь?

Брат почти удивлённо посмотрел на сестру.

– Нормально, – он пожал плечами и снова опустил голову.

Лиса прищурилась, вдохнула и спросила прямо:

– Тебя снова мучают кошмары?

Миша чуть склонил голову в бок, вздохнул, поднял голову и и недовольно взглянул на сестру.

– С чего ты взяла?

– Ты кричал во сне.

– Я не… – Миша нервно растянул губы в подобии улыбки и пожал плечами. – Что ты несёшь. Я не кричал во сне и никакие кошмары меня не преследуют.

Школьник раздражено захлопнул учебник и поднялся со стула. Рассказывать про детский страх темноты сестре ему хотелось меньше всего, иначе пришлось бы рассказать и про фонари, и про соседа-маньяка, и про старуху во сне, у которой он за три истины купил спасение от собственной смерти. Парень представил, как прозвучат его слова и решил, что это путёвка в психиатрический диспансер с диагнозом вроде «паранойя» или «мания преследования». Но себе школьник старался не лгать: он снова начал видеть странные сны. Его истязал тот вид ночных кошмаров, от которых, кажется, может остановиться сердце во сне, когда по щекам градом текут слёзы, холодеет кровь, в горле застревает крик ужаса, но на утро ничего не остаётся в памяти. И Миша надеялся, что сестра слишком погружена в сессию, чтобы заметить ещё и появившиеся панические атаки.

Доставая из холодильника тосты, молоко, сыр, масло и яйца, парень представил весы, как у Фемиды: на одну чашу сложил всё, что узнал за прошедшую неделю, начиная от нескольких городских легенд и бредовых снов, и заканчивая слухом о возвращении маньяка либо о появлении его подражателя. Разбил яйца в миску и добавил к ним молоко. На другую чашу возложил доводы здравого смысла. На сковороду кинул кусочек сливочного масла, подождал, когда оно растопится, затем бросил холодный тост, отрезал тонкий пласт сыра. Стрелка на весах в голове неутешительно указывала на смрад безумия, исходящий от первой чаши.

Лиса хлопнула книгой брата по ноге, требуя отойти от раковины, и попыталась сделать большой глоток кофе.

– Ты уже? – коварно улыбаясь, Миша посмотрел на раздувшиеся щеки сестры и надавил на них, заставляя фонтаном выплюнуть весь кофе. От возмущения девушка ещё раз хлопнула брата книгой, но теперь по плечу, от чего тот театрально застонал и сполз на пол, изображая предсмертные конвульсии. – Ты победила меня, бесхребетная воительница! О, я раненый воин, павший от… что ты там читаешь?

– Храбрая, а не бесхребетная! – Лиса толкнула Мишу в ногу, затем поднесла к лицу Миши книгу. – Основы архитектуры и строительных конструкций. – Брат зашипел, как вампир от библии, затем обмяк и лег на пол. Сестра рассмеялась и протянула ему руку. – Ну актёрище. Такой талант пропадает! Может, к чёрту авиастроительный? Пойдёшь в театр?

– Актёров и без меня хватает, – парень взял сестру за руку и поднялся с пола, – а самолёты строить – тоже искусство.

Лиса тепло улыбнулась и потрепала Мишу по волосам.

– У тебя тост сгорит, если не перевернёшь. Я пошла собираться, у меня сегодня экзамен!

Миша махнул сестре рукой и вернулся к плите. Степень поджарки кусочка хлеба уже дошла до стадии кремирования. Парень вздохнул и выбросил останки в мусорное ведро. Затем счистил со сковороды угольки, вылил на неё взбитые яйца, засёк время и представил, как его голова коснётся подушки и он наконец выспится. От этой фантазии по телу разлилась сладостная, болезненная нега, но три страшные буквы заставили школьника встрепенуться. ЕГЭ. Миша не может позволить себе прохлаждаться и спать, пока не сдаст экзамены и не поступит в университет.

Сестра впорхнула в кухню, поцеловала Мишу в щеку, оставляя тёмно-красный след, и убежала, прося помолиться или ругать, на чём свет стоит.

Миша выложил на одну половину горячего омлета тонкие пластики сыра и прикрыл второй, как тако, переложил получившийся полукруг на тарелку, взял чашку с чаем и сел возле окна, вытянув ноги на соседний стул. Из-за слабости и озноба Миша разрешил себе не ходить на уроки и ограничиться консультациями по профильным предметам. Погружаться в вычисления или строить чертежи для него равносильно медитации. Мозг полностью отключается от реальных проблем.

На вечерних дополнительных занятиях тревожные мысли о серийном убийце из квартиры 707, проклятых домах, туманах-убийцах и мифических фонарях испарились. В математике всё просто – если интеграл сложный, сначала его нужно преобразовать, а потом всего лишь провести множество операций умножения нескольких слагаемых и сложить результаты этих умножений друг с другом. Как в шахматах – чтобы понять механику игры, нужно всего лишь знать правила. За соседней партой Витя почти бьётся головой об стол, а отличница бьет его свёрнутой в трубку тетрадью, потому что устала объяснять одно и то же. Рядом Артём умиротворяюще бормочет самые обидные проклятия всем создателям точных наук, вызывая у Миши смех. Они не заметили, как солнце сползло к горизонту и повисло в опасной близости от колючих макушек деревьев. С гор на город сползли сумерки.

Стоило выпускникам выйти на улицу, как липкий холодок пробежал по позвоночнику, выбрасывая нервные импульсы по всему телу. В приглушенном колючими тучами свете почти скрывшегося солнца белоснежные равнины ярко контрастировали с чёрными стволами деревьев. Миша не испытывал страх, когда выступал с докладом на конференции и сотни глаз уставились на него, а сотни ушей придирчиво вслушивались в каждое его словно. Но поселившееся в душе беспокойство от пронзительного мятно-бирюзового взгляда холодило кожу. Страх ощущался прикосновением лезвия топора вдоль спины. Ноги потяжелели, кончики пальцев начали дрожать, застучали зубы и от нервного напряжения висок прострелила внезапная острая боль, как будто обухом ударили.

– Миш? – Артём спустился с крыльца и прошел несколько метров, прежде чем заметил, что друг застыл на пороге школы. – О, ты че такой бледный?

Миша тряхнул головой и приказал взять себя в руки, выйти из здания и догнать друга. В конце концов, пока он с кем-то, на него никто не нападёт.

– Голова болит, – Миша спрятал руки в карманы пальто. – Почему уже так темно? Ещё только пять часов!

– О? – Глаза Артёма вспыхнули пламенем азарта и Миша пожалел, что открыл рот. – Ты не знаешь? Сегодня же день зимнего солнцестояния! Сегодня са-а-а-амый короткий день и самая длинная ночь, наполненная мраком смерти, зимним отчуждением, холодом, ужасом и злом, потому что в эту ночь рождается новый год, ход времени поворачивается к весне и начинается воскрешение природы, – Артём зловеще захохотал, но вместо супер-злодейского смеха у него получился крик чайки. – Кстати! А ты зна-а-а-ал, – Миша кинул на друга самый мрачный взгляд, на какой был способен, и демонстративно промолчал, но одноклассник это проигнорировал, – из-за того, что ночь сегодня самая длинная, может случиться всё что угодно. Считается, кто помрёт в эту ночь, может стать вампиром. И защитить тебя может только домашнее животное. А если у тебя нет хотя бы одного питомца, то твои дела плохи. Потому что скрывающееся в ночи выслеживает одинокие души и забирает их себе. Тебе бы надо хоть местную кошку прикормить ради спасения.

– Ты замолчишь когда-нибудь? – Миша раздраженно толкнул Артёма локтем, чувствуя, как стальной холод металлических пальцев паники впивается в сердце, и пульс сбивается с ритма.

– Да понял я, что ты не в духе сегодня, – до самой остановки Артём сохранял молчание, но сев в автобус, задумчиво произнес, – я слышал, что кошки сами выбирают себе хозяина.

– Не люблю кошек, – Миша передёрнул плечами и отвернулся от окна. Смотреть, как чернота пожирает город, ему не хотелось. Артём окинул друга тревожным взглядом, словно заразился его нервозностью.

На остановке возле спального района Мишу встретило тотальное одиночество. Солнце давно скрылось, и надежда Миши спокойно добраться погасла с его последними бликами на погасшем горизонте. Что-то сильно тревожило школьника. Миша попытался найти причину этого чувства, и стоило ему оглядеться, как кортизол в крови, подгоняемый адреналином, наверняка побил все рекорды по показателям.

Фонари не горели.

Дорожка мимо парка погрузилась в настолько плотную тьму, что Миша сломал бы луч фонаря, если бы попытался посветить в ту сторону. Казалось, город вымер. Воздух стал вязким и густым, как кисель, и звуки в нём застыли и растворились. Вокруг не было ни души. Миша лихорадочно перебирал в уме способы добраться до дома и потянулся за телефоном, когда услышал негромкое, но настойчивое «Мия-а-а-а-ау». Чёрный кот сидел прямо возле ног школьника и пытался привлечь к себе его внимание, а когда парень встретился с котом взглядами, животное поднялось и побежало в сторону парка. В голове Миши снова появились весы Фемиды, измеряющие степень безумия, но парень отмахнулся от этой мысли и быстрым шагом пошел за котом. Чем ближе к парку подбегал кот, тем он казался больше. Миша готов был поклясться, что кот стал размером с овчарку, а к середине дорожки был огромным как медведь. Его чёрная шерсть переливалась, словно поглощала свет редких звёзд и подсвечивалась изнутри. Но стоило Мише ступить на освещённый тротуар, как кот снова стал обычных размеров.

– Как ты это сделал? – Парень присел возле кота, рассматривая его. Кот же ответил пристальным взглядом. – Может, ты оборотень? Ну, в любом случае, спасибо, что защитил и проводил до дома. Я твой должник.

Кот отвернулся от Миши, словно потерял к нему всякий интерес, и побежал к переходу.

– Хочешь сказать, что это ещё не всё? – Школьник поднялся и поспешил за котом.

Миша удивился, что кот идёт туда, куда нужно ему, но когда кот сел возле третьего подъезда седьмого дома, дожидаясь парня, его удивление стало перерастать в ужас. Кот зашел в подъезд, затем дождался возле ног Миши лифт, вошел вместе с ним в кабину и проводил школьника до самой двери.

– Может, останешься? – Миша открыл дверь перед котом и жестом пригласил его входить, но тяжело вздохнул. – Я разговариваю с кошкой. Мне в самом деле пора в психушку.

Кот заглянул в тёмную квартиру, словно принюхиваясь, но развернулся и побежал по лестнице вниз. Миша потер глаза, обреченно вздохнул и зашел домой.

Зимние вечера невыносимо длинные. К концу декабря начинает казаться, что солнце забывает об этом городе. Оно выглядывает где-то в третьей четверти суток на несколько минут и снова скидывает человеческий мирок в вязкую темноту. В этой темноте люди просыпаются. Плетутся куда-то. По вечерам возвращаются в свои дома, готовятся к новому дню и ложатся спать. Некоторым счастливчикам удаётся в обед вырваться из бетонных оков и устремить взгляд в небо. В этом городе оно настолько низкое, что кажется, будто шерстистую тучу можно задеть рукой.

Миша вздохнул и отложил книгу. Ветер завывал кому-то серенады и стучался в окна. Лиса достала из шкафа посуду, и поставила перед Мишей его порцию ужина и чашку малинового чая, взяла свою тарелку и чашку с клубничным чаем, опустилась на стул напротив Миши, сложила под себя ноги и взяла в руки планшет, чтобы включить видео, под которое они будут ужинать.

Миша перевёл взгляд на яркие огни города за окном, подперев голову рукой. История со странным соседом не выходила у него из головы, как бы парень не пытался отвлечься. Панические совсем не радовали. Неизвестность, непонимание границ реальности происходящего сводило Мишу с ума.

– Сусуватари! – Лиса вскрикнула так, что Миша вздрогнул и выронил вилку.

– Что?

– В мультике про девочку и лесного духа были ожившие комочки угольной пыли, – сестра показала брату обложку мультфильма с двумя девочками и огромным серым… существом. – Помнишь?

– Не очень, – Миша нахмурился и покачал головой, – разве мы его смотрели когда-то?

Василиса расплылась в довольной улыбке, включила мультфильм и поставила на стол планшет. На экране две сестры переезжали в новый дом. Своеобразный стиль рисовки не привлекал Мишу, как и слишком эмоциональные выкрики, зато Лиса довольно наблюдала за жизнью девочек. Парень снова перевёл взгляд в окно, вспоминая тот странный вечер, когда погасли все фонари. Если вновь отбросить логику и здравый смысл, предположить возможность существования других миров или каких-нибудь тонких невидимых субстанций, то…

«То я точно сошёл с ума» – Миша горько улыбнулся, посмотрел на планшет и увидел девочку, пробирающуюся сквозь ветви и корни деревьев. Эта сцена отозвалась в его душе тяжестью и теплотой. Сейчас он точно так же пытается пробраться через сомнения, панику, страх и всеобщее убеждение, что сверхъестественного не существует. Малышка выбежала из туннеля и упала на огромного пушистого зверя, похожего на сову и кошку одновременно. Существо представилось как тролль из книжки, которую читала девочка. Миша вздрогнул.

– Я… я сейчас, – парень поднялся из-за стола и ушел в комнату, взял телефон, отыскал среди контактов номер друга, написал ему короткое сообщение: «Я собираюсь проникнуть в его квартиру и всё выяснить» и положил телефон на стол. Но стоило сделать шаг в сторону двери, как телефон начал вибрировать.

– Куда ты собрался? Совсем с ума сошел?! – Артём кричал в трубку и чем-то шумел. – Это проникновение со взломом! Нас посадят!

– С чего ты взял, что я тебя с собой зову? – Парень прислонился спиной к стене и улыбнулся. Если назревала какая-то подозрительная авантюра, Артём всегда оказывался рядом и тащил всех за собой. Однажды он угнал москвич своего деда и сильно его поцарапал, поэтому приехал на СТО и со всех своих накопленных денег оплатил полную покраску и частичный ремонт старенькой машины. Когда вместо выцветшего синего москвича дед Артёма увидел что-то блестящее и неоново-серебристое, то долго материл внука за это.