707

– Не буду лукавить, на тебя у меня особые планы.

– «Лукавить»? – парень от удивления повернулся к Рафаэлю и уставился на него широко распахнутыми глазами. – Скажи ещё «за сим прошу откланяться». Тебе сто пятьдесят лет что ли? – Мужчина рассмеялся. – Чё ты ржешь, придурок? Или ты маньяк какой? Я не собираюсь последние дни возиться с тобой и тащить силой на тот свет! И не надейся! И на парное самоубийство с мужиком я ни за что не подпишусь!

– Я и не прошу тебя о таком.

– Тогда что тебе надо от меня? Нахера ты снова не дал мне умереть?

Рафаэль замолчал. Всего на миг его взгляд словно расфокусировался и обратился внутрь самого себя, а на губах появилась какая-то тоскливая улыбка, но тут же он взял себя в руки и ответил:

– Грустно то, что суицид не останавливает боль, а просто передаёт её кому-то другому. Я мечтаю прожить долгую жизнь, жениться, завести собаку, растить детей, но знаю, что это не для меня. И знаю, что должен сделать, пока… – мужчина замолчал и задумался. – Пока я могу контролировать свою жизнь. Поэтому мне нужен ты, – Рафаэль снова рассмеялся. – Нет, я не собираюсь тебя мучить или ставить опыты. Ты нужен мне, чтобы помочь подготовить и совершить идеальное самоубийство. А после моей смерти выбирай, что будешь делать дальше.

Рыжий с подозрением прищурился.

– Обещаю, что твой уход будет спокойным, быстрым и безболезненным.

На бледной коже его предплечья от локтя почти до запястья высечена готическим шрифтом итальянская фраза «Lasciate ogne speranza, voi ch'entrate» – заключительная фраза текста над вратами ада у Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Бариста иногда думает, что эту фразу стоило написать над дверью кофейни, но надежду оставил только он, а «всяк сюда входящий» произносит:

– Алекс, привет!

– Санёк, здарова!

– Александр, добрый день!

И заказывает очередной извращенный напиток от которого у Саши начинают дрожать руки. Ну знаешь, что-то вроде «Латте́ без кофеина на ореховом молоке с малиной и коксом, и без сахара», или «Раф, пожалуйста, на безлактозном молоке и без сливок», и забывает сказать «Пожалуйста».

Алекс натянуто улыбается, проводит эту гремучую смесь по кассе и отворачивается к кофемашине, стараясь не слушать болтовню посетителей. Он старается греметь посудой и на максимальное количество оборотов включает кофемолку, но до него всё равно доносятся обрывки фраз:

– Ты слышала? Этот рэпер приезжает к нам с концертом!

– Да ты что?! Вот бы попасть к нему в гримёрку!

Саша громко стучит холдером, выкручивает рычаг капучинатора, едва не обжигаясь горячим паром, громыхает металлическими питчерами, но всё равно слышит:

– Она же своего бросила! А у них трое детей, представляешь?

– Что? Они разводятся?!

– Он ей изменял!

– Так у них ипотека! Как будут делить имущество?

Каждый раз Саша вспоминает анекдот про бармена и концовка истории каждый раз меняется, в зависимости от болтовни посетителей. Саша может позволить себе думать о чём угодно, ведь каждый его жест отточен до автоматизма. Кто-то из посетителей считает это чертовски красивым, кто-то даже возбуждающим.

Бариста ставит на барную стойку высокий стакан, накрывает стаканчик крышкой и кладёт рядом горячую выпечку в бумажном пакете.

– Хорошего дня! – Саша снова улыбается и получает купюру в стаканчик с надписью «Бариста на новый пирсинг».

В этом районе все знают Алекса. Он работает в этой кофейне уже чертову кучу лет, хотя всего лишь полтора года. . Никто не интересовался, откуда он приехал, чем занимался или сколько ему лет, но Саше это только на руку. Рассказывать о своём прошлом он не хочет, а правду достаточно знать и одному человеку.

Саша не может привыкнуть к отвратительному климату этого города – «там» всегда было высокое синее небо и каждый день светило солнце, а каждую ночь звёзд было так же много, как в планетарии. В очередной холодный, грязный, мокрый и снежный вечер в кофейне появилось знакомое лицо – чудаковатый мальчик, который почти всё лето работал с Сашей. Его звали, кажется, Миша? Школьник прошел мимо барной стойки в дальний угол зала и застыл, смотря на ёлку. Саша хмыкнул, наблюдая, как друг пытается вывести его из транса, но Миша продолжал тупить. Смотреть на блондина стало больно даже Саше, поэтому бариста бесцеремонно сел за столик к школьникам и предложил Мише подработать. Парень, как Саша и предполагал, отказался, зато его друг сияющими глазами смотрел на Сашу, и через несколько дней снова пришел, но уже один.

– Пожалуйста! Я хочу работать с вами! – Артём оказался на две головы выше Саши, что для размеров кофейни-пекарни было слишком внушительным, и это вызвало в душе бариста лёгкую тревогу. – Наверное, у меня не получится так же классно готовить напитки, как у вас, но хотя бы официантом!

– Так сильно деньги нужны? – Саша вскинул бровь, рассматривая Артёма.

– Н-ну… не без этого, – школьник засмущался. Бариста прыснул от смеха, надел тёплую куртку и направился к выходу. – Пошли.

– Куда? – Артём тут же подхватил свой тонкий оранжевый пуховик.

– Покурим. Ну, я покурю, а ты послушаешь, что в твои обязанности входит, – Саша улыбнулся, наблюдая за парнем. – А где твой друг?

– Миша? – Артём застегнул пуховик и вышел на улицу. Саша поёжился от холодного ветра и фыркнул, мысленно посылая проклятия Рафаэлю. – Он заболел.

– Ну, это не удивительно, – Саша прикусил фильтр, разгрызая капсулу с ментолом, взял из кармана фиолетовую зажигалку с изображением млечного пути, закурил и зашел за угол здания, прячась от ветра. – Он давно такой… странный?

– После смерти матери, – Артём пожал плечами, но стоило ему понять сказанное, как его лицо вытянулось. – Не стоит об этом говорить, наверное…

Саша равнодушно пожал плечами и прижался плечом к зданию, сутулясь, чтобы сохранить больше тепла.

– Большинство людей сломаны, только никто не хочет это показывать, – бариста посмотрел на узор дыма, поднимающийся от кончика сигареты и уходящий куда-то в небо. – Они плачут под струями горячей воды в ванне и улыбаются, когда выходят из этого временного убежища. Они плачут во время секса, вспоминая свой неудачный первый опыт или оплакивая разбитое сердце, а маскируют это под оргазм. Они смеются до слёз, скрывая хохотом отчаяние и боль. Кто-то твердит: «Я в порядке» и сжимает от боли пальцы в кулаки. Они кричат во время ссор не потому что ненавидят друг друга, а потому что разочаровались в себе и в своей жизни, и срываются на случайного партнёра. Вместо семей заводят питомцев, потому что их разбитые сердца не способны на любовь. Они рыдают на похоронах от страха оказаться на месте виновника церемонии. С возрастом забывают лица своих родителей не потому что перестают их любить. Просто становится стыдно смотреть в глаза. Человечество сломано изнутри. Каждый пытается найти отдушину своей боли хоть в чём-нибудь: работа, спорт, дети, хобби, творчество, волонтёрство, отношения, саморазвитие, поиск собственного «я» и «своего пути».

Артём внимательно смотрел на Сашу, прикидывая в уме, сколько же ему может быть лет.

– А твоя отдушина?

– Моя? – Бариста мрачно улыбнулся. – Свою отдушину я не смог найти, поэтому решил сбежать, – парень затушил сигарету и пошел обратно, рассказывая Артёму об основных обязанностях, которые ему могут поручить. Школьник кивал и соглашался на любую работу – его слишком вдохновила фрустрационные рассуждения наставника в курилке.