В твою любовь. Рискуя всем

Капитан хитро блеснул глазами и коротко улыбнулся, словно вспоминая что-то приятное.

– В своем доме. Тебя, кстати, почти не узнать, если не будешь поднимать головы.

Крис вскинул на него свой недоуменный взгляд, а я вдогонку недоверчиво прищурился:

– В своем доме? – переспросил он Уиллсона, глядя уже на меня.

– Да. У меня есть дом на Островах. Остался после смерти родителей. Давно это было… – равнодушно махнул нам рукой капитан. – О нём никто не знает, так что…

Я прошёл вглубь комнаты, не сдержав удивленное «хм», и похлопал его по плечу. Надо же.

– На Островах нельзя проживать постоянно и обладать собственностью. Не хочешь рассказать, как так вышло?

– Как видишь, моих родителей это не волновало. Да и правила тогда были иные, – добродушно улыбнулся Уиллсон: – Долгая история… Расскажу её, когда доберёмся.

Прозвучало с приятным шлейфом надежды. Хоть я и Крис были сильно заинтригованы, не стали лезть в душу к капитану именно сейчас. Поразительно, конечно, как ему удавалось так долго сохранять в тайне от «Тиррарии» имеющийся дом.

– Раз это малый архипелаг, – после недолгой паузы проговорил я, – там как раз до Восточного острова рукой подать.

– И именно поэтому предлагаю ещё раз пройтись по деталям, чтобы ничего не забыть, – вклинился Крис, упираясь руками в бока, и цепко осмотрел исписанные листы бумаги.

Я ощутил незнакомую до этого дрожь волнения по позвоночнику. Пока всё складывалось в нашу пользу. Даже начинало пугать – уж слишком идеально выстроенным казался план. Все эти дни невыносимо трудно было сдерживать гнев и опрометчивое желание просто расстрелять всех в округе, добраться до ублюдка Томми и всадить ему нож прямо в сердце.

Чтобы подыхал долго, болезненно и мучительно.

А после – забрать Грейс. На другую, блять, планету.

Вдобавок ко всему, раздражала неизвестность: я понятия не имел, в каком состоянии обнаружу её, и не сорвёт ли эта картина крышу окончательно.

Еле дослушав до конца Криса и Уиллсона, которые, дополняя друг друга, ещё раз озвучили все пункты, я шумно выдохнул и направился к двери. В ноздри ударил незаметный запах гари – Крис за спиной сжигал листы, заметая следы.

– Удачи нам всем, – Уиллсон закинул на плечо автомат и тоже прошёл к выходу.

***

Нам повезло, что на полигоне было не так много солдат. Пока мы шли к КПП, я ещё мог позволить себе незаметно озираться по сторонам, чтобы оценить обстановку.

По мере приближения, сильнее натянул кепку ниже, на глаза, стараясь держаться за плечом Криса, пока капитан шагал с другой стороны.

– Прохлаждаетесь, засранцы?! – рявкнул Уиллсон, когда мы подошли к охраняющим проезд внутрь бойцам, и я еле сдержал ухмылку, заметив, как вздрогнул Крис от такого обращения.

Капитан решил пойти напролом, взять эффектом «неожиданности», и пристыдил развалившихся на постах солдат, которые подчинялись ему. Они подскочили со своих мест, поправляя форму, едва услышали громогласный голос Уиллсона.

– П-простите, сэр, – пролепетал старший дежурный, быстрым взглядом окинув и меня, и Криса за капитаном, но не задержавшись ни на ком дольше положенного. Отлично. – Предоставить вам пропуск на Центральный?

– Естественно, мать твою, предоставить! – продолжал тираду в своем стиле Уиллсон. – Я что, по-твоему, прогуляться до вас, охламонов, решил?!

Я спрятал улыбку, вспоминая, как он когда-то прикрикнул на Грейс и Ким, когда они подошли для отъезда на то злополучное задание. Капитан не внушал страха, но точно заставлял ощущать к нему глубочайшее уважение, и все его колкие словечки подстегивали бойцов, как вымоченный в солёной воде кнут.

– Н-нет, сэр. Минутку, – солдат поджал губы, перебирая документы на столе, но всё же нерешительно добавил вопрос, обращаясь сначала к Крису, затем ко мне: – Как вас вписать в проформу?

– Напомни-ка мне, какого хрена ты здесь до сих пор работаешь? – Уиллсон перебил его, недобро прищурившись и дёрнув уголком рта: – Что значит: как вписать? Ты что, не узнаёшь главного инструктора Штаба Криса Нормана и лейтенанта патруля Смита, мать твою?!

Смит? Да что ж так банально, капитан… Ещё и додумал на ходу звание.

Я лишь демонстративно отвернулся, напустив на себя надменное выражение и осматривая горизонт, словно меня покоробило такое обращение дежурного. Крис же, в отличие от меня, покраснел так, будто его спалили и сейчас поведут в наручниках прямиком в карцер.

Бедолага боец поник, не издав больше ни звука под прожигающим взглядом Уиллсона, и дрожавшей рукой протянул нам бумаги.

– Так-то лучше, – выдернув листы, воскликнул капитан и, не взглянув на нас с Крисом, передал их через плечо: – Вернусь из Штаба – сдашь мне норматив в двадцать кругов. И я подумаю, оставлять тебя в отряде или нет.

Хотелось аплодировать за устроенное представление. Я злорадно улыбнулся себе под нос, ведь дежурный и двое сжавшихся за его спиной солдат даже не догадывались, что Уиллсон скоро исчезнет навсегда, и им не придётся ничего сдавать.

Не попрощавшись, мы трое спокойно прошли ворота и невозмутимой походкой направились к стоянке, сохраняя молчание. И лишь только когда дошли до чёрного матового джипа, Крис тихо выдохнул:

– Это было просто… охренительно.

– Это моя работа, сынок, – дружелюбно, как ни в чём не бывало, отозвался капитан, открывая транспорт: – Можно сказать, я даже не играл в этот момент.

– Думаешь, с ними не будет проблем? – спросил я, проверяя оружие и, на всякий случай, оглядываясь назад.

– Никаких.

Мы одобрительно кивнули друг другу, Крис уже успел занять место в машине, и я хотел последовать за ним, как Уиллсон, приняв самое серьёзное и задумчивое выражение, на которое был способен, схватил меня за плечо:

– Что бы ни произошло, Норд, постарайся вытащить и себя, и Грейс оттуда живыми.

Я внимательно посмотрел ему прямо в окутанные морщинами глаза, ощутив на себе дополнительный груз ответственности, будто давал обещание не капитану Грейс, а её отцу, но, подумав с секунду, решительно и тихо ответил:

– Я в любом случае не вернусь оттуда без неё.

Уиллсон отвёл взгляд, не сказав ни слова, и уселся в машину.

Я забрался следом, напоследок посмотрев на оставшиеся позади запертые ворота, за которыми оставил тягостные воспоминания о выстреле в плечо, выживании в дикой природе и временном «заточении» в тесных комнатах.

Впереди – лишь вкус победы.

И её голубые глаза.

Глава 6. Я пришел за тобой

Норд

Уиллсон высадил меня, когда мы оказались на Центральном острове, но ещё не добрались до Штаба. Пока всё по плану – мы проехали все КПП и канатку, сменив машину после, без привлечения лишнего внимания. Теперь предстояло разделиться.

Дополнительно проверив экипировку, я попрощался с напарниками и двинулся к джунглям. Впереди – несколько миль пешком, и нехватка того же мотоцикла стала сказываться уже через час. Нещадно палящее, едва выглянувшее из-за горизонта солнце на Центральном, рой мошек, скатывающийся по вискам под кепкой пот… Доканывали похлеще мыслей.

Снимать кепку не стоило, потому что приходилось, порой, проходить слишком близко от стендов с фильтрами, где иногда сновали свои.

Свои ли?..

Под ногой хрустнула ветка, и я перешёл на лёгкий бег.

Стоит ли всех в «Тиррарии» считать предателями? Всех, кто работал со мной и под моим началом, а после случившегося и бровью не повёл, чтобы как-то повлиять на ситуацию? Неужели человек внутри социума значит так мало – даже сейчас, спустя столько лет после катастрофы – чтобы вот так просто забыть о его победах и достижениях, сосредоточившись лишь на одной ошибке? На не доказанной никем ошибке.

Перекатившись на спине по огромному валуну, преграждавшему путь, я спрыгнул на небольшой ручей. Брызги разлетелись под подошвами берцев.

Мог ли я предотвратить переворот? Мог ли хоть как-то опередить Макса, доказать его причастность, пока он еще был на Островах, и сдать властям Материка?

Мысли раздирали разум стаей голодных собак. Но странным образом позволяли сосредоточиться на конечной цели.

Главное – предельная осторожность. Во всем. Каждые десять ярдов я смотрел в дозиметр. О зародившихся еще тогда на корабле сомнениях о наличии криптококка на Островах старался не думать: лучше перестраховаться. Остановки – только там, где нет дежурных, рядом с небольшими промежуточными постами в лесу. Экономить воду в единственной бутылке, выданной Уиллсоном. На обратном пути о провизии нам с Грейс думать не придется вовсе – передвигаться предстоит на предельных скоростях. Сначала на лодках, затем вплавь в гидрокостюмах.

Только бы они лежали в катерах и не пришлось заходить в здание у причала…

Осторожно пригнувшись за массивным папоротником, я крайне медленно обошел шестерых бойцов у очередного стенда, которые громко переговаривались о забитой пыльцой и насекомыми системе. Пока удавалось не выдавать себя.

Пройдя еще одну тропинку, я вскинул взгляд вдаль, сквозь кустарники увидев выход к морю. С берега, дальше в тумане виднелся небольшой островок – тот самый, рядом с Центральным, куда я отвёз тогда Грейс на импровизированное свидание. Тот самый, на который обещал вернуться вместе с ней вновь и искупаться в озере у водопада.

– Терпи, милая, – прошептал я, взглянув на часы и компас, которые подогнал Уиллсон к форме. – Терпи, как только можешь. Я уже рядом…

***

– Что сегодня на завтрак? – донёсся голос одного из солдат, бродивший рядом с тремя небольшими охранными катерами у берега.

Первый рейс парома только что отошел от причала. Я цепко озирал местность, едва выглядывая из буйства растительности рядом. Нужно проанализировать каждый дюйм. У меня нет права на ошибку…

– Бифштекс, виски и любая телочка на твой вкус, блять, – с сарказмом выдал подошедший к нему товарищ и всучил в руки первого простой сэндвич. За что получил шутливо в плечо.

Так, двое здесь. Мини-порт, состоявший из причала, небольшого здания и двух складов отгрузки и погрузки, охранялся, как правило, всего пятью бойцами. Значит, в здании ещё трое.

Эти стояли ко мне спиной, смотря на подкатывающие к берегу волны. До начала суда на Материке оставалось около сорока минут. Пятнадцать из них – доплыть до Материка и спрятать катер. Еще десять, чтобы добраться до курсирующих электробусов. Пять минут поездки – и я у старого небоскреба, в котором располагается Верховный суд.

Что ж… Остальное время потратим соответствующе…

Всё должно быть выполнено без единого выстрела. Я вскочил с места. Стащив с шеи выданный Уиллсоном автомат, в два тихих прыжка по песку оказался за спиной бойца, жующего бутерброд. Удар прикладом – он поперхнулся, упав коленями на землю. Разворот, занос автомата: второй улетел вбок, получив точно в челюсть всю мою вложенную мощь.

Раздались стоны и ругательства, но мне некогда было их фильтровать. Врезав первому еще раз уже кулаком, добился отключки. Хилый попался противник. Но со вторым пришлось повозиться… Он был крупнее. Немного, но всё же, – моим мышцам было далеко до прежнего состояния. Схватив меня за ногу, боец попытался уложить на песок рядом. Мой позвоночник встретился с землей. Солдат занёс кулак, пытаясь ударить сверху. Но я не поддался, вывернувшись.

Лишь бы он не заорал и не призвал остальных. Подавив рык, я накинулся на него, зажав коленями туловище. Удар. Он брыкнулся, пытаясь сбросить меня. Еще один. Костяшки приятно заныли. Схватив за шею бедолагу, так некстати вставшего у меня на пути сегодня, я надавил на нужные точки. Во взгляде напротив вдруг мелькнуло узнавание, когда боец, прохрипев, схватил меня за запястья. Но было поздно.

– К-ком… коман… – просипел он и выключился.

Стремительно поднявшись на ноги и отплевываясь песком, забившимся в зубы, я немедля стал оттаскивать обоих бойцов к границе джунглей. Одного, потом другого, не забыв забрать упавшее оружие.

Адреналин долбил виски. Руки и мозг действовали на автомате: вытащить ремни парней. Связать ладони. Стопы. Из ремней их амуниции сделать кляпы. Оставить рядом, но не близко, нож. Спрятать тела не так глубоко, чтобы после не заплутали.

Отец и дедушка, вышколенные бойцы до мозга костей, отдавшие «Тиррарии» лучшие годы своей молодости, всегда считали меня жестоким. Сколько себя помню, мне приписывали именно этот образ. Безжалостный. Бескомпромиссный. Ставящий себя выше всех.

Норд Эммерсон – гордость семьи, надежда этого поколения военных. Безупречный солдат, готовый ко всему. Обладающий знаниями в разных областях, потому что отец считал, что всестороннее развитие важно в карьере: отсюда и долгая стажировка в Научном. В котором я не смог остаться, в какой-то миг засомневавшись в необходимости отъезда на Острова.

Отчасти, правда, но… Я чувствовал в себе изменения. Временные ли, постоянные ли, но я, блять, изменился. Слишком много предпосылок к этому, чтобы так беспечно их игнорировать.

В этот раз рука не поднялась просто так убить невиновных. Я не знаю, как долго они будут без сознания, но после пробуждения бойцам нельзя дать поднять тревогу слишком быстро. Помучаются, но спасутся. При желании, конечно.

Отдышавшись, я выбрался обратно на берег. Осмотрев внимательно здание рядом и убедившись, что единственным нарушающим тишину звуком был шелест деревьев и шум моря, двинулся к катеру. В отлив выходить было бы легче, но имеем то, что имеем. Стандартные рюкзаки с запасами на месте, гидрокостюм всего лишь один…

Пойдет. Отдам его Грейс.

Стиснув челюсти от напряжения, я с третьего раза всё же оттолкнул лодку. Запрыгнув в нее, взял весло, не решаясь завести двигатель так близко от причала. Волны сделали свое, и через несколько минут, мини-порт остался вдали. Все такой же неизменный, не учуявший вторжения…

***

Я спокойно, но с осторожностью подобрался ко входу в нужную мне высотку. Материк – не Острова с ограниченным количеством сослуживцев. Население разрослось, толпы людей на улицах мегаполиса, как и раньше. Как в те времена, которые я не застал…

Здесь затеряться было проще простого, но… Никакой слабины в поведении. Полная сосредоточенность на миссии. Чем естественнее себя ведёт скрывающийся ото всех человек, тем больше у него шансов остаться незамеченным. Поэтому я все ещё контролировал себя, периметр, время, не расслабляясь.

Хочешь что-то спрятать – положи это на видное место.

Мертвец-предатель на Материке.

Ну надо же, блять.

Заседание было публичным. Уёбок Томми хотел хлеба и зрелищ… Как патрулирующий «Тиррарии», решивший якобы отгулять выходной на Материке, я мог пройти туда в качестве одного из зрителей-зевак. Вряд ли кто-то докопается или узнает.

Но надо быть начеку. Единственное, чего я должен избегать – длительных разговоров и контактов с кем-либо, кто может узнать меня при ближнем разглядывании.

Глубоко вздохнув, я направился вглубь холла, вспоминая, на каком этаже проводятся суды. Чтобы узнать наверняка, я издалека крикнул проходящему сотруднику, не сбавляя хода:

– Подскажите, в каком именно помещении будет заседание по делу снайпера «Тиррарии»?

Тот сразу ответил, не задерживая на мне взгляда:

– Десятый этаж, сто восьмой зал. Поторопитесь, процесс начнётся через пять минут.

Коротко кивнув, я быстро осмотрелся. И решил воспользоваться лестницами, чтобы избежать контакта с людьми в лифте.

Пока поднимался, встречаясь с редкими офисными обитателями на пролётах, безразлично оглядывавшими меня вслед, хаотичные мысли в голове пытались просканировать будущее.

Если он здесь…

Если я столкнусь взглядом с Томми, он узнает в патрулирующем своего воскресшего врага. И приложит все усилия, чтобы схватить здесь и сейчас.

Но хуже этой ситуации будет слёт моих собственных тормозов, когда я увижу его первым. Понадобится вся, увы, не самая сильная выдержка, чтобы не пустить, блять, автоматную очередь ему в лоб. А сконцентрироваться на спасении Грейс.

Грейс…

Чем выше поднимался и становился к ней ближе, тем сильнее ощущал какую-то неуместную тоску. Все дни голова была охвачена лишь злостью, решимостью и постоянным расчетами её освобождения. Не до сантиментов.

Но сейчас…

Когда я уже почти рядом…

Дикая тоска.

Я чувствую в груди эту тоску и почти осязаемое жжение.

Как она встретит меня?..

Насколько понятно по собранным кусочкам информации, Грейс считает, что я мёртв. Что она застрелила меня.

Какова будет её реакция, когда она увидит своего живого командора?..

Впервые за долгое время мои ладони слегка задрожали. Я ещё раз проверил оружие – автомат, пистолет, гранаты и ножи. Удивительно, что их не забрали на входе. Неужели влияние «Тиррарии» настолько усилилось после переворота, что тот же Верховный суд, независимый и непокорный, готов пренебречь внутренними правилами на своей территории, лишь бы угодить солдатам?

Добравшись до нужного этажа, я дал себе перевести дух и мимолетно взглянул на часы.

Минута.

Шестьдесят секунд до последнего грандиозного аккорда этого затянувшегося кошмара.

Глава 7. Протестую, ваша честь

Норд

Трудно описать эмоции словами, когда я, сев на последнюю скамью в зале сто восемь, увидел её.

Двое охранников по бокам от хрупкого, исхудавшего тела, вели заключенную в нейростимулирующие наручники Грейс. В её глазах, которые казались единственным ярким пятном в помещении, застыла оглушительная, нереальная пустота.

Я никогда. Ни у кого. Не видел такого безразличного и обречённого взгляда.

Безразличного не только к действиям вокруг, но и будто к собственной жизни. Сжав кулаки на коленях, я со злостью сцепил зубы, чтобы не зарычать, когда осмотрел разбитое девичье лицо. Кто-то ударил Грейс несколько раз так, что её невероятно горячие и мягкие губы, когда-то целовавшие меня со всей отдачей, сейчас кровоточили. Она облизала их, поморщившись от боли. На скуле красовался наливающийся зеленью и желтизной ушиб. Какие ещё травмы скрываются под одеждой?

Как Верховный суд мог допустить такое?..

Её ведь пытали до заседания.

Кто этот ублюдок, сотворивший подобное?

Буквально на долю секунды представив входящего в камеру Тома, который посмел к ней прикоснуться и принудил её к… контакту, не брезгуя избиением, я и не заметил, как вскочил на ноги. Тяжело дыша так, словно в лёгких никогда не было кислорода.

Чертовски повезло, что его не было в зале.

Убил бы. Не думая.

Но одновременно и странно, – Томми не упустил бы возможности высказаться и унизить Грейс снова. Благо, никто не обратил на меня внимания: многие участники процесса ещё заходили и усаживались на места, провоцируя шум и толкотню. Стук старомодного молотка судьи о тёмную деревянную поверхность, возвестивший о начале, кое-как привёл меня в чувство.

Я сел обратно, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Выровнять дыхание. Горло охватил чёртов спазм, и я всё не мог отвести взгляда от светловолосой растрёпанной фигуры. Грейс, сгорбившись, заняла прозрачное кресло справа от пьедестала судьи и присяжных с абсолютно отрешённым видом. Не замечая никого и ничего вокруг. Даже с такого расстояния в несколько рядов я видел, как её дрожавшие руки сжимали клочок какой-то бумаги и ключ-карту.

Интересно, от чего она, и почему у неё не забрали эти вещи? Уиллсон вроде говорил, что у Ким, у Лэна и у Грейс ничего не оставили при обыске.

– Дамы и господа, – обратился к собравшейся толпе высокий мужчина, облачённый в тёмный костюм: – Прошу тишины.

Аудитория, состоявшая из разноцветной толпы, медленно, но верно угомонилась, оставив от возни лишь мерное жужжание.

– Сегодня Верховным судом рассматривается беспрецедентное дело, – продолжил басить мужчина и вышел в центр, к небольшой трибуне для ответов. – Все вы знаете, что произошло почти две недели назад на Островах. Мы, долгие годы живя на Материке, опасались различных неведомых угроз извне, совершенно позабыв о том, что зачастую опасность может затаиться и внутри.

Его речь била точно в цель и распаляла присутствующих, у каждого из которых напрочь отсутствовал хоть процент критического мышления.

Толпа ведома. Толпа неуправляема.

И правильные слова оказывают именно то воздействие, которое нужно говорящему.

С каким бы невероятным удовольствием я расстрелял бы их всех нахрен прямо сейчас…

– Нашей системе угрожала революция. Хвала основателям колонии на Материке – не свершившаяся. Мы были на грани потери устоявшихся традиций и жизни только лишь потому, что один из нас, один из многочисленных служащих в «Тиррарии» решил, что может поменять всё в одночасье. Устроив переворот.

По зрителям прокатился возмущенный вздох, словно они слышали это впервые.

Лицемерные выродки.

Ладони Грейс дрогнули, и карточка с бумажкой упали на колени. По её израненным щекам прокатились несколько одиноких слёз, скрывшихся за серым воротником какой-то водолазки. От прежней зелёной формы на ней не было ничего.

Моё нутро разрывалось на мелкие кусочки от боли. Ярости. Желания крови. И единственное, что удерживало от того, чтобы не устроить здесь бойню, перебив напыщенного урода-судью, – это её съежившаяся фигура и долбящее в голову: «терпение, Норд, терпение…».

– Увы, мы не можем судить главного преступника, чья судьба уже обошлась с ним так, как надлежало, послав смерть. Но мы можем вынести справедливый и верный приговор той, кто являлась пособником ужасных действий, направленных против Материка и Островов.

Я позволил себе ироничный оскал, услышав столь лестные слова о своей персоне и столь идиотские о справедливости.

Главный преступник жив, вашу мать, и он пришёл забрать своё.

– К трибуне вызывается обвиняемая в преступлении против системы и в предательстве Материка – Грейс Гамильтон, – говоривший указал ладонью на место в середине зала.

Я стиснул челюсти. Охрана отцепила наручники с женских ладоней, и моя Грейс медленно поднялась с места. Была видна её слабость и истощенность – на ватных ногах она проследовала к трибуне, представ перед тремя другими чиновниками, которые, очевидно, представляли собой суд в этом цирке.

Слева от них разместились двенадцать присяжных из мегаполиса, и каждый посчитал своим долгом бросить в сторону Грейс уничтожающий взгляд.

– Назовите имя, дату рождения, должность, – рявкнул тот, что сидел посередине троицы.

Грейс стояла спиной ко мне, и теперь я мог слышать лишь голос, не видя её лица. Все чувства обострились, а по венам заискрилось несвоевременное чертово желание. Когда она заговорила с удивительно твёрдыми, всегда такими завлекающими меня интонациями, в которых теперь звучал непривычный налёт дерзости:

– Моё имя и так уже объявили. Родилась одиннадцатого декабря две тысячи двести сорок первого года. Лейтенант снайперской разведывательной группы полигона Острова Бурь. Частная военная организация «Тиррария».

Несломленная. Верная. Моя девочка.

Я не смог сдержать ухмылку, когда она добавила чуть тише:

– Была лейтенантом и остаюсь.

Судья недовольно скривился на выражаемое непослушание, а несколько человек в передних рядах заворчали, из-за чего комиссия вновь применила молоток.

– Тишина! – вновь переведя взгляд на Грейс, судья отложил свой деревянный атрибут власти и вопросительно воскликнул: – Клянётесь ли вы говорить правду и только правду во благо себе и системе Материка?

Я затаил дыхание, когда Грейс, выдержав паузу, наклонилась чуть вперёд к микрофону трибуны, почти прошептав:

– Боюсь, она вам не нужна.

Злорадно усмехнувшись, я мысленно послал аплодисменты её храбрости.

Так держать, милая.

Ещё один рокот возмущения пронёсся по залу, и в этот раз суду понадобилось несколько долгих минут, чтобы утихомирить толпу. Думаю, следующие процессы перестанут быть публичными…

– Будем считать, что вы поклялись, – упрямо заявил второй чиновник, сидевший слева от Верховного судьи, своими по-рыбьи мерзкими глазами оглядывая Грейс. Всем вокруг было наплевать, что этой фразой он попросту перечеркнул права подсудимой и любые официальные протоколы: – Вы признаёте свою вину в том, что участвовали в организации мятежа, который мог привести к глобальной катастрофе на Островах?

– Нет, – последовал незамедлительный ответ.

– В каких отношениях вы состояли с преступником, командором Нордом Эммерсоном? – допрос продолжал всё тот же второй судья.

Грейс нервно повела плечом. Я откинулся к стене, скрестив руки на груди, и весь обратился во внимание, ожидая ответ на столь провокационный вопрос. По плану, я не должен пока предпринимать никаких активных действий. Лишь наблюдать и ждать, поэтому можно вполне наслаждаться зрелищем, в котором хрупкая и одновременно сильная Грейс с наглостью отвечала суду.